Сотериологический потенциал техники

Приведем в качестве примера лишь то внешне противоречивое утверждение Хайдеггера, - "где опасность, там вырастает и спасительное", - которое подразумевает, что преодоление современной техники и эксцессов ее развития может быть осуществлено только техническими же средствами. Если обратиться к тому, что мы обнаружили в новейшей научной мысли XX века и акцентировать внимание на глубоком разочаровании в парадигме отрезка, наступившем в период интенсивного развития научной ортодоксии, мы заметим новый всплеск интереса к парадигме сферы, которая становится все более и более отчетливой по мере того, как теории хаоса, фракталов и суперструн завоевывают себе сторонников. Осмысляется же это и в параллельных философских обобщениях холистского типа, где не последнюю роль играют размышления физиков - И.Пригожина, Ф.Капра, Б.Мандельброта, Д.А.Полякова и др. Сам Хайдеггер может рассматриваться как ключевая фигура философии XX века, решившая сделать обращение к онтологическому, холистскому мышлению основной линией своей философии. Причем его влияние было тем более эффективным, что он в отличие от Рене Генона или Юлиуса Эволы использовал для изложения своих ("антисовременных" по сути) взглядов конвенциональный язык современной философии. Поэтому Хайдеггера часто причисляют к более широкому контексту в немецкой социально-политической мысли нашего столетия, называемой "консервативная революция".

Иными словами, техника, действительно, может стать спасительной, если она снова будет воплощать в себе "по-став" парадигмы сферы. Но это будет, скорее, свойством самой этой парадигмы, а не техники как нейтрального инструмента обнаружения потаенного.

И здесь можно себе представить удивительный поворот в техническом развитии, который может наступить в том случае, если парадигма отрезка будет окончательно изжита не только в области авангардных физико-математических наук (где это почти произошло), но и в широком культурно-историческом контексте (в том числе в экономике, и в политике), где, напротив, клише просвещенческого, механицистского, атомистски-индивидуалистического подхода еще крайне устойчивы. При этом увеличение зазора между авангардной новейшей наукой и иными уровнями культуры (что, с другой стороны, прямо вытекает из изменения функции науки в постнаучный период), ставит эту проблему в новой, не известной доселе плоскости. Вульгаризация классической науки в огромной мере сформировала клише современной ментальности. Но качественная мутация науки в конце XX века не отразилась симметрично на соответствующем изменении общераспространенных ментальных клише. В этом мы сталкиваемся с любопытной асимметрией парадигм. Влияние "научной мифологии" на массы оказалось более устойчивым, чем основания этой мифологии. И новейшая наука, таким образом, пришла в определенное противоречие с нормативными гносеологическими установками масс.

Открытый вопрос об онтологии техники будущего (бифуркация)

Такое положение дел ставит интересный вопрос, ответ на который может дать только будущее. Либо новейшая наука, заново приближающаяся к холистской парадигме, опять будет играть революционную роль, разрушая систему очевидностей, которая она сама же и породила на ранних начальных этапах (и затвердила в течение всего периода своего экстенсивного развития), либо она обособится в отдельную область, оторванную от основных культурных процессов, превратившись в аналог того, чем являлись различные оккультные группы и движения в оптимистически позитивистскую эпоху. Приводившаяся нами цитата из Фритьофа Капра о "сходстве новейшей науки с мистиками всех времен и традиций" и общие наблюдения за потерей обществом интереса к авангардным научным разработкам заставляет на данном этапе склоняться в сторону второго предположения.

Этот вопрос, имеющий характер бифуркации (пока невозможно точно предсказать, какая траектория окажется, в конце концов, превалирующей), напрямую связан с метафизикой техники на нынешнем этапе и в будущем (ближайшем и отдаленном). Если новейшая, тяготеющая к холизму наука пойдет по революционному пути, то и техника, с ней сопряженная функционально и метафизически, будет играть важнейшую онтологическую роль, станет "спасительным", о чем говорил Хайдеггер. В этом случае техника будет по-ставлять в жизнь "возврат к бытию", "вечное возвращение". Можно предположить, что такое нео-революционное направление в технике, основывающейся на новом холизме, приведет к решению многих проблем, созданных предшествующим этапом технического развития, создаст конструкции нового холистского, "голографического" типа, обезвредит теневую, экологически отрицательную сторону индустриального и пост-индустриального общества. Возможность такой техники нового типа угадывается в разных экологических проектах.

Если же новейшая наука (постнаука) замкнется в своей строго определенной сфере, техника имеет шанс с ней решительной разойтись и совершенно от нее автономизироваться, вырывая из научного (постнаучного) контекста разрозненные фрагменты, вовлекаемые в процесс механицистской оптимизации - по прагматической логике атомистского потребления. Более того, эта новейшая техника может продолжать двигаться по линии экстенсивного развития научной ортодоксии, не взирая на философские и физико-математические открытия, подорвавшие доверие к классическим ньютоновско-картезианским методологиям. Такое игнорирование содержательной стороны новейшей науки со стороны автономизировавшейся техники может привести к столь чудовищным результатам, что "спасительное" окажется уже недейственным. Намеки на эту ужасающую воображение картину, уже сегодня можно распознать в экспериментах по клонированию человеческих существ, в разработках новых видов оружия, в безграничной коммерциализации новейших технологий, в полном отрыве как от научной фундаментальности, так и от ограничительных философско-этических норм. Эта вторая возможность называется "технократией". Некоторые ее апологеты, в частности, Даниэлл Белл, уже сегодня открыто заявляют, что "культура является препятствием технологического развития". Техника, оторванная от науки и философии, может оказаться при определенных условиях "последним по-ставом" истории, обнаруживающим "обратную сторону шара бытия" (М.Хайдеггер), т.е. смерть человеческой цивилизации.

Заключение

Примененный нами метод парадигматического исследования эволюции научных взглядов может иметь более широкое применение. Три сверхобобщающие парадигмы - сферы, луча и отрезка - описывают основные параметры онтологического и гносеологического подхода, несравнимо более широкого, нежели системы научных или (донаучных) взглядов. В сравнении с этими парадигмами наука предстает некоторой частностью. Тем не менее для изложения и иллюстрации самого парадигматического метода мы выбрали именно область научных теорий и концепций. Это обусловлено тем, что наука - как мы показали в самом начале исследования - стала наиболее концентрированным выражением основного содержания парадигмы отрезка, представляющей собой смысл и суть Нового времени (в его ортодоксальном аспекте). Инерция Нового времени все еще заставляет нас относиться к науке с пиететом и уважением, и другие сферы человеческого духа, а также изучение прошлого, кажутся нам достоверными только тогда, когда они рассмотрены в "научном" ключе. И никакие "революционные" подходы "эпистемологических анархистов" - П.Фейрабенда, К.Хюбнера, М.Фуко и т.д. - не в силах поколебать определенных сложившихся клише.

С другой стороны, нам было очень важно подчеркнуть, что нынешнее состояние самой науки отражает очень глубинные процессы парадигматического кризиса всей концептуальной ткани Нового времени, и та область, что в начале Нового времени было плацдармом для интеллектуального старта экспансивного развертывания парадигмы отрезка, в нашу эпоху становится обширным полем глубинного кризиса. Ни в какой другой области человеческого духа проследить очертания этого кризиса, оценить масштаб его глубины невозможно.

Акцент на "реализме" (позитивности) естественно-научного подхода, убедительности и внушительности его демонстраций и экспозиций был в свое время острием экспансии парадигмы отрезка; казалось, что нет ничего более убедительного, нежели резонанс между примарными рассудочными механизмами и расчлененной, механистически понятой материальной реальностью. Весомость такого "реализма" развенчивала мифы и догмы, верования и спиритуалистические конструкции. Парадигма отрезка презентовала и внедряла себя как очевидность - причем прикладываемые к этой пропаганде усилия энтузиастов модерна маскировались тем, что самоочевидность научных истин требует не веры и духовного напряжения, но здравого смысла, внимательности и наблюдательности. Многие наши современники до сих пор не утратили эту уверенность, восходящую к первой фазе Нового времени, к периоду, обозначенному нами как "этап экстенсивного развития современных научных представлений".

После серии "научных революций" конца XIX - начала XX веков сами ученые и мыслители поколебались в столь однозначной оценке, обнаружив вместе с теориями Энштейна и Бора новые вопросительные горизонты относительности и парадоксы "квантовой философии", где роль наблюдателя или инструмента измерения (т.е. позиция субъекта) оказывалась часто определяющей в вопросе реальности или нереальности физического процесса. Причем сфера субатомарного уровня и скоростей, приближающихся к скорости света, открывали новые горизонты мышления (соответственно, макромира и микромира), опрокидывающие казавшиеся ранее нерушимыми нормативы "здравого рассудка", чья компетентность и адекватность сохранялась лишь в строго определенных рамках - в рамках "мезомира". Бесконечно-большие (изучаемые астрономией и астрофизикой) и бесконечно-малые (рассматриваемые квантовой механикой, физикой частиц или теорией суперструн) требовали "иного рассудка", "иной логики". Взаимосвязь субъекта и объекта, духа и вещества вновь оказалась более сложной и неоднозначной, нежели считали оптимисты раннего позитивизма. И снова на повестке дня встали темы "логики мифа", "глубины бессознательного", "миров интуиции" и всего того, что было поспешно и высокомерно отброшено во времена, когда рушились последние оплоты мышления, свойственного традиционному обществу. И именно область науки в ее интенсивном, рефлективном, размышляющем о своих собственных основаниях периоде, стала зеркалом, где яснее всего отразилась парадигматическая природа человеческого сознания, выводящая понимание внутреннего и внешнего из некой потайной инстанции, старательно ускользающей от прямого контакта с людским умом. Иными словами, можно утверждать, что весь вес и объем сверхобобщающих парадигм мы можем схватить именно там, где пребывает то, что представляется людям максимально "объективным", "конкретным" и "наглядным", где четко проявлена связь между духом и материей, т.е. в области естествознания. Если и в этой естественно-научной сфере мы можем убедительно доказать влияние скрытых парадигм на весь строй развертывания научно-практической деятельности, то в более отвлеченных (гуманитарных) дисциплинах проделать нечто аналогичное вообще не составит никакого труда.

Можно сказать, вместе с Карлом Хюбнером, что "наука - это просто современная разновидность мифологии", и это будет почти точно, но важно также показать, на каких основаниях базируется эта "мифология", как она соотносится с принципиально иными мифологическими и догматическими системами, свойственными иным историческим, культурным и цивилизационным контекстам.

Парадигмы сферы, луча и отрезка описывают, конечно, не только предпосылки того или иного научного метода разных эпох. Они формируют всю совокупность представлений человека о мире и его месте в нем. То, что есть, и то, как есть то, что есть, полностью вытекает из структуры этих парадигм. Они предопределяют онтологию и гносеологию, а также все, что из них следует.

Огромное значение методология парадигм имеет для исследования истории религий, сравнительного религиоведения. Благодаря этому методу становится понятной основная логика многотысячелетней полемики между монотеистическими религиями (парадигма луча) и политеистскими (точнее сказать, манифестационистскими) традициями. В определенной степени этой темы касались многие философы, особенно немецкие романтики, Гегель, В.Отто и т.д. Наиболее емко эта тема развита в трудах Мирчи Элиаде и Рене Генона. Сопоставление этих парадигм в контексте православной метафизики проделано мною в книге "Метафизика Благой Вести" (А.Дугин, "Абсолютная Родина", М., 1999). Если продолжить эту тему применительно к различным течениям уже в рамках самих монотеистических религий, то в каждой из них мы найдем область, явно тяготеющую к сферической метафизике. В Православии - это мистический путь созерцания, Дионисий Ареопагит, отцы-каппадокийцы, исихазм. В католичестве - мистика Эриугены, Генриха Сузо, Мейстера Экхарта. В протестантизме - теософия Якова Беме, Гихтеля, Баадера и т.д. Но сама основа христианской догматики формировалась именно в пристальном разборе метафизических предпосылок иудаизма и тех потрясающих революционных импликаций, которые были заложены в Новом Завете.

В иудаизме, который является преимущественной формой лучевой теологии, первой исторической моделью такой теологии, в каббале, саббатаизме, хасидизме явно проступают черты парадигмы сферы. В исламской теологии крайние формы лучевой метафизики мы встречаем в радикальном суннизме - особенно в рамках ханбалитского мазхаба и в новомодных ваххабитских теориях, а также в некоторых крайних ответвлениях ханафизма. Парадигма сферы отчетливо вырисовывается в шиизме, суфизме, мистических практиках и тайных орденах.

Если правильно кодифицировать парадигматическое соответствие тех или иных религиозных учений, мы можем сделать еще один важный исследовательский шаг и подвергнуть субтильному социологическому анализу, учитывающему парадигмы, те общества, которые появились вследствие секуляризации того или иного религиозного ансамбля. В таком случае можно перейти к парадигматическому разбору современных пострелигиозных обществ. И в таком случае интуиции некоторых философов об определенной (часто парадоксальной) преемственности советского большевизма в отношении православной культуры (Н.Бердяев, Н.Устрялов, Н.С.Трубецкой, П.П.Савицкий, В.Г.Вернадский, Н.Кон и т.д.), а секулярного капиталистического западного общества в отношении крайних протестантских сект (М.Вебер, О.Шпанн) или даже томистской католической теологии (В.Зомбарт) получат фундаментальное обоснование. Парадигматическая преемственность может сохраняться даже в тех случаях, когда формальные идеологии, доминирующие в обществе, меняются на прямо противоположные. Пример этого мы видели и в некоторых течениях науки - в средневековом герметизме, в Возрождении, в устойчивости холизма, обнаружившегося как в германском Просвещении, так и на последнем, интенсивном этапе развития современных научных представлений.

От истории религий и социологии можно перейти к собственно философии, культуре, литературе, нарративу, гуманитарным наукам, искусству. Гуманитарная область знаний и искусства также напрямую зависят от парадигматических установок, выражая, укрепляя или расшатывая их на присущем этой сфере человеческой деятельности языке. Совокупность гуманитарного поля может быть схематически разбита на три круга - сфера, луч, отрезок, и в каждом случае мы получим законченный интеллектуальный континент смыслов, знаков, дискурсов, языков, взаимосвязей, с явной и развитой внутренней инфраструктурой, по основным параметрам фундаментально отличающейся от соответствующего строя двух других. Любопытно, что гуманитарные коды таких различных цивилизаций, как Индия, Китай, Япония, африканские народы, северо-американские индейцы, архаические культы Евразии и т.д. относятся к общей парадигме сферы, и все их невероятное разнообразие сводимо к единой глубинной матрице.

Культура монотеистических обществ, сформированных авраамическими религиями (парадигма луча), также будучи невероятно разнообразной, отмечена совершенно специфическим характером, в котором многомерно и увлекательно (абсолютно по-разному) осмысляется тревожная истина о бездне между Творцом и творении, о фундаментальной драме экзистенциальных условий "мира сего" и о грядущем эсхатологическом миге нового мессианского соединения.

Парадигма отрезка (Новое время) рождает свой гуманитарный ансамбль, где доминирует дискретная разомкнутость вещей и существ. От рационалистического оптимизма, через дерзостный гуманизм движется эта культура к осознанию собственной катастрофичности, обнаруженной в непревзойденной формуле "Бог умер!" Фридриха Ницше. Трагизм отрезка, "тюрьмы без стен" (Ж.П.Сартр) пропитывает экзистенциалистскую философию, вдохновленное ею искусство XX века.

Если эту крайне упрощенную модель насытить нюансами, полутонами, - так как чистые выразители парадигматических начал в какой бы то ни было области встречаются крайне редко, - мы получим сложнейшую, увлекательную карту маршрутов человеческого духа, блуждающего по парадигматическим лабиринтам смыслов. История духа приобретет особую, не очевидную ранее логику, множество парадоксов и несообразностей будут приведены к стройной картине.