Глава I. Корабли и люди 9 страница

Бои на конвойных маршрутах возобновились с новой яростью, но кроме них в Атлантике произошло несколько артиллерийских боев. Эти драматические столкновения приводили к резким колебаниям баланса сил и имеют мало аналогов в истории.

18 мая адмирал Лютьенс, который командовал “Шарнхорстом” и “Гнейзенау” во время их рейда в Атлантику, вышел из Гдыни на только что построенном линкоре: “Бисмарк” вместе с тяжелым крейсером “Принц Ойген”. “Бисмарк” был несомненно самым мощным из существовавших в то время кораблей. Ни один из британских линкоров не мог потопить его. А дни, когда авианосная авиация показала, насколько уязвимы артиллерийские корабли для ударов с воздуха, были еще впереди. Немцы сначала намеревались отправить в аналогичный рейд “Шарнхорст” и “Гнейзенау” из Бреста, но эти планы сорвали КВВС, которые повредили оба линейных крейсера. [169]

21 мая Адмиралтейство получило предупреждение, что эскадра Лютьенса направляется на север. Адмирал Тови сразу усилил патрули в северных проливах. В этот вечер разведывательный самолет заметил германские корабли в фиорде южнее Бергена. Главнокомандующий сразу отправил 2 своих самых быстроходных корабля — линейный крейсер “Худ” и линкор “Принс оф Уэлс” — из Скапа Флоу в Исландию, чтобы поддержать патрульные крейсера. Но “Принс оф Уэлс” был новым кораблем, еще не полностью боеспособным, а возраст “Худа” превышал 20 лет, в течение которых он не прошел ни одной серьезной модернизации. Адмирал Тови оставил в Скапа Флоу свой флагман линкор “Дьюк оф Йорк”, эскадру из 5 крейсеров и полдюжины эсминцев, чтобы немедленно выйти в море в случае необходимости. Адмиралтейство задержало отправку на Средний Восток линейного крейсера “Рипалс” и авианосца “Викториес”. Но “Викториес” тоже слишком недавно вошел в строй и не достиг полной эффективности. “Рипалс” был еще более старым и слабо защищенным кораблем, чем “Худ”. Таким образом, на бумаге Флот Метрополии имел значительное превосходство над противником, которое при внимательном рассмотрении оказывалось дутым.

22 мая видимость в Северном море была отвратительной, но вечером самолет с Оркнейских островов пробился к фиорду, где вчера были замечены германские корабли. Проявив незаурядную отвагу и умение, экипаж сумел выяснить, что германских кораблей там уже нет. Получив это сообщение, адмирал Тови в 22.45 вышел в море со своими главными силами и взял курс на запад. В Датском проливе в это время патрулировали тяжелые крейсера “Норфолк” и “Саффолк” под командованием контр-адмирала У.Ф. Уэйк-Уокера. Пролив между Исландией и Фарерскими островами прикрывали 3 легких крейсера.

Покинув стоянку возле Бергена вечером 21 мая, “Бисмарк” и “Принц Ойген” прошли далеко к северу от Исландии, [170] а потом повернули на юг в Датский пролив. Видимость была такой плохой, что мы никак не могли их обнаружить. Однако 23 мая в 19.22 крейсер “Норфолк” внезапно заметил германскую эскадру у северного входа в Датский пролив. Она шла на юго-запад. Вскоре после того, как “Норфолк” установил контакт, оба британских крейсера занялись традиционной крейсерской работой — следить за противником и сообщать о его передвижениях, чтобы позволить своим главным силам перехватить врага. В этот момент эскадра вице-адмирала Л.Э. Холланда, состоящая из “Худа”, “Принс оф Уэлса” и 4 эсминцев, находилась в 220 милях от места обнаружения, у юго-западной оконечности Исландии. Адмирал сразу повернул на перехват, увеличил скорость и приготовился к бою. В этих широтах сумерки тянутся до самого утра, и если бы противник сохранил прежние курс и скорость, то встреча произошла бы очень рано утром. К несчастью, сразу после полуночи крейсера Уэйк-Уокера временно потеряли контакт. Поэтому адмирал Холланд повернул на север и снизил скорость до 25 узлов, выжидая, пока прояснится ситуация. Этот маневр был очень неудачным. В результате эскадра “потеряла направление на противника”, который шел на юго-запад, пока наши корабли не видели его. В 2.00 Холланд снова повернул свои линкоры на юг и пошел почти параллельно противнику. Но его 4 эсминца продолжали двигаться на север. Вероятно, адмирал отделил их для проведения разведки. Но в результате эсминцы окончательно оторвались от линкоров. В 2.47 неопределенность закончилась, так как “Саффолк” снова обнаружил врага. Сразу стало ясно, что Лютьенс курса не менял. Оказалось, что поворот британской эскадры на север поставил ее в значительно менее выгодное положение, чем она занимала ранее.

В 3.40 адмирал Холланд, который получал почти непрерывный поток сообщений о противнике от крейсеров, повернул на противника и увеличил скорость до 28 [171] узлов. Видимость постепенно улучшалась, и в 4.30 она равнялась 12 милям. По какой-то непонятной причине адмирал не позволил “Принс оф Уэлсу” поднять самолет. Возможно, он не хотел выдавать свое присутствие. Точно так же он не разрешил линкорам использовать радар. Хотя внезапность могла принести определенное преимущество, соблюдение радиомолчания и запрета на использование радара помешали нашим силам координировать свои действия. Поэтому наши крейсера оставались в таком же неведении относительно намерений адмирала, как и Лютьенс. “Худ”, который шел впереди “Принс оф Уэлса”, заметил противника в 5.35 справа по носу. Такой пеленг мешал британским кораблям использовать кормовые башни. Зато с немецких кораблей эскадра Холланда была видна чуть впереди траверза, что давало Лютьенсу важное тактическое преимущество — он мог стрелять всем бортом. Британская эскадра начала бой, имея только 4 — 15" и 5 — 14" орудий (на “Принс оф Уэлсе” одно из орудий выло из строя). Противник сразу ввел в действие 8 — 15" и 8 — 8" орудий. Более того, Холланд начал бой в сомкнутом строю, лишив капитанов свободы маневра, которая позволила бы ввести в дело все орудия.

Все четыре корабля открыли огонь в 5.52 — 5.53 с дистанции около 25000 ярдов. На “Худе” не сразу поняли, что головным идет “Принц Ойген”, а не “Бисмарк”, а потому стреляли по крейсеру. “Принс оф Уэлс” сразу понял, что германские корабли поменялись местами, и сразу открыл огонь по линкору. Но ошибка в опознании еще больше склонила весы в пользу немцев, так как по “Бисмарку” не стреляла и половина орудий Холланда. Потеря британской эскадрой самого важного своего преимущества — большего веса залпа — была еще более усугублена тем, что первые залпы обоих линкоров прошли мимо. Зато огонь “Бисмарка” был очень точным. Он попал в “Худ” уже вторым или третьим залпом. В 6.00, когда Холланд начал поворот, чтобы ввести в действие кормовые [172] башни, линейный крейсер взорвался с ужасным грохотом. Спаслось только 3 человека из 1419. Скорее всего, один из тяжелых снарядов пробил слабую защиту погребов. “Принс оф Уэлс” круто повернул, чтобы не налететь на обломки, а вскоре сам оказался под плотным огнем. За несколько минут он получил 4 — 15" и 3 — 8" снаряда, после чего в 6.13 линкор отвернул, прикрываясь дымзавесой. Слишком велико было неравенство сил для не полностью боеспособного корабля. Теперь мы знаем, что он добился 2 попаданий 14" снарядами в своего грозного противника. Один из них повредил топливные цистерны “Бисмарка”, что имело важные последствия. В 8.00 Лютьенс передал по радио, что дальность плавания его флагмана значительно сократилась, а потому он прекращает поход и направляется во Францию.

Даже учитывая все сложности положения, в котором оказался адмирал Холланд, трудно оправдать его тактику. Да, его эскадра была неоднородной, один корабль был очень старым, другой еще не был доведен до полной боеготовности, но Он мог использовать самолет “Принс оф Уэлса” или радары линкоров. Он мог вовремя понять, что оказался на невыгодном курсе и пеленге. Он мог нарушить радиомолчание и скоординировать действия с крейсерами Уэйк-Уокера, что дало бы поддержку 16-8" орудий “Норфолка” и “Саффолка”. Он мог оставить при себе эсминцы. Попытка жестко контролировать действия своих кораблей тоже была неудачной. Возможно, все это объясняется тем, что еще действовали довоенные “Боевые инструкции” от 1939, которые не только ставили жесткие рамки возможным действиям линкоров, но и вообще подходили больше для огромных линейных флотов прошлой войны.

После катастрофы с “Худом” адмирал Уэйк-Уокер взял под свое командование поврежденный “Принс оф Уэлс”. Но теперь британская эскадра была слишком слаба, чтобы снова вступать в бой с противником. Он мог [173] только преследовать немцев, надеясь навести на них корабли Тови. Однако те находились на расстоянии 330 миль на юго-восток и не могли появиться ранее 25 мая, если только противник не снизит скорость или не повернет на восток. Весь день крейсера следили за немцами, используя радар в условиях плохой видимости. Они сообщили, что Лютьенс снизил скорость до 24 узлов и повернул на юг. Поэтому надежды на британских кораблях начали крепнуть.

Теперь мы временно оставим преследователей и преследуемых и обратим взгляд на оперативные карты Адмиралтейства. Необходимость стянуть сеть вокруг германской эскадры была совершенно ясна. Северное и северовосточное направления были надежно прикрыты британскими кораблями. Однако на юге зияли огромные дыры, через которые немцы могли ускользнуть. В качестве первого шага, чтобы закрыть эти дыры, Адмиралтейство приказало Соединению Н адмирала Сомервилла рано утром 24 мая выйти из Гибралтара на север. Оно также отозвало линкоры “Родней” и “Рэмиллис” из состава охранения конвоев. Другие фигуры на огромной шахматной доске Атлантики тоже начали передвигаться к критическим пунктам. Некоторые из них вышли даже из Галифакса. Но пройдет время, прежде чем эти корабли прибудут в выгодные точки. Более того, нам отчаянно требовались более точные сведения о намерениях Лютьенса. Поэтому совершенно необходимо было снизить скорость немецких кораблей.

24 мая в 14.40 адмирал Тови отправил авианосец “Викториес” в сопровождении 4 легких крейсеров вперед, чтобы он мог провести атаку своими торпедоносцами. К несчастью, “Викториес” собирался отправиться в Гибралтар с грузом истребителей для Мальты, а потому имел на борту всего 9 “Суордфишей” и 6 “Фулмаров” из состава собственной авиагруппы. Однако в 22.00 была поднята ударная группа и разведчики. Противник в это время находился в 120 милях от авианосца. Несмотря [174] на ужаснейшую погоду, “Суордфиши” около полуночи атаковали противника и добились 1 попадания. Но торпеда попала в броневой пояс линкора и причинила мало вреда.

Вечером 24 мая Лютьенс отделил “Принц Ойген” для самостоятельных действий в Атлантике и взял курс на Брест. Примерно через 3 часа после атаки торпедоносцев “Викториеса” он повернул на юго-восток, направляясь к западному побережью Франции. Этот маневр позволил Лютьенсу добиться того, что пытался сделать последние 30 часов, после того, как “Саффолк” заметил его. Крейсера следовали за немцами на пределе дальности действия радара и потеряли контакт. До сих пор обстоятельства складывались в пользу германского адмирала. Он потопил “Худ” и повредил “Принс оф Уэлс” так тяжело, что тот перестал быть боеспособной единицей. Он избежал серьезных повреждений в артиллерийском бою и во время атаки торпедоносцев. Он оторвался от преследования. Он знал, что адмирал Дениц приказал подводным лодкам прекратить атаки конвоев и развернул 7 лодок возле южной Гренландии, где они могли перехватить корабли Флота Метрополии. Когда занялся рассвет 25 мая, Лютьенс мог чувствовать удовлетворение. Этот день серьезно ситуацию не изменил.

Когда крейсера потеряли контакт с “Бисмарком”, адмирал Тови находился всего в 100 милях на юго-восток и быстро сближался с противником. 25 мая около 4.00 его флагман пересек курс немецкого линкора в ПО милях впереди него. Но главнокомандующий даже не подозревал, как близко он находится от своего противника. Адмиралтейство передало пеленги, которые береговые станции получили, перехватив радиограмму “Бисмарка”. Однако ошибки в Адмиралтействе и ошибки счисления эскадры Тови привели к тому, что создалось впечатление, будто немцы движутся на северо-восток. В 10.47 адмирал Тови повернул в этом направлении. Но теперь он руководствовался неправильными данными, и расстояние до [176] “Бисмарка” начало расти с каждым часом. В 11.00 Адмиралтейство приказало Сомервиллу вывести Соединение Н (авианосец “Арк Ройял”, линейный крейсер “Ринаун”, легкий крейсер “Шеффилд”) на курс, которым “Бисмарк” мог попытаться прорваться в Брест. Вечером оно приказало “Роднёю” и другим кораблям действовать исходя из предположения, что противник направляется в этот порт. Это сообщение было получено на флагманском корабле Тови уже после того, как он сам пришел к подобному заключению. Поэтому он тоже повернул на юго-восток. Но теперь Флот Метрополии находился в 150 милях позади “Бисмарка”. Если скорость германского линкора не снизится, шансы перехватить его станут призрачными.

В течение ночи 25 — 26 мая Адмиралтейство все туже затягивало свою сеть. Однако никто не знал, где именно находится “Бисмарк”. Самой важной проблемой становилось развертывание базовых самолетов-разведчиков Берегового Командования на следующее утро. Главный маршал авиации Боухилл, который в молодости служил на море, утверждал, что Лютьенс не пойдет прямо на Брест, а попытается выйти к берегу в районе мыса Финистерре. Адмиралтейство согласилось с этим предположением, и один из секторов разведки был установлен южнее прямого курса на Брест. 26 мая в 10.30 кризис разрешился, когда летающая лодка “Каталина”, направленная в этот сектор, обнаружила противника в 690 милях западнее Бреста. Хотя все люди в Адмиралтействе и на борту флагманского линкора Флота Метрополии испытали облегчение, узнав, что противник находится внутри сети, раскинутой Адмиралтейством, это облегчение было мимолетным. Проблема перехвата “Бисмарка” пока еще не была решена. Ему оставалось всего 30 часов хода до безопасного района, а наши корабли испытывали нехватку топлива, которая ощущалась все острее. Однако Соединение Н находилось в идеальном положении для атаки. В 18.00 к адмиралу Тови присоединился линкор [177] “Родней” и 5 прекрасных эсминцев капитана 1 ранга Ф. Вайэна, которым Адмиралтейство приказало оставить идущий на юг войсковой конвой. Они должны были сменить эсминцы прикрытия Флота Метрополии, которые были спешно отправлены в порт на дозаправку.

Вскоре после того, как “Каталина” заметила “Бисмарк”, контакт установил и разведывательный самолет “Арк Ройяла”. Несмотря на очень плохую видимость, “Шеффилд” удерживал контакт с линкором. В 14.50 авианосец поднял ударную группу из 14 “Суордфишей”, вооруженных торпедами. Через час они установили радиолокационный контакт с каким-то кораблем, пробили низкие тучи и ринулись в атаку. Лишком поздно пилоты обнаружили, в кого они выпустили свои торпеды. Это был не “Бисмарк”, а “Шеффилд”! Однако крейсер уклонился от всех торпед. Но было потеряно много драгоценного времени, а противник по-прежнему не имел никаких повреждений. Первая волна вернулась на авианосец, и в 19.10 стартовала вторая, которая состояла из 15 “Суордфишей”. На сей раз самолеты правильно опознали цели. Но сгущающиеся сумерки, штормовое море и плотный зенитный огонь сделали их задачу очень трудной. Хотя координация атаки была отвратительной по вполне понятным причинам, 2 торпеды попали в цель. Одна врезалась в броневой пояс линкора, как и раньше торпеда самолета с “Викториеса”. Повреждений “Бисмарк” не получил. Зато вторая попала в корму линкора, повредила винты и заклинила руль. Это решило судьбу “Бисмарка”. Скорость линкора резко упала, он начал выписывать беспорядочные петли.

В течение ночи эсминцы капитана 1 ранга Вайэна сохраняли контакт и провели серию торпедных атак. Но все орудия германского линкора были целы, и экипаж отчаянно защищал свой корабль. Поэтому эсминцам повезло, что они избежали попаданий. Вероятно, сами они попали в линкор 2 торпедами, хотя подтверждений этому нет. Но все это позволило адмиралу Тови с линкорами [178] “Кинг Георг V” и “Родней” настичь врага. Главнокомандующий решил не рисковать в ночном бою с противником, который и так был у него в руках. Он дождался рассвета. Вскоре после рассвета 27 мая он начал сближение. В 8.45 оба линкора открыли огонь с дистанции 16000 ярдов и постепенно сократили ее до расстояния пистолетного выстрела. К 10.20 “Бисмарк” превратился в пылающие руины, его орудия замолчали. Однако наши тяжелые снаряды не поразили жизненно важные части корабля, возможно потому, что на малой дистанции их траектория была слишком пологой. Понадобилось несколько торпед, чтобы послать “Бисмарк” на дно. Он затонул с поднятым флагом в точке 48° 10' N, 16° 12' W. Спаслось только 110 человек из более чем 2000. Хотя германские послевоенные отчеты утверждают, что линкор пошел на дно, лишь когда механики открыли кингстоны, согласиться с таким утверждением невозможно{5}. Впрочем, это не имеет большого значения. Никто не будет спорить, что Лютьенс и его команда отважно сражались с превосходящим противником. Вся Англия восприняла сообщение об уничтожении гигантского линкора со вздохом облегчения. Все понимали, какую колоссальную угрозу он представлял нашему судоходству. Более того, этот успех оказался исключительно своевременным. В 1941 Британское Содружество изнемогало, и такое облегчение было как нельзя более кстати. В то время мы еще не поняли, что срыв попыток немцев атаковать наше судоходство в Атлантике самыми мощными военными кораблями означал завершение очередной фазы войны. [179]

Никогда больше немцы не осмеливались бросить нам вызов. С этого момента борьба с торговыми судами велась исключительно подводными лодками.

Потеря самого нового и самого мощного линкора не сразу заставила немцев отказаться от мысли атаковать наше судоходство военными кораблями. 10 июня Адмиралтейство узнало, что какой-то крупный корабль, вероятно, “Тирпиц”, покинул Балтику, и предупредило командование Флота Метрополии. На самом деле это был не “Тирпиц”, а карманный линкор “Лютцов”, который направлялся в Тронхейм, чтобы попытаться прорваться в Атлантику. Поздно вечером 12 июня 2 эскадрильи торпедоносцев Берегового Командования взлетели с баз в Шотландии. Рано утром на следующий день они добились попадания торпеды в карманный линкор, который был тяжело поврежден. Лишь с большими трудностями немцы привели его обратно в Киль. Там он простоял на ремонте в доке 6 месяцев. В следующем месяце тяжелый крейсер “Принц Ойген”, который ничего не добился во время предыдущей вылазки в Атлантику вместе с “Бисмарком”, получил попадание бомбы, когда стоял во французском порту. Когда 24 июля линейный крейсер “Шарнхорст” перешел из Бреста в Ла Паллис, бомбардировщики КВВС добились не менее 5 попаданий в него. Корабль был тяжело поврежден: Так как “Гнейзенау” тоже был выведен из строя воздушными атаками, то у немцев просто не осталось боеспособных тяжелых кораблей. В июле угроза прорыва в Атлантику мощного рейдера, которая витала в воздухе целый год, исчезла бесследно.

Потопление “Бисмарка” имело важные последствия для борьбы за господство на море, как в Северной Атлантике, так и на более отдаленных театрах. Адмиралтейство решило, что подготовка такой операции должна включать в себя отправку судов снабжения в секретные точки рандеву и получило достаточно доказательств этого. [180] К июню мы составили себе достаточно ясную картину вражеских намерений и были готовы нанести удар. Адмиралтейство приказало своим кораблям покинуть базы и прочесать наиболее вероятные районы нахождения вражеских судов. В течение 20 дней мы обнаружили 9 германских судов снабжения, в том числе 6 крупных танкеров. Часть из них была захвачена, часть потоплена. Эти успехи оказались еще более важными, так как часть этих транспортов должна была обеспечивать действия подводных лодок и вспомогательных крейсеров. Их уничтожение резко сократило сроки пребывания в море вражеских рейдеров и сорвало планы противника.

Теперь мы вернемся к подводной войне в Северной Атлантике, которую мы на время оставили, чтобы рассказать о погоне за “Бисмарком”. В мае маршруты наших конвоев были передвинуты дальше на север, чтобы оказаться под защитой самолетов с недавно созданных в Исландии аэродромов. Несмотря на это, потери выросли до тревожной цифры — 58 судов водоизмещением 325000 тонн. В следующем месяце они сократились совсем немного. В конце июня произошла первая крупная битва между большой группой подводных лодок и сильным прикрытием конвоя. Так как в течение следующих 2 лет такие бои стали достаточно обычными, мы расскажем о нем немного подробнее. 23 июня противник обнаружил конвой НХ-133 южнее Гренландии. 10 подводных лодок пошли на перехват. Однако Адмиралтейство засекло это сосредоточение сил противника и отозвало часть эскорта 2 идущих в Америку конвоев, чтобы укрепить силы на угрожаемом участке. Теперь конвой прикрывали 13 кораблей. В течение 5 дней шли ожесточенные схватки, в ходе которых мы потеряли 5 торговых судов. Корабли сопровождения уничтожили U-556 и U-651. Поэтому можно сказать, что битва завершилась вничью. Стратегия усиления прикрытия оказавшегося в опасности конвоя, как было сделано в этом случае, послужила толчком к созданию “групп поддержки”, которые [181] имели решающее значение в критические дни Битвы за Атлантику.

22 июня, когда шли бои вокруг конвоя НХ-133, гитлеровские войска атаковали Россию. Множество германских бомбардировщиков, которые принесли нам столько неприятностей, теперь были переброшены на Восточный фронт. Германский флот занялся поддержкой войск, наступающих по южному берегу Балтики. Все эти факторы значительно ослабили почти нестерпимое давление на Британию. В июле и августе потери тоннажа резко сократились. Когда Дениц решил попытаться передвинуть подводные лодки из середины Атлантики в промежуток между Исландией и Ирландией, произошло событие, имевшее колоссальные последствия. 27 августа U-570 поднялась на поверхность прямо под самолетом майора авиации Дж.Г. Томпсона. Он атаковал так стремительно, что лодка выбросила белый флаг. Тут же на сцене появились британские корабли, которые сумели привести ее в порт, несмотря на плохую погоду. Хотя экипаж уничтожил большую часть секретных документов, захват почти исправной подводной лодки был огромным успехом. U-570 хорошо послужила в британском флоте как ЕВК “Граф”.

Летом 1941 силы германского подводного флота начали стремительно расти. К 1 сентября в строй вошли 200 новых лодок. Так как с начала войны мы потопили только 47 лодок, стало ясно, что следует ожидать новых ударов, причем гораздо более страшных, чем ранее. Хотя относительная передышка, которую мы получили в июле и августе, привела к усилению давления на Адмиралтейство, чтобы то освободило самолеты Берегового Командования, которые КВВС хотели использовать для усиления бомбардировок Германии, флот категорически возражал. Ночи уже начали удлиняться, и противник действовал все активнее. События сентября, когда понесли тяжелые потери 2 североатлантических тихоходных конвоя и 2 конвоя из Сьерра-Леоне, показали, что такие [182] опасения были справедливы. Подводные лодки уничтожили 53 судна водоизмещением более 200000 тонн. Дениц решил послать несколько лодок в отдаленные воды, где наше судоходство было достаточно интенсивным, например, к мысу Доброй Надежды. Но этот план сорвался, когда наши патрульные крейсера перехватили и потопили суда снабжения “Кота Пенанг” и “Питон” 3 октября и 1 декабря соответственно. Еще раз, как и в июне, события показали, насколько уязвим противник, не имеющий заморских баз и вынужденный полагаться на суда снабжения для обеспечения действий рейдеров. Политика Адмиралтейства, нацеленная на поиск и уничтожение таких судов, снова оказалась правильной. Более того, поиски германских судов снабжения привели к уничтожению еще одного вспомогательного крейсера. 22 ноября тяжелый крейсер “Девоншир” перехватил и потопил на юге Атлантики вспомогательный крейсер “Атлантис”. Его крейсерство продолжалось целых 20 месяцев, но за это время он потопил всего 22 торговых судна водоизмещением 146000 тонн.

Кроме “Пингвина” и “Атлантиса”, в 1941 был уничтожен еще один вспомогательный крейсер. Но мы очень дорого заплатили за это. 19 ноября у западного побережья Австралии “Корморан” встретил австралийский легкий крейсер “Сидней”. Крейсер, пытаясь выяснить, действительно ли перед ним голландское судно, за которое выдавал себя рейдер, неосторожно приблизился к нему на расстояние 2000 ярдов. Выбрав удачный момент, “Корморан” прекратил маскарад. Он открыл огонь из всех орудий и выпустил торпеды. Хотя “Сидней” успел ответить, рейдер сумел нанести ему роковые повреждения. В конце концов объятый пламенем “Сидней” пропал за горизонтом. Из его экипажа не спасся ни один человек. Скорее всего, крейсер взорвался через несколько часов после того, как корабли разошлись. Но и сам “Корморан” получил слишком серьезные повреждения, чтобы продолжать плавание. Экипаж затопил его. Большая часть немецкой [183] команды сумела добраться до Австралии. Адмиралтейство уже выпустило несколько приказов, предупреждающих об опасности сближения с подозрительными судами для выяснения их национальности, но мы так и не узнаем, почему “Сидней” нарушил их. Умелое использование маскировки германскими рейдерами и судами снабжения впоследствии было сорвано введением системы новой связи. Теперь крейсер мог связаться по радио с базой и тут же установить, где должно находиться любое судно. Если то судно, за которое выдавал себя незнакомец, находилось в другом районе, то база передавала сигнал: “Шах и мат”. После этого крейсер получал право топить подозрительное судно без дальнейших формальностей. Но, прежде чем система была доведена до совершенства, противник сумел несколько раз обмануть наши крейсерские патрули, хотя больше ни разу не повторил успех “Корморана”.

Хотя нападение Германии на Россию в июне 1941 облегчило наше положение в Битве за Атлантику, Флот Метрополии получил целую охапку новых проблем. В Арктике открылся новый театр военных действий. Прежде всего требовалось помешать перевозке в порты северной Норвегии подкреплений и припасов, которые шли на фронт в северную Финляндию. Так как немцы собирались захватить Мурманск, который был единственным русским незамерзающим портом на севере, и мы планировали доставлять снабжение и технику русским именно через него, северный театр приобретал особенно важное значение. Летом несколько британских подводных лодок были отправлены патрулировать в Кольском заливе, где находился Мурманск. Они хорошо поработали, почти полностью остановив германское судоходство. Но при организации конвоев в северную Россию нам пришлось преодолеть огромные трудности. Скоро мы втянулись в операции гораздо более трудные и рискованные, чем на любом другом театре. Прежде всего, мы не имели на новом театре никаких баз. Русские порты имели примитивное [184] оборудование, тогда как противник располагал в Норвегии множеством превосходных баз и аэродромов, которые нависали с юга над конвойным маршрутом. Изменить этот маршрут мы практически не могли. Таким образом конвои оказывались под угрозой атак кораблей, бомбардировщиков и подводных лодок на больше части пути, имевшего длину 2000 миль. Во-вторых, корабли сопровождения должны были брать с собой топливо и припасы, необходимые для обратного путешествия. Ремонт повреждений превращался в исключительно трудную проблему. В-третьих, ледяные арктические воды были самыми штормовыми в мире, при том, что зимой температура опускалась далеко ниже нуля. Ни один из наших кораблей не был приспособлен для действий в таких условиях. Операции приводили к огромной нагрузке на экипажи военных кораблей и торговых судов. Конечно, полярная ночь зимой давала некоторое укрытие против воздушных атак, но шторма становились еще яростнее, и путешествие затягивалось. С другой стороны, летом полярный день давал все преимущества противнику, и мы были вынуждены вести конвой как можно дальше от его баз, прижимаясь к кромке арктических льдов. Самые опасные отрезки пути конвои проходили по 75 параллели. Это увеличивало продолжительность страданий конвоев с 10 дней зимой до 12 — 13 дней летом, когда разгрузка проводилась в более удаленном порту Архангельск. Мурманск находился в слишком неприятной близости к линии фронта и германским аэродромам в северной Норвегии. С точки зрения стратегии, все обстоятельства складывались в пользу противника. Но прошло несколько месяцев, прежде чем немцы научились извлекать пользу из своих преимуществ. Возможно, они просто не сразу осознали масштабы помощи, поступавшей в Россию по арктическому маршруту.

Походы в северную Россию начались в августе 1941, когда старый авианосец “Аргус” с 2 дюжинами “Харрикейнов” на борту вместе с 7 судами, нагруженными боеприпасами [186] и разобранными самолетами, был отправлен туда. Затем 29 сентября из Исландии в Архангельск под прикрытием кораблей Флота Метрополии вышел первый из знаменитых конвоев PQ. До конца года мы провели 55 судов в составе 8 конвоев и организовали обратные конвои (QP) для возвращения домой пустых транспортов. После того, как в ноябре в Белом море конвой QP-4 был пойман льдами, конвои стали направляться в Мурманск вместо Архангельска. В 1941 в Арктике мы потерь не понесли, и Флот Метрополии получил ценный опыт. В ретроспективе можно сказать, что немцы совершили колоссальную глупость, позволив нам начать эти трудные операции без помех. Таким образом, в конце 1941 основные усилия Флота Метрополии были сосредоточены на охране северных вод между Исландией и Архангельском. Значение баз в Исландии стало еще выше. Корабли адмирала Тови заходили туда так же часто, как в Скапа Флоу. После этого британские моряки начали с тоской вспоминать “приятный” климат Оркнейских островов.

Тем временем, на встрече премьер-министра Черчилля и президента Рузвельта, которая прошла 10 августа, было достигнуто соглашение, относительно американской роли в Битве за Атлантику. 16 сентября конвой НХ-150 вышел в Англию в сопровождении американского эскорта, который южнее Исландии в ТВСО{6} был сменен. Такая практика смены эскорта в середине океана позволяла экономить силы. Мы смогли отправить 3 эскортные группы на маршруты в Гибралтар и Сьерра-Леоне, где до сих пор наши конвои не имели надежного прикрытия, хотя им приходилось проходить мимо вражеских баз в Бискайском заливе.