И гроба испугался? – хмыкнул Николай

Юра растерянно глянул на меня, а Коля продолжал ехидничать:

Щас покойничек вылезет и за нос тебя схватит! Не пугайтесь, гроб без клиента! Давайте мои шмотки внутрь засунем.

Я попыталась встать, но ноги предательски задрожали в коленях, Юра дернулся, но тоже остался сидеть.

Прямо дети, – вздохнул Коля, – смотрите, коли не верите.

Укоризненно цокая языком, Шунаков влез в катафалк и привычным движением поднял крышку гроба. Зоя, Юра и я заорали в едином порыве:

Мама!

Внутри обитой белым атласом домовины, на небольшой подушке, обшитой кружевом, покоился мужчина, одетый в черный костюм, белую сорочку и начищенные ботинки. Шею усопшего украшал темный галстук с элегантным серебряным зажимом.

Зоя запричитала:

– Отче наш… э… на небесах… Не помню слова… э… хлебушек нам дай…

Хлеб наш насущный дай нам днесь, – поправил Юра.

Я в этот момент пыталась прийти в себя. Один Коля не испугался.

Во, блин, – хлопнул он себя по бокам, – совсем оборзели! Просил только гроб, а они жмурика туда пристроили. И вроде на завтра в наряде баба!

Николай перегнулся через гроб, вытащил из-под сиденья папку и начал листать бумажки. Я вцепилась в Юру, который, к моему огромному удивлению, знал много молитв и сейчас твердил их одну за другой. С противоположной стороны к Шумакову прилипла Зоя, произносившая нараспев:

– Во поле березонька стояла…