МЕДИТАЦИЯ. Немного придя в себя после очередной стрессовой ситуации, он поплелся в гости к своей нежной подруге

Немного придя в себя после очередной стрессовой ситуации, он поплелся в гости к своей нежной подруге. Поднявшись по лестнице, Рулон подошел к знакомой двери и позвонил. Через минуту после мелодичного звонка дверь открылась, и на пороге его встретила шикарно одетая Марианна. Она надменно посмотрела на него.

- Ну, что? Приперся? Заходи!

Рулон робко зашел, окинул ее оценивающим взглядом.

- Ты ждешь кого-нибудь?

- Нет. Я никого не жду, – ответила Марианна, поправляя волосы перед зеркалом. – Что, мой прикид тебя обескуражил? Я же не твоя мать. Я всегда хорошо одеваюсь, даже когда одна, просто так, для себя.

- Может, неудобно так всегда одеваться? – спросил Рулон.

Марианна расхохоталась.

- А что должно быть удобно? Быть свиньей? Нет! Я люблю всегда быть подтянутой. Это повышает мою энергию, не дает расслабиться, раскиснуть. Вот, что главное для успеха в этой жизни.

Марианна предложила Рулону позаниматься каратэ. Они переоделись и стали спарринговаться. Рулон был для Марианны чем-то, вроде живой груши. Но он радовался, понимая, что чему-то научиться можно только у более сильного противника. После спарринга, Рулон показал Марианне несколько приемов, которым его научил старший брат Сергей.

- Что, с ним тоже занимаешься? – спросила Марианна.

- Да, учусь у всех понемногу, – ответил Рулон. – Вот только Сергей плохо учится. Тут пытался ему объяснить, зачем монахи Шаолиня медитируют, но он так и не понял, зачем ему это.

- И как же ты ему это объяснил? – спросила Марианна.

- Он говорит, – начал рассказ Рулон, – мол, зачем мне бессмысленно сидеть, полуприкрыв глаза, я лучше телевизор посмотрю. Я ему отвечаю, что так же, как ты тренируешь свое тело, нужно тренировать свой дух. Вот, к примеру, если ты будешь уравновешенней, спокойней, то психологическая атака противника тебя не собъет с толку. А если будешь внимательней, то противник не сможет тебя застать врасплох.

- И что, Сергей понял это?

- Да, сперва, казалось бы, стал понимать. Мы сели с ним в ваджрасану – позу на коленях. Я говорю: «Вот теперь расфиксируй глаза и охвати ими всю комнату разом, останови мысли и внимательно наблюдай за всем вокруг». Он посидел так минуту. Затем его глаза остановились на каком-то предмете и мысли поплыли так, что он выпал из реальности. Увидев это, я коснулся его. Он аж вздрогнул от неожиданности. Я говорю: «Не спи, будь внимателен. Так тебя уже бы застали врасплох враги». Я ему говорю: «Концентрируйся в межбровье и дыши плавно и медленно». Он попробовал еще раз, но стал клевать носом, – и Рулон комично показал, как Сергей засыпал в медитации.

Марианна расхохоталась.

- Да, брат у тебя совсем неосознан, – сказала она. – Не привык быть внимательным, слишком, наверное, беспечен.

- Это уж точно, – сказал Рулон.

Затем они начали гасить свечи ударами, не доводя их до пламени на несколько сантиметров. Марианна гасила все свечи с ходу, Рулон – через несколько ударов.

- Учись гасить, – засмеялась Марианна, – а то тебя загасят.

Затем они начали играть в мяч. Марианна кидала ему сразу два мяча и Рулон старался их ловить двумя руками одновременно, и затем сразу кидал ей их обратно.

- Ну, как? Отключает диалог эта практика? – спросила Марианна.

- Да. Мыслей почти нет в башке, – ответил он. – Вот бы, чтоб без мячей так убирать все мысли, тогда бы я уж научился видеть жизнь более ярко и реально.

- А ты понаблюдай за собой, что с тобой происходит, когда ловишь мячи.

Они снова продолжили свои занятия, и Рулон, наблюдая за собой, увидел, что его заставляет быть внимательным то, что он все время ждет, когда мячи полетят к нему и их надо будет ловить. Он поделился этим наблюдением с Марианной

- Вот так и сиди, и бдительно жди, весь начеку, в то же время сохраняя хладнокровие, это и будет тебе помогать, – сказала Марианна.

- Зато Сергей занялся визуализацией, все представляет себя Гераклом. Двенадцать подвигов его изучил. Правда, это у него выходит только дома, когда он один.

- Ну что ж, – сказала она, – это неплохо, если ты вместо своего убогого образа будешь представлять и ощущать себя во всех ситуациях Гераклом. Это даст большой успех. Однако, ты ведь Рулон, – добавила Марианна, ткнув его пальцем. – И ты можешь пойти в своей медитации дальше.

- Как это? – удивился он.

- Ну не зря ж тебе дали такую позорную кликуху, – рассмеялась она. – Ты рулон чего? Обоев, фольги или туалетной бумаги?

- Вообще-то, – ответил он, глупо улыбаясь, – я не рулон, а лулон. Я картавил и меня так прозвали, но потом забыли, как нужно звать правильно.

- Ну, вот и прекрасно, – обрадовалась Марианна, – ты будешь у нас лулоном туалетной бумаги. Когда рулон подходит к концу, что остается? Ничего. Вот и в медитации ты должен перестать себя кем-либо воображать и даже ощущать. Должен просто раствориться в окружающем, во Вселенной. Вот это и будет Лулон, – засмеялась она.

Рулон внимательно слушал, а потом тоже рассмеялся. Теперь он знал, что он не просто Рулон, а нечто большее.

Приняв душ, он вновь переоделся в прежнюю одежду. Однако Марианна была уже в новом наряде. Она не любила повторятся. Сейчас она была вся в черном. Туфли на высоком каблуке, очень эротично сидящая на ее широких бедрах кожаная мини-юбка, ажурные колготки и кружевная блузка, только слегка прикрывающая ее женские прелести. Рулон не выдержал соблазна и, расположившись на полу, стал гладить ее стройные ноги.

- Ну, что слюни потекли? – презрительно бросила Марианна, но однако не отстранилась от своего партнера.

- Я просто восхищаюсь тобой, – неуверенно сказал Рулон, – ты так обольстительна.

Марианна сексуально рассмеялась и более вольно разлеглась на диване, как бы приглашая Рулона действовать дальше, но затем томно посмотрела на него.

- Вот сейчас начинай медитировать. Будь внимателен и отрешен. Наблюдай, что в тебе происходит, мой милый. Посмотрим, чем ты лучше своего братца, – цинично сказала красотка.

Рулон вспомнил, что хотел научиться это делать во всех ситуациях, и настроился на медитацию, продолжая гладить и целовать ноги Марианны. Она тоже стала ласкать его и совсем разлеглась на диване. Рулон лег рядом с ней и с жаром стал гладить и целовать все ее тело. Кровь ударила ему в голову, и он уже, не помня себя, начал раздевать свою подружку. Внезапно она вывернулась и жестко посмотрела на него.

- Ты почему не осознан, придурок? Ведь мы же с тобой договорились, что ты будешь медитировать, – яростно произнесла Марианна.

Рулон немного обиделся и, тяжело дыша начал что-то мямлить:

- Да, совсем я потерялся.

Видя его покладистость, Марианна лукаво улыбнулась и снова легла рядом с ним.

- Ну, хорошо. Теперь только снова не потеряйся, – ласково сказала она, кладя руку Рулона себе на грудь, и продолжая крутить с ним «динамо».

Уже более осторожно Рулон начал гладить и целовать Марианну. Но когда он начал расстегивать ей юбку, она резко оттолкнула его руку и встала.

- Ты опять уснул, – злобно сказала она, – проклятый дурак, когда же ты будешь помнить себя?

Рулон совсем расстроился, но собрался с духом.

- Прости, опять я слишком увлекся, – нерешительно сказал он.

Марианна снова смягчилась и, подойдя к нему, ласково глядя в его глаза, стала расстегивать рубашку. Ей видно доставляла удовольствие эта игра в кошки-мышки. Рулон немного успокоился и, с новой решительностью быть бдительным и наблюдать за собой, начал любовную игру.

Марианна раздела его и помогла снять кое-что из своего прикида. Она легла на диван и, нежно целуя и лаская его, что-то страстно шептала, как она любит и хочет его. Рулон сильно возбудился, он развел ее ноги и уже хотел овладеть ей, как вдруг она вывернулась и оттолкнула его.

- Ах ты развратное говно! – заорала она. – Ты никак не хочешь наблюдать за собой!

Рулон возбудился так, что плохо все понимал. Все, что ему хотелось сейчас – это удовлетворить свою похоть. Он стал ползать перед ней, прося его простить, что он будет осознан, будет помнить себя, хотя даже плохо отдавал отчет, что именно он делает и говорит.

Марианна закричала:

- Ах ты противный слизняк! – и оттолкнула его от себя. – Немедленно убирайся домой!

Рулон пытался еще упрашивать ее. Но она схватила здоровую палку и стала ей охаживать попрошайку, ругая его на чем свет стоит. Боль привела Рулона в чувства. Он, весь обиженный и удрученный, стал одеваться. Марианна продолжала беситься.

- Мразь! Если ты не перестанешь быть обиженным, то лучше в школе не появляйся! А то тебя там так обидят, что не обрадуешься, хуй ушастый!

Рулон испугался и стал справляться со своими чувствами, вытесняя их из себя отрешенностью, но это получалось еще плохо. Однако, он решил, что будет это делать до тех пор, пока у него не получится. Видя это, Марианна немного успокоилась.

- Давай, учись контролировать себя, если хочешь быть со мной, – уже миролюбиво продолжила она.

- Буду стараться, – как можно радостней ответил Рулон.

Марианна презрительно улыбнулась и выпроводила его из дому. Рулон, как побитая собака, поплелся домой, но в душе его зрело решение достичь Просветления.

***

На следующий день Рулон, как обычно, опоздал на первый урок. Зайдя в школу, он увидел, что все уже на занятиях. По дороге в класс, встретил только уборщицу в синем халате и выцветшем платке неопределенного цвета на голове. Она безразлично возила тряпкой по грязному полу, опустив голову, и, заметив Рулона, стала нудно ворчать по поводу его грязных ботинок.

Рулон вошел в класс и, выслушав выговор от недовольного преподавателя, прошел на свое место. Он определил, что идет алгебра. Последнее время он не заглядывал в дневник и не знал о расписании. Только, увидев преподавателя в классе, он догадывался о названии урока.

Математик, нервно потирая руки, ходил из угла в угол, стараясь успокоиться после того, как по дороге в школу его обстреляли из самострелов. Тем и забавно обучение в школе, что всегда можно увидеть радость там, где другие видят тоску, а иногда, и самому создать ее.

Когда прозвенел звонок к началу урока, и математик вошел в класс, то никто этого не заметил и потому не приветствовал его вставанием. Все сидели, занимаясь своими делами. За последней партой двое пацанов делили найденную на полу пятикопеечную монету.

Взвизгивающим голосом счетовод прокричал приветствие заученными словами и начал урок. Он что-то писал на доске, объясняя новую тему, при этом часто поворачивая голову к классу и призывая к порядку учеников, так как в классе стоял непрерывный гул. Но все это было без результата. Никто не прислушивался к его словам.

Как раз к концу этого урока и подоспел Рулон. Алгебра была парным уроком, и после десятиминутной перемены началась вторая алгебра.

Придя после перемены в класс, счетовод был шокирован тем, что все ребята сидели тихо и смирно, не так, как всегда. Слышно было как жужжит муха. Полет ее был неуверенным, она чем-то напоминала подбитый немецкий бомбардировщик. «Оказывается порядок может пугать», – отметил про себя Рулон.

Взволнованно озираясь, препод осторожно ступал, как будто шел по тонкому льду. Спокойствие класса вызывало особое состояние напряженности. Казалось, пространство в помещении стало намного плотнее, наверно поэтому, мухе было летать тяжело. По собственному опыту он знал, что тишина и покой бывают обманчивы. Ученики внимательно следили за каждым движением препода, словно ожидая чего-то.

Со звоном разбилось огромное стекло. Мелкие осколки разлетелись по всему классу, а крупные сползли вдоль рамы и с треском лопнули. В класс плавно влетел огромный булыжник. Медленно и плавно он пролетел по диагонали через весь класс, отскочил от преподавательского стола и упал на ногу математику.

Как потом выяснилось, он влетел туда не случайно. Обиженый полученной вчера двойкой, Ванька-Хмырь решил таким образом отомстить преподу и предупредил об этом весь класс. Все с удовольствием ждали развязки. Но никто не предполагал, что это будет так зрелищно и эмоционально.

“Да, не бывает случайности в жизни. Если ты зашуган, то тебя будут гонять и дальше”, – мыслил Рулон. Подпрыгнув на здоровой ноге, с громким, пронзительным визгом, как раненый вепрь, счетовод ринулся к разбитому окну, но, запутавшись, в кем-то умело натянутой леске, с грохотом свалился на пол, ударившись носом о подоконник. Вместе с математиком свалилась и полка с учебными экспонатами, к которой ребята привязали другой конец лески. Деревянные треугольники, параллелепипеды и шары засыпали его тощее тело.

Раздался дикий хохот и крики: “Браво!”, с прославлением столь поучительных занятий, на которые не способен горе-учитель, а способен Ванька-Хмырь.

Выбираясь из-под учебных пособий, красный, как рак, счетовод c расквашенным носом, умываясь кровью, выбежал из класса и заковылял в директорский кабинет, находившийся на другом этаже. Через десять минут он снова вернулся в класс, прикладывая мокрый носовой платок к, уже успевшему посинеть, носу. Видимо, директор ничем не мог ему помочь. Таблеток от истерии у него не было, а молоко за вредность учителям еще не начали выдавать.

В середине второй алгебры появилась краса и гордость класса – Марианна. Бесцеремонно войдя в класс, она прошла грациозной походкой и села на свой “трон” рядом с Рулоном.

“Трон” Марианны был необычным черным стулом старинной формы, обитый красным атласом. Он привлекал своей красотой внимание многих, даже преподавателей. Но никто не мог стать его обладателем. Пока не было Марианны, кто-либо мог, конечно, посидеть на нем или, даже, перенести в другой класс. Но, если Марианна появлялась в классе, то стул, каким-то необычайным образом, возвращался к своей обладательнице.

Чарующее великолепие Марианны, подобно яркой звезде, вспыхнувшей в ночном небе, ненадолго отвлекло внимание аудитории. Сегодня на ней была обнова – фирменные вельветовые штаны, хитростью обменяные на поношенные джинсы, которые совсем еще недавно были куплены за чекушку водки у одного алканафта. Ее красивую грудь облегала новая итальянская блузка с глубоким декольте. Шокированым взглядом математик уставился на полуобнаженную грудь Марианны и, обе его руки потянулись в карманы. Видимо, таким образом он пытался успокоить пробудившуюся в нем плоть.

***

На очередной перемене опрометью влетел в класс Саня и, получив пару подзатыльников, прорвался к Рулону. Небрежно приглаживая растрепавшиеся волосы и поправляя сбившийся в сторону красный галстук, он сообщил, что Цыпа идет с дружками разобраться с ним. Рыжие волосы, давно не стриженной головы, торчали, как пакля, в разные стороны. Пыль и мусор цеплялись, притягиваясь, к этой «прическе». В этот миг он был похож на лешего, с запутавшейся паутиной в области макушки и шелухой от семечек у правого виска.

Верный друг и подсирала Саня посоветовал Рулону сбежать домой. Рулон с важным видом поблагодарил Саню и отпустил его.

Взглянув на Марианну, он вопрошающе улыбнулся, ожидая мудрого совета.

- Что бы ты без меня делал? – вздохнув, спросила Марианна, доставая из портфеля маленькое зеркальце в резной оправе.

- Наверное, стал бы чуточку умнее, – ответил он, восхищенно глядя на ее гармоничное и волевое лицо.

- Но этот ум тебе бы дорого обошелся, – съязвила Марианна, встрепав волосы на его голове.

В этот момент она была особенно похожа на коварную дикую пантеру, превосходно знающую законы диких зверей, коими являлись дети. Рулон не мог не согласиться со словами Марианны и покорно кивнул головой. В этот момент в класс заглянула бритая голова Цыпы и позвала Рулона выйти.

Марианна резко развернулась к двери, вскинула брови, направив на Цыпу испепеляющий взгляд, и послала его отборной бранью, как будто, он хотел разобраться с ней.

Сплюнув сквозь зубы в угол, голова исчезла из поля видимости. У Цыпы было ложное представление о себе, как о выдающейся личности, но весь его внешний вид, говорил об обратном. Кривая рожа с близко посаженными к носу глазами, которые ко всему еще и косили, создавала эффект убожества и вызывала неприязнь у окружающих.

С Марианной никто никогда не хотел связываться, зная, что это может кончиться весьма плохо. Ее непредсказуемость уже многим дорого стоила.

***

Началась физика. На партах лаборантка расставила физические приборы для проведения практики. Через 15 минут после начала урока в класс ввалился уже успевший где-то опохмелиться Ложкин. Львиной походкой, провожаемый почтительными взглядами, он прошел к своему логову и плюхнулся на место, рядом с Рулоном и Марианной. К ним никто никогда не подсаживался. И всегда рядом оставались свободные парты, сколько бы учеников не было в классе.

Каким-то образом Ложкин свалил на пол физический прибор, который тут же был поднят, сидевшим рядом, прилежным мальчиком по кликухе Босой. Единственный, кому было позволено быть с ними рядом, так как он давал списывать контрольные работы.

Учитель посмотрел на Ложкина, как пугливая лань.

- А ты, Валера, мог бы сегодня и не приходить, – осторожно заметил он, механически поправляя большие очки в роговой оправе.

Ложкин, ругнувшись сквозь зубы, лег на парту, отодвинув запуганного соседа. Урок продолжался.

Пошептавшись с Рулоном, Марианна бесцеремонно толкнула ногой узурпатора школы.

Не сообразив сперва в чем дело, он с озлоблением не спеша повернулся, но увидев, что это Марианна, несколько смягчился.

- Чего надо? – грубо спросил он.

Ложкин, как и все в школе, боялся и уважал Марианну, в глубине души питая к ней любовные чувства. И, как ни странно, надеясь на взаимность.

- Не от того ли ты сегодня злой, что вчера Цыпа вздул тебя? – вопросом на вопрос отпарировала бойкая на язык Марианна, с вызовом посмотрев на хулигана.

- Чего-о-о? – процедил Валерий.

- А то, что он сегодня приходил и обещал, что опять будет разбираться с тобой.

- Со мной?! – нелестно отозвавшись о Цыпе, Ложкин встал, пнул чей-то попавшийся под ноги портфель и собрался сейчас же идти, и свернуть ему шею, но Марианна остановила его. Она взяла его руку в свою и нежно прошептала ему на ушко, что сама хочет посмотреть на этот подвиг.

Опять сработал эффект влюбленности.

Несколько размякнув, Валерий сел, довольно улыбнулся и, положив свою лохматую голову на здоровенные кулаки, погрузился в сон.

Учитель в старом поношенном костюмчике стоял у доски и старательно объяснял сложную тему. Физика продолжалась, не задевая никого из участников этого разговора. Она, как будто, существовала для других. И только какая-то обязанность, какая-то неведомая пока еще сила заставляла их присутствовать там, в этом осточертевшем классе.

Рулон уже давно дружил с Марианной и часто пользовался ее покровительством. Он сам не знал, почему она, такая великолепная и сильная, королева, выбрала для дружбы именно его, но собирался это выяснить.

Наконец-то, прозвенел долгожданный звонок, провозгласивший конец урока.

***

Они шли мимо облезлых кирпичных построек, беседуя о жизни, пока не оказались у двери подъезда. Рулон открыл скрипящую дверь и пропустил Марианну вперед.

Придя домой, и расположившись в зале за журнальным столиком, они сели пить чай. Чашки из китайского сервиза очень нравились Марианне. Она с интересом рассматривала своеобразный рисунок, изображенный на них. Ароматный чай дымился, подбадривая и поднимая настроение вместе с музыкой.

Слушая одесский концерт Аркаши Северного, они иногда подпевали. Из колонок музцентра хриплый голос напевал:

«Люблю я сорок градусов,

Но только – не мороз.

Когда от пьяной радости

В жару краснеет нос.

Люблю я «спорт»,

Но только лишь – конфеты.

Люблю я «труд»,

Но только лишь газеты…»

- Что ты думаешь об этой песне? – спросила Марианна, встав лицом к большому зеркалу.

Она поправляла свои пышные, блестящие, красивые волосы, поглядывая через зеркало на Рулона.

- Да, мой отец стал алкоголиком, – ответил он, размешивая в чашке горячий чай и, сделав паузу, пояснил. – Его допекла мать. Она все требовала, чтобы он больше зарабатывал, а он не умел этого делать. И нашел выход в пьянстве.

- Интересный выход, – сказала Марианна с усмешкой. – А почему же она не нашла сразу себе богатого мужа?

Марианна подошла к стене, на которой висела фотография отца Рулона, сделанная год назад. Отец был очень похож на сына, но лицо его несло на себе следы длительных попоек, и Марианна мимикой выразила свое презрение.

- А она и не искала его, – ответил Рулон, – никто, видите ли, не научил ее искать. Она схватила первое попавшееся говно, а это оказалось не то, что нужно.

Хриплый голос продолжал петь:

“Люблю я веселиться,

Люблю входить я в раж,

Когда течет по горлышку

C₂H₅OH (це два аш пять о аш)”.

Марианна посмотрела на второй портрет, висящий на стене рядом с фото отца. Это была фотография матери, красивой и энергичной женщины, сделанная еще 18 лет назад. Такой она была до замужества, еще не успевшей познать все прелести семейной жизни. Повернувшись к Рулону, Марианна рассказала свою историю.

- А вот меня родители с детства научили выбирать, – она порылась в своей маленькой сумочке, нашла помаду и ярко, несколько эротично, накрасила свои красивые сочные губы. – Они же у меня цыгане. Когда я просила есть, они говорили: “Пойди, попроси у соседей”. Когда я просила игрушки, они говорили: “Иди, поиграй у других детей, у которых они есть”. А когда я начала просить шмотки получше, то они сказали: “Ты, значит уже выросла. Раз стала разборчивой – иди попроси у парней. Зря, что ли перед ними выпендриваешься?”

- Да, вот это отличное воспитание, – восторженно воскликнул Рулон и с восхищением посмотрел на Марианну.

Откровения Марианны о своем воспитании поразили Рулона. Он задумался о том, что если человек с детства все делает сам, достает себе пищу, игрушки, шмотки, то он становиться независимым от других и, что самое интересное, окружающие начинают его уважать. Так вся школа и улица уважали Марианну, никто не смел ей противостоять.

- Я помню, как-то раз пошла я в песочницу играть с детьми, – продолжала Марианна вспоминать нелегкое детство, которое обеспечило более-менее легкое юношеское существование. – У этих детей были самые разные игрушки. Мы начали играть. У одного трехлетнего мальчика, идеально одетого в белый костюмчик, был большой самосвал, в который насыпали песок и перевозили с места на место, из одной кучи в другую. Вдруг, вижу какой-то мальчишка бегает и всех детей прутом охаживает. При этом он испытывал огромное удовольствие, что было написано на злобном лице. Все в слезах и соплях от него разбегались. А он еще больше разбесился, давай камнями кидаться. Наконец, всех он из песочницы разогнал, подошел ко мне, а я спокойно сижу и смотрю на все, что происходит. Этот нахаленок меня спрашивает: “А ты почему не боишься, ведь у меня прут?” А я ему говорю, что меня еще не такими прутами били, и мне совсем не страшно. Тогда он, свирепо сжав губы и широко раскрыв глаза, замахнулся и решил меня ударить. Но не тут-то было. Я была всегда настороже, поэтому быстро увернулась и бросила ему горсть песка в глаза. Он сразу зажмурился, стал зенки свои тереть, прут выронил. Я схватила прут и давай его метелить им. Вся его смелость, вдруг, куда-то улетучилась. Он аж завыл от боли и обиды, заревел. Слезы песок из его бебиков повымыли. И он побежал, громко крича. Когда он вбежал в подъезд дома и с грохотом захлопнул дверь, я осмотрелась кругом: никого нет, стало тихо. Я думаю: “Что же теперь делать? Все разбежались. Играть не с кем”. Взяла игрушки и пошла домой. Теперь сама поиграю.

- Да, вот как полезно жесткое воспитание, – одобрительно заметил Рулон. – У меня такого не было, вот местное хулиганье и забивает меня теперь вместо родителей. Но ничего, я матери теперь отомщу. Буду жить, как мой алкоголик – отец. Он клево живет, сидит на шее у своей заботливой мамаши, водочку постоянно трахает, ни хрена нигде не работает, балдеет целыми днями.

Тут Рулон скорчил бессмысленную рожу, закатил глаза и закачался, изображая пьяного отца.

- Только вот, я водку пить не буду. Я на трезвую так делать буду. Дураком прикинусь и буду тунеядцем. Йогой займусь. Буду самосовершенствованием заниматься. Вот лафа-то будет, – он мечтательно прищурился, словно заглядывая в будущее.

- Дуракам закон не писан, – с ухмылкой заметила Марианна. – А если писан, то не весь, – после некоторой паузы добавила она. – Но на самом деле у тебя другая будет судьба. Ты сам будешь содержать многих людей, хотя, в общем-то, дураком и лоботрясом обязательно станешь, – съязвив, она лукаво улыбнулась и потрепала Рулона по голове, взъерошив его светлые волосы.

И они расхохотались. На улице уже темнело, но они не включали свет.

Разговор пробуждал в Рулоне что-то давно забытое. Как будто память стала постепенно кристаллизоваться, а Марианна только подтверждала старые знания.

- Откуда ты все это знаешь? – осторожно спросил Рулон.

Он понимал, что Марианна, конечно же, не обманывает, но ему было интересно узнать, откуда у нее такие сведения.

- Да у тебя это на морде написано. Твой фейс хорош и без косметики. Помедитируй над этим феноменом физиогномики на досуге.

Марианна указала ему на черты его лица, и Рулон, подойдя к зеркалу, стал себя внимательно изучать, ища, что же особенного было в нем.

Заболтавшись с Марианной, Рулон совсем позабыл, что надо сходить за хлебом и убрать в доме. Незаправленная с утра постель, немытая посуда, пыль на серванте и телевизоре – всегда раздражали мать. Все это было кнопкой пускового механизма, включающего в матери программу вспыльчивости и агрессивности. Он обеспокоено взглянул на часы. Времени уже не было. Вот-вот должна прийти мать с вечными упреками. Быстро сообразив, как избежать скандала, Рулон для вида сел делать уроки. Марианна ушла.

***

Через несколько минут дверь в квартиру открыли, и раздался стук каблуков. Это пришла мать. На ее уставшем лице возникло недовольство, когда она увидела невымытый пол и разбросанную обувь в прихожей и кухне.

Мать сняла коричневые туфли, повесила на вешалку купленный по блату еще два года назад плащ и, уже с порога, начала свою проборку за невыполненные дела.

Узнав, однако, что сын сел за уроки, немного успокоилась.

“Здорово работает!”, – подумал Рулон.

Быстро переодевшись, она начала готовить на кухне.

Рулон уже было успокоился, обрадовавшись тому, что удалось избежать скандала, когда раздался телефонный звонок. Мать долго разговаривала, а затем разъярилась. Оказывается, позвонил классрук и сообщил, что Рулон не успевает по многим предметам и имеет пропуски. И все это – в конце четверти. Мать в бешенстве носилась из комнаты на кухню и обратно. Длинная тирада продолжалась довольно долго.

“Рано обрадовался”, – мелькнула следующая мысль. Лучшее, что мог сделать Рулон, это отключиться от бренного мира. По системе йоги он ввел себя в ряд последовательных состояний, дарующих непоколебимость и нереагирование на изменение окружающей среды. Но это удавалось ему еще слабо. Мать, видя, что сын сохраняет какое-то странное спокойствие, стала беситься еще больше.

Со знанием дела, Рулон по системе “Тай собака”, уворачивался от мокрой тряпки, угрожавшей его лицу. Затем ему все-таки удалось уравновесить дыхание и обуздать свои чувства.

В этот момент он потерял состояние реальности, комната стала странно расширяться, расплываться перед ним. Голос мамы, к которой он теперь испытывал теплую любовь, звучал где-то издалека и повторялся как эхо.

Он вновь увидел знакомые очертания величественных гор, выступающих из тьмы под лучами нестерпимого яркого сияния. Они вырастали в огромные громады, и вдруг появился Монтозар, заливая распространяемой благодатью все пространство Вселенной. Этот образ тянул Рулона, как магнит, он сливался, растворялся в нем. Стало сказочно хорошо.

Он увидел гряды переплетающихся спиралей и волновых энергий, пронизывающих пространство. Шли и шли мириады разнообразных существ, как призраки, исчезавшие во всепобеждающем свете. Появилось знамя Шамбалы. Перед взором показался его всемогущий Учитель. Он произнес громовым, переливающимся по горам голосом: “Шивам сатьям сундарам”. И замелькали радужные сияния, уходящие куда-то в бесконечную даль. «Соблюдай свою дхарму, а иначе тебя ждут болезни, страдания, старость и смерть. Иди назад. Сейчас тебе не место здесь. Делай то, что я сказал тебе, и я всегда помогу во всех путях твоих и начинаниях. Я есть и путь, и истина, и жизнь. Калагия».

Вдруг Рулону показалось, что его втягивает в какой-то длинный, черный туннель. Он стал пробуждаться и очнулся. Перед собой он увидел лицо матери, которая уже не орала, а смотрела на него молча.

- А теперь марш за хлебом. Купи буханку черного и батон, – спокойно сказала мать, сунув ему в руки сетку и деньги и указав рукой на дверь.

Рулон внутренне удивился произошедшими с матерью переменами. То состояние благодати, которое возникло в медитации не замедлило распространиться вовне. Вот почему мать успокоилась. Подтверждать истину не пришлось.

***

Взяв сумку и деньги, Рулон вышел за дверь и быстро сбежал вниз по лестнице. Он выскочил из подъезда, и нос к носу столкнулся с местными хулиганами. Их было четверо. Они стояли полукругом и один из них, черненький пацан, похвалялся перед остальными своими подвигами. Его рассказ сопровождался возгласами удивления и смешками. Длинный, как жердь, пацан достал пачку “Беломора” из кармана потертой куртки, и все принялись закуривать. В этот момент они увидели Рулона, и, как по команде, повернули к нему свои злорадные рожи.

“Ну и денек сегодня”, – пронеслось в голове, но отступать было поздно. Рулон вспомнил основной закон ахимсы, гласивший о том, что чувство порождает ответное чувство. Сделав усилие, он взял контроль над своими эмоциями и настроившись благожелательно к хулиганам, Рулон пошел на них.

- Эй, быдло, подь сюда. Деньги! А ну выкладывай, живо! – не вынимая сигареты изо рта, кривляясь и изгибая грязные пальцы, процедил один из них.

- Давай, быстрее! – нагло и надменно протянул другой.

- Ребята, сейчас я куплю хлеба, разменяю тройку, а сдачу отдам вам, – с добродушным видом простачка, пролепетал Рулон, сохраняя внутренний самоконтроль.

Удивившись такой покорности, и обрадованные легкой добыче, хулиганье расслабилось, надеясь на быстрый успех.

- А ну, давай быстрее, бегом! Считаем до трех, два пропускаем!

Под дружный смех, на глазах у равнодушных прохожих, он побежал со всех ног, радуясь своей находчивости, которая всегда выручала его.

Свет уличных фонарей, которые, в большинстве, были разбиты, слегка освещал то место, где проходил Рулон. Но отражение от снега создавало умиротворенную картину. Высоко в небе светила луна.

Завернув за угол, Рулон направился к своим телохранителям. Он пересек маленький пустой дворик и вбежал в подъезд нового дома, где жил Куранчик. Куранчика не было дома, но его родичи сказали, что он гуляет у школы. Осторожно, идя вдоль домов по переулку, боясь еще на кого-нибудь напороться, Рулон приблизился к школе, где тусовалась вся банда Курана, с какими-то девицами. Кроме них с этой стороны школы никого не было.

- Смотри, кто к нам идет! Да это же мой лучший друг! – прокричал на всю улицу неслабо поддатый Куран, указывая рукой в сторону Рулона. Окружившие его ребята дружно повернулись и посмотрели на дружка своего главаря.

- Чего голосишь? Лучше бы разогнал свору у моего подъезда, а то они чуть не отобрали деньги, которые я хотел принести тебе, – сказал Рулон.

Умение использовать повторяющиеся проявления своих корешей помогало ему находить выход из казалось бы невыгодной ситуации. Он помнил правило: “Не бывает безвыходных ситуаций, бывает много страха. Когда отринешь страх, тогда будет и выход”.

- Кто отобрал? Где деньги? – заорал Куран. Он вскочил с невысокой ограды, на которой сидел и, угрожая кулаком невидимым врагам, озлобился.

- Я всем сказал, кто тронет моего друга…

Тут он осекся, увидев группу милиционеров с дружинниками, подходящих к школе. Слегка поутихнув, Куран продолжил беседу с Рулоном.

- Ну ладно, где там твои обидчики? Пойдем скорее. Да, где деньги-то? Давай, а то нам на пиво не хватает.

Все пошли в магазин. Продавщицы с удивлением посмотрели через окно на, подвалившую к зданию, группу оборванцев.

Рулон купил хлеба, молока и печенья, чтобы поменьше осталось денег, и отдал сдачу, поджидавшим у входа телохранителям. Телохранители обрадовались подвалившим деньгам, злорадостно усмехаясь, отправились на разборку. Рулон уверенно шел впереди, а банда плелась за ним сзади, на небольшом расстоянии. Поджидавшая у дома шпана окружила Рулона, требуя денег.

В это время, выгибая пальцы, сзади подошел Куранчик и угрожающе присвистнул. Малявки повернулись и испуганно посмотрели на ухмыляющихся хулиганов. Через мгновение двое из них с разбитыми носами полетели на землю, а остальные обратились в бегство. Рулон отправился домой.

Считая ступеньки лестничных проемов, Рулон подумал, что он уже много раз их считал, и наперед знает сколько их. Знает какая из них сломана, где можно подвернуть ногу, но все равно считал и при этом успокаивался.

На этом поход за хлебом был закончен. Он понимал, что рано или поздно его поймают, ошманают и побъют, но крутился как мог. “Даже за хлебом сходить не просто! – подумал Рулон, дотянувшись до звонка и ожидая, когда мать откроет дверь. – Постоянно жизнь устраивает стресс. Осознанность, умение вспомнить себя, а не свой страх, поможет изменить внешнюю ситуацию”.

Мать открыла дверь, улыбаясь, и взяла у Рулона сумку с покупками, она была уже добрая. Все идет, все меняется. Добро сменяется злом. А страдание – счастьем.