Вопрос 57. Политика Александра Невского

В настоящее время все чаще предпринимаются попытки переосмыслить значение для истории Руси и, соответственно — России, политику князя Александра Невского, и свести его гражданский и духовный подвиг даже не к рядовому, типичному для князя-воина поступку, а к роковой ошибке, предопределившей «не тот» путь развития средневековой Руси, а затем и России.

Основу критики Александра Невского составляют работы двух исследователей: И. Н. Данилевского и Джона Феннела. В критике Данилевского прослеживается одна интересная деталь. Совершенно очевидна его попытка преувеличить значение одной битвы — в 1236 г. под Шяуляем (не хотелось бы думать, что только потому, что одержали ее литовцы, политику которых И. Н. Данилевский ставит в пример русским) и принизить значение другой — в 1242 г. на Чудском озере, одержанной уже русскими, т.е. налицо новое мифотворчество: развенчать семисотлетнюю славу князя Александра Невского, как защитника Руси, выставить его в роли реакционера, выступившего против продвижения католической цивилизации на восток. Таким образом, спор вокруг личности Невского представляется более масштабным. И дело не столько в самой личности, сколько в подходах к ведению внешней политики. Спорах о том, что дороже – стать сторонником католиков ради избавления от обязанности тянуть унизительную лямку ордынских „выходов“ и при этом потерять свою самобытность, православную Русь или же взять линию на непротивлению Орде и отказу от союзных отношений с Западом.

Теперь попробуем проанализировать собственно критические замечания о великом князе Александре. Начнем с двух всем известных битв.

Глава 1. «Невская битва» и «Ледовое побоище»

И Дж. Феннел, и И. Н. Данилевский в своих работах склонны принижать значение двух битв. По мнению И. Н. Данилевского, «столкновение на Неве вряд ли можно назвать «битвой». Оба историка ссылаются при этом на тот факт, «что ни летопись Суздальской земли (Лаврентьевская), ни один из шведских источников не содержат никаких упоминаний об этом событии» (Дж. Феннел). И. Н. Данилевский пишет, что псковские и новгородские летописи, хотя и вспоминают о ней, но «скромны в описании невской победы», в то время как о битве 1242 г. «южное летописание... вообще ничего не сообщает»

Вроде бы логичный вывод: если часть древнерусских летописей ничего не сообщает о событии, то оно было незначительным и не было достойно внимания.

Но вспомним о том, что та же Лаврентьевская летопись очень коротко сообщает о захвате в 1240 г. монголо-татарами Киева, а Новгородская I летопись вообще ничего не говорит об этом событии. А может, это тоже было незначительным происшествием, которому не придали значения даже современники? Иоанн дель Плано Карпини, посетивший Киев в 1246 г., сообщает о том, что от столицы Древней Руси «почти ничего не осталось, в настоящее время в нем едва насчитывается 200 домов...». А ведь это был один из крупнейших городов Европы, и дворов в нем было не менее 8 тысяч, а из пятидесяти тысяч жителей уцелели не более двух тысяч! Но, быть может, мы действительно преувеличиваем опасность, исходившую от шведов и немцев в 1240 — 1242 гг.?

Ведь «шведский десант 1240 года», по мнению И. Н. Данилевского, «не очень торопился осуществлять коварные замыслы. Показателем служит уже одно то, что шведы, войдя в Неву, пребывали в бездействии не менее недели». Выходит так, что князь Александр проявил коварство и столь стремительно выступил "в партизанский рейд по тылам противника», «что к нему не успели присоединиться многие новгородцы».

Так почему же так торопился молодой князь и почему так медлительны были шведы?

Попробуем найти ответ на этот вопрос и обратимся к тридцатым годам. Еще в булле от 24 ноября 1232 г. папа Григорий IX обратился к ливонским рыцарям-меченосцам с призывом начать активную деятельность в Финляндии. В следующем послании от 27 февраля 1233 г. русские прямо называются «врагами». В папской булле от 9 декабря 1237 г. Григорий IX обращается к шведскому архиепископу с призывом организовать «крестовый поход» в Финляндию «против тавастов» и их «близких соседей». Б. Я. Рамм замечает, «что призывая крестоносцев уничтожать „врагов креста“, папа имел в виду наряду с тавастами также карелов и русских (тех самых «близких соседей»), в союзе с которыми тавасты в эти годы энергично противились католической экспансии». Заметим, что этот призыв следует после объединения в 1237 г. ливонского Ордена меченосцев с Тевтонским орденом.

В свою очередь, Вильгельм Моденский по распоряжению папы стал активно формировать антирусскую коалицию. Обсуждался и вопрос о совместном выступлении на Русь трех главных участников коалиции: с одной стороны — датских крестоносцев, располагавшихся в Эстонии, тевтонцев из Ливонии и крестоносцев, обосновавшихся в Финляндии, а с другой — шведских рыцарей. Даже западные ученые начинают склоняться к мнению, что этот поход шведов был «крестовым» и предпринимался под нажимом папы: «Возможность для шведов вести боевые действия на Неве в 1240 г. была связана со Вторым шведским крестовым походом в Финляндию», — пишет профессор Копенгагенского университета Джон Линд. Он также пишет: «на то, что поход носил характер „крестового“, указывает и отмеченное летописью наличие в войске, пришедшем на Неву, нескольких „пискупов“ (упомянуты летописью во множественном лице); в обычном походе, не носившем религиозной окраски, нескольким епископам было нечего делать».

Теперь можно понять, почему медлили шведы - они дожидались немцев, но те опоздали. 15 июля 1240 г. князь Александр Ярославич разбил шведов, но сил отражать «задержавшихся» немцев у него не осталось. Все мы знаем, что делали в последующее время немецкие рыцари на русской земле. Если монголо-татары прокатывались волной, опустошая русские земли и увозя все, что можно было забрать с собой, то немецкие католические рыцари основательно оседали на захваченных землях. В то время, изгнавшие в 1240 г. Невского новгородцы успели за год ощутить все прелести «цивилизованной жизни», дарованной рыцарями, и вновь призвали Александра Ярославича в Новгород.

5 апреля 1242 года состоялось знаменитое ледовое побоище на Чудском озере. Победа на сей раз досталась более дорогой ценой чем на Неве. Но и размах битвы и значение ее были весомыми. Рыцари потеряли по разным источникам 400 или 500 человек, 50 рыцарей были пленены, а чуди паде без числа. После этой победы Александр Невский стал самым авторитетным и уважаемым среди русских князей.

Будь это рядовым сражением, Тевтонский орден не стал бы в 1243 г. подписывать мирный договор с Александром Невским, по которому Орден отказывался от притязаний на русские земли. Сам факт заключения договора свидетельствует о большом значении Ледового побоища.

Так был ли смысл в этих двух сражениях, если, по замечанию того же Дж. Феннела, князь Александр Ярославич «отбил у шведов охоту совершать набеги на русскую территорию еще на четверть столетия», т.е. до 1281 г.?