Я вынул его. По бокам и сзади - вместо фиалок на кольце Ананды - были вделаны очаровательные лилии из изумрудов и бриллиантов. На дне футляра лежала записка

"Анна сказала мне, что Ваши камни - изумруд и бриллиант; а цветок ваш - лилия. Так я и поступил. Угодил ли?" - прочел я написанное размашистым почерком.

Я был и очень рад, и очень смущён. Я вспомнил, как сказал ему: "Вот такого - никто мне не подарит", - когда мы сидели на диване в комнате Ананды и вместе любовались его кольцом.

Всё ещё сидел я над кольцом, уйдя в размышления о том, где теперь капитан, что он делает, кто подле него и как я буду рад его видеть снова, как вдруг услышал какую-то возню в комнате рядом, похожую на ссору, и голос князя, который я даже с трудом узнал. Обычно он говорил тихо, я и не представлял себе, что он может разговаривать так возмущенно, громким, высоким голосом.

- Две недели подряд вам говорю, что он болен, что его нельзя беспокоить, потому что это может вызвать ещё один рецидив болезни, - и тогда уже ему не будет спасения, - кричал князь, несомненно с кем-то борясь. - А вы, каждый раз повторяя, что обожаете его, лезете с какими-то письмами, с какими-то поручениями, от которых меня издали тошнит. Как вы можете быть игрушкой этого негодяя? - услышал я французскую его речь задыхающимся голосом.

- Вы бессердечный! Это вы зловещий человек! Вы уморили свою жену, как рассказала мне мадам Строганова. Теперь участвуете в заговоре, чтобы уморить Левушку, - кричала вне себя Жанна, голосом визгливым и вульгарным.

- Если бы я не видел вас прежде, до знакомства с этим злодеем, если бы вас не представили люди, которым я обязан не только жизнью моей бедной жены, но и своей жизнью, - я бы не задумываясь выбросил вас сейчас же вон, чтобы никогда больше не видеть вашего бессмысленного лица в моём доме. Но я думаю, что вы сошли с ума! Что вы одержимы злой волей, - и только потому я говорю вам: извольте уйти отсюда сами; вы не увидите Левушку, разве только если у вас под пелериной нож и вы решитесь меня зарезать. Несколько минут прошло в молчании. - Боже мой, Боже мой! Что они со мной сделают, - услыхал я снова голос Жанны, молящий, плачущий. - Ну поймите, поймите, - я должна отдать Левушке этот браслет и это письмо. Для Анны. Он должен сам надеть ей браслет, потому что я не могу, не имею сил подойти к ней. Ну поймите, - не могу, да и только! Лишь я беру браслет и подхожу к Анне, - что-то меня не пускает. Нет препятствий, а подойти не могу! А Левушка может. Поймите, если я не передам ему поручения - лучше мне и домой не возвращаться. Ну вот я на коленях перед вами, пожалейте меня, моих детей, - рыдала Жанна за дверью.

Моё сердце разрывалось. Но я понимал, что должен в полном самообладании звать Флорентийца. Я сосредоточил на нём все свои силы и - точно молния - мне ударил в уши ответ: "Зови сейчас же, сию минуту Ананду".

Я ещё раз сосредоточил всё своё внимание, почти изнемогая от напряжения, и услышал как бы издали голос Ананды: "Иду". Я мгновенно успокоился, как-то утих внутри. И тут же совершенно ясно осознал степень безумия Жанны. Поняв вдруг, что у неё есть нож, что она ранит князя, я бросился к двери, но уже другая сильная рука держала руку несчастной, в которой сверкало лезвие тонкого и узкого, длинного ножа... Ананда встряхнул руку Жанны, нож выпал. - Не прикасайтесь, - крикнул Ананда князю, собиравшемуся поднять нож. - Левушка, закрой дверь этой комнаты на ключ, чтобы сюда никто не вошёл от князя, - обратился он ко мне. - Ну а вы, бедняжка, - по-французски сказал он Жанне, - положите рядом с ножом ваш дрянной браслет.