Петровы

И далее по родословной Целищевых (Митрофанова ветвь).

Дед Григорий Сергеевич рос сиротой в семье брата. Батрачил. Тринадцати лет обидел бабушку, измазав дегтем ей холсты, которые она сушила у речки. Они были одногодками, и когда мать бабушки стала его ругать: "Не отдам за тебя Машку", он ответил: "Насрал я на твою Машку", а через три года пришел свататься. Бабушка обиду припомнила и не хотела за него идти. Но семья была бедная: четверо дочерей, а отец умер в 40 лет. Мать отдала. Бабушка хотела в церкви во время венчания на вопрос попа: "По воле ли идешь замуж?" - ответить, что нет. Но попа подпоили и подговорили, и он не спросил. Бабушка прождала вопроса и оказалась обвенчанной. А было им по шестнадцать лет. Бабушка была на голову выше деда. А через год дед подрос и стал выше бабушки. Жизнь бабушки и дедушки сложилась, конечно же, не легко. А у кого она в те годы была легкой? Тогда нужно обратиться к поэме Некрасова "Кому на Руси жить хорошо?" Крестьянствовали, детей рожали. Бабушка родила девять детей, а жива осталась только мама (ваша бабусечка). И дети умирали не совсем маленькими, а чуть больше. Бабушка говорила: "Из пеленок вытрясешь, а они умирают 2-3 лет". В старости она уже плохо помнила имена их. Помнила девочку Марфу, мальчика Прокопия. Больше всего бабушка жалела очень ласковую девочку Раечку, которая умерла в 6 лет. Мама была постарше и ревновала бабушку к Раечке, а бабушка очень горевала по ней.

Жили они в селе Кулешовка, теперь Нефтегорского района Куйбышевской области, там сейчас живет боковая ветвь бабушкиной родни - Сусоевы. Детей грудных брали в поле. Делали из палок навесик, ребенка туго запеленовывали свивальником, чтоб ни ручек, ни ножек не высвободил, и оставляли лежать под навесиком, а сами шли работать. Чуть подросших малышей оставляли дома под присмотром детей постарше. Так одного ребенка соседская девчонка перенесла из одной избы в другую под дождем с градом. На следующий день ребенок заболел и умер. А было ему 8 месяцев.

Или такой случай бабушка рассказывала. Бабушка была на сносях. Жали в поле. У бабушки начались схватки. Дед говорит: "Потерпи - дожать надо". Потерпела. Дед запряг лошадь. Поехали. У бабушки уж потуги начались, а дед: "Сожми ноги-то, надо мешок зерна на мельницу забросить". Приехали домой, а схватки кончились. Уж рожать помогали, выдавливая ребенка каким-то мешочком с зерном. Ребенок потом умер.

Радостными днями были, похоже, походы в церковь. В праздники из сундука доставался праздничный наряд, надевали повойник (головной убор), и все чинно шли молиться. Бабушка рассказывала о смешном случае в церкви. Когда батюшка нетактично во всеуслышанье позвал женщину в чем-то провинившуюся, то женщина не растерялась и на всю церковь откликнулась: "Ребятишки, которые рыжие - все батюшкины!" Естественно - смех во всей церкви.

Я не знаю, как началась советская власть в Кулешовке, но в голод 1921 года (хотя, может быть, это было в 1919 году) семья бабушки, или еще несколько семей уехали в Ташкент. Об этом времени Неверовым была написана книжка "Ташкент - город хлебный". А потом имя писателя Неверова отозвалось уже в нашей жизни. Деканом факультета у Галинки в ее Плановом институте был брат Неверова, тоже талантливый человек, который нелепо умер от аппендицита.

Как сложилась жизнь бабушки и дедушки в Ташкенте? Сведений тоже немного. Дед работал, где придется. Однажды работал сторожем в хлебной лавке, но хлеба не было, и он повесил объявление: "Хлеба нет, и бог знает, когда будет". Работал он и техническим работником в школе. Вот тогда он и грамоте выучился. Дедушка списывал с доски, что учительница написала, потом ее спрашивал, и так самоучкой выучился грамоте и впоследствии читал книги и газеты.

Где работала бабушка? Может дворником? Припоминается - еще горничной. Мама училась, она семилетку закончила в Ташкенте. Здесь начались ее первые дружбы школьные. После Ташкента она поехала поступать в мед. техникум в г. Куйбышев (тогда он, наверное, еще был Самарой).

Из Ташкентской жизни у мамы было такое воспоминание, очень ее поразившее. У них в классе умерла девочка, они ее классом хоронили. А чтобы украсить могилку сорвали несколько цветочков с чужой могилы (дети ведь). А потом, когда возвращались домой, кто-то сказал, что нельзя с чужой могилы срывать цветы, а то те, кто там похоронен, ночью к вам явятся. Мама, наверное, была впечатлительная, как я. И вот что случилось: ночью (а мама спала с бабушкой у стенки) в комнату вошли женщина и девочка во всем белом. Стоят и вытирают ноги у порога. Мама уверяет, что она проснулась и сказала об этом бабушке. Бабушка ответила, что это ей померещилось. А мама видит, что женщина с девочкой подходит к их кровати, и наклоняются через бабушку к маме. Мама бабушке: "Мама, смотри, они тянутся ко мне, я боюсь". Бабушка: "Ну, никого же нет, ты перекрестись". Мама перекрестилась, и видение пропало. Что это было? Чрезмерное воображение? Но мама это видение помнила всю жизнь. Удивительно, каждый человек - мир.

Много нам мама рассказывала о своем отрочестве в Ташкенте, о парках Ташкентских, о своих подругах. Это было теплыми вечерами по дороге домой, когда мы возвращались с прополки дальних огородов берегом Потапки. Мы останавливались. Мама плавала, а мы еще не умели плавать, а прямо у берега было глубоко, и мы не купались. Помню, мама однажды на прополку картошки, которая была посажена за станцией, обула лапти и говорила, как в них удобно и легко идти. И еще помню, что мы с этого участка собрали 84 ведра, а посадили 4. Была картошка бордового цвета, какой-то новый сорт. Я тогда только прочитала книжку "Оливер Твист" Диккенса и рассказывала ее, а мама удивлялась, как я помню столько имен.

А вот в каком году бабушка с дедушкой вернулись из Ташкента, не знаю. Мама поступила в мед. техникум, а бабушка с дедушкой были снова в Кулешовке? Знаю только, что в это время бабушка работала на строительстве элеватора. Была ударницей, очень ловкой и проворной. И ее поставили на работы с бетоном на высоте. Она очень гордилась этим. И за этот ударный труд ее наградили тремя метрами ситца и красной косынкой. Где они жили в это время? У меня отложилось в памяти, что это было в Ташкенте.

Бабушку вспоминаю с большой теплотой. Помню, как она меня водила в Борском в Дом культуры показать, какая я гибкая (мостики, кольцо умела делать). Меня, конечно, никуда не приняли, да я и этого разговора не помню. Но как она быстро приоделась и повела меня за руку! Сама неграмотная, не понимая чего и просить-то надо, но ринулась помочь. Да и работала она ловко, споро. Привлекая меня к огородным работам, говорила: "Неля, давай двое"! Не вдвоем, а "двое", вкладывая в это слово - уменье работать в упряжке, чтоб работа продвигалась быстро и споро. Как издалека ценишь свои детские впечатления, которые и легли в основу твоей жизни. Помнишь ли ты, Света, хоть немножко свою прабабушку? Она умерла, когда ты училась в 1-ом классе. А грудную, тебя, караулила во дворе от кур. Коляски не было, и ты спала на ящике во дворе, а куры подходили и, повернув голову на один бок, долго глядели одним глазом на тебя. Потом резко поворачивали голову на другую сторону и вперивали в тебя другой глаз. А бабушка сидела на лавочке и улыбалась, глядя и на тебя, и на кур. Позже дядя Володя сделал высокий пьедестал, как стол и крытый навес над ним, и тогда ты там спала в одной распашоночке. Однажды солнышко повернулось так, что осветило животик, а я домывала пол, уже ступеньки, ну, буквально минуты четыре, ты пролежала, и я тебя забрала. Так животик загорел, и через несколько дней появились микроскопические сухие пузырьки - обгорела.

И еще интересные воспоминания о бабушке. Удивительно, ведь неграмотная она была, но этого не чувствовалось. Мудрая она какая-то была. Например, сшила Вовке нитками плюшку, когда он разревелся, что плюшку разломили. Я бы и не догадалась, а он успокоился. Или такой случай. Я читала книжку Тургенева "Му-му" и расплакалась, когда Герасим топил Му-му. Бабушка спросила: "Чего ты плачешь?" Я рассказала. Она: "Из-за собаки плачешь? Ты, наверное, неправду мне говоришь. Ты, наверное, есть хочешь?". Была ведь война, и мы часто есть хотели. Мне это очень запомнилось. Или случай в 1953 году, когда умер Сталин. Я в эту зиму жила дома, так как с первого раза в институт в Москве не поступила. И вот в эти траурные дни я сочинила свое единственное четверостишие:

Тяжелая весть над страной пронеслась,

Великого друга не стало,

Чья мудрая воля нас к счастью вела,

Не ведая страх и усталость.

(А стих-то с ошибкой. «Не ведая» требует родительного падежа, а не винительного. Заметила это только теперь. Если исправлю на «не ведая страха и усталости», стих пропадет, поэтому извиняюсь за свою тогдашнюю неграмотность. Это было 53 года тому назад. Оставлю, как историю.)

Мама и папа были коммунистами. Папа вступил в партию на фронте, то есть тогда, когда другие закапывали партбилеты. Он был и умным работником, и специалистом, и хорошим руководителем, и организатором. Ему после войны часто предлагали должность секретаря райкома, но он отвечал: "Вы с моей анкетой не знакомы, я сын раскулаченного". И до войны он не был членом партии. А самые большие должности, которые ему доверили после войны – были: директор школы полеводов и пчеловодов, председатель колхоза в Гвардейцах и последняя - зам. председателя Райисполкома. Но фанатами родители не были. Дома была хорошая обстановка, и устоями были - нравственность и интересный и добросовестный труд. И вот в эти траурные дни переживала о Сталине, наверное, больше всех я. Родителей я в эти дни как-то не помню. Нас так завоспитали всех в школе, что на траурном митинге у бюста Сталина и под пионерскими знаменами школьники падали в обморок. Потом дома бабушка мне говорит: "Что уж ты так убиваешься?" Я ответила: "Бабушка, это такое горе, что кажется, если бы папа умер, горе было бы меньше". "Дура, ты дура", - ответила мне бабушка. Это я так ценю. Какая же она была умница, и какая же я была действительно дура. А ведь мне уже было 18 лет, я уже школу окончила. Вот как нас идеологически «подготовили». К чему? Чтобы дураками были?

Целую, мама.

		Папино (Григория Митрофановича Целищева) детство Стоят: старшая папина сестра Тая, папа, папина бабушка Сидят: мать папы, отец папы Митрофан и младший брат Вася.
	Папа (Гриша) (лет 11 – 12). Дед Митрофан.

	Дедушка, Петров Григорий Сергеевич. Бабушка, Петрова Мария (1879 года рождения). Васильевна (в девичестве Иванникова. 1979 года рождения) (1980 года рождения)

	Папина и мамина молодость. Целищев Григорий Митрофанович и Петрова Александра Григорьевна.

Папа на отдыхе в перерыве между совещаниями какого-то слета.

Папина молодость. Папа в поле (в центре). Подготовка к полевым работам ранней весной.

	1940 год. Мама здесь беременна Вовой. 1 мая 1940 года он родился.
	Мама и папа перед войной. В этом костюме папа ушел на фронт. Ему было 37 лет.

	Папа и мама во время войны. Папа, поправившийся после госпиталя. Мама – дома.
	Мама с детьми. Это фото мама послала папе на фронт.

Мама и папа после войны. Папа очень осунувшийся, у него уже была язва двенадцатиперстной кишки.

Папа в 1956 или 1957 году. Мама в 1963 году, фото делалось для доски почета.

Письмо пятое.

4.07.2004 г.

Милые и хорошие мои детки и внучатки. У меня очень грустный день и тяжесть в голове. Только что приехала с дачи, где четыре дня не разгибаясь - полола. Света с Рафаэлем на даче уже два месяца. Там он и заговорил. И вдруг известие: у вашего дяди Володи, а моего младшего братика снова инсульт (третий по счету, не считая инфаркта и операции по удалению бляшек). Он живет на даче в Советах. Люся еще работает в Самаре, а у Саши своя семья. Наезжают к нему. Тетя Галя бывая на даче, также навещает его, и что-нибудь ему варит. В тот день Саша работал у Галины, и Галина попросила его привезти дядю Володю к ней, чтоб ей было легче о нем заботиться. Саша привез, пообедали, Галина вышла во двор, через некоторое время входит в дом и видит, что Володя лежит без движения. Вызвали скорую. Та констатировала - инсульт. У него парализовало правую руку, и отнялась речь. Не велели трогать его 12 дней. Но у него не отходила моча, а у них не оказалось катетера. Тетя Галя с Сашей вдвоем все-таки осторожно перевели его в машину и отвезли в Самару, в ту больницу, где он раньше лежал. Плохой очень. Галинка, сама, глотая таблетки, дежурит около него. Помогает Игорь деньгами. Саша купил какое-то дорогое лекарство. Люся сейчас в круизе по Европе.

Саша был вечером, а утром (в субботу) позвонил Галине, что он пошел к ней на дачу достраивать второй этаж. Она его не просила. От растерянности, или в благодарность ей что ли. Она ведь заботится о Владимире.

А я вот вспоминаю такую картину из нашей молодости. Мы отдыхали на турбазе в Царевшине под Самарой. Я, Галинка, Света и Игорь. Женя в это лето с нами не был. Аня была у бабуси в Борском. И к нам приехал Володя с Сашей и надувной черной лодкой, которую, кажется, сам и склеил. Мы поплыли на этой лодке на островок-косу на Волге. Помню, сидим, полна лодка. Володя гребет, а Игорь плывет вдоль Волги сам, но держась за шнур, привязанный к лодке. То подтянется близко к лодке, то плывет на отдалении. Приплыли к песчаному островку. Там небольшой ивовый кустарничек. Купили у рыбаков рыбу. Сварили уху. Купались, загорали. И вдруг дождь, и длительный. Ну, мы запрятали в сумки свои одежки, чтоб не вымокли, и Володя поперек реки нас перевез на лодке на наш берег. Далее мы в купальниках побежали вдоль берега на свою турбазу. А Володя поплыл по Волге вдоль и против течения. Нужно было перегнать лодку, чтоб поднять ее на берег напротив турбазы. И взял с собой Сашу. И вот у меня в глазах осталась картина: широкая и темная Волга. На противоположном берегу невысокие горы Жигули, покрытые лесом, тоже темным. И дождь. Косые нити падают в воду и из воды выпрыгивают фонтанчики - брызги.

И в середине реки маленькая резиновая лодочка, а в ней двое: отец и сын. Отец сильный, молодой. Грудь у него широкая была. И он голый под дождем. А рядом маленький мальчик. Саше лет десять было. И тоже голенький, под дождем. Плавок не видно было. И суровая картина (дождь ведь), и теплая, потому что отец с сыном. Отец - защита. Я тогда подумала, как, наверное, запомнится Саше эта картина, эта мужественность отца, эта суровая красота. Я долго стояла застывшая, тоже в купальнике под дождем, и любовалась этой картиной и гордилась братом.

А сейчас он такой больной и так ему плохо. Бог, помоги ему выкарабкаться. А мне он еще вспоминается на моем юбилее - таким хорошим, хотя очень худым и постаревшим. Двадцать восьмого апреля этого года я отметила свое семидесятилетие, и прошло оно так тепло и сердечно, что я до сих пор этому радуюсь.

Меня поздравило 34 человека. Здесь и одноклассники, и однокурсники, и сослуживцы, и родственники, и друзья. На юбилей приезжали и Володя, и Галинка. Аня их встречала. Володю не узнала, так он постарел. Идут медленно, старенькие, но шутят, улыбаются. А дома отдохнули в любви нашей и помолодели. Володя произнес шутливый тост. Моя подруга Тоня сказала: "Интеллигентный, стеснительный и очень добрый. У него такие добрые глаза".

Побывали у Светы, где Рафаэль сразу пошел к нему на руки и сказал: "Деда Вова". И съездили с Женей к Кимам (сваты Володи) в Каширу, и к нам на дачу Ким его свозил. Читал первые главы этих воспоминаний, исправлял ошибки печати. А когда они уезжали, то Аня заметила: "А дядя Володя и тетя Галя помолодели у нас". Вот что такое пожить среди любящих. Мы все ведь их очень любим.

А юбилей действительно прошел хорошо. Было много и стихов, и теплых тостов. Женя снова смешные стихи сочинил. Галинка потом написала "И вдобавок к обильному столу ты придала юбилею статус духовности".

Я сшила к юбилею длинную шелковую, черную юбку и симпатичную светлую шелковую блузочку. Выглядела дамой.

Начала торжество словами: "Прожита взрослая часть жизни" и гарриками Игоря Губермана:

1. Здравствуй старость. Ведь тебя могло и не быть?!

2. Живым из этой жизни не уйти.

Вот с этими мудростями приходится теперь жить.

И еще:

Из всех роскошеств с мига сотворенья

Вселенной - в бытии земном

Я дорожу роскошеством общенья

За дружеским, за праздничным столом.

И встречи эти редкие - блаженны,

Как яркий, сумасшедший звездопад.

А все что мелко, суетно и тленно

Отступит, отодвинется назад.

Т. Мельникова.

(Таня Мельникова – наш местный поэт и хорошо знакомый нам человек. Очень любим ее.)

Я от юбилея, от встреч помолодела. Захотелось и читать, и путешествовать, и на дачу ехать. И немножко осуществила. И в музей Паустовского с Тоней съездили, и в Кузьминский парк, и на дачу. Дачу привела в порядок (покрасила полы, обклеили с Женей маленькую комнату обоями, обкосила всю дачу косилкой).

И еще имела и имею такое хорошее, прямо счастливое чтение. Чтение ведь тоже твоя интимная жизнь. Лена Соколовская (моя подруга по работе, заводу) подарила мне такие хорошие книги о Бродском и самого Бродского. Я давно к нему иду. Это гений и высоконравственный человек. И вот это лето на даче прошло с Бродским. Была просто счастлива. Почувствовала, что гений. Я в душе коллекционирую гениев. Мне к юбилею прислала ласковое письмо Тося Юрова, одна из моих школьных знакомых, и в нем фраза В. Гюго.

Всего двум вещам надо поклоняться - гениальности и сердечной доброте.

Я, пожалуй, всю жизнь этому и поклоняюсь.

Ваша мама.