Пастор открыл дверь, за нею стояли три женские фигуры с цветами в руках

Старшая, лет сорока, была полноватая, изящная, ярко-рыжая женщина, с большими чёрными глазами и резкими чёрными бровями, причудливо вырисованными на белой коже высокого лба. Разделённые на пробор волнистые волосы, свитые у шеи в тугие косы, были роскошны. Женщина была ещё молода и очень красива.

- Леди Катарина Уодсворд, - сказал пастор, подводя жену к Наль. - Моя жена венецианка, - прибавил он, обращаясь ко всем. - А это вот - первый номер, мисс Дженни Уодсворд, как видите, не только вся в мамашу, но даже точная её копия. Это - номер второй, мисс Алиса Уодсворд, вся в папашу и судя по цвету волос не имеет никакой возможности претендовать на венецианское происхождение. Девушки и мать отшучивались.

- О папа, - заразительно засмеялась младшая, - ты приехал таким влюблённым в заморскую красавицу, что поневоле всех нас взбудоражил. Но я согласна, что причина твоего восторга ещё очаровательнее, чем это можно было представить по твоим словам.

Если Наль была восточной красавицей, увидев которую нельзя было не изумиться; если Дженни нельзя было не заметить благодаря яркой, медной голове и лицу, в котором поражал контраст алебастровой кожи, алых губ и чёрных блестящих глаз, - то Алису, чтобы оценить её красоту, нужно было рассмотреть. Пепельные с золотом, красиво вьющиеся волосы, не такие обильные, как у матери и сестры, но зато лёгкие, стоявшие ореолом вокруг её лица и выбивавшиеся у висков и шеи. Тёмно-синие, как южное небо, чуть выпуклые, как у отца, глаза. И какая-то искренность, чистота во всём облике, живость манер и грация делали её обаятельной. От неё веяло любовью и миром.

Она казалась остовом семьи. Какая-то радостная доброта Алисы покоряла каждого. Вот и сейчас пасторша со старшей дочерью, сердечно приветствовавшие Наль и её спутников, всё же походили на дам света, радушно принимающих приятных, но чужих людей. Алиса же сразу обняла Наль, восхищённая её красотой, и стояла перед ней, совершенно не сознавая своей собственной прелести.

- Папа был прав. Он сказал, что Сандра не нашёл красок, чтобы описать вас.

- Но Сандра, кажется, что-то говорил и о нас, - раздался голос Флорентийца за спиной у Алисы. - А на нас вы и взглянуть не хотите, мисс Алиса, - с неподражаемым юмором кланялся девушке и представлял ей Николая лорд Бенедикт.

Девушка, как и Наль, почти ребёнок, смутилась, покраснела и, взглянув на Флорентийца, низко присела в реверансе.

- Я не могу понять, кто из вас отец, а кто жених. Вы оба женихи, по-моему, - робко сказала она.

- Не знаю, для кого из нас ваши слова комплимент, но благодарим мы за него оба, - под общий смех ответил Флорентиец.

- Не откажите выпить с нами чашку чая, - предложила хозяйка. - У нас, по старинному обычаю, чай пьют в столовой.

Алиса снова подошла к Наль, прося её снять шляпу, что та охотно исполнила и стала ещё красивее. Флорентиец сел рядом с Алисой и спросил, не ей ли принадлежит инициатива быть подружками его дочери на завтрашней свадьбе.

- Нет. Папе. Впрочем, всё самое высокое и благородное, что выходит из нашего дома, всегда принадлежит ему.

- У вас в доме как бы две партии: вы и папа, ваша сестра и мама?

- Это верно до некоторой степени, потому что мы все очень дружны. Каждый живёт, как ему хочется, и никогда мы не расходились во мнениях так, чтобы быть недовольными друг другом. Я думаю, вы очень хорошо понимаете меня. Вы тоже с дочерью ни в чём не схожи. Но представить, что вы бы могли быть друг другом недовольны, невозможно.

Общий разговор как-то внезапно смолк, и все услышали, что Дженни говорит о последних книгах капитана Т., которые ей с восторгом дал Сандра. Хваля автора, девушка и не предполагала, что видит его перед собой, а желала только блеснуть своей образованностью. Николай подшучивал над дифирамбами, указывал на недостатки книги, уверял, что автор мог бы лучше разработать свои тезисы, чем привёл в негодование дочь Венеции, горячая кровь которой вспыхнула розами на щеках и огнем в глазах.

- Она, граф, у нас учёная, - засмеялся пастор. - А главное, обе сестры такие поклонницы Сандры, что его авторитет в этом доме стал чемто вроде закона. Раз книга капитана Т. признана сим учёным совершенством - то, граф, и не критикуйте. Но, признаться, книга и меня расшевелила. Много бы я дал, чтобы увидеть русского мудреца, написавшего её. Это, верно, уже глубокий старик.

- Капитан Т. - старик? - Наль неудержимо расхохоталась, будучи не в силах представить себе Николая стариком. - Да ведь он перед вами. И ваша дочь Алиса несколько минут назад не могла решить вопроса, кто же из двух мужчин мой жених.