Ананда подал ему руку и, задержав его руку в своей, пристально на него поглядел, точно пронзил своим взглядом

- Я очень рад встретиться с вами, - сказал он ему своим неподражаемым голосом. Мне казалось, что он вложил в это какой-то особый смысл и хотел что-то ещё сказать капитану. Но только молча смотрел на него, потом выпустил его руку, как-то особенно остро и странно ещё раз взглянул на него и обратился к князю.

Разговор шёл в разных углах комнаты сразу. Анна говорила со старшим турком, сын его точно прилип к Генри, князь сел возле Ананды, а капитан подошёл ко мне.

Мы забились с ним в угол на низкий диванчик, стали за всеми наблюдать и любоваться Анной. Ни тени усталости не было на этом лице. Сказать, сколько ей лет? Точно на семнадцатой весне остановилась она; а я знал, что ей уже двадцать пять, и на Востоке такая женщина считается старой, не говоря уж о девушках.

Ананда внимательно слушал князя и, казалось, наперёд знал всё, что тот ему скажет. Из долетевшего к нам слова "жена" я понял, что князь говорил ему о несчастье княгини. Я очень удивился, когда князь встал и, ссылаясь на какое-то экстренное дело, стал прощаться. Потом я узнал, что он должен был встретить московских адвокатов.

- Вы напрасно волнуетесь, князь, - услышал я Ананду. - Судя по словам И., я уверен, что ваша жена ещё будет здорова. А относительно раздела с сыном, - он усмехнулся, точно вглядывался во что-то, - вы себе и не представляете, как всё это произойдёт легко и просто. И какая хитрая и ловкая женщина-делец ваша жена! Я непременно завтра зайду к ней вместе с И.

Князь просиял - если можно было сиять ещё больше - и простился со всеми, особенно нежно поцеловал руку Анне и тихо сказал ей:

- Благодарю вас. Ваша музыка помогла мне понять жизнь и найти себя, - и вышел.

- Ваша музыка помогла мне потерять себя, - прошептал внезапно капитан. Я едва расслышал его и увидел, что он, усердно прятавший свою левую руку с кольцом, рассеянно прикрыл ею лицо. Кольцо сверкнуло и не укрылось от зорких глаз Ананды, как - я уверен - и шёпот капитана донёсся до музыкальных его ушей.

- Я так и думал, так и думал, - вдруг сказал Ананда, поднимаясь с места и направляясь прямо в наш угол.

- Мой друг, я перед вами в большом долгу. Вы не можете даже представить себе, как много вы для меня сделали, отыскав моё кольцо, - взяв за левую руку капитана и задержав её, говорил Ананда. - Вы очень измучены. Вам кажется, что музыка разворошила вам всю душу. Но, право, верьте, мы с Анной нынче сыграем и споём вам, - и вы совершенно иначе себя ощутите. Вы найдёте тот высший смысл жизни, путь к которому и есть наша земная жизнь с её серыми днями.

У вас такое печальное лицо, - продолжал Ананда, - как будто бы вы похоронили самые лучшие мечты. Анна, мы должны с вами играть сегодня. Я большой эгоист, прося вас об этом, ведь вы не выразили ещё желания играть или петь. Но если только вы желаете помочь мне отблагодарить человека, вернувшего мне подарок дяди, - не откажите и сыграть, и аккомпанировать мне, - обратился он к Анне, подходя к ней.

- Какой подарок дяди? - спросила Анна, и тот же вопрос я читал на всех лицах.

Ананда подал ей кольцо, которое обошло всех, вызывая всеобщий восторг; дошло оно и до нас с капитаном. Я взял его, ещё раз полюбовался им и, передавая капитану, смеясь сказал:

- Вот такого мне уж никто не подарит.

- Да ваш цветок вовсе и не фиалка, - внезапно сказала Анна.

- Вот как?! - воскликнул я, поражённый, что в шуме общего разговора она могла услышать мои слова. - А разве цветок капитана фиалка?

- Быть может, и не фиалка, - улыбаясь, ответила она. - Быть может, из семейства орхидей, но фиолетового цвета, как ирис, во всяком случае.

Капитан смотрел на неё, не отрываясь, всё ещё держа кольцо в руках. Я не мог решить, подозревал ли кто-нибудь из присутствующих, что капитан покупал кольцо для Анны. Я хотел спросить её, какой же мой цветок; но в это время верзила внёс маленькие чашечки ароматного кофе на огромном серебряном подносе, а Ананда, поклонившись Анне, попросил её быть хозяйкой и пододвинул к ней фиолетовое блюдо с тортом.