Историк В.Данилов о первой пятилетке

«Оптимальный вариант» первого пятилетнего плана был на самом деле максимальным, и любая попытка еще большего увели­чения тех или иных заданий могла привести только к перенапря­жению сил страны, к материальным и человеческим жертвам, а в конечном итоге — к срыву плана, как и случилось в действитель­ности. Сталинское руководство уже с осени 1929 года придало процессу коренной реконструкции народного хозяйства масштабы и темп безудержной гонки.

Чрезмерное форсирование сплошной коллективизации миллио­нов крестьянских хозяйств, доходившее до попыток ее проведения в зерновых регионах страны за год-полтора и даже «в течение ве­сенней посевной кампании 1930 г.», означало отказ от ленинского кооперативного плана и его основных принципов. Широкое исполь­зование мер административного принуждения, раскулачивание (местами до 15% крестьянских хозяйств) причинили ничем не оп­равданный и не поддающийся измерению ущерб. За 1929—1932 го­ды оказалась истребленной половина поголовья скота. Длитель­ный спад пережило земледелие. Все это создало огромные трудности в становлении и развитии колхозов как социалистической формы сельскохозяйственного производства, что, естественно, отрицательно сказалось и на индустриальном развитии.

Когда речь заходит о перегибах и извращениях, допущенных годы первой пятилетки, мы всегда ограничиваемся разговором о деревне. Между тем они имели место и в городе — в промышленности, особенно в политике и практике индустриализации. Приня­тое в апреле 1929 года задание довести за пятилетку выплавку чугуна до 10 млн. т. показалось сталинскому руководству недостаточным. В январе 1930-го это задание было увеличено до 17 млн. т! Причем оно выдвигалось перед всеми партийными, профсоюзными и общественными организациями как «важнейшая народнохозяй­ственная задача».

Сталинский «большой скачок» в металлургии (как и в ряде дру­гих отраслей индустрии) привел к дезорганизации промышлен­ного строительства, к крайнему осложнению экономической ситуа­ции и напрасной растрате материальных и человеческих сил. Одним из результатов было невыполнение плана по части металлургии: в последний год пятилетки страна не получила не только 10 млн. т чугуна, но и 8 млн. В 1932 году в стране было выплавлено 6,2 млн. т чугуна. Волюнтаристское задание не было выполнено и в 1940-м, когда выплавка чугуна в стране достигла 14,9 млн. т.

Заметим, что при оценке всех этих цифр нет никакой возможности ссылаться на отсутствие опыта в планировании, на право на ошиб­ку, на «неизведанность путей» и т. п. Вопросы пределов возмож­ного роста — как экономики в целом, так и отдельных отраслей — обсуждались в широкой печати и достаточно прояснились при раз­работке первого пятилетнего плана. В полной мере были раскрыты необходимость согласования, увязки, баланса (или, как выражались тогда, равновесия) конкретных заданий, значение «узких мест». Уже в планы на 1929 год закладывалась «неувязка», состоявшая в том, что намечалось строить заводы «сегодня» из кирпича и металлоконструкций, которые будут изготовлены «завтра». Этим вопросам была посвящена статья Н. И. Бухарина «Заметки эконо­миста», опубликованная в «Правде» 30 сентября 1928 года. «За­метки» не были направлены против высоких темпов; они раскрывали вред волюнтаристских несообразностей, неизбежно снижавших реальные темпы роста и, в конечном счете, обессмысливавших пред­принимаемые обществом чрезвычайные усилия. Злобная проработочная, да и не только проработочная, кампания против «предельщиков», «пасующих перед трудностями» (в чем якобы проявлял­ся «правый уклон»), сняла обсуждение этих вопросов. Они, понят­ное дело, очень скоро возникли вновь, но в ином качестве: не как вопросы планирования, а как вопросы устранения последствий.

О «неувязках» и «узких местах» вспоминали уже при объяснении
причин длительного невыполнения производственных планов, сквер­
ного качества продукции, высокой аварийности и т. п.

Посмотрим все же, что означало дополнительное увеличение задания пятилетки по производству чугуна на 7 млн. т. за три года максимум? Это было равноценно заданию начать заново, полностью завершить строительство и пустить в ход семь (!) Кузнецких или Запорожских металлургических заводов с проектной мощностью 1 млн. т. чугуна каждый или три Магнитогорских комбината с про­-
ектной мощностью 265 млн. т. Состояние и перспективы уже
строящихся Кузнецкого, Запорожского и Магнитогорского заводов
в начале 1930 года говорили со всей определенностью, что для их
пуска потребуется времени и сил гораздо больше, нежели предпола-­
галось. Чтобы в последнем году пятилетки получить 17 млн. т чугуна, все эти реальные и гипотетические заводы должны были пол­ностью войти в строй еще в предыдущем, предпоследнем году! На деле даже строившиеся заводы не были и не могли быть пущены в год ни в 1932-м, ни в 1933-м. На Магнитке и в Кузнецке в 1932 году были получены лишь первые плавки на первых домнах, от которых до «большого чугуна» требовались годы работы. Проектной мощ­ности они достигли в 1934—1936 годах. Символом первой пятилетки стал не «большой чугун» (вообще не готовая продукция), а «кот­лован». Платоновский образ того времени был не художественным вымыслом, а «всего-навсего» фиксацией действительности, ее ви­димого проявления. Сказанное позволяет с полной уверенностью утверждать, что пересмотр заданий первого пятилетнего плана, которые сами по себе были предельно напряженными, носил чисто волюнтаристский характер и привел к срыву плана.

Вопросы:

1.Почему были сорваны планы первой пятилетки? Мнение историка и Ваше мнение