Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Любовь управляющего 3 страница



— Да, я кисэн!

Она хорошо знала, что если будешь мямлить или тянуть с ответом, то почва не только уйдет из-под ног, но и накроет тебя.

«Если пойти, раздвинув все эти лица, появится ли ровная дорога, ведущая в будущее? — думала про себя мисс Мин. — Если идти по ней, можно ли увидеть ее конец? В жизни кисэн десять лет похожи на один день, а каждый день — на десять лет. Если пойти в далекие-предалекие места, пройдя двенадцать гор, двенадцать равнин, двенадцать рек, можно ли увидеть мечту сестер? Ту самую детскую мечту? Что увидишь, если дойти до конца дороги в будущее? Что там? Может быть, там правда?»

Мнения людей — не самое страшное для кисэн. Для них самое позорное дело — не тогда, когда их ругают самыми оскорбительными словами, и даже не тогда, когда с презрением в глазах указывают пальцами, а тогда, когда гостям были видны их трусики со старой неупругой резинкой. В кибане были не только бурные ночи, когда шел банкет, но и тихие дни. Тишина для кисэн была смертельным ядом, от нее не было спасения. В такие дни у них возникало чувство, как будто их поймали в момент одевания трусиков со старой неупругой резинкой.

Если в каком-то обществе, неважно каком, образуется группа людей, то за этим следует ревность, ненависть, интриги и скрытая от глаз борьба за свое положение, ранг. Кисэны в этом отношении не были исключением, они тоже временами становились то «подругами», то «врагами». В этой борьбе были свои негласные правила. Например, если отнесешься плохо к какой-нибудь старшей кисэн, которую называли хэохва, то можно было навлечь на себя большие неприятности. Когда такая кисэн туго перевязывала пояс веревкой для юбки, то выглядела не хуже мастера боевых искусств. Или если она надевала желтую куртку чжогори, то в этот день другие кисэны не могли надевать такую же одежду. Если кто-нибудь, нарушив это правило, выходил, надев такую же куртку, то хэохва тут же вылетала с палкой или скалкой для выбивания пыли, чтобы поставить нарушительницу на место.

Все знали одну трагическую историю, связанную с этим правилом. В один из кибанов Сеула пришла новенькая кисэн, которая, не зная это правило, надела такую же куртку, как у хэохва. Тогда та, известная своим страшным характером, выхватила из печи раскаленный докрасна железный прут и ткнула его в лицо новенькой. Говорили, что та кисэн, получившая страшные ожоги и ножевую рану, чтобы заработать средства на жизнь, открыла на холме Джингоге, в трактире под названием «Сонмогчжип», что означает «Дом запястий рук», в котором клиентов обслуживали, стоя за стойкой бара, показывая руки до запястья, и заработала огромные деньги. Вот почему одно время, когда после освобождения от японской оккупации кисэны в отставке, женщины из семьи янбанов, вдовы, находившиеся в трудном положении, засучив рукава, открыли подобные заведения, широко распространился слух, что на холме Джингоге полно «Сонмогчжипов». Это было правдой, но это вовсе не значило, что в кибанах были только ревность, ненависть и тайная борьба. Правила и порядок в кибанах были очень строги. Если, например, кто-то из кисэн перехватывал гостя другой, то ее избивали группой или подвергали публичному унижению. Однако если кто-нибудь из них дрался с чьей-нибудь женой и дела кисэн шли плохо, то другие кисэн, схватив хотя бы ковшик для супа, выбегали ей на помощь.

В наше время, когда правила перестали быть столь строгими, как раньше, мисс Мин, скорее всего, будет неудобно с мисс Чжу. Потому что, строго говоря, по отношению к ней та являлась хэохва — старшей кисэн. И хотя мисс Мин была выбрана кандидатом для представления Буёнгака после ухода мадам О в отставку, не было видно, чтобы она и другие кисэны восприняли эту новость с удовольствием. Конечно, она получила признание среди гостей, но для того, чтобы завоевать признание у хэохва и коллег, ей придется выглядеть настолько неотразимой, чтобы они ни в чем не могли упрекнуть ее, как бы ни старались.

На боках вязаного корейского носка босона, простеганного через каждый сантиметр, были изящно вышиты три розы. Внутренние части их лепестков, плотно вышитые желтыми нитками, тоже смотрелись аккуратно и красиво. Если притронуться пальцами рук к пестикам, вышитым круглыми узелками, то возникало чувство свежести, словно к ним прилипла роса. На озорном носике босона висела красная остроконечная конусообразная шляпа-капюшон. Когда кисэн, надев босон на ногу, подталкивая подол юбки носком, входила в комнату, сначала показывалось не лицо, не руки, а эта шляпа. Каждый раз, когда кисэны отрывали ноги от пола, шляпы, висящие на кончиках носков, приподнимались, словно приветствовали гостей; и по их губам растекалась улыбка.

Несколько раз мисс Мин видела, как благодаря этим маленьким остроконечным шляпам разряжалась напряженная атмосфера. Ценность этой пары вязаных носков босон была так велика, что их старались не носить часто, хотя порой это было неудобно. Если не было большого мероприятия, то ни у кого из кисэн не возникала даже мысль надеть их. То, что она нашла их, спрятанных глубоко внутри инкрустированного шкафа, и надела, произошло потому, что из-под низа ее живота поднималась вверх «порочная» энергия. Даже когда из главного дома, запыхавшись, прибежала певица-кисэн и сказала ей, что с мадам О случилась неприятность и надо срочно ее заменить, она нехотя, медленно поднялась лишь потому, что поверила ее словам. Кисэны, знавшие, кто такая мадам О, готовы были поверить во что угодно, если это касалось ее.

Мисс Мин надела накрахмаленные и отглаженные штаны пхунчха-бачжи[62], а поверх них праздничную нижнюю юбку. Она имела три подпушки изо льна, окрашенные в малиновые цвета. Стоя перед зеркалом, оглядывая себя со всех сторон, она тесно обвязала грудь тесьмой, висевшей на конце юбки, прижимая ее рукой. Несмотря на то, что стоявшая за дверью кисэн все время напоминала, что надо торопиться, она не спешила. Взяв кончиками пальцев ханбок, висевший на вешалке, она остановилась перед парадным платьем кисэн, который называли «даный» и надевали лишь в торжественных случаях. Она надела широкие, спадающие вниз штаны пхунчха-бачжи, из-за которых юбка будет вздуваться, и подумала, что куртка, подчеркивающая плечи парадного платья, с вышитым фениксом на груди, будет подходить к ней. Она сняла с вешалки платье «даный» бордового цвета, на котором золотыми нитками был вышит иероглиф «бок Ж», означавший «счастье». Когда выберешь куртку, то выбрать юбку уже не представляет особого труда. Она подошла к платяному шкафу, где висели юбки, и без колебания вытащила длинную темно-синюю юбку, полностью закрывавшую стопы ног. На краю юбки, играя светом, сверкал дракон, вышитый золотыми нитками. Это был только что взлетевший из моря дракон, который, тяжело дыша, парил над облаками. Кисэн, стоявшая за дверью, видимо, ушла в главный дом, потому что за дверью было тихо.

Неизвестно, может быть, сегодня ей придется драться словно этот изрыгающий пламя дракон, вышитый по краю длинной юбки. Время невидимо для глаза, но есть минуты, когда осознаешь его тяжелую и жесткую силу, и сейчас, кажется, был именно такой момент. Говорят, что время может передвигать горы, сбрасывать в море города, но эти факты — всего лишь археологические знания, почувствовать их невозможно. Но через эту длинную юбку мисс Мин ощутила его бесконечную силу. Если бы это было в древности, разве посмела бы такая ничтожная кисэн, как она, даже просто погладить такую юбку с вышитым на ней золотыми нитками драконом, носить которую имели право лишь царствующие особы. Как никто не мог знать, что маленькая девочка, любившая танцевать на рельсах, в будущем станет кисэн, так невозможно было предсказать и сам факт существования кибанов, переживших целую эпоху, начиная со второй половины 70-х годов, о которых все говорили, что они исчезнут — такова сила времени, которое одновременно медленно течет и летит, как стрела.

Она надела длинную юбку с вышитым золотыми нитками драконом, подобную которой надевала сама королева страны много столетий назад, поэтому найти подходящие ей украшения было естественным желанием. Она открыла крышку шкатулки с драгоценностями и стала внимательно рассматривать украшения. Ее глаза не были похожи на глаза праздной женщины, выбиравшей драгоценности. У нее был цепкий взгляд, словно у дикого животного, выбиравшего себе еду. Наконец она вытащила из шкатулки красиво уложенный шиньон с воткнутой нефритовой шпилькой и серебряную шпильку в виде бабочки. Ведь волосы должны уйти в шиньон, чтобы он поддерживал прическу на голове. Когда она распустила их, то одна прядь, волнисто колыхаясь, упала на плече и рассыпалась по нему.

— Что ты сидишь до сих пор? — рывком открывая дверь, прерывисто дыша, спросила ее запыхавшаяся от бега мисс Чжу. — Правду говорят, что можно прихорашиваться и не заметить, что прошел день. Хорошо же ты живешь! Сукин сын! Да кто он такой, чтобы бить человека!

Лицо ее было красным от возмущения.

— Когда мадам О, выпив сочжу, начала выступать, я уже знала, что так будет, — продолжала быстро говорить она. — Мне надо было остановить ее. Я знала, что как только ее шаги станут неуверенными, с ней случится неприятность. Тебе надо быстро пойти и спасти положение.

Мисс Мин, не обращая внимания на нее, на ее сбивчивую речь, собрав волосы концом расчески и разделив их на три пряди, стала не спеша их заплетать. Она знала, что тут надо быть осторожной. Ведь если плотно заплетешь, то исчезнет пышность. Каждый раз, когда сплетаешь, надо аккуратно притягивать назад передние волосы. После того, как переплетешь волосы с краев, объединяя передние пряди с задними, надо крепко обмотать их вокруг головы, снова сплетая в одну прядь. Только если высыпавшиеся в это время волосы положить вовнутрь шиньона и переплести, будешь выглядеть опрятно.

— Ты что, не поняла? Не поняла? Ты хочешь сказать, что некуда спешить? Ты по-прежнему такая гордая?! — раздраженно сказала мисс Чжу и, уходя, так хлопнула дверью, что она, казалось, отвалится.

Мисс Мин встала со своего места только после того, как аккуратно уложила шиньон вокруг головы и воткнула шпильку, чтобы волосы держались. Выражение лица у нее было решительное, словно у генерала, уходящего на войну.

Когда мисс Мин увидела в отблеске тусклого света распластанную во дворе мадам О, вымазанную в грязи, с выпавшей прядью волос, болтавшихся на заднем воротнике, потому что шпилька выпала и исчезла неизвестно куда, она охнула и согнулась в поясе. В тот момент, когда она увидела эту картину, у нее было такое ощущение, будто прилетевший неизвестно откуда серп воткнулся ей в верхнюю часть спины. Она пожалела, что задержалась, потому что беда оказалась больше, чем она ожидала. Мадам О, поддерживаемая под руку кисэнами, входившая в отдельный домик, увидела ее и, опустив голову, виновато сказала:

— Я… оставляю тебя вместо себя. Взамен… ты можешь этой ночью… не принимать его.

На ее лицо, мокрое от слез и мелкого моросящего дождя, было тяжело смотреть. Испачканное пятнами макияжа лицо и длинные следы от черной туши, размазанные слезами, делали ее похожей на клоуна Пьеро.

— Нет, почему же, я приму его, — твердо сказала мисс Мин, глядя на нее с жалостью. — Я приму его как полагается. Ни о чем не беспокойтесь.

Прикусив нижнюю губу, она отвернулась, чтобы не заплакать. Она знала, что кисэн, изгнанной из отдельного домика в задний домик, а затем и из него, больше некуда идти. Конечно, с ней есть Табакне, которая поддерживала ее, дрожа от ярости, но здесь жестокий кибан. «Что же ей теперь делать, — пронеслось в голове, — чтобы снова подняться? Однажды она сказала мне, чтобы я не спрашивала ее о том, была ли она счастлива, но только о том, что касается работы кисэн».

Память вернула ее в прошлое…

Новенькие, поступив на работу в Буёнгак и проработав некоторое время, задавали ей один и тот же вопрос:

— Почему вы здесь живете?

Им была интересна ее история. Это был вопрос не о том, как она пришла в кибан, а о том, почему человек, имевший такой великолепный голос, живет здесь. Конечно, о том, как каждая из них, родившись в каком-то доме, пришла сюда, можно рассказывать разные истории, но так как это каждый выстрадал и решил сам, то в этом не было ничего интересного. В кибане живо интересовались историей ее жизни, потому что даже если слышать ее пение ушами, на которые «медведь наступил», было искренне жаль, что пропадал такой голос. Всем было интересно, почему человек, который мог быть членом комиссии на национальных конкурсах по пхансори и должен растить учеников, находится здесь? Когда слышишь, что в молодости у нее был ангельский голос, то сгораешь от любопытства, и невозможно стерпеть, чтобы не задать этот вопрос. Вот и мисс Мин, не удержавшись, обхватив ее колени, спросила:

— Почему вы здесь живете?

— В возрасте восьми лет мать отдала меня в кибан, — сказала мадам О после некоторого молчания, — поэтому у меня не было возможности искать другую жизнь.

— Но ведь можно было перевестись в Центр национального традиционного исполнительного искусства, — сказала мисс Мин, искренне не понимая, что она делала здесь с таким голосом.

— Почему же тогда ты ушла оттуда? — ответила, улыбаясь, вопросом на вопрос мадам О.

— У меня не было сил более терпеть. Если бы у меня был такой выдающийся талант, как у вас, то я, возможно, как-нибудь стерпела бы, но оказалось, что его нет. Скажите, ведь не только это держит вас здесь? Вы же говорили, что многие кисэны ушли отсюда.

— Кибан для меня не просто место для работы, он — мой дом, — немного помолчав, с грустью сказала мадам О. — Да и куда я могу пойти, оставив свой дом?

— Вы были счастливы?

Мисс Мин хотелось расспросить ее до мельчайших подробностей: была ли она счастлива, живя жизнью кисэн, не поэтому ли она так долго ею была, но так и не смогла. Мадам О, глядя на нее, только мягко улыбалась уголками губ, а затем, после довольно большого промежутка времени, с серьезным видом сказала:

— Не спрашивай меня о том, была ли я счастлива. Спрашивай лишь о том, что имело для меня смысл.

«Нужно было обязательно спросить об этом, — думала мисс Мин, направляясь в главный дом. — Почему я тогда не спросила ее? Какой смысл жизни может быть у кисэн, выгнанной в задний домик?»

Когда она вошла во двор главного дома, пройдя мимо отдельного домика, кисэны, собравшись в группы по две-три, перешептывались между собой. Из комнаты просачивался громкий голос разгневанного мужчины и извиняющийся голос председателя Юна, который успокаивал его. Мисс Мин, в возбуждении от увиденной ранее страшной картины во дворе главного дома, мягко шагая, подошла к двери комнаты.

— Председатель Юн, — тихо произнесла она, — это я, мисс Мин.

Председатель клуба «Львы» господин Юн, услышав ее голос, радостно выбежал из комнаты.

— Ну, где же ты была? — и, делая вид, что упрекает ее за опоздание, сказал: — Надо было раньше прийти. Проходи. Ну, теперь, кажется, все будет в порядке.

Войдя в комнату, она прежде всего нашла глазами того, кто устроил скандал и выкинул во двор мадам О. Мисс Чжу, стоявшая там, увидев ее, холодно взглянула и, хмыкнув, повела подбородком. Скандаливший мужчина был невысокого роста, гораздо ниже, чем она предполагала. Когда он увидел ее, то у него от удивления открылся рот. На его высохшем теле торчала маленькая голова, с небольшой выемкой над верхней губой, лицо было усыпано мелкими пятнами, поэтому он выглядел неказисто. Она подумала, что в первую очередь надо погасить «горящий огонь», поэтому лучезарно рассмеявшись, низко поклонилась ему. Ведь если надо найти решение проблемы, нет другого пути, как встретиться с ней лицом к лицу. Она знала, что для этого ни в коем случае нельзя смеяться над гостем, суетиться, говорить невпопад, сопеть или быть подобострастной. Она знала, что, уважительно относясь к нему, нельзя было терять достоинство.

— Прошу вас, простите меня, — это я виновата. Пригласив уважаемого гостя, я опоздала, поэтому произошла это неприятность, — потупив глаза, скромно сказала она, склонив голову. — Раз я совершила смертельный грех, то может быть здесь же, сняв верхние одежды и оставшись в юбке, я буду ждать расплаты? Перестанете ли вы тогда гневаться?

Это была скромная и почтительная речь, но в каждом слове чувствовалась уверенность и сила.

— Что ты говоришь?! Ты пришла сюда, одевшись, как королева, и говоришь, что ждешь расплаты за содеянный грех? О чем ты говоришь? — вступил в разговор председатель Юн. — И вообще, разве позднее появление главной героини не закон? — подобострастно сказал он, обернувшись в сторону мужчины. — Господин Чжон, эта девушка — та самая мисс Мин, о которой, если вы помните, я вам говорил.

Если смотреть со стороны, то он, вот уже на протяжении семи лет бывший постоянным клиентом Буёнгака, стараясь угодить каждой из сторон и примирить их, выглядел достаточно жалко. Ему нельзя было упрекнуть пьяную мадам О, вставшую на стол гостя, и неудобно было принять сторону господина Чжона, который вышвырнул ее во двор.

— Мисс Мин, прошу тебя, поухаживай за гостем хорошо, а то он расстроился. Господин Чжон, вам сегодня крупно повезло. Мисс Мин — кисэн, которая выходит не ко всем гостям.

«Эй, ничтожество, — мысленно сказала она мужчине. — Ты хоть знаешь, кого ты вышвырнул во двор? Для меня она — словно мать».

Она с трудом подавила желание схватить со стола палочки для еды и метнуть их в его грудь, словно дротик из дартса[63]. Вместо этого она, мило улыбаясь, подошла к нему и села рядом, словно хотела прижаться к его груди. Хотя на самом деле у нее было ощущение, будто она подбирала и снова съедала рвоту, которую извергла за минуту до этого. Схватив жареную рыбу палочками, которые хотела использовать как дротик, она, кокетничая, услужливо положила ее в рот мужчины. Когда рыба входила в его рот, он настолько широко открыл его, что ясно были видны глотка и корень языка. Ей захотелось резко воткнуть жареную рыбу глубоко в эту ненавистную глотку. Рука, державшая палочки, задрожала, на лице возникли судороги…

В этот момент у нее вдруг появилось странное ощущение, словно она шла по дороге в полной темноте. Впереди дикое, неровное поле, которое надо пройти. Колючий ветер царапал ей щеку. Окоченелыми руками она разгребала дорогу, а вокруг находились колючие кустарники шиповника, которые царапали уже исцарапанные руки. Внезапно сосновые шишки и наросты, слегка выступающие на дереве, туго намотали волосы. Ветви деревьев, плотно стоящие на пути, резко дернув за волосы, готовы были сдернуть кожу с головы. Когда она распустила скрученные волосы, выгнутая ветка прилетела с огромной скоростью и, ударив по щеке, улетела прочь. Перед глазами вспыхнули искры. Все тело покрылось ранами, а на исцарапанной тыльной стороне ладони сочилась кровь, но она даже не чувствовала боли. Вероятно, это все из-за огромного ужаса: горячего, липкого, темно-красного, душного… Когда она вышла на место, где едва виднелся свет, то оказалось, что она стояла на краю отвесной скалы. Даже холодный пот не выступал. У нее был страшный вид. Верхняя одежда, неизвестно где и как снятая, исчезла, она была одета в разорванную ветвями, развевающуюся нижнюю юбку. Когда она пыталась сойти с дороги, где не было света, нижняя юбка запачкалась пятнами крови и жидкой грязью. Перед ее глазами вновь возникла та страшная картина во дворе, с мадам О.

На мгновенье воображение перенесло ее в будущее.

— О, талант есть талант! — раскрывая развевающуюся нижнюю юбку, потомки будут выражать свое восхищение ее красотой.

Если посмотреть, то с одной стороны юбка была похожа на картину тушью. Стекающая кровь становилась гладко вытянутым стволом бамбука на исцарапанной и порезанной ткани, а разбрызганная грязь — письмом. Будущие ученые-искусствоведы, поглаживая усы, покачиваясь телом, в соответствии с мелодией, с серьезным видом будут объяснять текст на юбке.

Ясная луна восходит,

Чистый ветер сам прилетит

Нет границ созерцанию,

Нет границ размышлению,

Душа свободна и широка.

Скажите, милые друзья,

Какая радость между небом и землей

Может заменить эту?

— Разве это не часть поэмы «Одинокий рай» известного китайского чиновника и ученого Са Макваня? — спросят ученые-искусствоведы. — Если кисэн способна понять и записать на юбке фразу великого ученого, ясно, что она была известной и талантливой кисэн, не так ли?

— Верно! — вскричат восторженно потомки. — Знаменитая кисэн!

«Наверное, запись о знаменитой кисэн, чье имя останется в истории, будет примерно такой, — подумала она. — В истории остается имя победителя, но не имя проигравшего, вещественные доказательства, не относящиеся к событиям, но не сокровенные мысли».

Разнообразные мысли, не связанные между собой, проносились в ее голове. Сконцентрировавшись, заставив себя вернуться обратно в реальность, она, тяжело вздохнув, дрожащей рукой положила на край языка мужчины жареную рыбу. «Теперь, кажется, все в порядке, — подумала она, — скандал улажен». Беря палочками разные закуски, она клала их ему в рот, а он, неожиданно превратившись в ребенка, с удовольствием все поедал. Шепот председателя Юна и гостя, смешавшись с запахом горящей свечи, плыл по воздуху. Льняная юбка, надетая в качестве нижнего белья, и верхняя одежда, задевая друг друга, издавали приятный шорох.

«Ты сегодня оправдала затраты, — прошептала ей на ухо мисс Чжу, — на твои вязаные босоны». Она оглянулась и кивнула. Маленький ящик для документов, инкрустированный перламутром корейский комод с откидной верхней дверцей — все блестело. В этом мире не было ничего такого, что нельзя было бы вытерпеть, и нет ничего такого, на что нельзя было бы взглянуть. Путь кисэн — одновременно быть загадочной и открытой, сердечной и зловредной, коварной и откровенной, вежливой и бесцеремонной, чуткой и бездушной…

После рюмки вина, предложенной гостем, схватив его руку, мисс Мин страстно прошептала:

— Господин, пройдемте ко мне.

Мужчина, боясь, как бы ее настроение не изменилось, быстро встал и, важно шагая, пошел вслед за ней, а председатель Юн долго хохотал ему вслед:

— Ха-ха-ха, нет, вы, пожалуйста, посмотрите, как он благородно себя ведет.

У этого мужчины все части тела были маленькими, узкими и тонкими. Обычно у того, у кого узкий нос или тонкие плечи, была какая-то утонченность, а у него даже этого не было. О нем сказали, что он «бестактный книжный червь». Вначале он придирался к тому, что кисэн слишком молода или стара, но стоило им войти в комнату, как у него было только одно желание: заставить ее остаться на всю ночь. Несчастная его жена, наверное, по ночам, раздвинув ноги, считала узоры на потолке. Полагая, что у них сексуальная несовместимость, он, вероятно, довольно часто упрекал в этом свою безгрешную, несчастную жену. «Но какой будет толк от того, если человеку, не умеющему играть, преподнесут редкостный и драгоценный музыкальный инструмент?» — подумала мисс Мин, глядя на его невзрачный вид. Возможно, что именно по этой причине кисэны больше любили плейбоев и любителей поволочиться за юбками. Эти-то уж как минимум знали, что надо сделать, чтобы доставить женщине удовольствие. Они умели обращаться с ней, могли проявить заботу о ней.

Она, словно мать, обнимающая своего сына, широко раскрыла руки и прижала его к груди. Он, у кого, как она успела заметить, была белая и мягкая кожа, засуетился. «Он как малыш, — мелькнуло в голове, и она невольно улыбнулась, — который, еще не научившись ходить, захотел бежать на сто метров».

Руки древних кисэн, словно очиток ранней весной, протянувший свои корни, высунулись рядом с ее рукой и стали похлопывать его узкую спину. «Прошу вас, не делайте так, — попросила она их, — он ведь мой гость». Размахивая руками, отталкивая надоедливые руки древних кисэн, она обнимала его слегка влажную, с проступившими каплями пота, спину. Это была ночь без звезд и луны. Ночь, в которой шел мелкий моросящий дождь и промокшая сова резко ухала глухим и хриплым голосом в бамбуковой роще.

После того как выпал дождь, солнце палило так, что, казалось, снимается кожа. Небольшой фонтанчик в пруду сада, весело журча, выпускал струю воды, похожую на струйку мочи маленького мальчика. В воздухе летали подёнки, образовывая черные рои. В пруду вяло плавали светло-зеленые водоросли и несколько золотых рыбок. Когда вынесли матрац, который стелили в прошедшую ночь, и бросили его в большой резиновый таз, испуганные рыбки, юркнув, спрятались в водорослях. Даже «трава ангелов» на газоне, у которой росли мелкие цветы, сникла от жары. Мисс Мин, у которой лицо потемнело, словно измазанное в жидкой грязи, съежившись, села на край пруда.

— Поздно проснулась, — игриво сказала ей мисс Чжу, подмигнув. — Вчерашний мужчина профан, верно? Только шумел громко, а так профан, верно? — она снова подмигнула ей. — В сексуальном плане он полный лох, да?

— Сестра, ты хорошо его знаешь, хотя и не спала с ним.

— Вообще-то такие, как он, всегда таковы, — сказала мисс Чжу голосом профессионала в делах любви. — Он мужчина с мелкой душой, который, несмотря на то, что вызывает проблемы, не может улаживать дела. И все же думаю, что такой лучше, чем тот, который не дает тебе уснуть, жалея о сумме, данной за обслуживание. В любом случае — ты молодец! — тут она снова подмигнула. — Ну, выбирай, что нравится, и пей!

На протянутом подносе была банка зеленого чая, покрытая прозрачными холодными капельками воды, банка с кофе и упаковка йогурта. Когда мисс Мин взяла банку с кофе, та, возможно, потому, что долго пролежала в холодильнике, плотно приклеилась к ладони.

— Позавтракала?

— Нет, я чуть позже поем.

— Ну, как хочешь. А мне надо тело размять. Незаметно наросший жир, словно мелкий воришка, съедает сердце кисэн.

Надев хансам — платье с длинными нарукавниками и стоя на деревянном полу главного дома, она, как всегда, усердно занималась.

— Эй, там, — громко крикнула она, обернувшись в сторону комнаты под названием «Орхидея», — поставьте мне песню, чтобы я могла потренироваться!

Сентиментально-печальная песня, словно ждала этой просьбы, сразу начала просачиваться за дверь.

Слушай, бабочка, давай мы в горы улетим.

Эй, тигровая бабочка, ты тоже с нами лети.

Вначале грубый, шершавый, голос, прокашлявшись, сразу нашел свое место. Два отдельных голоса — один грубый, поднимавшийся вверх, другой — чистый, опускавшийся вниз, сливались в одно целое, и мисс Чжу, следуя за песней, изящно поворачивая шею, начала плавно двигаться. Ее тело, плывшее по воздуху, неторопливо следуя за мелодией, перешло в теневую часть зала и, приподняв лишь белый подол хансама, словно парило над полом. Когда один конец подола рассекал воздух, другой взмывал вверх, резко ударяемый пальцами рук, наполняясь воздухом, и упруго натягивался. Когда она махала нарукавниками, то они, то складываясь, то снова раскрываясь, казалось, превращались в крылья, а она сама, словно птица, резко, с шумом взлетала над полом, распрямляя их. Туго, с силой натянутые подолы платья, нарукавники, выброшенные в воздух, бессильно свисая, незаметно превратившись в цветы, с трепетом, кружась, падали вниз.

Когда мисс Мин смотрела на изгибавшиеся протянутые руки мисс Чжу, то у нее внезапно затряслись плечи. Беспокойство о будущем, царапавшее душу, бесследно исчезло, было весело оттого, что неловкие ноги, пытаясь идти по линии из крайне неудобного положения, желали взлететь на небо. Когда пульс у нее участился настолько, что она встала, чтобы присоединиться к мисс Чжу, на деревянный пол поднялась Табакне и прервала танец, обратившись к мисс Чжу:

— Хватит, пятки сотрете. Вы даже танцуете кокетливо. Вы достаточно потанцевали. Идите сюда, сядьте и посмотрите, что вам прислала Харуко из Японии.

— Правда, это от тетушки Харуко? — хором воскликнули девушки.

Мисс Чжу, мгновенно навострившая уши, забыв обо всем на свете, подбежала к ней. Певицы-кисэны, прекратив петь, тоже вышли из комнаты.

— В прошлый раз она приехала с пустыми руками, поэтому, извиняясь, прислала всем подарки, — сказала Табакне, оглядывая девушек. — Это ведь кошельки от Гуччи, верно? Дорогие, наверное, зачем она послала их? — ворчала она, придирчиво рассматривая их. — У вас сегодня счастливый день. Недаром ведь говорят, что тень от горы Суянсан тянется на 80 ли до района Кандон. Нет, все-таки хорошо, когда есть преуспевающая кисэн.

Все кисэны заволновались. Взяв кошельки, они рассматривали их со всех сторон, обмениваясь ими между собой. Мисс Чжу, которая суетилась больше всех, взяв кошелек и скромно опустив глаза, сказала:

— Бабушка, я тоже стану «человеком с множеством ящиков». Я обязательно стану! Как вы думаете, если я буду танцевать, пока не сотрутся пятки, смогу ли стать таким человеком?

— Мисс Чжу, — не глядя на нее, ответила Табакне, продолжая рассматривать кошельки, — я думаю, что ты Когда-нибудь могла бы стать такой, но из-за твоего вредного характера вряд ли станешь.

— Ба-а-бу-у-шка! — сказала мисс Чжу, обидчиво скривив губы.

— Надо использовать свои способности, — сказала Табакне, не обращая внимания на ее обиду. — Разве кто-то сказал, что ты не сможешь? Я же просто сказала «вряд ли». Вам, живущим в такие хорошие времена, как сегодня, сколько ни говори, все равно не понять. Знаешь ли ты, например, какими страшными были в свое время слова «послать артиста за границу». Сама Харуко родом из уезда Кымсан, — сказала Табакне и подняла глаза на мисс Чжу. — Она чуть что лила слезы, поэтому мы прозвали ее «кымсанская плакса». Ну кто бы мог предположить, что эта «плакса» станет исполнять роль моста в установлении дружбы между двумя городами — корейским Кымсаном и японским Кобэ? Когда она, совсем юной, словно проданная рабыня в неволе, пила воду в чужой стране, временами ей было Так тяжело, что казалось, сердце разорвется. Если бы она хорошо говорила по-японски, то могла бы хотя бы кому-то пожаловаться, — сказала грустно Табакне и вздохнула. — Как, например, может выглядеть пятка Харуко, которая шаг за шагом дошла до сегодняшнего дня? Оттого что на ее ногах лопались волдыри, возможно, не было ни одного дня, когда она не проливала бы кровь, хотя сейчас они выглядят красиво и благородно, — сказала Табакне, оглядывая всех своими впалыми глазами.





Дата публикования: 2015-10-09; Прочитано: 179 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.018 с)...