Тот, кто слышит в искусстве голос сияющего Бога, тот уже носит в себе знание вечности Жизни. Поняв однажды Жизнь как вечное милосердие, нельзя быть несчастным

В Ваш счастливый день, в своей счастливой любви, помните о несчастном дне и несчастной любви других. Ищите знания, чтобы понять, что несчастья нет как такового. Всё - все чудеса и все несчастья носит в себе сам человек. Когда же ему открывается знание, он становится спокойным, ибо Мудрость оживает в нём. Не ищите чудес, их нет. Ищите знание, - оно есть. И всё, что люди зовут чудесами, всё только та или иная степень знания. Ваш вечный друг Флорентиец".

Чувство особенной радости, какое-то ещё не испытанное ею сознание большого и светлого счастья наполнило Лизу. Она спрятала драгоценное письмо на груди и подошла к матери, державшей чудесную рамку с портретами.

- Я думала, что красивее лорда Бенедикта не может быть никого, - говорила графиня. - Теперь не знаю, кому отдать предпочтение. Быть может, этот незнакомец и не так классически прекрасен, как лорд Бенедикт. Но в его лице есть что-то особенное, какая-то пленительная светящаяся доброта, перед которой даже трудно устоять на ногах. Хочется пасть ниц. Но, возможно, это только иллюзия.

- Недолго ждать, чтобы решить этот вопрос. Завтра вы его увидите, - сказал Николай. - Во всяком случае, стоит вам посмотреть на сияющего Джемса, и вы, графиня, убедитесь, что живой облик Ананды превосходит его портрет.

Джемс, по-моему, молится на Ананду и употребляет всё усилие воли, чтобы сейчас же не выхватить из ваших рук портреты своих обожаемых друзей.

Графиня возвратила портреты капитану, не обратив внимания на чудесный рисунок рамки, а Лиза тотчас заметила тождественность его с рисунком её головного убора, с переплетавшимися лилиями и фиалками на медальоне и браслете.

- Джемс, фиалка и лилия должны стать нашими цветами. Пусть они будут символом пути к самообладанию. Ах, если бы научиться никогда не раздражаться и никого не судить! Как легко было бы тогда жить на свете, как просто общаться с людьми, потому что больше всего меня тяготит моя раздражительность и требовательность к людям.

- Чем больше ты будешь понимать, чего достигли эти люди, - тем яснее станет тебе, куда и как направлять мысли, когда будешь в неустойчивом состоянии духа. Любя так, как мы любим друг друга, надо помнить только, с кем, где и для чего мы живём. В своей любви мы не забудем тех, кто сделал нас такими счастливыми. И в свою очередь, в своём счастье не забудем тех несчастных, которые повстречаются нам.

Граф пришёл звать к столу, извиняясь, что такой экстренный обед может быть с изъянами, особенно по части вегетарианского меню. Но видно было, что он в своей сфере, что угощать людей в своём доме составляет не последнее из удовольствий графа.

Весело летел обед, за которым Лиза много и тепло говорила с Алисой, впервые оценив большую музыкальность и вокальную образованность своей новой подруги. Сегодня Алиса особенно сильно действовала на Лизу своей простой добротой и сердечностью. Лизе казалось, что Алиса совершенно забыла, что тоже молода и прекрасна, что её игра увлекает сердца людей, что и ей надо жить своей личной жизнью. Лизе казалось, что Алиса живёт только её, Лизиными, интересами, её счастьем, только её игрой, её ближайшим будущим.

Лиза не представляла, как бы она могла забыть о себе, о своём счастье, о своей любви хотя бы на миг.

- Вы, Алиса, всё ещё говорите Лизе "вы", - вмешался в их разговор Джемс, сидевший рядом с Лизой. - Как это возможно при вашей любви к людям вообще, и ко мне и Лизе в частности.

- Ты или вы, какое это имеет значение, дядюшка. Кроме того, Лиза, благодаря вашей милости, попала мне в тётки. Должна же я оказывать ей двойное почтение, - смеялась Алиса.

- Это не по-русски, дочка, - поддержал капитана граф. - Раз у мужа племянница, - ты должна в ней любить его самого. Изволь пить с Алисой брудершафт, и я примажусь к этому делу.

- Как много вам придется выпить брудершафтов, папа! У Алисы есть ещё кузен Генри и тётя Цецилия. И ещё найдутся родные.

И обед пролетел, и вечер пролетел, и гости уехали, а Лизе всё казалось, что то было лишь мгновение. Когда Джемс подошёл к ней проститься до завтра, ей и жаль было его отпускать, и хотелось побыть одной, чтобы подумать обо всём пережитом за такое короткое время.

- Думай, дорогая, о белом Будде и о письме Флорентийца. Мы будем врозь сегодня, но в мыслях я буду весь с тобой. И всю остальную жизнь каждая разлука с тобой будет только внешней. Где бы я ни был, - ты будешь рядом.