Глава I. Корабли и люди 2 страница

Германский флот по численности значительно уступал Флоту Метрополии, но смотрели мы на него с некоторыми опасениями, так как состоял он только из новых [34] кораблей. От старых мы сами неосмотрительно избавили Германию в 1918. Мы знали, что так называемые карманные линкоры с их мощным вооружением и колоссальной дальностью плавания построены специально для действий против судоходства. Хотя мы знали, что самыми мощными немецкими кораблями являются линейные крейсера “Шарнхорст” и “Гнейзенау”, в то время мы не подозревали, что водоизмещение всех германских кораблей, построенных после карманных линкоров, значительно превышает официальные данные. Мы предполагали, что немцы соблюдают договорные ограничения. Мы осознали, что с карманным линкором может сражаться только эскадра наших тяжелых крейсеров, и то лишь с некоторыми шансами на успех. К тяжелому крейсеру “Хиппер” вскоре должны были присоединиться 4 однотипных корабля, что создавало дополнительные проблемы, так как они значительно превосходили наши собственные крейсера. Хотя германские линейные крейсера были вооружены значительно слабее наших линкоров, они не уступали им по бронированию и имели значительно более высокую скорость, что делало их исключительно грозными противниками.

Адмиралтейство считало самой серьезной угрозой нашему судоходству именно германские корабли. “Ничто не может парализовать нашу систему снабжения и морскую торговлю так успешно, как атака надводных рейдеров”, — писал Первый Морской Лорд незадолго до войны. Таким образом, в отечественных водах все наши планы определяла необходимость обнаружить выход в море таких рейдеров и навязать им бой как можно быстрее, Поэтому самый высокий приоритет отдавался воздушным патрулям в Северном море. Крейсера Флота Метрополии должны были патрулировать между Шетландскими островами и Норвегией с той же целью.

В свете того, что мы знаем сегодня, кажется поразительным, что подводная лодка считалась гораздо менее опасной, чем надводный рейдер. Точно так же значительно [35] недооценивался эффект воздушных атак против торговых судов и минных постановок в наших прибрежных водах. Мы знали численность германского подводного флота (56 лодок, из которых только половина океанских) практически точно. Мы знали, что Люфтваффе являются грозной силой. Но несколько факторов привели к неправильной оценке потенциала подводной лодки. Прежде всего, мы не верили, что немцы решатся на ведение неограниченной подводной войны, хотя и сомневались в их уважении к международным договорам. Слишком велик был риск осложнений с нейтральными странами, в первую очередь с Соединенными Штатами. Во-вторых, мы слишком полагались на Асдик, который мог обнаруживать подводные лодки. Конечно, это был колоссальный шаг вперед по сравнению со всем, что мы имели ранее, но Асдик не был панацеей. Так получилось, что перед войной разгорелись жаркие споры относительно необходимости введения системы конвоев. КВВС резко возражали, полагая, что такое сосредоточение судов будет легкой мишенью для воздушных атак. Вытаскивались на свет замшелые аргументы относительно задержек судоходства и забитых портов, которые уже полностью дискредитировали себя в прошлой войне. К счастью, в конце 1937 Адмиралтейство и министерство авиации пришли к соглашению. Это была победа сторонников конвоев, и флот сумел заранее подготовить все необходимые меры, чтобы быстро ввести их на множестве маршрутов сразу после начала военных действий. К 1939 во всех важных торговых портах за рубежом были созданы специальные штабы. Требовалась огромная всемирная сеть, чтобы организовать формирование конвоев, и такая организация была создана Адмиралтейством и министерством судоходства. 26 августа 1939, когда над Европой уже сгустились военные тучи, Адмиралтейство взяло в свои руки контроль над всеми торговыми судами. В течение следующего месяца вдоль нашего восточного побережья, между Темзой и Ферт оф Фортом, начали следовать охраняемые [36] конвои. Конвои были организованы на маршруте между Британией и Гибралтаром, конвои пошли через Северную Атлантику из Галифакса и из Западной Африки, из Сьерра-Леоне. Быстрота, с которой были приняты эти меры, была обеспечена тщательной довоенной проработкой планов. Очень быстро еще раз подтвердился древний стратегический принцип, гласящий, что организация конвоев является не только наилучшим способом защиты судоходства, но и самой эффективной мерой борьбы с рейдерами. Обнаружив себя нападением на конвой, рейдер подвергается быстрому и действенному возмездию. К несчастью, организация передвижения более чем 3000 британских судов, рассеянных по всему миру, была исключительно сложной задачей, а нехватка эскортных судов была такой острой, что мы просто не могли ввести всеобъемлющую систему конвоев, даже на последних участках пути домой через Атлантику. Поэтому быстроходные суда (более 15 узлов), а также те, которые не могли держаться в составе 9-узловых конвоев, обычно следовали самостоятельно. Именно среди них подводные лодки нашли большинство жертв. Но самое скверное, что эффективность системы конвоев вскоре поставили под сомнение несколько высших морских офицеров. Они считали, что патрулирование морских подходов к Британским островам и охота за противником в открытом океане будут более эффективной контрмерой, чем организация конвоев и эскортирования. Мы еще вернемся к данному вопросу.

Хотя наша первоначальная стратегия имела оборонительное направление, Адмиралтейство в своих военных планах подчеркивало, что все командиры не должны упускать возможность “навязать противнику бой, где и когда он только будет встречен”. Но единственной наступательной мерой, которая предусматривалась немедленно, была морская блокада Германии и Японии. Флот Метрополии должен был “закрыть Северное море для прохода всех вражеских судов и ввести контроль за ввозом контрабанды [38] на нейтральных судах”. Средиземноморский флот должен был “отрезать Италию от всех морских коммуникаций на Средиземном море”. И на самом деле германское судоходство было практически немедленно сметено с океанских просторов. Лишь единичные суда сумели проскочить мимо наших блокадных патрулей. Уже через несколько недель германские торговые суда более или менее свободно ходили только в Балтийском море. Кучка германских судов под нейтральными флагами попыталась ходить вдоль норвежского побережья, но мы приняли все меры, чтобы прекратить это. Тем не менее, мы превосходно понимали, что географическая и политическая обстановка 1939 делала полную изоляцию Германии невозможной. Более слабый партнер Оси, Италия, позволяла ввозить грузы, предназначенные Германии, через свои порты. Таким образом, удержав Италию нейтральной, мы сами себе создали проблемы, так как не могли бороться с контрабандой, ввозимой на ее судах. Во-вторых, после подписания в августе 1939 в Москве пакта между Германией и СССР мы поняли, что эта страна будет поставлять Германии товары и сырье, которые та раньше ввозила по морю. Последующие события показали, что политика России была более чем недружественной по отношению к западным союзникам.

Контроль за ввозом контрабанды на нейтральных судах осуществлялся путем перехвата их в море и отправки на специально созданные базы. Они имелись на Оркнейских островах, якорной стоянке в Ла Манше, известной как Дауне, на Мальте, в Хайфе, Адене, Гибралтаре и других портах нашей империи, раскинувшейся по всему миру. Но, как всегда, досмотр нейтральных судов, хотя он проводился на законных основаниях с соблюдением всех положений международных договоров, вызвал волну протестов. В некоторых случаях Адмиралтейство считало возможным смягчить применяемые меры. Соединенные Штаты сами сняли множество проблем, объявив 7 ноября 1939 воды, прилегающие к французским и английским [39] берегам, зоной военных действий, куда американским судам вход запрещен. С точки зрения союзников это был недружественный акт, но холодный ветер из Вашингтона потеплел, когда практически одновременно с этим был принят закон “Кэш энд кэрри”. Он стал первым в серии правительственных и президентских актов, с помощью которых президент и правительство США, сначала осторожно, а потом все более открыто, дали понять, что будут оказывать всемерную поддержку и помощь союзникам.

Блокада Германии была значительно усилена кораблями Северного Патруля, который постоянно следил за водами между Шетландскими островами и Исландией. Сначала для этой цели мы использовали переоборудованные рыболовные траулеры и некоторые из старых крейсеров. Но штормовое море высоких широт оказалось не слишком подходящим для последних, поэтому они постепенно были заменены более новыми кораблями или вспомогательными крейсерами. В Англии в этом качестве служили бывшие пассажирские лайнеры, вооруженные старыми пушками. Адмиралтейство реквизировало 50 таких кораблей. Они должны были пополнить наши скудные крейсерские группы, патрулирующие в океане. Однако эти корабли оказались слишком уязвимы для любых атак. Мы потеряли много вспомогательных крейсеров, и в 1942 уцелевшие были превращены в войсковые транспорты.

Прежде чем закончить с планами британского флота, мы должны упомянуть об активных и пассивных минных постановках. К первой категории относятся заграждения в Дуврском проливе, которые были поставлены с помощью французского флота, чтобы преградить путь подводным лодкам через этот пролив. Таким же было и Заграждение Восточного Побережья, которое прикрывало наше судоходство в этом районе от вражеских набегов. Активные минные постановки мы вели в “запретной зоне”, которой была объявлена Гельголандская бухта. [40]

Таким образом мы пытались помешать вражеским кораблям и подводным лодкам покидать порты. Однако в первые месяцы войны в этих водах было поставлено совсем немного мин. Читатель должен помнить, что все эти минные постановки были спланированы и осуществлены в строгом согласии с международными законами, которые требовали публично объявлять о них. Немцы со своей стороны быстро показали, что не собираются соблюдать эти бумажные правила. Их подводные лодки и самолеты начали ставить мины где хотели и как хотели.

Флот Метрополии занялся охраной северных выходов в Атлантику, прикрытием слабых кораблей Северного Патруля, проводкой конвоев из Норвегии и усилением блокады. В это время Средиземноморский флот ожидал прояснения позиции Италии. Вскоре стало ясно, что Муссолини предпочитает выжидать, и тогда движение судов через Суэцкий канал возобновилось. Поэтому многие корабли адмирала Каннингхэма были переброшены на театры, где велись более активные действия. Наши заморские базы начали патрулирование важнейших узлов судоходства и поиски вражеских рейдеров, которые вскоре заявили о себе.

В действительности немцы начали развертывание своих сил в океане еще до объявления войны. С 19 по 31 августа 1939 все боеспособные океанские подводные лодки были отправлены в Атлантику. Малые подводные лодки патрулировали в Северном море и приготовились ставить мины у наших портов и баз. К концу месяца из 56 подводных лодок не менее 39 находились на позициях. Однако они имели приказ соблюдать все договорные ограничения на атаки торговых судов. Возможно, таким образом немцы собирались смягчить впечатление от своего первого удара. Режим Гитлера не следовало подозревать в альтруизме. Просто он хотел избежать ответных мер со стороны нейтральных стран. Однако мы увидим, как очень быстро действия германских подводных лодок переросли в неограниченную подводную войну, хотя сами [41] немцы старательно избегали этого термина, помня о крайне неприятных событиях, которые в 1917 привели США к вступлению в войну против кайзера.

Что касается германского надводного флота, 21 и 24 августа карманные линкоры “Граф Шпее” и “Дойчланд” тоже вышли в Атлантику. Немцы тщательно разработали план превращения торговых судов во вспомогательные крейсера. Первый из них вышел в море в феврале 1940. Всего в составе германского флота имелось 10 таких рейдеров. [42]

Дальше

Содержание / / На главную страницу

“Бесценное наследие (морской мощи),
рожденное из нашего нахождения на острове,
взращивалось и культивировалось веками”.

Из речи адмирала Битти
по случаю его избрания Лордом-ректором
Эдинбургского университета,
28 октября 1920

Глава III. Не “странная” война. Сентябрь 1939 — апрель 1940

В Англии зиму 1939 — 40 называют “странной”, или “фальшивой” войной, потому что огромные армии на континенте стояли одна напротив другой и решительно ничего не делали. Мы ожидали, что на наши города обрушится град бомб, однако эти опасения оказались беспочвенными. Но для Королевского Флота этот период был совсем не “странной” войной, так как с первого дня военных действий его корабли трудились с полным напряжением. Столкновения с противником были достаточно частыми, и мы понесли значительные потери. Кроме того, [43] год завершился исключительно сильными зимними штормами. Несколько недель погода в Ла Манше и Северном море очень напоминало полярные широты.

Первой задачей наших южных эскадр стала перевозка во Францию Британского Экспедиционного Корпуса. Эта операция была тщательно спланирована задолго до начала военных действий. Поэтому с первых дней сентября густой поток транспортов и грузовых судов устремился через пролив на континент. К июню 1940 пролив пересекли полмиллиона человек и 89000 машин, причем не были потеряны ни один солдат, ни одна пушка. Мы ожидали, что главной опасностью для конвоев через Ла Манш станут подводные лодки, но через Дуврский пролив сумела проскочить лишь одна. В октябре мы завершили постановку 3600 мин заграждения, и противник потерял 3 лодки. Поэтому немцы оставили мысль об атаке нашего судоходства в Ла Манше и прекратили попытки выйти в район Западных Подходов кратчайшим путем. Вместо этого лодкам приходилось выходить в Атлантику гораздо более длинным путем — вокруг северной Шотландии.

Подводные лодки, посланные караулить главную базу Флота Метрополии, преуспели не больше, чем их товарищи на юге. В сентябре и октябре наши эсминцы имели несколько столкновений с ними в северных водах и на Западных Подходах. Однако несколько кораблей спаслись только благодаря неисправностям германского магнитного взрывателя, который командиры подводных лодок вскоре начали ругать на все корки. В то время мы не знали, что 14 сентября “Арк Ройял” спасся во время атаки U-39 именно по этой причине. Первые успехи противолодочных операций вселили уверенность в наши эсминцы. Однако серию удач завершила катастрофа. Через 3 дня после спасения “Арк Ройяла” подводная лодка U-29 торпедировала и потопила эскадренный авианосец “Корейджес” в районе Западных подходов. Этот авианосец использовался для противолодочного патрулирования, имея слабое прикрытие. Совершенно непонятно, почему ценный [44] корабль должен был использоваться таким странным образом. Скорее всего, это было предпринято под давлением верхов, особенно Первого Лорда Адмиралтейства, требовавшего начать “активные” действия против подводных лодок{1}. Хотя эта катастрофа привела к немедленному прекращению использования эскадренных авианосцев для охоты за подводными лодками, застарелую глупость — требование искать противника на океанских просторах — выбить из тупых голов высшего британского командования оказалось нелегко. Хотя гораздо лучше использовать все наличные силы для проведения оборонительной стратегии конвоирования торговых судов. Это заставило бы противника обнаружить себя, а корабли эскорта могли немедленно контратаковать лодку. Еще полвека назад Мэхен проклял такую стратегию{2}. После Первой Мировой войны адмиралы Битти и Симс на основании собственного опыта пришли к аналогичным заключениям. Но в 1939 дилетанты предпочли забыть огромный исторический опыт.

Для защиты нашего судоходства в районе Западных Подходов нам требовалось выдвинуть базы как можно дальше на запад. Теперь мы остро ощутили утерю баз в Ирландии, которые так хорошо послужили в прошлую войну. Сегодня кажется невероятным, но в 1938 мы добровольно отказались от права использовать эти базы без [45] права снова занять их в случае войны. В 1939 начались переговоры с правительством Эйре, но опять ничего не было сделано для смягчения последствий нашей недальновидности. Единственное, что у нас осталось — Белфаст и Лондондерри в Ольстере. Однако они находились гораздо дальше от района, где предстояло действовать эскортным кораблям. Ни один из этих портов не был приспособлен для использования в качестве крупной базы. Поэтому нашим эскортным кораблям приходилось базироваться на Клайд, Ливерпуль, Милфорд Хэйвен и Плимут. Они не могли принимать большие запасы топлива, а потому могли сопровождать конвои только до меридиана 15° W, то есть 200 миль на запад от Ирландии. Если конвой направлялся на юг, мы могли обеспечить его сопровождение только до 47 параллели, примерно до середины Бискайского залива. Очень быстро выяснилось, что этого абсолютно недостаточно. После оборудования баз в Ольстере граница возможного прикрытия продвинулась немного на запад, но до апреля 1941 она не простиралась далее 19° W. Главные точки формирования конвоев (Галифакс, Гибралтар и Фритаун) располагали лишь слабыми местными силами. Канадский флот, например, мог сопровождать направляющиеся в Англию конвои только первые несколько сот миль их пути. После этого конвой оставался на попечение океанского эскорта. Иногда это был линкор или крейсер, но чаще всего — вспомогательный крейсер, — который и сопровождал его через океан. Конечно, войсковые конвои всегда получали особое сопровождение. Еще до конца 1939 мы переправили через океан 1 канадскую дивизию. Постепенно слабый ручеек войск из-за океана превратился в мощный поток. Солдаты прибывали в Англию, чтобы сражаться за дело, в которое они верили, и многие из них остались лежать в Африке и Европе. Кроме канадцев, на театры активных военных действий прибывали войска и других стран Содружества. Вскоре после начала войны из Бомбея на Средний [46] Восток начали прибывать части Индийской Армии под прикрытием Ост-Индской крейсерской эскадры. Множество прекрасных пассажирских лайнеров, включая колоссы “Куин Мэри” и “Куин Элизабет”, перевозили австралийцев и новозеландцев в Египет. В первые 6 месяцев войны перевозки войск Британской империи шли буквально по всему земному шару. За первыми быстроходными конвоями с личным составом следовали тихоходные конвои с техникой, вооружением и боеприпасами. Так как эти передвижения совершались в обстановке строгой секретности, а также потому, что противник никак не пытался им помешать, они привлекли мало внимания. Однако молчаливая эффективность, с которой все это было осуществлено, была великолепным примером действия нашей морской мощи. Войсковые транспорты незаметно выходили в море тихим утром, а через несколько дней или даже недель так же незаметно прибывали в порт назначения. Однако их сопровождали крейсера, за спинами которых стояли главные силы флота. Адмиралтейство держало под своим контролем всю систему судоходства, следя за перемещениями конвоев и готовя топливо, воду и другие материалы в каждом порту.

В первые месяцы войны и торговые конвои почти не имели проблем. Однако, как мы уже отмечали, многие суда были вынуждены следовать самостоятельно. Именно они и становились первыми жертвами вражеских подводных лодок. U-30 в день объявления войны без предупреждения, в нарушение прямого приказа Гитлера, потопила лайнер “Атения”. При этом погибло много пассажиров. Хотя этот инцидент можно объяснить тем, что командир лодки Лемп по ошибке принял лайнер за вспомогательный крейсер, послевоенное расследование показало, что он скорее всего неправильно истолковал приказ и решил, что такая атака разрешена. Так или иначе, но немцы пошли по кривой дорожке, пытаясь скрыть правду. Они даже уничтожили часть страниц из бортового [47] журнала лодки, И только после войны, когда в наши руки попали все немецкие документы, мы узнали детали этой истории.

В свете заявлений, сделанных в последние годы бывшими командирами противника в оправдание поступка Лемпа и вообще в оправдание всей кампании подводных лодок против торгового судоходства, было бы справедливо напомнить читателю законодательство 1939. Еще в ноябре 1936 представители Гитлера подписали Лондонский протокол, а в конце того же года Германия присоединилась к соглашению, запрещающему подводную войну против торгового судоходства. В официальных британских кругах, которые отлично помнили предыдущие нарушения Гитлером международного законодательства, это было встречено с долей цинизма. В 1938 Адмиралтейство открыто опубликовало инструкции капитанам торговых судов на случай войны. Эти инструкции были посвящены целиком защите торговых судов и упоминали о намерении Адмиралтейства оснастить их оборонительным вооружением. Поэтому германские авторы утверждали, что такие инструкции давали немецким лодкам право топить наши суда без предупреждения. Но в тот момент не существовало никаких признаков, что Германия намерена подписать Лондонский протокол. Эта фальшивка была состряпана уже после войны. Мы сами очень медленно и нерешительно отменяли довоенные ограничения. В 1941 неограниченная подводная война была разрешена только в заранее объявленных районах. Наше нежелание использовать право возмездия лучше всего иллюстрирует случай 12 декабря 1939. Через 3 месяца после потопления “Атении” британская подводная лодка “Сэмон” отказалась от атаки германского лайнера “Бремен” (52000 тонн), который следовал вдоль побережья Норвегии на обратном пути домой из Нью-Йорка через Мурманск.

Как бы немцы ни старались оправдать Лемпа, его поступок принес пользу англичанам, так как убедил их, что немцы начинают неограниченную подводную войну. [48]

Поэтому отпали последние сомнения в необходимости введения системы конвоев.

Несмотря на первые успехи, которых противник добился, отправив в море все имеющиеся подводные лодки еще до начала войны, общие результаты 7 месяцев подводной войны (сентябрь 1939 — март 1940) оказались для союзников не такими уж плохими. Они потеряли 22 судна водоизмещением 764766 тонн, то есть немногим более 100000 тонн в месяц. За это время были уничтожены не менее 18 подводных лодок, то есть третья часть всего германского подводного флота. Более того, темпы строительства новых лодок были очень низкими, так как Гитлер тормозил его. За эти же 7 месяцев было построено всего 11 новых лодок, поэтому Дениц не сумел даже восполнить свои потери. Хотя мы и не знали этого, но мы топили лодки быстрее, чем немцы их строили.

Именно в этот период мы впервые полностью оценили значение базовых патрульных самолетов в противолодочной войне. Патрули Берегового Командования часто обнаруживали немецкие лодки на переходе в Северном море или в Атлантике на северном транзитном маршруте. Поэтому в ноябре 1939 был отдан новый приказ, который ставил атаку подводной лодки на один уровень значимости с разведывательными задачами самолета. Эта директива стала первым верстовым столбом на длинной дороге, по которой мы медленно, но верно пришли к полному взаимодействию наших морских и воздушных сил в Битве за Атлантику. К несчастью, экипажи Берегового Командования не были обучены противолодочным операциям. Слишком широко было распространено заблуждение, что уничтожить подводную лодку с воздуха — пустячное дело. Все это, а также то, что наши противолодочные бомбы были отвратительного качества, долгое время мешало добиться любых результатов. Первый совместный успех морских и воздушных сил пришел 30 января 1940, когда 2 эскортных корабля и летающая лодка “Сандерленд” совместными усилиями уничтожили U-55 [49] на Западных Подходах. Но прошло еще много месяцев, прежде чем успех повторился. Хотя мы очень быстро получили явные доказательства неэффективности наших противолодочных бомб после атак нашими самолетами наших же подводных лодок, прошло много времени, прежде чем самолеты начали получать глубинные бомбы. Это была долгая и скучная история, авиация совсем не желала использовать морское оружие. Только весной 1940 самолеты Берегового Командования впервые получили глубинные бомбы. Но прошел еще год, прежде чем появились специальные авиационные глубинные бомбы. Следует прямо сказать, что столь долгие проволочки с превращением авиации Берегового Командования в эффективное противолодочное оружие были прямым следствием разделения контроля над морской авиацией.

Если борьба с германскими подводными лодками в первые 7 месяцев войны шла более или менее удовлетворительно, то в отражении двух других угроз мы не преуспели. Выяснилось, что мы не подготовились к борьбе с бомбардировщиками и магнитными минами. Когда в октябре 1939 Люфтваффе начали бомбовые атаки кораблей на маршрутах прибрежных конвоев у восточного побережья, мы не сумели организовать истребительное прикрытие конвоев. Истребительное Командование, на котором лежала ответственность за ПВО Британских островов, не желало брать на себя защиту прибрежных конвоев. Только в феврале 1940 удалось добиться согласия КВВС на организацию дневных патрульных групп одноместных истребителей, и лишь в мае Истребительное Командование согласилось взять на себя отражение воздушных атак в зоне до 40 миль от берега. Адмиралтейство также испытывало большие трудности в обеспечении торговых судов зенитными орудиями. Хотя до войны мы знали, что они понадобятся, и даже заказали 20-мм автоматы Эрликон в Швейцарии, потребность в таких орудиях оказалась астрономической. Мы попытались найти хоть какую-то замену, шли на любые уловки, часто очень остроумные, [50] хотя и неэффективные. Были испробованы ракеты, разворачивающие на пути самолета клубки проволоки, пневматические минометы, стреляющие ручными гранатами. Некоторые корабли пытались напугать пикирующие бомбардировщики осветительными ракетами. Но в итоге, с помощью армейской артиллерии, мы сумели преодолеть этот трудный кризис. Постепенно все более совершенные орудия заменяли импровизированные эрзацы. К марту 1941 комитет Адмиралтейства по оборонительному вооружению торговых судов обеспечил 3424 судна противолодочными орудиями и 4431 судно более или менее сносным зенитным вооружением. Энергичные меры по обучению моряков торгового флота использованию этого оружия тоже начали приносить свои плоды. Но в первую военную зиму этот благополучный исход еще казался очень далеким. К счастью, германские летчики, наносившие удары по беззащитным судам, в первое время тоже не отличались большой меткостью. Первое наше судно было потоплено ими только в декабре 1939, и до марта 1940 мы потеряли всего 30 мелких судов водоизмещением 36189 тонн.

Хотя воздушные атаки были довольно неприятными, настоящей опасностью в первые месяцы войны оказались мины, поставленные кораблями, подводными лодками и самолетами противника. И здесь немцы добились несомненного технического и тактического успеха. В самом начале войны гибель нескольких судов у восточного побережья вызвала подозрение, что противник использует неконтактные донные мины. В середине сентября мы получили точное этому подтверждение. Это открытие вызвало подлинный испуг, хотя мы сами создали и использовали первые магнитные мины еще в 1918. Однако прошло 20 лет, а мы так и не разработали эффективного способа борьбы с ними. Все британские тральные силы были ориентированы только на борьбу с якорными контактными минами. К счастью, в ноябре одна из германских мин упала на берег. Исключительно смелый офицер [52] капитан-лейтенант Дж.Г.Д. Уври, рискуя жизнью, обезвредил ее. Мы наконец точно узнали, с какими минами имеем дело, и сумели начать спешную разработку и производство эффективного магнитного трала. Однако ноябрь 1939 был очень тревожным месяцем, так как противник сумел почти полностью остановить наше судоходство у восточного побережья. Какое-то время был открыт единственный проход в Темзу, и мы потеряли на минах 27 судов (120958 тонн) за месяц. В ожидании появления новых тралов были приняты временные меры. В целом нам удалось сохранить судоходство у восточного побережья. Хотя и после Нового года потери оставались опасно высокими, мы больше не сталкивались с таким серьезным кризисом, как осенью 1939. Всего за первые 7 месяцев войны на минах погибли 128 судов водоизмещением 429899 тонн. Так началась битва умов между немецкими конструкторами мин и британскими конструкторами тралов. Она продолжалась до самого конца войны и родила много оригинальных технических новинок. Появление акустических мин и механизмов кратности, использование минных защитников имело далеко идущее влияние на морскую войну. На тральщики рухнула огромная нагрузка, а тральная служба приобрела исключительно важное значение в составе флота. Фарватеры приходилось тралить по несколько раз от различных типов мин. Экипажи тральщиков теперь постоянно ждали, что какая-то новая дьявольская штучка вознесет их на небеса. Ежедневные выходы в море на встречу с притаившейся опасностью требовали огромного терпения и совершенно особого рода хладнокровной отваги. Но их работа была внешне незаметной, и потому деятельность тральщиков была мало известна.

Теперь мы обратимся к деятельности главных сил Флота Метрополии, который адмирал Форбс перевел в Скапа Флоу в конце августа. Главнокомандующий не стал терять ни одного дня, чтобы показать всему миру, кто командует в Северном море. Сразу после начала войны [53] была проведена серия походов линейных кораблей к берегам Норвегии. Другие корабли начали патрулирование северных проливов, через которые вражеские рейдеры могли попытаться выйти в Атлантику. Однако эти обычные демонстраций морской мощи не привели к столкновению с вражеским флотом. В первый же день войны разведывательный самолет сообщил, что германские корабли готовятся выйти в море из Вильгельмсхафена. КВВС решило на практике испробовать свои теории относительно бомбовых атак кораблей и отправило на поиск 54 бомбардировщика. Они не нашли противника. На следующий день Береговое Командование попыталось атаковать вражеские корабли, стоящие на якоре в Шиллинг Роудз возле Вильгельмсхафена и в Брюнсбюттеле на западном входе в Кильский канал. На сей раз бомбардировщики, имеющие на борту флотских наблюдателей, нашли противника. Карманный линкор “Адмирал Шеер” получил попадания 3 или 4 бомб, но ни одна из них не взорвалась. Противник не получил практически никаких повреждений, а из 29 бомбардировщиков пятая часть была уничтожена. Эти провалы серьезно подорвали позиции тех, кто до войны утверждал, что бомбардировщики покончат с крупными кораблями. К счастью, немцы практически ничего не сделали, чтобы атаковать авиацией корабли Флота Метрополии. Однако Адмиралтейство очень опасалось мощных воздушных налетов на Скапа Флоу, который в то время не имел никакой ПВО. Адмиралы сильно преувеличивали силы Люфтваффе. Поэтому 7 сентября Адмиралтейство приказало Форбсу увести корабли в секретную базу на западе Шотландии. К 12 сентября большинство кораблей перешло в Лох Ю. Но эта якорная стоянка была защищена еще слабее, чем Скапа Флоу, и секретной она оставалась совсем недолго. Последовали жаркие споры относительно главной базы флота, так как Форбс хотел вернуться в Скапа Флоу как можно раньше. Однако мгновенно привести в порядок оборонительные сооружения [54] Скапа Флоу было просто невозможно, поэтому он согласился оставаться в Клайде, пока выбранная им база не сможет обеспечить кораблям относительную безопасность. Таким образом, Флот Метрополии оказался на несколько сот миль дальше от северных вод, которые должен был контролировать, и где его присутствие могло потребоваться в любой момент.