Лишь гробовщик все знал

Я не знал майора Ливадного хорошо, не встречался с ним в коридорах Управления, не вел с ним дел, в курилке мы с ним не пересекались, но слава об усталом следователе Особого отдела шла многим дальше него самого…

Найти его могилу оказалось достаточно непросто – в последний месяц городское кладбище насытилось свежими холмиками земли с торчащими из нее крестами. Улыбающиеся лица беззаботно смотрели из рамок с черной полосой. Полоса жертв «дела стрелка» выглядела слишком, знаете, нарядно, что ли…

Огромное количество слухов об этом человеке натолкнули на поиск информации, однако ничего, кроме записей в личном деле, не было. Поэтому, собравшись с мыслями, я начал рыть информацию, подобно кроту весной.

Итак, майор Ливадный. Отдел спецопераций. Боевой Рекс с подвешенным языком. На оперативной съемке раздает интервью – затычная работа, типа молодец, за всех отчитался. Но что могло стать причиной? Из отчета выяснил, что он находился на точке вместе с Трошиным, но, зная его характер и абсолютную неразговорчивость, он не мог ничего сказать Ливадному, тем более что-то, отчего майор мог застрелиться. Не самая удачная спецоперация вполне могла наложиться на аварию, в которой погибла его беременная жена. Но могли ли эти события стать итоговой чертой?

Отчет по вскрытию производился как всегда из рук вон плохо. Да и вскрытия как такового не было – чего вскрывать, если у погибшего полчерепа разнесло. Патологоанатом при беседе рассказал о какой-то опухоли в мозге у Ливадного, но, во-первых, конкретики никакой сказать не мог, потому что ничего четкого там не заметно, во-вторых, при выстреле очень сильно пострадали ткани и мозговое вещество, и, в-третьих, патологам не особо сильно хотелось ковыряться в чужих головах… В любом случае, какой-никакой результат получился.

Как был связан погибший майор с Антоном? Практически сразу после побега, дело Антона было передано вышестоящим органам, а через месяц – мне. Оно всегда так бывает – чем больше шумихи – тем более высокое руководство ее ликвидирует…

Раз есть опухоль, значит, есть и доктор. Доктор, который знал, который догадывался или предполагал. И наверняка сказал. Так что придется искать доктора, возможно, он прольет свет на не совсем объяснимую логикой смерть майора Особого отдела Ливадного Павла Юрьевича.

Но, прежде чем искать неизвестно эскулапа, я отправился посмотреть как жил покойный следователь. Обычная «двушка» в хрущевке с крошечной кухней и проходной комнатой. Беспорядок на кухне – да, тут жил мужик, один и весьма давно. Не то, чтобы даже беспорядок, а скорее неухоженность. Некогда – это диагноз. Мне вот тоже некогда домом заняться, гоняю по трупам. Детская… Кроватка для нерожденного малыша, пыльные игрушки, крошечные комбенизончики. Ливадный, да как так? Почему?

Сам погибший застрелился в комнате с видом на бескрайний лес – границу Сперанска. Ну и, освободил душу, майор?- мысли, они ведь разные, меня научили относиться к людям – как к материалу, не понимать, что за каждым исполнителем есть нечто большее, чем кости, мясо и кровь, вот и я сейчас отрабатывал программу, заложенную давно – искать.

Засохшие брызги крови, грязные стены, пол в разводах, еще не до конца высохшая липкая лужа с потеками на столе, - никто здесь не убирал, так, чисто тело утащили. Кроме различных записей, фотографий его семьи и медицинских назначений доктора, к которому я отправлюсь немного позже, я отыскал порядком измятый засаленный клочок белой бумаги с оторванным краем, причем почерк был явно не следователя Особого отдела. Писал человек в состоянии, близком к агонии, однако заполнено все было достаточно разборчиво и понятно, несколько не такого я предполагал отыскать:

Quot;Почему ты еще жив? Ты же знаешь, что мир вокруг и около тебя уже давно закончился? Вспомни, как все, что ты знал, во что верил, погибло вместе с тобой еще в начале пути. Ты не успел начать жить как уже умер в этом страшном и далеком мире. Солнце перестало тебе светить, и ты не видишь ничего, кроме пустоты, серых красок, пытаясь перестроиться, пытаясь начать видеть в темноте, но все тайны открываются под тенью кипариса.

Боль, неконтролируемая, единственное, что осталось в тебе живого. Признай очевидное: пока в тебе клокочет ненависть, ты жив. Пока яд разливается по венам, тело чувствует, а сердце бьется"

Я совершенно не готов комментировать это. Мне не до аналитики сейчас, надо найти доктора.

- Прощайте, товарищ майор, надеюсь, наверху намного спокойнее и понятнее, чем на земле. Честь имею

Я захлопнул входную дверь, наскоро налепил бумажку с печатью и поторопился покинуть место гибели…

Странный все-таки этот майор, за годы службы опера столько всего переносят, становятся отвратительными как камни, а этот еще и с душой остался. Система, привет