Национально-государственная идея

Национально-государственная идея, задавая «общее дело», выступала в российской государственности консолидирующим фактором нормативно-символического характера. Формирование национально-государственной идеи в XIV-XVI вв. происходило в условиях, когда Россия время от времени под воздействием

внешних факторов попадала в чрезвычайные обстоятельства и необходимость выживания общества вынуждала российское государство обращаться к чрезвычайным средствам. Эта особенность российской истории обусловила возникновение на необозримых просторах Евразии особого «военно-национального», как назвал его П. Милюков, государства.

Движущей силой развития «военно-национального» государства была потребность в обороне и безопасности, которая сопровождалась политикой внутренней политической централизации и внешней экспансии. Потребность в обороне и безопасности формировала то «общее дело», которое выступало мощным консолидирующим фактором российского общества и задавало содержание национально-государственной идеи в XIV-XVI вв. Основным содержанием этой идеи было «собирание» русских земель с целью ликвидации вассальной зависимости от Золотой Орды. В конце XV в. Московская Русь, выйдя из-под власти татарских ханов, приобрела государственный суверенитет.

Огромные открытые пространства севера Евразии были для России источником постоянной военной угрозы и безграничных природных ресурсов. Насущная потребность в установлении стабильных границ на Востоке стала одной из причин внешнеполитической экспансии России в этом регионе. Во второй половине XVI в. она была обусловлена военными потребностями ликвидации оставшихся очагов былого татарского господства Казанского, Астраханского, а затем Сибирского ханств. Затем наступил период мирной колонизации.

Постоянное давление испытывала Россия и со стороны Запада. Начиная с XIII в. вначале Тевтонский, а затем Ливонский ордены постоянно стремились к захвату северо-западных русских земель. Затем в середине XVI в. их сменили Швеция и Речь Посполита, ведя непрерывные войны с которыми российская государственность иногда ставила непосильные для своего времени внешнеполитические задачи, например, овладение Прибалтикой в ходе Ливонской войны (1558-1583).

Под угрозой постоянного вторжения Россия находилась и со стороны крымских татар. Оборона южных границ отвлекала значительные материальные и людские ресурсы, заставляла предпринимать активные, иногда авантюрные походы в «степь» (Крымский поход воеводы Даниила Адашева в 1559 г.).

В конце XV в. после образования Московского государства одной из основ национально-государственной идеи в России становится получившая широкое распространение в официальных государственных документах теория «Москва — третий Рим», разработанная в первой половине XVI в. псковским монахом Филофеем.

Согласно этой теории, «Рим» — это христианское царство, которое пребывало под защитой Провидения, но лишь постольку, поскольку оно способствовало осуществлению божественного замысла — человеческого спасения. Быть «Римом» — не привилегия, а тяжкий груз ответственности. Древний Рим не справился с нею, изменив православию. Поэтому достоинство «христианского царства» перешло на Константинополь — Новый Рим. Но и грекам эта ответственность оказалась не по плечу. На Флорентийском соборе они пошли на соглашение с папой, за что были наказаны гибелью своего царства. Достоинство Рима наследовалось Москвой: «Два Рима падоша, а третей стоит, а четвертому не быти!». С течением времени теория «Москва — третий Рим» приобрела огромную популярность в обществе, и в 1589 г. она была использована в качестве богословского обоснования учреждения патриаршества в Московском государстве.

Впоследствии в достоинстве «третьего Рима», с одной стороны, стали видеть не столько груз ответственности, сколько предмет гордости, что способствовало росту религиозного самомнения. С другой стороны, под миссией «третьего Рима» стали понимать не только хранение истинной веры, но и освобождение единоверцев от турецкого ига.

Таким образом, в этой теории Москва представлялась «Святой Русью», последним «православным царством», «святой землей», где еще сохранилась истинная вера. Исходя из этого, перед российской государственностью впервые на уровне национально-государственной идеи была поставлена задача всемирно-исторической миссии спасения, возрождения и распространения православия по всему миру. Эта идея играла большую роль в консолидации русского общества на основе религиозной и этнической идентификации.

Большую роль в этом играла также мифологема, которую по аналогии иногда называют «Москва — второй Иерусалим», или «Святая Русь — новая Палестина». Эта мифологема не получила

однозначного оформления в официальных документах, однако она явно прослеживается в становлении самого понятия «Святая Русь» прежде всего в процессе слияния признаков русской этничности и конфессиональной идентичности, в ходе которого понятия «русский» и «православный» стали синонимами. Русские люди стали ошущать себя в роли «последних христиан» с осознанием своей особой миссии во всемирном возрождении православия. Широкое распространение получила мысль о том, что Христос был русским, «святая земля» (царство Правды) находится где-то в России.

Большое влияние на оформление национально-государс­твенной идеи в XVI в. оказало формирование в эпоху Московского царства «вотчинного государства». Московские князья, а затем русские цари, обладавшие огромной властью и престижем, были убеждены, что Россия как страна является их «собственностью», ибо создавалась она и строилась по их повелению. Такое мнение предполагало, что все живущие в России подданные государства — слуги, находящиеся в прямой и безусловной зависимости от государя и поэтому не имеющие права претендовать ни на собственность, ни на какие-либо неотъемлемые личные «права».

«Вотчинное государство» в России, особенно в условиях социально-экологического кризиса XV в., присвоило неограниченные права по отношению к обществу. В этих условиях сработало универсальное правило: если сами люди не могут остановить падение уровня и качества жизни, то общество делегирует государству право на проведение радикальных реформ. При этом предполагался и «пересмотр» если не всей системы культурных ценностей, то по крайней мере некоторых фундаментальных элементов.

Самостоятельность российского государства оказалась максимальной из всех возможных вариантов тогдашнего состояния русского общества. Это в значительной степени предопределило и выбор пути социального развития, связанного с переходом общества в мобилизационное состояние, основу которого составляли внеэкономические факторы государственного хозяйствования, экстенсивное использование природных ресурсов, ставка на принудительный труд, внешнеполитическая экспансия и колонизация, ставшая, по выражению В. Ключевского, стержнем всей российской истории. Московские государи обращались

со своей страной («царством-государством») примерно так же, как их предки обходились со своими вотчинами. Поэтому идея государства в европейском смысле слова в России XVI в. еще отсутствовала.

Идейной основой «вотчинного государства» стали провиденциалистские (божественно-предопределенные) представления о природе государственной власти, которые базировались в первую очередь на принципе «служения государю», являвшемся обоснованием «самодержавства» (единоличной власти) в России. Важную роль в обосновании этого принципа играла легенда о «Мономаховом венце», оформленная в первой четверти XVI в. в «Сказании о князьях владимирских». В ней повествуется о происхождении русских князей от Августа-кесаря (римского императора Августа, «наместника бога на земле») и получении из Византии регалий русских государей, в том числе и «венца (шапки) Мономаха» — главного символа великокняжеской власти. Тем самым в «Сказании» подчеркивалась божественная природа великокняжеской власти в России, утверждались высокое происхождение русских князей и древность владения ими царским венцом. Эта легенда, получившая широкое распространение в официальных государственных документах и использовавшаяся в дипломатической переписке, служила основой «самооправдания» самодержавной власти.

Принцип «служения государю» как основа самодержавно-деспотической власти в России был сформулирован в более или менее законченном виде впервые Иваном IV. Он был убежден, что «служение государю» является нравственным христианским долгом его подданных-холопов, которых царь «волен казнить или жаловать» как своих рабов. Подданные же, по мнению царя, были даны ему в «работу» (рабство) самим богом. Таким образом выстраивалась четкая схема «служения»: царь служит богу, а подданные — «грозе-царю», который должен править единовластно, опираясь на «правду-истину».

В качестве фактора легитимации «вотчинного государства» и самодержавно-деспотической власти в России широко использовался также популизм, основанный на демагогии. Например, Иван Грозный умело создавал впечатление, что террор в стране направлен только против «верхов», к которым низы, разумеется, не питали добрых чувств и социальных симпатий. Так, в обращении к московскому посаду при учреждении опричнины

царь во всех бедах обвинил бояр, уличая их в многочисленных изменах. В массовом сознании гибель рядовых людей оставалась незамеченной, зато отдельные опальные фигуры из окружения царя кончали жизнь на плахе при огромном стечении народа, Такой политический прием позволял списать самые страшные злодеяния на дурных советников из окружения царя, которых массовое сознание превращало из слуг деспота в «изменников-злодеев».