А.А.Фет как теоретик и практик перевода

А. А. Фет -- поэт, сторонник теории "чистого искусства" -- занимался переводами в течение всей своей жизни, они составляют большую часть его поэтического наследия. Фет переводил лирические стихотворения немецких поэтов -- Гёте, Шиллера, Уланда, Гейне, Рюккерта, Мёрике и др., французских -- Шенье, Ламартина, Беранже, английских -- Байрона, Мура, польского поэта Мицкевича, персидских поэтов Гафиза и Саади и др.; кроме того, он переложил стихами несколько прозаических переводов песен кавказских горцев. Из крупных произведений европейских авторов им были переведены "Герман и Доротея" (1856) и "Фауст" (1882--1883) Гёте, "Юлий Цезарь" и "Антоний и Клеопатра" Шекспира (1859). Особенно интенсивная переводческая деятельность Фета относится к последнему десятилетию его жизни, когда он подготовил ряд изданий римских поэтов: полные собрания стихотворений Горация (1883, перевод удостоен Пушкинской премии) и Катулла (1886), сатиры Ювенала (1885) и Персия (1889), элегии Тибулла (1886) и Пропорция (1888), "Превращения" (1887) и "Скорби" (изданы посмертно -- 1893) Овидия, "Энеиду" Вергилия (1888), комедию Плавта "Горшок" (1891), эпиграммы Марциала (1891). Помимо стихов Фет переводил в 1880-е годы сочинения немецкого философа-идеалиста Шопенгауэра.

На выборе произведений для перевода сказались консервативные общественно-политические взгляды поэта; его переводческая деятельность была зачастую формой ухода от злободневных вопросов современности.

Фет был из ряда сторонников буквального перевода. Поэт настаивал на обязательной буквальности и на обязательности рифмы в стихотворном переводе. К началу работы над переводами Шекспира Фет сформулировал основные принципы перевода, за которыми впоследствии закрепился термин "буквализм". Он стремился обозначить критерии точности и возможной свободы при переводе и придерживался принципов, которые состояли в установке на иноязычный текст.

Стремление сохранить в переводе "внешнюю форму" произведения связано прежде всего с пониманием поэзии и поэтичности слова вообще как единства его знакового и звукового аспектов. Звучание поэтического текста, которое в переводе передается метром, ритмом и рифмой, для Фета было одним из основных критериев художественной верности перевода. Ни один переводчик середины XIX века не делал такой опоры на слух, как Фет. Еще одна важная характеристика фетовских переводов может быть представлена понятием "длина контекста", которое обозначает "такой объем текста оригинала, которому можно указать притязающий на художественную эквивалентность объем текста в переводе". Длина контекста в переводах Фета чаще всего -- слова и синтагмы, что позволяет ему передавать особенности елизаветинского языка. Одним из проявлений такой переводческой установки стал часто встречающийся буквальный перевод метафор и сравнений подлинника ("the teeth of emulation" - "зубы зависти", "flower-soft hands" - "цветочно-нежные руки"). Он не останавливался перед трудностями, если метафора по-русски звучала неестественно, -- а именно "естественность" полагалась условием хорошего перевода, -- но все же была вполне понятна по смыслу. Некоторые образы, просто непереводимые на русский язык в связи с особенностями их коннотативных значений в оригинале, опускались или упрощались.