Шариат и современность

— Сегодня федеральными властями предпринимаются попытки создания факультетов теологии в вузах, в том числе в ЮФУ, причём православная церковь очень активно идёт на это сотрудничество. Сделают ли ответный шаг представители ислама?

— В начале 2000-х в России уже предпринимались попытки создать модернизированную светскую программу религиозного образования. Идея сводилась к созданию прослойки религиозных деятелей, которые смогли бы представлять просвещённую религиозную традицию. Но эти планы были реализованы лишь частично. В случае с исламом обусловлено это двумя моментами. Во-первых, интеллектуальная исламская традиция, в своё время оказавшая влияние на развитие мировой философской мысли, не будет воспринята массами — в отличие от радикальной идеологии. Второй момент: во всём исламском мире отношение к светскости и секуляризации крайне противоречиво, зачастую они воспринимаются как нечто аморальное и близкое к атеизму. Хотя идеи секуляризации направлены лишь на разделение государства и церкви. Но в целом идея создания факультетов теологии очень интересна и имеет, безусловно, благую цель. Ведь морально-нравственное состояние общества сегодня оставляет желать лучшего. Но как всё это будет функционировать, например, в ЮФУ, пока сказать достаточно сложно, поскольку подобные мероприятия потребуют привлечения большого количества кадров, в том числе из других регионов. Если эти кафедры будут ориентированы на светскую часть учёных, преподавателей, журналистов, то здесь есть действительно большой спектр работы, и это будет интересно. Но не думаю, что сейчас эти кафедры окажутся широко востребованы религиозной средой.

— А насколько мусульманское духовенство готово участвовать в преподавании основ религиозной культуры в школах?

— Я уверен, что ни православная церковь, ни мусульманские структуры не в состоянии обеспечить этот процесс кадрами — нет у них большого количества специалистов такого уровня, которые могли бы работать в детских коллективах, быть педагогами в школах. Поэтому здесь должен быть общий религиоведческий курс. Возможно, после ознакомления с религиозными традициями в классе следует для желающих проводить экскурсии в мечеть или христианский храм, где можно пообщаться с духовенством. Нет ничего плохого в том, чтобы поговорить с человеком, который стоит на других религиозных позициях. Может быть, как раз это и подтолкнёт к пониманию того, что мир очень разнообразен. И здесь, конечно же, очень велика роль государства — сегодня не стоит идти по пути привнесения религиозных институтов в образование. Они вряд ли обеспечат собственно образовательный процесс. Однажды я разговаривал на эту тему с представителем минобразования Литвы — там была попытка внедрить в школы религиозные курсы, которые преподавали представители церкви, но в итоге всё кончилось фиаско. Думаю, если мы пойдём по этому пути, тоже вряд ли добьёмся успеха.

— Как на всё это посмотрят представители религиозных кругов?

— Пока есть определённый скепсис в отношении светского преподавания религии: мол, что эти люди могут знать, и вообще они атеисты. Это, конечно, мнение клерикальных кругов — простые люди живут обычной жизнью, им нет дела до выяснения отношений между различными религиозными группами.

— Есть ли внутри мусульманского сообщества понимание необходимости вырабатывать совместно с государством концепцию нравственного укрепления общества?

— Пока, к сожалению, какой-то значительной работы проведено не было. Хотя потребность в этих мерах велика, поскольку в связи с внешнеполитической нестабильностью духом времени востребованы радикальные идеи. Вероятно, в будущем придётся пересмотреть достаточно большое количество богословских учений, провести такой ревизионистский процесс. Но пока государство и религиозные институты работают разнонаправленно.

— А в России в регионах, где преобладает ислам, была бы, на ваш взгляд, уместна какая-либо легализация отдельных шариатских норм, которые и так работают на неформальном уровне?

— Да, неформальная система права в том же Дагестане очень активно действует. Хотя, с другой стороны, в Саудовской Аравии — по сути, шариатском государстве — активно развиваются светские политические институты управления. А Иран — это вообще республика с парламентом и прочими привычными атрибутами светского государства. Но при этом шариат как религиозное право в этих странах продолжает оказывать значительное влияние. Поэтому здесь может иметь место определённая дискуссия. Но в её рамках важно обозначить вопрос: как шариат, созданный в средние века, может регулировать всю сложность современной ситуации? Более того, уже тогда этот свод предписаний был на две трети сконцентрирован на регулировании религиозной жизни человека, а остальная треть представляла собой описание гражданских и других правовых норм. В своё время это было прорывной системой права, но сегодня понятно, что рано или поздно придётся идти по пути модернизации. Кроме того, важно понимать, что в западной традиции правовая система строится по принципу «разрешено всё, что не запрещено». Шариат же даёт более детальную систему правовых отношений и более регламентированную систему санкций: например, есть понятие «харам» — полный запрет на действие, а есть «макрух» — порицаемое действие. Скажем, курение для мусульманина не запрещено строго, но не приветствуется. И в такую детализированную мировоззренческую систему вписать современную систему права очень сложно. Если вернуться к Северному Кавказу, то большая часть населения там сегодня живёт в рамках светского законодательства и при этом свободно практикует своё религиозное мировоззрение в рамках неформального функционирования шариата в религиозной жизни. Другое дело, что этноконфессиональные отношения здесь всячески политизируются.

— Вы можете реконструировать ситуацию, в которой начался этот процесс?

— Это опять же начало 90-х годов, когда религия стала не просто сферой реализации духовных потребностей, но и политическим инструментом. В этой сфере многие пытаются ловить рыбу в мутной воде, а идейная опустошённость людей здесь оказывается очень хорошей основой. Не зря многие из радикальных проповедников претендуют почти на пророческую истину.

— Прошлогодняя история с запретом на ношение хиджабов для школьниц в Ставропольском крае — тоже прежде всего политика?

— Формально по законам шариата права девочек не были нарушены, так как голову должны покрывать совершеннолетние девушки, то есть вступившие в репродуктивный возраст. Но есть объективная сторона событий — рост мусульманского населения в Ставропольском крае. Обусловлено это естественным фактором исхода жителей из горных районов на равнину, что вызывает большое беспокойство среди русского населения. Конфликт вокруг хиджабов на этом напряжённом фоне имеет, в том числе, политизированные корни, поэтому ситуацию пришлось комментировать даже президенту. И здесь многое зависит от степени социокультурной интеграции того или иного региона. Например, татарское общество сильно интегрировано в социокультурное пространство России — значительно сильнее, чем северокавказское. Татарстан во многом остаётся образцом мусульманской России — когда приезжаешь туда, чувствуешь, что процесс исторического совместного проживания русских и татар оказал своё воздействие и внёс много полезного. Общество в Татарстане действительно модернизировано, есть передовые научные центры, высокотехнологичное производство. Наше советское прошлое для многих мусульманских территорий вообще дало очень много хорошего — взять те же республики Средней Азии.

Исламу нужна «перезагрузка»

— Тем не менее, сейчас мы видим обратный процесс: ислам становится всё более заметен в тех регионах России, где его раньше не было, и это порождает исламофобию среди русского населения. Не находимся ли мы на грани взрыва?

— Взорваться может всё что угодно и в любой момент — достаточно объявиться какому-нибудь одиночке, который насмотрится интернет-роликов. Сейчас ведь доступны любые идеи и любая информация. Можно долго высчитывать, сколько человек бегает по лесам в Дагестане, но никто не застрахован от того, что в любом месте может появиться некто взявший на вооружение радикальные лозунги — и это может привести к самым плачевным последствиям. Тем более фактором конструирования конфликтов сегодня выступают СМИ — любая стычка на бытовой почве завтра может быть истолкована в прессе как столкновение цивилизаций.

— А насколько к исламу вообще сегодня применимо понятие «модернизация»? Как, например, согласуются с исламской хозяйственной этикой те принципы развития экономики, которые государство решило распространить на Северный Кавказ?

— Этот вопрос не стоит соотносить только с религиозной принадлежностью общества — очень большое влияние на Кавказе оказывают и этноклановые отношения. Причём, как показала практика, в хозяйственной деятельности эти этноклановые системы в современных условиях рыночной экономики зачастую становятся более конкурентоспособными. В привычной для модернизированного общества схеме человек, который хочет открыть бизнес, идёт в банк, берёт для этого сумму под проценты, потом долго расплачивается. А в этноклановых сообществах подобные вопросы решаются в рамках узкого круга людей — в большинстве случаев это личное знакомство и протекция, юридически эти отношения не оформляются. Это очень распространённая схема развития бизнеса на Северном Кавказе. Именно поэтому все официально публикуемые статистические показатели региона говорят об очень напряжённой экономической ситуации, а в реальности мы имеем весьма развитый сектор торговой экономики. Но для современных стандартов экономики эта система исчерпала себя, так как с её помощью невозможно создать высокотехнологичные производства или масштабные промышленные предприятия — только мелкие кустарные производства.

— Возможно ли в таком случае развитие на Северном Кавказе типичных для исламского мира форм финансовой деятельности — так называемого исламского банкинга?

— По мнению специалистов в этом секторе, исламский банкинг занимает весьма скромную часть во всемирной финансовой системе. Формально он позволяет обойти богословский запрет на процент, но, с другой стороны, редко кто из богословов рассматривает проблему инфляции, так как шариат не предусматривал такой феномен. Вообще, рационально-критическое осмысление действительности пока находится на задворках исламской религиозно-философской мысли. Мыслить критически не принято — в таком случае придётся отвечать на многие непростые вопросы, и богословы пока к этому не готовы. Показателен такой пример: по результатам исследования Исламской организации образования, науки и культуры (это исламский аналог ЮНЕСКО), в начале 2000-х годов общий научный вклад всего мусульманского сообщества в развитие инноваций и технологий был сопоставим с результатами работы такого небольшого европейского государства, как Бельгия. То есть интеллектуальная ситуация в исламском мире достаточно сложная, сегодня мусульманские государства всё чаще работают с импортом технологий, достаточно вспомнить Турцию или Индонезию. И чтобы преодолеть последствия этого интеллектуального застоя, понадобятся десятки лет, если не сотни.

— На эту тему в российском исламском сообществе сегодня ведутся дискуссии?

— К сожалению, запоминающихся моментов нет. Если слушать духовенство, то, как правило, оно излагает ортодоксальные концепции, похожие скорее на лозунги, чем на попытку осмысления происходящего. Зачастую эти лозунги политизированы. Но это точно не стремление разобраться.

— А у вас лично есть единомышленники в исламской среде?

— Такая тенденция просматривается, исторически такие мысли развивались — можно, скажем, вспомнить джадидизм («обновленчество») — прежде всего в академических кругах, которые мыслят примерно так же. Например, покойный Валиулла Якупов защитил диссертацию и был кандидатом исторических наук, у него была похожая установка. Но я пока не чувствую себя человеком, который окружён сторонниками, такая позиция не востребована широко, и это вполне естественно. Недавно я создал некоммерческую организацию «Центр эффективных стратегий» для реализации проектов в сферах образования, науки и культуры, в том числе проектов, связанных с исламом. Надеюсь, что мы наладим определённую работу с представителями и науки, и аналитических, экспертных кругов. Но важно вновь не упереться в политику, а такой риск есть.

— На каком уровне вообще находятся исследования российского ислама?

— Исторически у нас сложилась мощная исламоведческая школа, которая развивалась в рамках востоковедческой традиции. Сейчас существуют исламоведческие центры, фонды, издаётся научная литература, но, как это ни парадоксально, системного изучения ислама нет. К сожалению, наши специалисты, которые работают в основном в академической среде, делают это, как правило, по собственной инициативе. Нередко в академических кругах исследователям сверху говорят: вы там что-нибудь напишите, что считаете нужным, — в общем, создавайте видимость того, что занимаетесь научной деятельностью. В результате некоторые руководители научных центров просто не понимают, какие существуют приоритеты в области исследований ислама, эксперты же знают много теоретических, концептуальных вещей, но не владеют ситуацией в конкретных общинах, а она зачастую более показательна. Более того, исламом на постсоветском пространстве чаще интересуются наши зарубежные коллеги, они реализуют больше проектов в этой сфере, чем мы сами. Но там немного другие цели и задачи. Ислам в России для Запада — это как внутренний, так и внешний PR-продукт: «Мусульмане, чьи права попираются режимом Путина». Отсюда и множество правозащитников, которые, скорее, спекулируют на теме прав человека. Это такой системный пиар, который, с одной стороны, создаёт образ России, где все мусульмане в той или иной степени ущемлены, а с другой, оправдывает жёсткие шаги и заявления в адрес России.

— А насколько проницаема для исследователя исламская среда?

— Это отдельный вопрос, этически сложный. Зачастую человек извне, который приходит в какую-либо общину побеседовать, воспринимается как «засланный казачок». Объяснять, что ты представляешь академические структуры, в такой ситуации уже бесполезно. И даже если вам удастся взять интервью, не факт, что вы услышите откровенные высказывания. При системной работе, я думаю, эти сложности можно решить, но пока мало что получается. Мне кажется, в исследованиях ислама должна быть востребована некая интеллектуальная традиция, рационально-критические концепции, которые позволяли бы более широко смотреть на процессы, происходящие в мире. Здесь много концептуальных проблем, и одной поддержкой государства тут не обойтись — должен быть внутренний динамизм в духовных управлениях, в духовной среде. Я думаю, что рано или поздно мусульманам придётся пересмотреть многие вещи и искать новые ответы на непростые вопросы современности.