см. также перевод д.ф.н. Т.Б.Любимовой 10 страница

Возможно, что сам ход событий заставит руководителей Католической Церкви рано или поздно осознать важность того, что они отказываются признавать на чисто интеллектуальном уровне. И безусловно, вызывает сожаление, что эта необходимость осмысления определенных вещей будет порождена преходящими обстоятельствами чисто политического характера в отрыве от всякого высшего принципа. Но следует признать, что повод для развития некоторых скрытых потенций дается во всех случаях средствами, соответсвующими непосредственным и актуальным способностям каждого в отдельности. Вот почему мы беремся утверждать следующее: перед лицом усугубления все возрастающих беспорядка и хаоса следует призвать к союзу все духовные силы, оказывающие еще хотя бы какое-то влияние на внешний мир как на Востоке, так и на Западе. И в случае Запада это может относиться только к Католической Церкви. Если она сумела бы таким образом войти в контакт с представителями восточных традиций, мы всецело одобрили бы такой поворот событий, так как это послужило бы отправной точкой для процесса, о котором мы говорили выше. Но это будет не более, чем первым шагом, так как несомненно не замедлит обнаружиться то обстоятельство, что чисто внешнее, "дипломатическое" взаимопонимание будет иилюзорным и не приведет ни к каким позитивным результатам. И снова придется возвращаться к тому, с чего в нормальных случаях следовало бы начинать-к согласию относительно самих принципов, к согласию, необходимым и достаточным условием которого будет новое осознание представителями Запада этих принципов в той же мере, в какой оно всегда было свойственно представителям Востока. Подлинное согласие-повторим это еще раз-может установиться только сверху и изнутри, то есть в сфере чисто духовной и чисто интеллектуальной, что одно и то же, так как для нас эти слова суть синонимы. И затем, отправляясь от этой точки, согласие установится и во всех остальных областях. После того, как станут ясны принципы, не составляет труда вывести из них в качестве следствий, в качестве "эксплицирования", и все остальное. И преградой для этого может быть только одно: западный прозелитизм, который никак не может признать, что иногда надо иметь равноправных "союзников", а не просто "подчиненных". А еще точнее, истинной преградой является недостаток понимания определенных вещей, который и приводит к подобному прозелитизму. Преодолимо ли это препятствие? Если оно непреодолимо, то формирующейся элите придется расчитывать исключительно на личные усилия тех, кто достаточно интеллектуально квалифицированы сами по себе, вне всякой конкретной среды, при само собой разумеющейся поддержке Востока. В таком случае дело значительно осложнится и замедлится, поскольку элите придется самой создавать для себя все необходимые инструменты, вместо того, чтобы использовать уже готовые. Но мы не думаем, что эти трудности, какими бы значительными они ни были, смогут сами по себе помешать тому, что должно осуществиться тем или иным образом.

Мы считаем уместным добавить следующее: сейчас в западном мире существуют признаки одного движения, которое остается еще недостаточно определенным, но которое в нормальном случае должно привести к воссозданию интеллектуальной элиты, если, конечно, катаклизм не произойдет до того, как этот процесс успеет завершиться. Вряд ли стоит говорить, что Церкви в перспективе ее будущей роли было бы чрезвычайно выгодно тем или иным образом способствовать этому движению, а не предоставлять его самому себе, чтобы рано или поздно не оказаться в ситуации, когда придется догонять его ради сохранения своего влияния, которое может в один момент и прекратиться. Не надо даже прибегать к высшим соображениям, чтобы увидеть преимущества, которые сама Церквоь может извлечь из нормального и внимательного отношения к этим тенденциям, тем более что оно не потребовало от нее никаких доктринальных уступок, и, напротив, очистило бы ее ото всех примесей современного духа, а также, ничего не изменило в ее внешних аспектах. Было бы парадоксально, если бы Интегральный Католицизм реализовался без участия самой Католической Церкви. Эта Церковь оказалась бы в странном положении, так как перед лицом самых страшных нападок, которым она когда-либо подвергалась, она вынуждена была бы воспользоваться помощью и защитой тех, кого сами ее руководители (или по меньшей мере, те, кто выступают от имени ее руководителей) постарались дискредитировать совершенно необоснованными подозрениями. Что касается нас самих, то мы очень сожалели бы о подобном исходе. Но если все же ответственные представители Церкви в данной ситуации не хотят, чтобы дела дошли до этой стадии, они должны действовать именно сейчас, и полностью осознав все происходящее, запретить некоторым более или менее второстепенным деятелям Церкви по недостатку знаний или по общему недоброжелательству препятствовать тем попыткм, которые могут привести к очень важным и позитивным результатам. И подобные препятствия на пути позитивных процессов уже не раз ставились этими второстепенными церковными деятелями, что лишний раз доказывает повсеместность хаоса и беспорядка, не миновавших и саму Церковь. Мы уже предвидим, что нас не преминут обвинить в отсутствии беспристрастности в данном вопросе, но мы утверждаем, что высказали эти соображения независимо ни от каких личных симпатий и совершенно объективно. Впрочем, подобные обвинения нас вообще не затрагивают, и мы всегда будем высказывать то, что должно быть сказано в тех случаях, которые мы считаем для этого подходящими. Наши настоящие замечания суть итог определенных заключений, к которым мы пришли в результате наблюдения за некоторыми "опытами", поставленными в чисто интеллектуальной сфере. Здесь же мы не хотели бы более вдаваться в подробности, которые сами по себе не представляют для нас большого интереса. Но мы спешим заверить читателей, что каждое сказанное нами слово по этому поводу мы хорошо обдумали. Следует однозначно предупредить, что тут совершенно бесполезно возражать, прибегая к социальным или чисто философским аргументам. Мы говорим о серьезных вещах и говорим о них всерьез, а поэтому у нас нет никакого желания терять время на дискуссии, в которых мы не видим ни малейшего смысла. Мы стоим в стороне от всякой политики, от всяких партийных ссор и раздоров между различными школами. Точно так же мы категорически отказываемся от всех западных "этикеток" и ярлыков, навешиваемых на высказываемые нами идеи, так как в западной терминологии нет того слова, которое могло бы их адекватно охарактеризовать. Нравится ли это кому-то или нет, но дела обстоят именно таким образом, и ничто не может изменить нашей позиции в этом вопросе.

Здесь мы хотим высказать одно предупреждение, адресованное тем, кому, ў если не в силу действительных и уже полностью усвоенных знаний, то, по меньшей мере, в силу природной способности к пониманию определенных вещей, ў суждено стать членами возможной элиты Запада. Не вызывает никаких сомнений, что современный дух, будучи "дьявольским" в самом прямом смысле этого слова, стремится изо всех сил помешать тому, чтобы члены потенциальной элиты, сегодня изолированные друг от друга и разрозненные, смогли бы сплотиться должным образом для оказания эффективного воздействия на общественное мышление. Мы всячески настаиваем, чтобы те, кто более или менее глубоко осознали цель, к которой направлены их усилия, не позволили бы каким бы то ни было трудностям и препятствиям свернуть их с пути. Те, кто еще не выбрали такой абсолютной ориентации, которая охранила бы их от опасности сбиться с дороги, подвергаются серьезному риску, чреватому серьезными извращениями. В этом вопросе необходима определенная осторожность, и даже "недоверчивость", так как "враг", пока он не будет уничтожен окончательно, всегда может принимать самые различные и порой самые неожиданные формы. Часто бывает, что люди, полагающие, что они ускользнули от современного "материализма", притягиваются вещами, которые могут казаться противоположными этому материализму, но которые на деле оказываются реальностями того же порядка. И учитывая особенности западного характера, следует быть особенно бдительными к столь притягательным для этого характера "экстраординарным феноменам". В этом состоит основное заблуждение нео-спиритуалистов, и эта опасность, скорее всего, со временем будет возрастать, так как для сил мрака, поддерживающих актуальный хаос, это является наиболее эффективным средством. Вполне возможно, что мы не так далеки сегодня от эпохи, предсказанной словами Евангелия: "Поднимется лжехристос и лжепропроки, которые будут творить великие чудеса и дивные вещи, и даже избранные соблазнятся". "Избранные" ўэто в согласии с этимологией и есть элита в самом широком смысле этого слова, и заметим, что именно по этой причине мы настаиваем на использовании термина "элита", вопреки всем сугубо профаническим злоупотреблениям этим словом. Действительно избранными являются те, кто, завершив внутреннюю реализацию, не могут более поддаться соблазну. Но остаются еще и те, кто, имея в себе лишь потенции знания, являются только "зваными". Мы вступаем в эпоху, когда крайне трудно будет отличить "зерна от плевел", осуществить ту операцию, которую богословы называют "различением духов", так как скоро произойдет великое множество чрезвычайно сложных, беспорядочных и хаотических событий. Кроме того, те, кто при нормальных обстоятельствах должны были бы быть поводырями и вождями, сегодня, в силу недостатка истинных знаний, часто сами становятся "слепыми поводырями слепых". И неужели в подобных обстоятельствах, для того, чтобы воспрепятствовать высвобождению подлинно адских сил, помогут диалектические тонкости или какая-нибудь, пусть даже самая прекрасная, философия? Это не более, чем иллюзия, которой следует остерегаться. Часто люди, находящиеся в полном неведении относительно того, что является чистым интеллектом, воображают, будто философское знание, которое даже в самом лучшем случае есть не что иное, как бледная тень знания истинного, может все поправить и всерьез излечить болезнь современного мышления. Есть также и те, кто видят в современной науке средство подняться до высших истин, в то время, как на самом деле эта наука основывается как раз на отрицании таких истин. Все подобные иллюзии ведут лишь к потере истинной ориентации. В результате будет лишь зря растрачено множество усилий, и те, кто искренне хотят сопротивляться современному духу, будут обречены на полное бессилие, так как, не обретя знания глубинных принципов, без которых всякое действие окажется совершенно тщетным и пустым, они с неизбежностью зайдут в безысходный тупик.

Те, кто преодолеют препятствия и победят сопротивление среды, противостоящей всякой духовности, будут, без сомнения, весьма немногочисленны. Но здесь количество не играет роли, так как в этой сфере действуют иные законы, нежели законы материи и количества. Поэтому отчаиваться не следует. Но даже если нет никакой надежды достичь хоть сколько-нибудь весомого результата в деле реставрации традиции прежде, чем современный мир погибнет в ходе той или иной катастрофы, это не может быть оправданием того, чтобы не заниматься делом, глубинная значимость, которого выходит далеко за рамки современного мира. Все, кто склонен предаваться отчаянию, должны помнить: ничто совершенное в этой области не проходит бесследно. Мрак, заблуждение и хаос побеждают лишь по видимости и на очень короткий промежуток времени. Все частные и преходящие нарушения равновесия являются лишь элементами универсальной гармонии. И, наконец, ничто и никогда не сможет противостоять силе истины. Так пусть девизом таких людей станет девиз некоторых древних инициатических организаций Запада: " Vincit omnia Veritas"-"Истина побеждает все".

КОНЕЦ

см. также перевод д.ф.н. Т.Б.Любимовой

Главы из книги [1]

Глава первая. ТЕМНЫЕ ВЕКА

Индуистская доктрина учит, что человеческий цикл, называемый Манвантара, разделяется на четыре века, отмеченные таким же числом фаз постепенного помрачения первоначальной духовности; это те же периоды, которые, со своей стороны, западные античные традиции называли золотым, серебряным, медным и железным веками. Сейчас мы находимся в четвертом веке, Кали-Юга или в "темном веке", и мы в нем находимся, как утверждается, уже в течение шести тысяч лет, то есть начиная с эпохи, намного более ранней, чем все те, которые известны "классической" истории. С тех пор истины, которые некогда были доступны всем людям, становились все более и более скрытыми и трудно достижимыми; владеющие ими - все менее и менее многочисленными, а поскольку сокровище "не-человеческой" мудрости не может быть утрачено никогда, то оно облекается все более и более непроницаемыми покровами, которые скрывают его от взглядов и под которыми его крайне трудно открыть. Вот почему повсюду речь идет, под видом разных символов, о том, что утрачено, по крайней мере, по видимости и во внешнем мире, и что должно быть найдено теми, кто стремится к истинному познанию; но сказано также, что скрытое таким образом станет явным в конце этого цикла, который будет, в силу непрерывности, связывающей между собой все вещи, началом нового цикла.

Нас, конечно, спросят, почему же циклическое развитие должно совершаться в нисходящем направлении, идя от высшего к низшему, что, как легко заметить, есть отрицание идеи "прогресса", в ее современном понимании? Но развитие всякого проявления с необходимостью предполагает все большее и большее удаление от принципа, из которого оно исходит; отправляясь от самой высокой точки, оно с силой стремится вниз и, как бы обладая всем, стремится туда со все возрастающей скоростью, пока, наконец, оно не остановится. Это падение может быть охарактеризовано как прогрессивная материализация, так как выражение принципа есть чистая духовность; мы говорим о выражении, а не о самом принципе, так как он не может обозначаться, будучи вне всех оппозиций, какими-нибудь терминами, означающими некую оппозицию. Впрочем, такие слова, как "дух" и "материя" имеют для нас только символическое значение, слова, которые мы здесь заимствуем для большего удобства из западного языка; во всяком случае, они на самом деле могут иметь отношение к тому, о чем идет речь лишь при условии воздержания от специальных интерпретаций, которые им дает современная философия, "спиритуализм" и "материализм", они представляют для нас только две дополнительные формы, предполагающие одна другую и равно несущественные для того, кто хочет подняться над этими возможными точками зрения. Но то, что мы предлагаем здесь рассмотреть, есть чистая метафизика, и поэтому, никогда не теряя из виду сущностные принципы, мы можем, приняв необходимые предосторожности для избежания всяческой двусмысленности, позволить себе использование терминов, пусть неадекватных, но тем не менее представляющихся пригодными для того, чтобы сделать вещи более постижимыми в той мере, однако, в какой это можно сделать, не извращая их.

То, что мы сказали о развитии проявления, представляется в целом точным, но слишком упрощенным и схематичным, потому что позволяет думать, что это развитие осуществляется по прямой линии, по одному направлению и без отклонений какого бы то ни было рода; реальность намного сложнее. В действительности надлежит рассматривать, как мы прежде уже указывали, две противоположные тенденции, одну - нисходящую, другую - восходящую, или, если угодно использовать другую систему представлений, одну - центростремительную, другую - центробежную; от преобладания одной или другой тенденции происходят обе взаимодополнительные фазы проявления, одна - удаления от принципа, другая - возвращения к принципу, которые символически часто сравниваются с движениями сердца или с двумя фазами дыхания. И хотя эти две фазы описываются обычно как последовательные, следует понимать, что на самом деле две тенденции, которым они соответствуют, всегда действуют одновременно, хотя и в различных соотношениях; в некоторые критические моменты иногда кажется, что нисходящая тенденция окончательно взяла верх в общем движении мира, тогда совершается специально действие, чтобы усилить противоположную тенденцию и таким образом установить некоторое относительное равновесие, какое только возможно в условиях данного момента, и осуществить таким образом частичное восстановление, при котором движение падения представляется временно остановленным и нейтрализованным[2].

Легко понять, что эти традиционные знания, относительно которых мы должны здесь ограничиться лишь очень общим очерком, дают возможность создание концепций, сильно отличающихся от всех попыток создания "философии истории", которыми заняты современные философы, и гораздо более обширных и глубоких. В данный момент мы вовсе не мечтаем о восхождении к истокам настоящего цикла или даже хотя бы к началу Кали-Юги; наши намерения простираются, по крайней мере непосредственным образом, на гораздо более ограниченную область, на последние фазы этой самой Кали-Юги. Можно и внутри каждого из этих больших периодов, о которых мы говорим, отличать различные вторичные фазы, из которых таким образом создадутся подразделения; при том, что каждая часть является аналогом всего, эти подразделения воспроизводят, так сказать, в меньшем масштабе общий ход большого цикла, в который они включены; и кроме того, полное исследование модальностей приложения этого закона во всех частных случаях увело бы нас далеко за рамки, обозначенные нами для данного исследования. Чтобы закончить эти предварительные замечания, мы только напомним некоторые из последних особо критических эпох, через которые прошло человечество, эпох, входящих в тот период, который привыкли называть "историческим", потому что это в действительности и является единственной доступной обычной или "профанной" историей; и это должно нас естественным образом привести к тому, что должно быть предметом нашего собственного исследования, потому что последняя из этих эпох составляет как раз ту, которую мы называем современностью.

Достаточно странный факт, который никогда не отмечался так, как он того заслуживает: собственно говоря "исторический" период в означенном нами смысле восходит в точности к VI веку до начала христианской эры, как если бы во времени был барьер, который с помощью исследовательских средств обычных исследователей невозможно пересечь. Начиная с этого времени повсюду встречается достаточно точная и хорошо установленная хронология; для всего того, что предшествовало, напротив, в целом имеется очень расплывчатая приближенность, предполагаемые даты для одних и тех ж событий часто варьируются на расстоянии нескольких веков. Но для стран, где имеются больше данных, чем просто несколько разбросанных остатков, как, например, в Египте, это поразительно; и еще, может быть, более удивительно то, что исключительные и привилегированные случаи, как например, Китай, который обладает для очень отдаленных эпох анналами, датированными посредством астрономических наблюдений, не оставляющих места никакому сомнению, квалифицируются нашими современниками как эпохи разве что "легендарные", как если бы это была такая область, за которой они не признают никакого права достоверности и которую они сами себе запрещают достигать. Античность, называемая "классической", есть, следовательно, совершенно относительная античность и гораздо более близкая к современности, чем истинная античность, потому что она не восходит даже к середине Кали-Юги, длительность которой, следуя индуистскому учению, сама есть только десятая часть от Манвантары; по одному этому достаточно можно судить, насколько мало могут наши современники гордиться протяженностью своего исторического познания! Все это, скажут они без сомнения в свое оправдание, суть лишь "легендарные" времена, и потому они полагают, что можно не учитывать их; но этот ответ есть только свидетельство их невежества и непонимания, которое одно только может объяснить их пренебрежение традицией; мы покажем ниже, что дух специфически современный есть не что иное, как антитрадиционный дух.

В VI веке до начала христианской эры произошли, каковы бы ни были причины этого, значительные изменения почти у всех народов; впрочем, изменения эти обладали различными чертами в разных странах. В некоторых случаях это была реадаптация традиции к другим условиям, чем те, которые существовали прежде, реадаптация, осуществлявшаяся в направлении строго ортодоксальном; как раз это происходило в Китае, где учение, первоначально конституированное в едином ансамбле, было тогда разделено на две четко различимые части: даосизм, предназначенный для одной лишь элиты и включающий чистую метафизику и традиционные науки собственно спекулятивного порядка, и конфуцианство, общего для всех без различия и распространяющегося на область практических и, главным образом, социальных приложений. Представляется, что у персов также произошла реадаптация маздеизма, так как это эпоха последнего Зороастра[3]. В Индии мы видим в это время зарождение буддизма, который, каков бы ни был его первоначальный характер[4], должен был дойти, по крайней мере в некоторых своих ответвлениях, до восстания против традиционного духа, доходя до отрицания всякого авторитета, до истинной анархии в этимологическом смысле этого слова "отсутствия принципов", как в интеллектуальном, так и в социальном порядке. Довольно любопытно то, что в Индии не встречается никаких памятников, выходящих за границу этой эпохи, и ориенталисты, которые все хотели вывести из буддизма, значение которого они сильно преувеличивали, попытались извлечь пользу из этого обстоятельства в поддержку своего тезиса; объяснение этого факта, тем не менее, очень просто: все предшествующие постройки были из дерева, так что они, естественно, исчезли не оставив следа[5]; но правда и то, что такое изменение в способе строительства соответствует необходимым образом глубокой перемене в общих условиях существования того народа, среди которого оно произошло.

Приближаясь в Западу, мы видим, что такая же эпоха была у евреев, эпоха вавилонского пленения; и что, возможно, является одним из самых удивительных фактов, который должен быть отмечен, так это то, что короткого периода в семьдесят лет было достаточно, чтобы заставить их потерять все вплоть до письменности, потому что они должны были впоследствии восстанавливать священные Книги буквами, совершенно отличными от тех, которые использовались до этого. Можно назвать еще многие другие события, относящиеся почти к той же самой дате: мы отметим только, что для Рима это было началом собственно "исторического" периода, последовавшего за "легендарной" эпохой царей, и что тоже известно, хотя и немного неотчетливо, что в то же время имели место важные движения у кельтских народов; но остановившись на этом, мы обратимся к тому, что относится к Греции. Здесь равным образом VI век был отправной точкой цивилизации, называемой "классической", единственной, за которой наши современники признают "исторический" характер, а все то, что предшествовало этому, достаточно мало известно и потому трактуется как "легендарное", хотя недавние археологические открытия не позволяют более сомневаться, что по крайней мере здесь была весьма реальная цивилизация; и у нас есть некоторые основания думать, что эта первая эллинская цивилизация была интеллектуально гораздо более интересна, чем та, которая за ней последовала, и отношения между ними не далеки от того, чтобы представлять некоторую аналогию с теми отношениями, которые существуют между Европой средних веков и Европой современной. Однако, следует заметить, что рассечение не было столь радикальным, как в этом последнем случае, так как присутствовала, по крайней мере частично, реадаптация, осуществляемая в традиционном порядке, главным образом, в области "мистерий"; надо также сюда присоединить пифагореизм, который прежде всего был в новой форме реставрацией предшествующего орфизма и очевидные связи которого с дельфийским культом Аполлона Гиперборейского позволяют даже установить постоянную и регулярную преемственность по отношению к одной из самых древних традиций человечества. Но с другой стороны сразу же можно заметить появление чего-то, чему еще никогда не было никакого примера и что должно было впоследствии оказать губительное влияние на весь западный мир: мы хотим сказать о том особом способе мышления, который принял и сохранил за собой имя "философии"; и это довольно важный пункт, чтобы мы на нем остановились на некоторое время.

Само по себе слово "философия" может с уверенностью быть взято в самом узаконенном смысле, который и был, без сомнения его первоначальным смыслом, в особенности, если это правда, как предполагают, что его использовал первым Пифагор: этимологически оно не означает ничего другого, как "любовь к мудрости"; следовательно, оно прежде всего означает предрасположение, приобретаемое для достижения мудрости, и может также обозначать, при естественном расширении смысла, исследование, которое, рождаясь от этого предрасположения, должно приводить к познанию. Таким образом, это всего лишь предварительная и подготовительная стадия, продвижение к мудрости, степень, соответствующая состоянию более низкому, чем последняя[6]; произошедшее впоследствии отклонение состоит в том, что эту переходную стадию приняли за саму цель, намереваясь заменить "философией" мудрость, что предполагает забвение или непризнание истинной природы мудрости. Именно таким образом родилось то, что мы можем назвать "профанной" философией, то есть так называемая чисто человеческая мудрость, и следовательно, чисто рациональный порядок занял место истинной традиционной мудрости, сверхрациональной и "не-человеческой". Однако продолжало еще существовать кое-что и от истинной мудрости через всю античность, и это подтверждается стойкостью "мистерий", "посвященческий" характер которых не может быть оспорен; также является фактом, что обучение самих философов чаще всего имело сразу и "экзотерическую" и "эзотерическую" стороны; эта последняя допускает соотнесение с высшей точкой зрения, которая, впрочем, проявляется очень четко, хотя, может быть, в некоторых отношениях и не полно, несколько веков спустя, у александрийцев. Для того, чтобы "профанная" философия конституировалась как таковая, надо было, чтобы остался один "эзотеризм" и чтобы дошли до простого и чистого отрицания всякого "эзотеризма"; этого как раз у наших современников должно было достичь движение, начатое греками. Тенденции, которые утверждались уже у них, должны быть теперь доведены до самых крайних последствий, и чрезвычайная важность, которая придавалась ими рациональному мышлению, еще более усилилась, дойдя до "рационализма", специфически современной установки, которая состоит не в том, чтобы просто игнорировать, но чтобы специально отрицать все то, что есть от сверх рационального порядка; но не будем больше предвосхищать то, что предстоит, потому что мы должны будем вернуться к этим последствиям в другой части нашей книги и увидеть их развитие.

В том, что мы сказали, особенно следует обратить внимание на следующее с точки зрения того, что нас занимает: в "классической" античности следует искать некоторые истоки современного мира; когда этот мир называет себя греко-латинской цивилизацией и считает себя ее продолжением, то он не так уж далек от истины. Однако надо сказать, что речь может идти лишь об отдаленном и несколько искаженном продолжении, так как несмотря ни на что, в этой античности есть много такого в интеллектуальном и духовном порядке, чему в современности нет эквивалента; во всяком случае, они представляют собою две различные степени в прогрессирующем затемнении истинного познания. Можно видеть, что декаданс античной цивилизации привел, постепенно и не нарушая непрерывности, к более или менее похожему состоянию на то, которое мы видим сегодня; однако, это было не так, и в этом интервале времени на Западе также была критическая эпоха, которая в то же время была одной из тех эпох восстановления, о которых мы упоминали выше.

Эта эпоха была началом экспансии христианства, совпадающая, с одной стороны, с рассеянием еврейского народа, и с другой стороны, с последней фазой греко-латинской цивилизации. Но мы должны пройти мимо этих событий, несмотря на их важность, потому что они более известны, чем те, о которых мы говорили до этого и синхронизм их отмечался чаще, даже теми историками, воззрения которых были самыми поверхностными. Отмечают также довольно часто некоторые общие черты античного декаданса и современной эпохи; не желая доводить этот параллелизм слишком далеко, следует все же признать, что существует достаточно поразительное сходство. Победила чисто "профанная" философия: с одной стороны, появление скептицизма, с другой, успех эпикурейского и стоического "морализма" достаточно хорошо показывают, до какой точки снизилась интеллектуальность. В то же время, старые священные учения, которые почти больше никто не понимал, пришли в упадок из-за этого непонимания, превратившись в язычество в полном смысле этого слова, то есть они стали всего лишь "предрассудками", чем-то, что потеряв свое глубинное значение, пережили сами себя, перейдя в исключительно внешнее проявление. Были попытки противодействия этому упадку: сам же эллинизм пытался оживить себя с помощью элементов, заимствованных у восточных учений, с которыми он мог вступать в контакт. Но этого не было достаточно, греко-латинская цивилизация должна была кончиться, а восстановление должно было придти из другого места и осуществиться в совершенно иной форме. Именно христианство произвело эту трансформацию; и отметим по ходу дела, что можно установить сходство в некотором отношении между тем временем и нашим по одному из определяющих элементов необузданного "мессианизма", который возник и в настоящее время. После смутного периода варварских нашествий, необходимого для разрушения старого состояния вещей, в течение нескольких веков был восстановлен нормальный порядок; это были средние века, так плохо понятые современными людьми, которые неспособны постичь их интеллектуальность, для которых эта эпоха, конечно, представляется более чуждой и далекой, чем "классическая" античность.