Книга седьмая

СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ СЕДЬМОЙ

Эта книга начинается посреди третьей ночи. Поэт описывает туман,который поднимался по ночам с озера Лего и служил обычно укрытием для душтолько что умерших до исполнения погребальной песни над их могилами.Появление духа Филлана над пещерой, где покоится его тело. Его голос доходитдо Фингала на утесе Кормула. Король ударяет в щит Тренмора, что служиловерным знаком его намерения сражаться самому. Необычайное действие этогосигнала. Суль-мала, проснувшись, будит Кахмора. Их трогательная беседа. Онауговаривает его просить мира; он решает продолжать войну и велит ейудалиться в соседнюю долину Лоны, где обитал престарелый друид, и неотлучаться оттуда, пока не закончится битва следующего дня. Он будит своевойско, ударяя в щит. Описание щита. Бард Фонар по просьбе Кахморарассказывает о том, как фирболги под водительством Лартона впервыепоселились в Ирландии. Наступает утро. Суль-мала удаляется в долину Лоны.Книга завершается лирической песнью. Над осененным лесами озером Лего временами встает пелена серогрудыхтуманов, когда врата заката затворятся на орлих очах солнца. Широко надтечением Лары расстилается пар, сгущенный и мрачный; сквозь темные струи егопроплывает луна, словно смутный щит. Призраки прошлых времен им облекаютсвой порывистый бег с ветра на ветер по угрюмому лику ночи. Часто, сливаясьс бурей, гонят они над могилой бойца туман - обиталище серое духа его,доколе песнь не воспета.* * Нет поэта, который отклонялся бы от своего предмета меньше, чемОссиан. Он не добавляет никаких отвлекающих внимание украшений; вставныеэпизоды связаны с содержанием поэмы и весьма для него существенны. Дажелирические песни, в которых он более всего дает свободы своей фантазии,естественно вытекают из повествования. Их уместность и тесная связь с поэмойв целом показывают, что кельтский бард даже при самых своевольных полетахвоображения руководствовался здравым смыслом. Согласно общему мнению,поэтический гений и трезвый рассудок редко совмещаются в одном лице. Но этонаблюдение далеко, не справедливо, потому что истинный гений и здравый смыслнеразделимы. Своевольные полеты фантазии, не управляемые здравым смыслом,подобны, как замечает Гораций, сновидениям больного, назойливым ибессвязным. Глупец никогда не напишет хорошей поэмы. Правда, горячеевоображение обычно берет верх над, заурядным рассудком; именно поэтому стольнемногим удается преуспеть на поэтическом поприще. Но когда здравый смыслнеобычайной силы и пылкая фантазия сочетаются должным образом, они, и толькоони, создают истинную поэзию. Настоящая книга отнюдь не является самой безынтересной частью Теморы.Внушающие ужас образы в ее начале рассчитаны на то, чтобы подготовить ум кпоследующим величественным сценам. Оссиан неизменно придает значительностьвсему, что связано с Фингалом. Самый звук королевского щита порождает необы-чайные действия, и они следуют одно за другим до великолепного завершения.Горе Сулъ-малы и ее беседа с Кахмором очень трогательны. Описание его щитавесьма любопытно для изучения старины и служит доказательством раннегораспространения навигации в Британии и Ирландии. Короче говоря, напротяжении всей этой книги Оссиан часто возвышен и всегда трогателен. Лего, столь часто упоминаемое Оссианом, - это озеро в Коннахте, вкоторое впадала река Лара. На берегах озера жил тесть Оссиана Бранно, и поэтчасто навещал его, пока была жива Эвиралин, а затем и после ее смерти. Этообстоятельство, возможно, послужило причиной особого пристрастия, с каким онвсегда упоминает Лего и Лару, и поэтому с ними так часто связаны образы егопоэзии. Leigo означает _озеро болезней_; возможно, его так прозвали из-заокружающих болот. Поскольку туман, поднимавшийся над озером Лего, вызывал болезни исмерть, барды утверждали, как здесь, например, что в нем пребывали тенипокойников в промежутке от момента смерти до исполнения погребальной песнинад их могилами, ибо считалось невозможным, чтобы без соблюдения этойцеремонии духи мертвых соединялись со своими предками в их воздушныхчертогах. При этом дух, ближайшим образом связанный с покойным, был обязанпролить туман Лег" на его могилу. Мы видим здесь, что Конар, сын Тренмора и,согласно Оссиану, первый ирландский король, выполняет эту обязанность поотношению к Филлану, ибо герой был убит, сражаясь за дело династии Конара.Явление тени изображено живописно и торжественно, и оно заставляет отнестисьс особым вниманием к последующей речи, краткой и внушающей трепет, что здесьвесьма уместно. Звук из пустыни донесся - это Конара шумный полет на ветрах. Он пролилна Филлана густой туман у лазурных извивов Лубара. Скорбный и сумрачный духвосседал, склоняясь, в клубах серого дыма. Временами ветра порыв относил егопрочь, но дивный образ вновь возвращался. Он возвращался, потупив очи, ивились темно-туманные кудри. Стемнело.* Войско спокойно спало под покровами ночи. Пламя угасло нахолме Фингала. Король на щите своем возлежал одиноко. Очи его смежиладремота. Филлана голос раздался. "Спит ли супруг Клато? Почиет ли мирнородитель сраженного? Ужель я забыт под завесой тьмы, одинокий в часысновидений?" * Отмечалось уже, что Оссиану доставляет большое удовольствие описыватьночные сцены. В какой-то мере это объясняется меланхолическим расположениемего духа, которому нравилось останавливаться на предметах, исполненныхсумрачного величия. Даже другим поэтам, не столь возвышенным, как Оссиан,лучше всего удавались описания такого рода. Величаво-сумрачные сцены глубжевсего воздействуют на воображение, забавные же и легкие предметы лишькасаются поверхности души и сразу исчезают. Человеческий ум по природесклонен к степенности; легкомыслие и беззаботность могут ему быть приятны,но они слишком часто обличают недостаточную способность суждения иприскорбно мелкую душу. Ночные описания Оссиана стяжали добрую славу упоследующих бардов. Один из них выразил свои чувства в двустишии,свидетельствующем более о его поэтическом вкусе, нежели об учтивости поотношению к дамам. Привожу здесь перевод. "Мне приятнее ночь на Коне, мрачный напев Оссиановой арфы, приятнее мнеони, чем белогрудая гостья моих объятий, чем нежнорукая дочь героев в часмоего покоя". Хотя предание сохранило мало достоверных сведений об этом поэте, ониоднако, позаботилось сообщить нам, что он был очень стар, когда написал этодвустишие. Он жил (в каком веке, неясно) на одном из западных островов иноси имя Turloch Ciabh-glas или _Турлох седовласый_. "Зачем являешься ты посреди моих сновидений? - молвил Фингал внезапнопроснувшись. - Мне ли забыть тебя, сын мой, и твой огненный путь на полесражений? Не так принимает душа короля деянья могучих бойцов. Они для нее немолнии луч, что сверкнет и исчезнет бесследно. Я помню тебя, о Филлан, и мойгнев разгорается". Король схватил копье смертоносное и ударил им в зычноголосый щит, всвой щит, висевший высоко в ночи, зловещее знаменье брани.* Тени бросилисьврассыпную, и смутные их очертания уносились на ветре. Трижды донесся сдолины извилистой голос смерти. Арфы бардов сами собой на холме зазвенелипечально.** * Барды последующих времен сочинили множество небылиц об этом чудесномщите. Они рассказывают, что Фингал как-то во время похода в Скандинавиюповстречал на одном из островов близ Ютландии знаменитого волшебника Луно.Этот Луно почитался Вулканом севера, и он уже изготовил полное вооружениедля многих скандинавских героев. Трудность, однако, состояла в том, чтокаждый, кто хотел, чтобы Луно изготовил ему вооружение, должен был превзойтиего в волшебстве. Фингал, несведущий в заклинаниях и чародействе, добилсяотвагой того, чего не удавалось достичь другим при всем их колдовскомискусстве. Когда Луно потребовал, чтобы Фингал показал свое умение, корольизвлек меч, рассек одеяние волшебника и вынудил его, голого, спасатьсябегством. Фингал последовал за ним, но Луно, добежав до моря, с помощьюволшебства пошел по волнам. Фингал преследовал его на судне и последесятидневной погони настиг на острове Скай; там он заставил его соорудитьгорн и выковать этот щит и прославленный меч, поэтически именуемый _сыномЛуно_. - Таковы удивительные небылицы, сочиненные новыми шотландскими иирландскими бардами на основе сказаний Оссиана. ** В те времена верили, что в ночь накануне смерти знатного ипрославленного человека арфы бардов, состоявших при его семействе, самисобою издают унылые звуки. Объясняли это, употребляя выражение Оссиана,_легким прикосновением духов_, которые, как считалось тогда, обладаютспособностью предвидеть события. Такое же мнение долгое время былораспространено на севере, где этот своеобразный звук назывался_предостерегающим голосом мертвых. Голос смерти_, упомянутый выше, иногорода. Считалось, что каждому человеку сопутствует дух, который в ночьнакануне его смерти, уподобившись ему обликом и голосом, является некоторымлюдям в той позе, в какой этому лицу предстоит умереть. _Голоса смерти_ -это предупреждающие вопли таких духов. Он снова ударил в щит: битвы явились войску его в сновидении.Широкосмятенная сеча над душами их сверкает. Лазоревощитные короли нисходятна брань. Вспять глядящие рати бегут, и могучие подвиги полусокрытысверканием стали. Но когда раздался третий удар, в расселинах скал встрепенулись, олени.В пустыне раздался пронзительный крик испуганных птиц, носившихся в воздухе.Сыны Альбиона привстали и потянулись к копьям. Но вновь тишина осенилавоинов: они узнали щит короля. Сон опять их вежды смежил; тьма и покойвоцарились в поле. Но ты не спала во мраке, синеокая дочь Конмора! Суль-мала услышалагрозный щит и встала средь ночи. Она направляет свой шаг к властителю Аты.Но разве опасность смутит его бесстрашную душу? В сомненьи она стоит, очисклоняя долу. Небо сияет всеми своими звездами.* * Бард, живший несколько веков после Оссиана, был настолько тронуткрасотой этого места, что довольно близко следовал ему в поэме о великихбитвах шотландского короля Кеннета Мак-Алыгвна с пиктами. Поскольку поэмаэта длинна, я привожу здесь лишь пересказ ее с переводом отрывка, имеющегоособенное сходство с тем местом "Теморы", что находится сейчас передо мною.Когда Кеннет готовился к этой войне, завершившейся уничтожением пиктскогогосударства, сестра его Флатал, желая внести свою долю в отмщение за смертьее отца Альпина, варварски убитого пиктами, попросила, чтобы он разрешилсопровождать его в походе. Король, хоть он, возможно, их одобрял доблестныенамерения своей сестры, все же отказался удовлетворить эту просьбу,сославшись на ее пол. Однако героиня переоделась молодым воином и,сопровождая в таком виде войско, совершила немало доблестных подвигов. Вночь накануне полного разгрома пиктов Кеннет, согласно обычаю шотландскихкоролей, удалился на холм за пределами лагеря, чтобы обдумать распоряжения,которые ему надлежало сделать в предстоящей битве. Флатал, в заботе обезопасности брата, тайно пошла на близлежащую скалу и встала на стражу,дабы предупредить внезапное нападение врага. Кеннет заснул, не снимаядоспехов; меж тем Флатал заметила отряд пиктов, окружавших холм, где лежалкороль. Продолжение этой истории мы узнаем из следующих слов барда. "Очи ее, как звезды, над равниною обращались. Она трепетала за племяАльпина. Она узрела мерцанье врага. Сделала шаг и снова застыла на месте."Зачем ему знать о Флатал, ему, королю мужей? Но чу! все внятнее шум. Нет,это ветер ночной свистит в моих кудрях. Однако я слышу бряцанье щитов!" Еедлань отпустила копье. Звон от скалы отдается. Вождь поднимается тяжкоютучей. "Кто будит Конада из Альбиона на его потайном холме? Мне послышалсясладостный голос Флатал. Зачем, сестра, пришла ты блистать на войне? Уисточников девы склоняют синие очи свои. Кровавая брань не для них". "И мне, деве арфы Флатал, был родителем Альпин из Альбиона. Но, Конадмогучий, повержен он, и вспыхнуло сердце мое. Стану ли я у источника тайноговзирать на кровь супостатов? Я орел молодой на Дуро, о король Друм-альбинавихрей"". Далее бард уже перестает подражать Оссиану в ущерб своей поэме. Кеннетс помощью сестры прокладывает путь через передовые части противника идобирается до своего войска. Бард приводит перечень шотландских племен,шедших на битву, но, коль скоро он жил много позже Кеннета, на его сведениянельзя особенно полагаться. Снова разносится звон щита! Она пустилась бежать. Снова застыла наместе. Пыталась заговорить. Голос ей изменил. Она узрела его в доспехах,мерцавших при свете небесных огней. Она узрела его в тени кудрей, что ветерночной развевал. От страха она повернула вспять. "К чему пробуждатьвластителя Эрина? Не о тебе он мечтает в своих, сновидениях, дочьИнис-хуны!" Еще ужаснее щит прогремел. Суль-мала трепещет. Шлем ее падает. Гулкооткликнулась скала над Лубаром, когда сталь по ней покатилась. Вырвавшись изночных сновидений, Кахмор приподнялся под деревом. Увидел он деву вверху наскале. Мерцающий луч багровой звезды виднелся сквозь волны ее кудрей. "Кто там приходит ночью к Кахмору в пору его сновидений? * Ты, бытьможет, приносишь весть о брани? Кто ты, сын ночи? Быть может, стоит предомною тень старинных времен? голос из облачных недр, вещающий мне обопасностях Эрину?" * Поспешность изложения не всегда позволяет Оссиану помечать речиименами тех, кто их произносит. Чтобы избежать неясности, могущей при этомвозникнуть, я иногда брал на себя смелость добавлять такие обозначения впереводе. Но в этом диалоге Кахмора и Суль-малы их речи настолько передаютхарактеры говорящих, что нет нужды в каких-либо вставках, чтобы отличить ихдруг от друга. "Я не скиталец в ночи и не голос из облачных недр. Но я вещаю тебе обопасности Эрину. Слышишь ли ты этот звук? Знай, Аты король, не бессилен тот,кто призывы свои посылает в ночи". "Пусть посылает воин призывы; они для Кахмора - арфы звучание. Великамоя радость, голос ночной, и ею пылают все мои мысли. Это - музыка королейна одиноких холмах в ночи, когда они разжигают отважные души свои, чадамогучих подвигов! Бессильные живут одиноко в долине ветров, где туманывздымают покровы свои рассветные с лазоревовьющихся потоков". "Не бессильными были, о вождь героев, отцы моего рода. Окутаны мракомбитв, жили они в дальних своих краях. Но душу мою не тешат призывы смерти. Всражение ныне вступает тот, кто никогда не сдается.** Пробуди же барда,глашатая мира!" ** Говорят, что Фингал никогда не терпел поражений в битвах. Отсюдапроизошло почетное наименование, всегда прилагаемое к нему в преданиях:Fiongnal na buai' - _Фингал победитель_. В поэме, находящейся сейчас в моемраспоряжении, где прославляются великие подвиги известного бриттского герояАртура, такое же наименование часто прилагается и к нему. Поэма эта, судя послогу, древнего происхождения и, вероятно (хотя это не говорится прямо),является переводом с валлийского языка. Словно скала, точащая влагу, Кахмор стоял в слезах. Легким ветромпроник ее голос в душу его и пробудил память о той стране, где она обитала умирных потоков, пока не пришел он на помощь Конмору. "Дочь чужеземцев, - сказал он (она, трепеща, отвернулась), - давно яприметил под ратным доспехом младую сосну Инис-хуны. Но сердце мое, сказал ясебе, окутано бурей. Как же может светить мне сей луч, доколь не вернулся яс миром? Разве я побледнел пред тобою, когда ты просила, чтобы я короляостерегся? Грозный час, о дева, души моей благовременье, ибо тогда онаисполняется сил и могучим потоком влечет меня на врага. Под мшистой скалою Лоны возле родного потока излучистого живетседовласый старец Клонмал, арф повелитель.* Над ним возвышается дубгулкозвучный и бурые скачут косули. Шум нашей брани доходит до слуха его,**когда погружен он в думы о прошлом. Пусть там будет приют твой, Суль-мала,доколе не смолкнет битва. Доколь не вернусь я в доспехах своих из-подпокрова тумана вечернего, что на Лоне вздымается вкруг жилища моей любви". * Claon-mal - _изогнутая бровь_. Судя по его уединенной жизни, онпринадлежал к ордену друидов, и это предположение не опровергается даннымему здесь наименованием _арф повелитель_, поскольку, согласно общему мнению,барды первоначально относились к числу друидов. ** Таким образом поэт дает понять, что долина Лоны находилась вблизиполя битвы. В этом непрямом способе изложения событий и состоит различиемежду рассказом поэтическим и историческим. Девы душа озарилась светом; сияя, восстала она пред королем. Онаобратила к Кахмору лик свой; кудри ее развевались по ветру. "Легчеисторгнуть орла поднебесного из стремнины ревущего ветра, когда он зрит предсобою добычу - юных сынов быстроногой косули, - чем тебя, о Кахмор, издоблестной брани.* Скорей бы узреть мне тебя, воитель, из-под покрова туманавечернего, когда окружит он меня на многоводной Лоне. Но пока ты будешьдалек от меня, ударяй, Кахмор, ударяй в свой щит, чтобы радость вернулась вмою омраченную душу, когда прислонюсь я ко мшистой скале. Но если падешь ты,- а я в краю чужеземцев, - подай свой голос из облака деве Инис-хуны". * В последующие века барды многократно ссылались на отдельные места изОссиановых творений. Я обнаружил поэму, написанную три века назад, в которойбард советует даме, своей современнице, вести себя так, как Суль-мала в этомместе. Поэма едва ли заслуживает внимания, если не считать этого отрывка,перевод которого я приведу здесь. Когда барды обращались к творениямОссиана, они словно заимствовали частицу его огня, в остальном же ихсочинения - не более как набор эпитетов, расположенных согласностихотворному размеру. Впрочем, это относится только к поэмам на военныетемы. Что же касается любовных сонетов и пасторальных стихов, то они отнюдьне лишены красот, которые, однако, в значительной мере зависят отопределенной curiosa felicitas [здесь: тщательной согласованности (лат.)]выражений в оригинале, так что передача на ином языке ставит их в невыгодноеположение. Но что совершенно невыносимо у новейших бардов, так это ихтошнотворные восхваления своих покровителей. В таких панегирикахкакой-нибудь мелкий тиран, чьего имени даже никто и не слыхал за узкимипределами собственной его долины, предстает перед нами в полном облаченииистинного героя. Судя по частым упоминаниям пиров, которые он задавал, иособенно _силы чаш_, мы можем легко догадаться, чем вызваны славословия этойпраздной и женоподобной породы людей. Ибо барды после великого почета,которым первоначально пользовалось их сословие, стали в конце концов самымиотвратительными и презренными из смертных. Поэтому их сочинения, относящиесяк сравнительно недавнему времени, скучны и пошлы до последней степени. Кольскоро они расточали свои хвалы недостойным предметам, их панегирики утратиливсякое значение. Изгнанные из домов вождей, они были вынуждены переходить изодного племени в другое в двойном качестве поэтов и арфистов. Такоеположение их обозлило, и они обратились к сатире и пасквилям; поэтомусочинения бардов предшествующих столетий принадлежат почти исключительно ксатирическому роду. В этом они преуспели, ибо, поскольку нет языка с болеебогатым словарем, чем гэльский, то едва ли какой-либо иной язык столь жепригоден для тех затейливых оборотов, какими пользуется сатира. Хотя вождине обращали внимания на эти пасквили, простолюдины из одного только страхадавали бардам приют в своих жилищах, кормили их, насколько позволялисредства, и в течение некоторого времени поддерживали существованиесословия, которое по собственной вине заслужило справедливое презрение. Но вернемся к старой поэме, подавшей повод для этого примечания. Этообращение к жене вождя, ушедшего на войну. Отрывок, где упоминаетсяСуль-мала, следующий: "Зачем ты скорбишь на скале иль подъемлешь очи на волны? Его корабльпонесся на битву. Он тешится гулом сражения. Вспомни лучи былых времен, девОссиана, властителя арф. Суль-мала не держит орла своего вдали от кровавогополя. Она не отторгла б орла своего от гремящей стези славы". "Юная ветвь зеленоглавого Лумона, зачем ты трепещешь пред бурей? ЧастоКахмор назад приходил с мрачностремительной брани. Стрелы смерти всеготолько град для меня, часто стучали они по щиту моему. Я вырывался, сверкая,из битвы, как метеор из бурной тучи. Не возвращайся, прекрасный луч, издолины своей, когда усилится грохот сражения. Да не скроется от менясупостат, как он скрылся от предков моих в старину. Сон-мору * рассказали, что Клунар ** убит Кормаком, подателем чаш. Тридня сокрушался Сон-мор о гибели брата. Его супруга приметила молчание короляи поняла, что он собрался на битву. Тайно она приготовила лук, чтобысопутствовать герою лазоревощитному. Мрачна становилась ей Ата, когда воинна брань уходил. Со ста потоков собрались в ночи сыны Алнекмы. Они услыхалищит короля, и ярость в них пробудилась. Бряцая оружьем, они поспешали вУллин дубравный. Сонмор их вел на брань, ударяя в свой щит временами. * Son-mor - _высокий красивый муж_. Он был отцом Борбар-дутула, вождяАты, и дедом самого Кахмора. Уместность этого эпизода очевидна. Но, хотя онвставлен здесь, казалось бы, для того лишь, чтобы служить примером для Суль-малы, поэт, возможно, имел в виду и другую цель, а именно подчеркнутьдавность раздора между фирболгами и гэлами. ** Cluan-er - _муж поля_. Этот вождь был сражен в битве с королемИрландии Кормаком Мак-Конаром, отцом первой жены Фингала Рос-краны. Этаистория упоминается в других поэмах. Издали следом шла Суль-алин *** через холмы многоводные. Сверкала онана горе, когда они проходили долиной. Она величаво шла по долине, когдаподнимались они на мшистый холм. Страшилась она подойти к королю, чтооставил ее в гулкозвучной оленьей Ате. Но когда заревела битва, когдаринулось войско на войско, когда Сон-мор вспылал, словно небесный огонь воблаках, тогда появилась Суль-алин с распущенными волосами, ибо онатрепетала за своего короля. Он прекратил кровавую сечу, чтобы спасти любовьгероев. Ночью противник бежал; без крови его покоился Клунар, без крови,которой должна окропиться могила воителя. *** Suil-alluin - _красивое око_, жена Сон-мора. Сон-мор не вспыхнул гневом, но дни его проходили безмолвно и мрачно. Сочами, полными слез, блуждала Суль-алин у потоков седых. Часто взирала онана героя, когда погружался он в думы. Но она избегала взора его и, одинокая,прочь удалялась. Как буря, примчались битвы и прогнали туман из его души. Срадостью он увидал, как она ходила в чертоге, как белые руки ее перебиралиструны арфы". Облаченный в доспехи, пошел вождь Аты туда, где висел его щит высоко вночи, высоко на мшистом суку над ревущим потоком Лубара.**** Семь горбов нащите возвышались, семь голосов короля; ветер воинам" их приносил, а тевозвещали всем племенам. **** Поэт возвращается к своей теме. Описание щита Кахмора ценно тем,что оно проливает свет на успехи искусств в далекие времена. Те, ктоизвлекает свои представления об отдаленной древности из наблюдений надобычаями современных диких народов, вряд ли оценят по достоинствумастерство, с каким был изготовлен щит Кахмора. Чтобы хоть немного устранитьих предубеждения, замечу только, что британские белги, предки фирболгов,были торговым народом, а торговля, как легко доказать на многих наглядныхпримерах, относящихся к нашему времени, неизменно поощряет развитие искусстви наук и всего того, что возвышает ум человеческий. Чтобы не умножать числопримечаний, переведу здесь названия звезд, вырезанных на щите. Cean-mathon -_медвежья голова_. Col-derna - _косой и острый луч_. Ul-oicho - _ночнойправитель_. Cathlin - _луч волны_. Reul-durath - _звезда сумерек_. Berthin -_огонь на холме_. Tonthena - _метеор волн_. Эти этимологии достаточно точны,за исключением Cean-mathon, в которой я не уверен, поскольку маловероятно,чтобы фирболги уже во времена Лартона обозначали созвездие именем медведя. На каждом горбе ночная звезда начертана. Кан-матон с лучами длинными,Кол-дерна, над облаком восходящая, Улойхо, туманом одетая, и Катлина нежныйлуч, на утесе сверкающий. Кротко мерцая, погружает Рельдурат в синие волнысвет свой закатный. Багряное око Бертина взирает сквозь лес на охотника,когда он неспешно бредет сквозь дождливую ночь, отягченный добычей ловитвы -быстроногой косулей. Посреди широко разливался безоблачный свет Тон-хены,Тонхены, что ночью следила за морепроходцем Лартоном, Лартоном, кто первыйиз племени Болги пустился по ветру странствовать.* Белогрудые паруса королянеслись к многоводному Инис-файлу. Хмурая ночь катилась пред ним в своемтуманном покрове. Переменчиво дули ветры и бросали его с волны на волну.Тогда взошла Тон-хена огневолосая, смеясь из-за тучи разорванной.Возрадовался Лартон ** лучу путеводному, что над смятенной пучинойзабрезжил. * _По ветру странствовать_ - поэтическое название плавания подпарусами. ** Larthon составлен из Lear - _море_ и thon - _волна_. Благодарясвоему знанию навигации это имя носил вождь первых фирболгов, поселившихся вИрландии. До нас дошла часть старинной поэмы о нем. Автор ее, возможно,воспользовался эпизодом из этой книги, где повествуется о первом открытииЛартоном Ирландии. Поэма изобилует романтическими вымыслами о великанах иволшебниках, характерными для творений бардов позднейших времен.Содержащиеся в ней описания хитроумны и соразмерны с огромностьюизображаемых героев, но из-за обилия сверхъестественного быстро наскучиваюти утомляют. Удержись бард в границах вероятного - и его талант снискал быпризнание. Вступление в поэму не лишено достоинств, но только часть его,полагаю, заслуживает быть представленной читателю. "Кто первым направил черный корабль по океану, словно кита сквозь кипу-чую пену? Взгляни из твоей темноты на Кроне, Оссиан, властитель стариннойарфы. Пошли свой свет на синие волны, чтобы я узрел короля. Я вижу, какмрачен он в дубовом своем челне; морем носимый Лартон, душа твоя - пламень!Она беззаботна, как ветер в твоих парусах, как волна, что катится рядом. Нопред тобою тихий зеленый остров; его сыны высоки, как Лумон лесистый; Лумон,что посылает с вершины своей тысячу струй, стекающих в пене по склонам его". Пожалуй, будет лучше для барда, если мы не продолжим перевода, потомучто дальнейшее описание ирландских великанов обличает в нем недостатокздравого смысла. Под копьем Кахмора проснулся тот голос, что пробуждает бардов. Мрачнойчредой потянулись они со всех сторон, каждый бряцая на арфе. Обрадовался имкороль, как путник погожему дню, когда он слышит вокруг журчанье далекоемшистых потоков, потоков, что рвутся я пустыню с оленьей скалы. "Почему, - сказал Фонар, - слышим мы зов короля во время его покоя? Несмутные ль образы предков явились тебе в сновидении? Быть может, стоят они воблаке том, ожидая пения Фонара? Часто нисходят они на поля, где их сынампредстоит копья поднять. Или должны мы воспеть того, кто уже не подыметкопья, того, кто поля пустошил, Момы дубравной вождя?". "Этот перун войны не забыт, о бард минувших времен. Высоко вознесетсямогила его на Мой-лене, жилище славы. Но теперь верни мою душу назад квременам моих праотцев, к тем годам, когда впервые они поднялись на волнахИнис-хуны. Не одному лишь Кахмору милы воспоминания о Лумоне лесообильном,Лумоне - крае потоков, обители дев белогрудых". "Лумон потоков пенистых, ты вздымаешься в сердце Фонара! * Солнцезлатит твои склоны, твои скалы с деревами склоненными. Бурая лань видна тамв твоем кустарнике, олень вздымает ветвистую голову, иногда примечая пса,полусокрытого в вереске. Стопою медлительной бродят в долине девы, белорукиедочери лука; они подъемлют горе свои синие очи из-под кудрей распущенных. Нонет там Лартона, вождя Инис-хуны. Он плывет по волнам на темном дубе взаливе скалистой Клубы; на дубе, который срубил он в Лумоне, чтобы пуститьсяв море. Девы отводят взоры - как бы король не погиб, ибо досель никогда онине видали судна, темного всадника волн. * Лумон, как видно из моего предыдущего примечания, это гора вИнис-хуне вблизи местопребывания Суль-малы. Дальнейшее повествование прямосвязано с тем, что говорится о Лартоне в описании щита Кахмора. Тамсодержится лишь намек на первое путешествие Лартона в Ирландию, здесь же егоистория рассказана полностью, и занятно описано, как он положил началосудостроению. Этот сжатый, но выразительный эпизод в оригинале вызывалнемалое восхищение. Краткость его замечательно соответствует быстрой сменесобытий. Теперь он дерзает ветры призвать и погрузиться в туман океана. Ужепоказался сквозь дымку лазоревый Инис-файл, но в одеяниях темных ночьопустилась. Страшно сынам Болги. Взошла огневласая Тонхена. Залив Кулбинапринял корабль в лоно своих гулкозвучных лесов. Оттуда стремился поток изужасной пещеры Дутумы, где временами мелькали неясные образы духов. Сновиденья сошли на Лартона: явились ему семь духов праотцев. Он слышалневнятные речи и смутно провидел грядущее. Предстали пред ним короли Аты,будущих дней сыны. Они вели свои рати по бранным полям, словно гряды тумана,проносимые ветром осенним над дубравами Аты. Под нежные звуки арфы Лартон воздвигнул чертоги Самлы.* Он устремилсяза ланями Эрина к их привычным источникам. Но не забыт им и зеленоглавыйЛумон: часто мчался он по волнам туда, где белорукая Флатал ** смотрела соленьей горы. Лумон потоков пенистых, ты вздымаешься в сердце Фонара". * Samla - _видения_; название дано согласно сну Лартона, в котором онвидел своих потомков. ** Flathal - _небесная, совершенная краса_. Она стала женою Лартона. Проснулся луч на востоке. Горы возвысили главы в тумане. Долины со всехсторон открывали седые извивы потоков. Войско Кахмора услышало щит его;разом оно поднялось вокруг, словно пучина морская, едва ощутившая ветракрыло. Волны еще не знают, куда устремиться, и беспокойно вздымают главысвои. Грустно и медленно удалялась Суль-мала к потокам Лоны. Шла она и частооглядывалась, ее голубые очи были полны слез. Но, подойдя к скале, теньюпокрывшей долину Лоны, она с сокрушенным сердцем взглянула на короля итотчас сокрылась за камнем. Ударь же по струнам, Альпина сын.* Есть ли хотя бы толика радости варфе твоей? Излей ее в Оссианову душу, она окутана мглой. В ночи своей яслышу тебя, о бард. Но прерви сей легкотрепещущий звук. Радость скорби -удел Оссиана средь мрачноунылых его годов. * В оригинале эта лирическая песнь - одно из красивейших мест поэмы,гармония и разнообразие стихосложения доказывают, что знание музыки достиглозначительных успехов во времена Оссиана. О зеленый терн на холме, обитаемом духами! Вершину твою колышут ночныеветры! Но ни звука ко мне от тебя не доносится; ужель ни единый призрак непрошуршит воздушным покровом в твоей листве? Часто блуждают умершие вмрачнобурных ветрах, когда сумрачный щит луны, взойдя на востоке, катится понебу. Уллин, Карил и Рино, певцы стародавних дней! Да услышу я вас во мракеСельмы и пробужу душу песен. Но я вас не слышу, чада музыки; в каком чертогеоблачном вы обрели покой? Коснетесь ли вы призрачной арфы, облеченнойтуманом утра, там, где звенящее солнце восходит из-за зеленоглавых волн?