Функции случайных аргументов 8 страница

На этом мы можем окончить предварительную характеристику социологии. В предыдущем я кратко ответил на три основных вопроса: 1) какие явления социология изучает, 2) почему эти явления для своего изучения требуют создания специальной дисциплины, 3) каково взаимоотношение социологии и других научных дисциплин, как социальных, так и физико-химических, биологических и психологических.

Более детально и более определенно физиономия социологии выяснится в последующих главах данной работы.

Сорокин Питирим. Предмет социологии и ее отношение к другим наукам // Сорокин П.А. Система социологии. Введение. – М.: Наука, 1993. – Т. 1. – С. 56-93.

Питирим СОРОКИН

ПОНЯТИЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ЛЮДЕЙ И МЕТОДЫ ЕГО ИЗУЧЕНИЯ

§ 1. Понятие взаимодействия и поведения людей.

Социология как наука о поведении взаимодействующих людей и его результатах

До сих пор я не раз пользовался термином «взаимодействие», но точного определения этого термина не давал. Теперь восполним этот недостаток. Определение взаимодействия людей таково. Явление взаимодействия людей дано тогда, когда а) психические переживания или b) внешние акты, с) либо то и другое одного (одних) из людей представляют функцию существования и состояния (психического и физического) другого или других индивидов. Иными словами, когда изменение психических переживаний или внешних актов одного индивида вызывается переживаниями и внешними актами другого (других), когда между теми и другими существует функциональная связь, тогда мы говорим, что эти индивиды взаимодействуют.

Этим определением явление взаимодействия людей, изучаемое социологией, очерчивается точно и ясно.

а) Всякий раз, когда мы можем констатировать, что психические переживания А (ощущения, представления, идеи, чувства, эмоции, волнения) зависят от существования и состояния В, обусловливаются последним, изменяются под его влиянием, иначе, где В служит «раздражителем» психических состояний и поведения А, мы говорим: А и В взаимодействуют.

в) Всякий раз, когда внешние акты А являются функцией существования и состояния В (вызываются, изменяются, задерживаются под влиянием переживаний, поступков и существования В), мы говорим: взаимодействие между А и В существует.

Здесь под внешними актами разумеются все внешние, доступные наблюдению, движения индивида, начиная с доступных наблюдению физиологических процессов и кончая поступками или цепью последних; иными словами, под внешними актами разумеются как «рефлексы отправления», так и «рефлексы поведения». Само собой разумеется, что не все они одинаково легко могут наблюдаться и не все имеют одинаково важное значение. Чисто внутренние физиологические реакции в этом отношении играют второстепенную роль; главное значение приобретают внешние, видимые реакции поведения, в выполнении которых так или иначе участвует весь организм. Совокупность таких внешних актов составляет то, что мы называем поведением человека ( behavior, comportement) (Поведение и внешние акты в нашем смысле совпадают с тем значением, которое придает этим терминам ряд американских исследователей поведения животных и человека. «Под поведением я разумею, — пишет Дженнингс, — общие телесные движения организма. Они не вполне резко отличимы от внутренних физиологических процессов. Термин „поведение" (behavior) представляет коллективное имя для наиболее резких и очевидных форм деятельности, выполняемых организмом». Jennings. Behavior of the lower organisms. New York, 1906, V.

Сходно определяет эти термины и Пармели. Под поведением (behavior, а не conduct) он разумеет «внешние видимые движения животного организма, составляющие (constitute) внешний физиологический процесс». Parmelee. The science of human behavior. New York, 1913. 1.

Уже, чем наше, то понимание, которое дает этим терминам М. Дауголл. Он под поведением разумеет лишь акты, в выполнении которых участвует весь организм, и вдобавок акты конативно-целевые. См.: М. Дауголл. Основн. проблемы социальной психологии. М., 1916, 259—260; Его же. Psychology, the study of behavior, 1912).

с) Всюду, где и психическое переживание, и внешние акты А обусловлены существованием и состоянием В, мы говорим: взаимодействие между А и В дано.

Примеры: Благодаря появлению в данной комнате В радостное настроение А сменилось «грустью». Угрозы В вызвали переживания страха в А. Налицо взаимодействие между А и В (тип «я»). Телеграмма, полученная А от В из Америки, заставила А идти на почту и дать ответ. Появление ребенка В «вызвало» на устах его матери А «улыбку». Слово В побудило А ответить на «оскорбление» «пощечиной». Грязная одежда В заставила А, сидевшего с ним рядом в трамвае, пересесть на противоположную скамью. Налицо взаимодействие (тип «b»).

Медленность движения трамвая, управляемого вагоновожатым В, вызывает раздражение и злобу в настроении торопящегося А и заставляет его взять извозчика.

Игра артиста В доводит «до неистовства» г-жу А и заставляет ее «бешено аплодировать». Декрет комиссара В, призывающий А на военную службу, «повергает его в уныние» и заставляет идти в комиссариат.

Налицо взаимодействия между А и В (тип «с»).

Из этих примеров, иллюстрирующих основное положение, становится совершенно ясным понятие взаимодействия людей. В интересах большей ясности я подразделил его на три основных типа, чтобы оттенить, что взаимодействие дано всюду, где внутренние переживания или внешние акты, или, наконец, то и другое одного или одних индивидов являются функцией данности (существования и поведения) других или другого индивида (но здесь встает вопрос: раз отношение взаимодействия между А и В или большим числом индивидов дано тогда, когда переживания и поступки (либо то и другое) одного (одних) из них зависят от существования и состояния другого или других индивидов, то не ведет ли это к тому, что в каждый данный момент мы должны признать взаимодействующими всех людей земного шара? Разве, в конечном счете, можно отрицать, что состояние и поведение каждого из нас обусловлены состоянием и поведением всех людей? Как бы ни было незначительно влияние поведения какого-либо китайского сановника или австралийского фермера, но, в конечном счете, и оно является одним из условий, определяющим собою судьбу Ивана, Петра, Павла, находящихся далеко от них и даже не ведающих об их существовании?

На эти вопросы я отвечаю отрицательно и в силу тех же оснований, в силу которых всякая номографическая наука не считается с возражением, что «все в этом мире связано» и что поэтому причину того или иного явления нельзя искать в той или иной конкретной причине, а надо такой причиной считать все состояние мироздания в предшествующий момент. Социология, как и всякая «генерализирующая наука», в своем причинном анализе опирается на общие постулаты индукции, в частности на постулат «наличности в мироздании параллельно развивающихся и независимых друг от друга рядов причинно обусловленных явлений», полагаемых Курно в основу теории науки. Tout se lie, tout s'enchaine dans ce monde — допущение подобной всеобщей взаимной обусловленности явлений, если не сводить его бессознательно на нет, делает номографическую работу невозможной, говорит правильно А. А. Чупров, следуя Cournot. Если каждое единичное явление представляется следствием всего состояния мироздания в предшествующий момент времени, то никакой анализ, никакие индуктивные или иные методы не в состоянии подвинуть нас ни на шаг на пути номографического изучения вселенной. Но такое допущение противоречит «здравому смыслу». А. А. Чупров. Очерки по теории статистики, 99—100. «Никто не будет всерьез принимать, — цитирует он блестящие строки Курно, — что, топая ногою, может повлиять на движение корабля, плывущего по водам противоположного полушария, или сотрясти систему спутников Юпитера; влияние, во всяком случае, было бы столь ничтожно, что не обнаружилось бы ни в каком уловимом для нас действии, и мы совершенно вправе с ним не считаться. Не представляется невозможным, чтобы событие, происходящее в Китае или Японии, отразилось на том, что имеет произойти в Париже или Лондоне, но вообще, несомненно, способ, каким располагает свой день парижский обыватель, ни в коей мере не зависит от того, что происходит в каком-либо китайском городе, куда европейцы никогда не проникали. Это как бы два небольших мира, в каждом из которых наблюдается своя цепь причин и их действий, и цепи эти развиваются одновременно, не переплетаясь и не оказывая друг на друга сколько-нибудь заметного влияния».

К понятию взаимодействия вполне применимы и дальнейшие слова Курно: «От следствия (в данном случае состояние А, зависящее от В. — П. С.) мы восходим к его непосредственной причине (Акт В. — П. С); эта причина, в свою очередь, представляется следствием и т. д.... Эта неопределенно длинная цепь причин и действий, следующих друг за другом, — цепь, в которой наблюдаемое ныне явление представляет лишь одно звено, представляет по существу своему линейный ряд. Бесконечно большое число подобных рядов может существовать одновременно: эти ряды могут скрещиваться, так что одно и то же явление, если в возникновении его участвовало несколько различных явлений, входит следствием в несколько разных рядов причин или порождает, в свою очередь, несколько рядов следствий, которые, начиная с этого исходного момента, им всем общего, будут в дальнейшем оставаться различными и совершенно друг от друга оторванными». Cournot. Essai sur Ie fondements de nos connaissances Paris, 1851, 49—52; Чупров. Ibid., 104—105).

Очерченное понятие взаимодействия по своему логическому характеру достаточно точно и определенно. Но можем ли мы, на основании этого определения, в каждом данном случае сосуществования людей сказать: «вот здесь взаимодействие между ними существует, а здесь его нет?» Иными словами, нет ли в данном определении взаимодействия таких признаков, которые нелегко доступны констатированию, которые не представляют внешних явлений и потому легко могут остаться незамеченными? Если такие признаки есть, то не делают ли они бесполезной всю логическую точность определения и неработоспособными все понятия и критерии взаимодействия?

В предыдущем определении я указал, что взаимодействие людей потенциально дано не только тогда, когда одни внешние акты или внешние акты и психическое состояние одного индивида являются функцией существования и состояния другого или других индивидов, но оно дано и тогда, когда одно психическое состояние индивида зависит и изменяется в силу существования и состояния другого человека.

Вот этот-то случай взаимодействия и заставляет остановить на нем наше внимание и удалить все вытекающие из него неясности.

Здесь встают два вопроса: 1) Бывают ли в действительности случаи, когда изменение психического состояния индивида не влечет за собою или не сопровождается теми или иными изменениями его поведения? 2) Если такие случаи бывают, то как мы можем изучать их? На основании каких признаков мы можем сказать, что психические переживания А претерпели какое-то изменение, что индивид А находится во взаимодействии с В?

Что касается первого вопроса, то, насколько можно судить по современным данным, на него приходится ответить отрицательно. Согласно результатам, добытым современной психологией и физиологией, представляется невероятным изменение психического состояния без тех или иных внешних или внутренних физиологических процессов. Всякое психическое переживание обычно сопровождается теми или иными изменениями в поведении человека: переживания любви, ненависти, чувство боли или удовольствия, осознание идеи, волевое решение, короче, все психические акты влекут за собой то или иное изменение поведения в виде «ласкового взгляда», «угрожающего жеста», «гримасы боли», «улыбки», тех или иных слов, того или иного движения рукой, дрожания мускулов, прилива или отлива крови к различным органам, изменения походки и т. д. и т. д. Эти внешние проявления внутренних, субъективных переживаний могут быть весьма резкими и крупными (напр., то или иное волевое решение часто «объективируется» в длинном и сложном ряде актов, совершаемых в течение недель и месяцев, на протяжении которых индивид стремится достигнуть намеченную цель), иногда же эти внешние показатели могут быть весьма незначительными, замечаемыми лишь с великим трудом и то путем тщательного изучения и анализа. Несмотря на такие случаи, допуская даже такие факты, где современными методами исследования, быть может, и нельзя будет открыть никаких внешних проявлений изменения психического состояния, все же мы должны думать, что «психический процесс и мозговой процесс неотделимы друг от друга», что, «по современным воззрениям, нет ни одного душевного, resp. сознательного или субъективного явления, которое не сопровождалось бы движением нервного тока, пробегающего по клеткам и волокнам мозговой ткани» (Бехтерев. Общие основания рефлексологии. Петроград, 1918, 3. 16). Это положение следует также из того, что сама психическая жизнь в ее высших проявлениях возможна лишь там, где есть развитой мозг, и в частности серое корковое вещество мозга (см. об этом: Вагнер. Биологич. основания сравнительной психологии. Изд. Вольфа, т. II, 272—285; т. I. Passim). Раз так, то минимальный физиологический «кореллят» субъективного переживания всегда будет дан в форме хотя бы нервно-мозгового процесса и ряда реакций, совершающихся в нервной системе. Та же объективная психология и физиология показывают нам, что и любое из психических переживаний, начиная с простейших актов ощущения и восприятия и кончая сложнейшими субъективными переживаниями, так или иначе проявляется в тех или иных внешних явлениях, в тех или иных рефлексах (См. об этом: Бехтерев. Op. cit., гл. I и II, XIX, XXXIII, XXXIV— XXXVII и passim).

Вывод из сказанного тот, что на основании современных научных данных представляется невероятным, чтобы какой-либо психический процесс происходил без тех или иных внешних, физиологических процессов, чтобы изменение психических переживаний так или иначе не отражалось на внешнем поведении человека или его внутренних физиологических процессах. Случаи, где такого «внешнего» выражения нет, следует понимать в том смысле, что пока мы не имеем достаточно тонких инструментов для наблюдения и констатирования этих незначительных внешних изменений поведения.

Таков вкратце ответ, который приходится дать на первый из поставленных вопросов.

Теперь перейдем ко второму. Допустим на минуту, что возможны чисто психические переживания, не сопровождающиеся никакими внешними процессами. Вообразим, например, что слова В сильнейшим образом подействовали на А, вызвали в его «душе» «настоящую бурю», перевернули в ней все вверх дном, но что А абсолютно ничем не обнаружил, не проявил вовне эту душевную революцию. Выражение его лица, тон его голоса, ритм его слов, характер его движений, ход и характер его физиологических процессов, короче — все его поведение, включая сюда и все доступные наблюдению внутренние физиологические процессы А, ни на йоту не изменились. Спрашивается, доступны ли будут нашему наблюдению такие явления? Можем ли мы что-либо сказать о них? Можем ли даже узнать о них? В состоянии ли мы улавливать такие формы взаимодействия? Ответ ясен сам собой. Такие душевные революции, не сопровождаемые никакими внешними проявлениями, если они даже и возможны (что невероятно), недоступны наблюдению, мы их не можем замечать, мы даже не можем догадаться об их существовании. Для нас они равны несуществующим.

Вот почему факты взаимодействия, где только одно психическое состояние А изменяется и зависит от существования В, без изменения поведения А, такие факты недоступны наблюдению, мы не можем знать даже об их существовании; следовательно, они равны несуществующим, если бы даже и были возможны.

Таким образом, на практике явления взаимодействия людей сводятся ко второму и третьему из указанных выше случаев (типы «Ь» и «с»), т. е. к функциональной зависимости либо внешнего поведения А, либо и внешнего поведения и внутренних переживаний от существования и поведения В.

Если дело обстоит так, то тем самым отпадают и те неясности в понятии взаимодействия, вопрос о которых был только что поставлен.

Так как фактически невероятно, чтобы возможно было изменение психических переживаний без соответствующего изменения поведения, так как такое изменение одной психики, если его даже допустить, все равно недоступно наблюдению, то взаимодействие всегда (и в случае «Ь» и «с») проявляется во внешних актах людей, т. е. во внешних явлениях, доступных наблюдению и констатированию.

Отсюда следует модификация определения взаимодействия. Вот она. Взаимодействие людей дано там, где поведение одного индивида, в одних случаях сопровождаемое сознанием, в других—нет, является функцией поведения другого или других людей.

Подставляя это значение взаимодействия в данное выше определение социологии, мы получаем следствие: социология изучает: 1) такие виды поведения людей, где поведение одних является функцией поведения и существования других; 2) явления, возникающие в результате такого поведения. Иными словами, социология есть наука о поведении людей, находящихся в процессе взаимодействия, и о результатах такого поведения.

Сорокин П.А. Понятие взаимодействия людей и методы его изучения // Сорокин П.А. Система социологии. – М.: Наука, 1993. – Т. 1. – Гл. 3. – С. 102-108.

Питирим СОРОКИН

ЯВЛЕНИЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ КАК КОЛЛЕКТИВНОЕ ЕДИНСТВО

§ 1. Явление взаимодействия как коллективное единство или реальная совокупность

Явление взаимодействия людей дано тогда, когда психическое состояние или внешнее поведение либо, наконец, то и другое одного или одних из них могут быть рассматриваемы как функция существования и состояния другого или других индивидов, — таково данное выше определение явления взаимодействия.

Из этого определения следует, что один или одни индивиды могут влиять на поведение и состояние психики другого или других, могут вызывать — намеренно или ненамеренно — изменения в области психических переживаний и в области внешних движений других индивидов. Взятое в целом, явление взаимодействия представляет, таким образом, определенную систему, где в течение процесса взаимодействия существует тесная функциональная связь между центрами взаимодействия: поведение или состояние одного из них тотчас же отражается на поведении и состоянии другого, изменения одного (обусловливающего) индивида влекут за собой те или иные изменения в поведении и состоянии его контрагента. Такая зависимость может быть и взаимной... Образно говоря, взаимодействующие индивиды представляются как бы связанными друг с другом веревкой. Движения одного, в силу этой связи, «дергают» другого, и обратно.

Такая тесная функциональная или причинная взаимозависимость между центрами взаимодействия дает основание для того, чтобы рассматривать явление взаимодействия в качестве особого коллективного единства или коллективной индивидуальности.

Основанием для этого, как только что было сказано, являются причинные или функциональные отношения, данные между взаимодействующими индивидами, выделяющие их из множества других индивидов в особое явление, отграниченное от всех остальных... Спрашивается, достаточно ли такой основы для того, чтобы образовать из ряда взаимодействующих индивидов коллективное единство?

Ответ может быть только положительный. Для объективного исследователя такое основание является достаточным и необходимым основанием. Больше того, оно единственное основание для образования всякого реального коллективного единства. Там, где нет этой тесной функциональной или причинной связи, там нет и коллективного единства, а есть простая пространственная близость и сосуществование ряда отдельных единиц или единство не реальное, а мнимое. Так, не являются коллективным единством куча песка, штабель дров, груда кирпичей или ряд холмов. Не составляет коллективного единства и ряд индивидов, не оказывающих друг на друга никакого влияния (не составляют реального коллективного единства и «единства формальные» или «телеологические». Общность цели ряда лиц, не взаимодействующих друг с другом, ничуть не превращает их в коллективное целое: каждый из них остается изолированным от других, а совокупность их представляет единство фиктивное, мнимое, подобное, напр., фиктивной группе «прямоносых» или «детей в возрасте 1-го года» в данном населении. Только тогда, когда появляются причинные отношения между ними, только тогда телеологическое единство становится единством реальным. Но для бытия последнего телеологизм не необходим и недостаточен. Вот почему излюбленное немцами выделение телеологических и формальных единств представляет бесплодную операцию, ничего не дающую для познания явлений. См., напр.: Еллинек. Право соврем, гос-ва. СПб., 1903, 110—112. См. ниже § «О соц. реализме и номинализме» и во II т. § «О мнимых и реальных коллект. единствах).

Правильно говорит по этому поводу Зигварт, рассматривающий эти последние явления в качестве «внешнего и случайного единства». «Когда мы говорим о куче песка, дров, о группе деревьев, о ряде холмов и т.п., то пространственное сосуществование отдельных штук или индивидуумов в этом числе и группировке не определено никакой, в них самих лежащей, необходимостью и между ними существует лишь такое отношение, какое могло бы быть также между какими угодно другими вещами»² (Зигварт. Логика. СПб., 1908, т. II, вып. I, 226).

Иначе совсем обстоит дело в том случае, когда в основе коллективного единства лежит принцип причинного, или функционального, отношения. Здесь единство не внешнее, а внутреннее, связь не случайная, а функциональная (причинная). Пространственная близость является основой единства внешнего и случайного: достаточно песчинки или поленья оторвать друг от друга, например раскидать по земле, т. е. пространственно отделить их, и от коллективного единства не останется ничего. Иначе обстоит дело в явлениях взаимодействия. В предыдущем мы видели, чтс здесь пространственная близость не является условием единства: взаимодействующие индивиды могут взаимодействовать и при пространственной разделенности. Пространственная разделенность в единствах, основанных на причинных отношениях, не препятствует их бытию. Совершенно правильно говорит Зигварт и по этому поводу: «Другие коллективные понятия имеют основой своего единства причинное отношение (безразлично, будет ли это зависимость от одной причины или взаимодействие), которое связывает отдельные разделенные единства, безразлично, полагается ли при этом вместе с тем пространственная отграниченность целого или нет. Так, коллективное понятие солнечной системы постепенно прогрессировало от простого единства суммы к причинному единству. Так, простое генеалогическое понятие семьи покоится лишь на причинном отношении единого происхождения от общего родоначальника. Так, в коллективном понятии леса может быть включен причинный элемент зависимости произрастания его составных частей друг от друга» (Зигварт. Ibid., 226).

Правда, тот же Зигварт далее указывает возможность телеологического единства. Но из его же анализа следует, что это не необходимое и не достаточное условие для образования коллективного единства. «Телеологическое рассмотрение общества и государства, — говорит он, — не исключает каузального рассмотрения, а, напротив, требует его» ( Зигварт. Ibid., 227. Как видно из указанного в этом пункте, я схожусь с Б. А. Кистяковским, совершенно верно видящим в явлении взаимодействия достаточные и необходимые условия для образования Kollektivwesen: «Поленицу дров, пирамиду из шаров или кучу песка нельзя рассматривать как коллективное существо, хотя они и обладают в пространстве реальным единством, и наши пространственные восприятия позволяют нам представлять их как единые вещи. Между составными их частями нет реальных взаимоотношений, они объединяются простым сложением и в силу этого мы вынуждены видеть здесь только суммы». Совершенно иначе обстоит дело с лесом или с солнечной системой: здесь дано взаимодействие между членами; поэтому они являются подлинными коллективными существами. Kistiakowski. Gesellschaft und Einzelwesen, 1899, 131—133. Аналогично смотрит на дело Зиммель: «для меня несомненно, что существует только одно основание, которое придает соединению (отдельных единиц), по крайней мере, относительную объективность, это — взаимодействие частей». Зиммелъ. Социальная дифференциация. М., 1909, 18.

А. А. Чупров, соглашаясь с тем, что причинные взаимоотношения должны лежать в основе коллективных единств или «реальных совокупностей», считает, однако, этот признак не вполне достаточным: для образования последних мало простого взаимодействия, говорит он, нужно еще, чтобы это взаимодействие было длительным и прочным. Именно эта длительность и прочность отношений взаимодействия между членами солнечной системы заставляет не считать членом этой системы находящуюся в ее пределах комету, хотя в это время «между нею и остальными членами системы устанавливается такое же взаимодействие, как между землей, юпитером, солнцем» и т. п.

Поэтому «я в основу понятия реальной совокупности принимаю наличность между отдельными единицами, в нее входящими, такого рода взаимодействие, которое способно обеспечить длительное существование вещи». А. А. Чупров. Очерки по теории статистики, 1909, 77—80.

С Чупровым нельзя вполне согласиться: во-первых, само понятие длительности относительно и поэтому мало пригодно служить отличительным признаком реальной совокупности; во-вторых, оно скорее пригодно для выделения видов реальных совокупностей (реальные совокупности временные и постоянные), а не для конституирования их рода; в-третьих, не является убедительным указание на комету и солнечную систему: в тот момент, когда комета находится в пределах этой системы и взаимодействует с ее членами, она несомненно составляет члена этой совокупности и продолжает быть членом ее все s время, пока она взаимодействует с солнцем и планетами солнечного мира. Когда она уйдет из этого мира и перестанет взаимодействовать — она перестает быть и членом последнего. Это возражение подтверждает, а не отрицает правильность защищаемой здесь точки зрения.).

Итак, наличность тесной функциональной связи между взаимодействующими индивидами является вполне достаточным основанием для рассмотрения явлений взаимодействия как коллективного единства, как особой «реальной совокупности».

Раз совокупность взаимодействующих индивидов составляет коллективное единство, то сообразно выделенным формам взаимодействия можно различать следующие виды коллективных единств.

I. В зависимости от количества индивидов: 1) коллективное единство двух, 2) коллективное единство многих с определенным одним центром, связывающим всех взаимодействующих индивидов, 3) коллективное единство сложное, составленное из взаимодействия двух групп, из которых каждая является коллективным единством 1-й степени. В зависимости от качества индивидов могут быть коллективные единства самые разнородные, в частности составленные из сходных (односемейных, одногосударственных, однорасовых, однополых, одновозрастных и т. д.) и несходных индивидов (разносемейных, раз-ногосу дарственных, разнорасовых и т. д.).

II. В зависимости от характера актов коллективные единства: 1) активные, активно-пассивные, пассивно-активные и пассивные; 2) односторонние и двусторонние, 3) длительные и временные, 4) антагонистические и со-лидаристические, 5) шаблонные (организованные) и нешаблонные (неорганизованные), 6) сознательные (в частности, целевые) и бессознательные, 7) интеллектуальные, эмоциональные и волевые.

III. В зависимости от проводников коллективные единства: 1) связанные звуковыми проводниками, 2) свето-цветовыми, 3) двигательно-мимическими, 4) химическими, 5) механическими, 6) тепловыми, 7) предметными, 8) электрическими, 9) коллективные единства посредственные и непосредственные.

Отсюда следует определенный методологический вывод. Он гласит: Первым шагом к анализу строения всякого народонаселения (любой страны, любой эпохи) является анализ его с точки зрения количества и качества составляющих его индивидов, характера их взаимоотношений и проводниковых связей. Не отдав себе отчета в этих вопросах, невозможно понять ни истории, ни судеб данного населения (вполне правильно поступает Giddings, уделяя большое внимание анализу народонаселения с точек зрения, весьма близких к указанным. См.: Giddings. Основы социологии. The element of soc. и Inductive sociology).

Такой анализ — не все. Он лишь первый шаг. Но без такого шага обойтись нельзя.

Ограничимся полученным результатом. Он подытоживает наш анализ. Взяв явление взаимодействия, мы разложили его на части, рассмотрели эти части и теперь снова замкнули разорванный круг, придя к выводу, что эти части составляют особое целое — коллективное единство.

Полученный результат дает возможность перейти «на второй этаж» анализа социальной структуры. Начав с индивида и его взаимоотношений, мы пришли к понятию коллективного единства. Теперь мы могли бы оставить в стороне взаимоотношения индивидов и перейти к изучению взаимоотношений коллективных единств, их градации, их скрещивания, их кумуляции, их расслоения. Мы могли бы приступить к исследованию взаимодействия не лиц, а групп или реальных совокупностей. Эти последние, в свою очередь, мы могли бы разделить на ряд категорий по степени сложности, начиная от коллективных единств простых и кончая сложными социальными телами, составленными из ряда простых групп. Таким путем мы последовательно перешли бы от аналитики простых социальных структур к аналитике сложных социальных образований. Из сказанного становится ясной та логическая последовательность, которая лежит в основе нашей работы; рассеивается возможное недоумение многих, которым, быть может, показалось странным, почему мы свою социологию начали с анализа столь «несоциальных» (с шаблонно дилетантской точки зрения) явлений, как индивиды, их акты и проводники. Теперь, вероятно, каждый поймет, что без анализа и изучения «первого этажа» нельзя приступать к анализу «второго».