Тема 3. Эволюция массовой музыки. Массовая коммуникативная среда

Существует массовая музыка старая (первая половина XX столетия ―ранний джаз, романс, танго, фокстрот), новая (60-70 годы ― поп, рок, соул, диско, реггей, авторская песня), новейшая (последние 10-20 лет ― металл, техно, рэп, хаус, индастриел, эйсид). Каждая из них, расслаиваясь на подвиды и вступая в межвидовые контакты, начинает жить по собственным законам. С подобной точки зрения, массовая музыкальная культура ― это настоящее «вавилонское столпотворение» языков и традиций, дающее богатейший материал для пытливого исследователя, который привык «вслушиваться» в окружающий звуковой процесс и жизнь интонаций.

Наметив в массовой музыке пласты и исторические формации (что само по себе достаточно приблизительно), подчеркнем, что основной конфликт разыгрывается не между музыкой «хорошей» и «плохой», а между индивидуальным и стандартным. Хотя и здесь разделительную грань провести сложно. Например, если всмотреться в нынешние стандартизированные шлягеры, то можно заметить, что некоторые из них поначалу были полны жизненной энергии и своеобразия. Но от беспрестанного употребления, повторения, тиражирования они постепенно стерлись и превратились в некую звучащую массу, вызывающую отрицательную эмоциональную реакцию. С этой точки зрения жизнь массовых шлягеров есть борьба сил созидающих и разрушительных.

В наши дни массовая музыка по своему жанровому составу более сложна, чем ранее. В ее бурлящий поток попадают пласты самодеятельного песенного творчества, фольклор, восточная музыка, джаз, рок, авангард и, конечно же, европей­ская классика. Эту экспансию многие склонны объяснять паразитированием. С таким подходом не всегда можно согласиться, так как массовая музыка многое и отдает. А, кроме того, чтобы стать музыкой массовой (и, стало быть, продаваемой и поку­паемой), она должна по-настоящему заинтересовать и увлечь. Следовательно, ее изначальный импульс ― творческий. Что же происходит далее?

Вращаясь в сфере массового потребления, обрастая копиями, клонами, репродукциями и ремейками, она постепенно утрачивает первозданный природный аромат и трансформи­руется в однородную субстанцию. Личностное при этом перерож­дается в коллективное, коммуникативное - в отчужденное, а информативное - в энтропийное. В то же самое время рынок - основной двигатель поп-индустрии - начинает лихорадочный поиск свежих идей. И когда они находятся, выясняется, что но­вое - это «хорошо забытое старое», и цикл «возрождение - умирание» идет по новому кругу.

Вся история массовой музыки Европы и Америки - смена самообновляемых форм. Интересный вопрос — прочность этих форм «на износ». Есть такие, которые десятилетиями не утрачивают своего природного обаяния (лучшие мелодии Дж. Гершвина), есть и другие, кото­рые держатся от силы год, есть и однодневки, что едва дожива­ют до первого исполнения или записи на компакт-диск.

В этом циклически-фазовом процессе постепенно скапливаются остаточные продукты, отходы, деформированные, «изношенные» интонационные попевки. Они загромождают то самое низинное пространство, создавая впечатление гигантской «свалки» (так, в свое время открытием для песенной мелодии была «золотая секвенция» - вспомним «Осенние листья» Жоржа Косма или «Одинокую гармонь» Бо­риса Мокроусова). Сегодня же секвенция эта стерлась, стала штампом, по которому «раскраиваются» более половины эстрадных шлягеров. И вот возникают ее варианты, редуци­рующие исходный образец и продлевающие ее, казалось бы, угасающую жизнь.

Обесценивание творческого импульса и превращение его в некую деструктурированную субстанцию можно уподобить технологическому процессу гомогенизации пищевого продукта. Гомогенизация связана с потребительством, поэтому может послужить моделью энтропийных тенденций в творчестве не только массовом, но и в академическом; она проявляется и в социальной коммуникации, психологии восприятия, привычках, быте, моде, рекламе и т. д. В интересующей нас области гомогенизация связана с явлениями двух родов: