Златоуст и Амвросий

Для древнего государства не могло быть ничего гибельнее появления христианства. Новая вера, принесенная Христом, выделяла нравственную сторону человека из гражданской области, оставляя последней одну внешнюю власть. Гражданин во внутреннем существе своем принадлежал иному союзу, подчинялся иной власти, поклонялся иному Богу, нежели те, которые признавались в империи. Все это шло совершенно наперекор политическим воззрениям древности, которые требовали всецелого поглощения гражданина государством. Отсюда кровавые гонения на христиан, как на отступников и возмутителей.

Однако христианская церковь, являясь среди языческого мира с учением совершенно чуждым всему, что господствовало в то время, не выступила враждебно против установленного порядка. Напротив, она признала его законность и требовала для себя только свободы духовной. Среди гонений и бедствий, которым она подвергалась, она проповедовала повиновение гнетущим ее властям. Впоследствии, когда она восторжествовала над язычеством, она сохранила неизменным догмат о божественном происхождении власти. Это краеугольный камень ее политического учения. Основанием служил здесь известный текст апостола Павла: "Всяка душа властей предержашым да повинуется. Несть во власти аще не от Бога: сущыя же власти от Бога учинены суть. Темже противляяйся власти, Божию повелению противляется... Князи бо не суть боязнь добрым делом, но злым. Хошеши же ли не боятися власти: благое твори, и имети будеши похвалу от него. Божий бо слуга есть, тебе во благое. Аше ли злое твориши, бойся: не бо всуе мел носить... Темже потреба повиноватися не токмо за гнев, но и за совесть" (Рим. 13:1 - 6). То же самое писал и апостол Петр: "...повинитеся убо всякому человечу созданию (начальству) Господа ради: аще царю, яко преобладающу; аще ли же князем, яко от него посланным во отмщение убо злодеем, в похвалу же благо творцем. Яко тако есть воля Божия" (1 Петр. 2: 13 - 15) и далее: "Бога бойтесь, царя чтите. Раби повинуйтеся во всяком страсе владыкам, не токмо благим и кротким, но и строптивым. Се бо есть угодно пред Богом" (там же, 17 - 19).

Таково было основное предание христианской церкви. Принимая в свое ведение нравственно-религиозную сторону человека с целью вести его к жизни небесной, она предписывала ему в гражданской области подчинение земным князьям как установленным самим Богом для сохранения мира и порядка на земле. Отцы церкви, толкуя тексты апостолов, крепко настаивали на повиновении властям. Однако у них уже встречается различие, которое впоследствии было развито схоластиками, различие между существом власти и лицом, ею облеченным. Только первое считалось происходящим от Бога, второе же является не более как человеческим установлением.

Такое изъяснение первоначального политического учения церкви встречается именно у Златоуста. В Толковании на Послание к Римлянам он требует от всех верующих строгого исполнения христианской обязанности, но вместе с тем объясняет, в каком смысле надобно понимать божественное происхождение власти. Приводя слова апостола Павла, он говорит: "Всяко душа властем предержащим да повинуется". Это показывает, что Христос принес свое учение не для разрушения общего государственного строя, а для улучшения оного, чтобы прекратить ненужные войны. Если надобно воздавать добро тем, кто делает нам зло, то еще более следует повиноваться тем, кто осыпает нас благодеяниями. Подчинение властям предписывается не как дело любви и милосердия, а как должное. Оно предписывается не одним мирянам, но также духовенству и монахам. Всякая душа должна подчиняться, будь он апостол или евангелист или пророк. И не говорится только "да повинуется", а "да будет подгинена" (οΰχ άπλως είπε, πεθέ σθω, αλλ ΰποταοεσθω). Почему? Потому что всякая власть от Бога. Однако не в том смысле, что всякий князь лично установляется Богом. Здесь речь идет не о лицах, а о самом существе предмета. Необходимо, чтобы существовали власти, чтоб одни господствовали, а другие подчинялись, дабы народы не носились туда и сюда как волны; в этом состоит божественное установление. Поэтому не говорится "несть бо князя аще не от Бога", но "несть бо власти". Точно так же в Писании говорится, что Богом муж сочетается с женою, но не в том смысле, что соединение каждого мужчины с каждой женщиною происходит от Бога, а в том, что Богом установлен такой порядок жизни. Бог учредил многообразные власти и подчинения, потому что равенство чести нередко рождает войну. В человеческом обществе установлен тот же порядок, что и в теле, где одни члены подчиняются другим. То же видим и у животных: у пчел, у журавлей, в стадах овец. Ибо анархия везде есть зло и причина разрушения. Поэтому апостол Павел пишет: "Темже противляяйся власти Божию повелению противляется". Дабы верные не говорили: "ты нас унижаешь, подчиняя властям тех, которые наследуют царство небесное", апостол показывает, что это подчинение не властям, а самому Богу. И оно требуется не как милость, а как должное. Этим заграждаются уста тех, которые утверждали, что апостолы - нововводители и возмутители, проповедующие ниспровержение установленных законов. И чтобы ты не стыдился подобного подчинения, апостол, возвестив вечное наказание за сопротивление властям, показывает пользу, приносимую властью. Она - орудие Бога, в награду добрым и в наказание злым. Она не даром носит меч. Цель ее - дать нам возможность вести тихую и спокойную жизнь. Поэтому ей следует подчиняться не только за гнев, но и за совесть; ей надобно воздавать не только дань, но честь и страх. Поэтому не унизительно вставать перед князем и обнажать перед ним голову. И если ты скажешь, что тебе вверено высшее, то знай, что теперь не твоя пора: здесь ты странник и чужой. Будет время, когда ты с Христом явишься во славе; теперь же твоя жизнь с Христом сокровенна в Боге. В здешней жизни не ищи награды"*.

______________________

* Patrologiae Cursus completus ed. Migne. Т. XL С. 614 и след.

_____________________

В другом месте Златоуста распространяется о том великом наказании, которое ожидает непослушных: "Бог, - говорит он, - является заступником за власти, когда им оказывается непокорность. И не обыкновенное наказание будет на тебя наложено, а высшее из всех. И ничто не освободит тебя, что бы ты ни приводил в свою пользу: ты получишь высшую казнь от людей и Бога страшно прогневаешь. Ибо, если ты корабль лишаешь кормчего, ты губишь само судно, если у войска отнимаешь предводителя, ты предаешь воинов связанных врагам; точно так же, если ты отнимаешь у государства правителя, ты обрекаешь нас на жизнь более неразумную, нежели у животных. Что в здании связи, то власть в государстве"*.

______________________

* Ecloga de imperio, potestate et gloria. Homil. XXI // Ibid. T. XII. С 696.

______________________

Но придавая царям такое значение, учители церкви требовали от них и нравственных качеств, соответствующих высокому положению. "Истинный царь, - говорит Златоуст, - тот, кто властвует над гневом, завистью и наслаждениями, кто все подчиняет закону Божьему, кто, сохраняя свободный разум, не дозволяет страстям властвовать над душою. Такого человека я охотно бы видел повелевающего земле и морю, городам, народам и войскам. Ибо кто в себе самом ставит разум над страстями, тот легко может быть поставлен и над людьми; он явит себя отцом подданных и умеренно будет начальствовать над народами. Но тот, кто по-видимому повелевает людям, а сам покоряется гневу, честолюбию и наслаждениям, тот подданным покажется смешным, ибо носит венец золотой и украшенный каменьями, а умеренностью не венчан, имеет тело, облеченное в пурпур, а душу невозделанную. Он неспособен и управлять государством, ибо если он не в силах владеть собою, то как может он других воздерживать законами? Мы должны думать не о том, как достигнуть почестей и власти, а о том, чтобы украситься добродетелью и мудростью. Великая власть влечет человека к действиям, которые не нравятся Богу, и нужна крепкая душа, чтобы пользоваться как следует почестью и властью. Не занимающий высокого сана как бы нехотя изучает мудрость; но с получившим высокое достоинство случается то же, что с человеком, который бы жил с прекрасною девой, а между тем ему было бы запрещено возносить на нее око с вожделением. Ибо такого рода вещь есть власть. Она многих против воли побуждает к нанесению обид, возбуждает гнев, снимает узы с языка и отверзает двери уст, потрясая душу наподобие ветра и погружая корабль в последнюю глубину зол... Нет ничего, что бы так превозносило людей, как поклонение толпы"*.

_____________________

* Ibid.

_____________________

Царская власть, по учению отцов церкви, имеет и свои границы. В гражданской области все обязаны ей повиноваться; но в области нравственно-религиозной прекращаются ее права. "Бога надобно слушать более, нежели человека" - это апостольское изречение (Деян. 5:19), на которое постоянно ссылались христиане, полагало предел повиновению земным властям и ограждало внутреннюю свободу человека. Опираясь на это начало, христианские мученики претерпевали жесточайшие казни, отстаивая права совести и свободу церкви.

Но в области внутреннего человека, где прекращается власть политическая, является другая власть, нравственная, власть святителей церкви, установленная христианством. Самостоятельность церковного союза, выделяя этой власти особый круг действий, давало ей место наряду с царскою. В нравственном отношении она ставилась даже выше последней, а так как для христиан нравственная точка зрения была главною, то мы видим уже у отцов церкви превознесение священнического чина над царским. Здесь кроются уже те понятия, которым впоследствии папы дали такое широкое развитие. Даже доводы и сравнения употребляются одинаковые. Так, например, в собрании так называемых Правил Апостольских сказано: "...насколько душа выше тела, настолько священство выше царского сана, ибо оно связывает и разрешает достойных наказания и прощения; поэтому вы обязаны любить епископа как отца, бояться как царя, почитать как владыку"*. Отправляясь от этой мысли, Григорий Богослов говорит светским властям: "...закон Христа подчинил вас нашей власти и нашему суду, ибо и мы властвуем, и прибавлю: властью высшею и совершеннейшею, нежели ваша. Или должен дух повиноваться плоти и темному - небесное?"**

______________________

* Const. Apostol. II. 34. См.: Gleseler, Lehrbuch der Kirchengeschiclhte. 4 Aufl. Bd. 1. С 368, примеч.
** Gregor. Наг. orat. XVII. P. 171. См. также у Гизелера <"Lehrbuch der Kirchengeschiclhte">. T. II. С. 167, примеч. 8.

_______________________

У Златоуста мы находим полное развитие этих начал. Он красноречиво распространяется о высоком достоинстве служителей церкви. "Кто подумает, - восклицает он, говоря о вечной жизни, - что значит для человека, облеченного в плоть и кровь, возможность приблизиться к этому блаженному и бессмертному состоянию, тот поймет, какою честью украсила иереев благодать Святого Духа. Ибо через них творится сие и многое другое, столь же высокое, что касается нашего достоинства и нашего спасения. Живущие на земле приставлены к распределению благ небесных и получили власть, которой Бог не дал ни ангелам, ни архангелам. Ибо последним не сказано: елика аще свяжете на земли, будут связана на небесех. Земные владыки имеют также власть связывать, но одно только тело; эта же связь постигает душу и переходит в небеса. Что священники совершают внизу, то Бог утверждает наверху, сам Господь укрепляет приговор своих рабов"*. "Им вверено рождение духовное, - говорит он далее, - посредством крещения; через них мы приобщаемся Христу и погребаемся с Сыном Божиим, становясь членами священной главы церкви. Поэтому они не только страшнее князей и царей, но по праву достойны большего уважения, нежели сами отцы. Ибо последние родили нас от крови и от похоти плотской, те же сообщают нам рождение, происходящее от Бога, именно блаженное возрождение истинной свободы и усыновление посредством благодати... Поэтому презирающие их достойны гораздо большей казни, нежели Дафан и его сообщники... И не только в наложении наказаний, но и в благодеяниях Бог дал священникам высшую власть, нежели отцам: между ними то же различие, как между настоящею и будущею жизнью"**.

______________________

* De sacerdotio. Lib. III. § 5 // Patrologiae Cursus compleius ed. Migne. T. XII. С 643.
** Ibid. С 644.

______________________

Превознося священников над отцами, Златоуст естественно ставил их выше царей. И он отправлялся от начала, выраженного в Правилах Апостольских: "Священство, - говорит он, - настолько выше царской власти, насколько велико расстояние между плотью и духом"*. Обращаясь к возмутившимся антиохийцам, за которых епископ поехал просить милости у императора, Златоуст говорит о епископе: "...если он получил власть разрешать от грехов против Бога, то тем более он может уничтожить совершенное против человека. Ибо и он князь, и гораздо почетнейший земного: священные законы преклонили царскую голову под его руку, и когда требуется небесное благо, то царь прибегает к священнику, а не священник - к царю. И он имеет кольчугу правды, и пояс истины и почетнейшую обувь от Евангелия мира; он имеет и меч, но не железный, а меч духа, имеет и венец, возложенный на главу. Это доспехи блестящие, оружие драгоценное; в них более крепости, более силы, нежели в других"**. Святого Вавилу Златоуст восхваляет за то, что "он души будущих царей и святителей одне унизил, другая возвеличил, объявив, что священник высший правитель (χυριοτερος έπίτροπος) земли и происходящего на земле, нежели тот, кто облечен в пурпур, и что следует не умалять этот сан, а скорее лишиться жизни, нежели власти, от Бога данной". "Он показал, - говорит он о том же святом, - что перед Христом император и последний из людей не более, как имена, и носящий венец не лучше самого низшего, когда нужно употребить наказание и исправление"***.

______________________

* Ibid. § l.C. 641.
** Homil. III. § 2 // Ibid. T. II. С. 50.
*** Do Sancto Babylo // Ibid. Т. И. С. 546-547.

______________________

Сам подавая пример обличения пороков и беззаконий у сильных людей, Златоуст любил выставлять пример первосвященника Азарии, изгоняющего из храма еврейского царя Осию, который хотел сам священнодействовать. Он не раз говорил проповеди на эту тему и резкими чертами изображал в них противоположность двух властей. "Будучи царем, - говорит он об Осии, - он похищает власть священника. Но оставайся в своих границах: одни пределы царства, другие священства. Однако последнее больше первого. Ибо царь познается не по тому, что выставляется напоказ, не по драгоценным камням, не по золоту, которыми он украшен. Царю досталось в удел управление земным; права же священника нисходят с неба: елика аще свяжете на земли, будут связана на небесех. Царю вверено земное, мне - небесное; царю поручены тела, священнику - души; царь прощает недоимки даней, священник - недоимки грехов; тот принуждает, этот увещевает; тот действует необходимостью, этот - советом; тот носит оружие чувственное, этот - духовное; тот воюет с варварами, этот - с злыми духами. Последнего княжество выше; поэтому царь преклоняет голову под руку священника, и постоянно в Ветхом Завете священники помазывали царей. Но царь, преступая свои пределы, хотел присвоить себе чужое и вошел во храм, чтобы возжечь фимиам. Что же священник? Не позволю тебе, Осия, возжигать фимиам! Видишь ли свободу, видишь ли мысль, не знающую раболепства, видишь ли язык, достигающий до небес, свободу непобедимую, видишь ли тело человека и разум ангела, видишь ли его ходящего по земле и выступающего на небе? Он видит царя и не видит пурпура, видит царя и не видит диадемы. И не говори мне, что есть царство там, где есть нарушение закона.

He позволю тебе, царь, возжигать фимиам в Святыя Святых! Ты преступаешь свой предел; ты ищешь того, что тебе не дано; поэтому ты потеряешь то, что получил"*.

_____________________

* Patrologiae Cursus completus ed. Migne. Т. VI. С. 126, 127.

_____________________

В другой проповеди Златоуст говорит: "...этого не сделал Осия (не воздержал своей души), но преступил закон против высшей из всех властей, ибо священство - власть более почтенная и высокая, нежели царство. Не говори мне о пурпуре, о венце, о золотом одеянии. Все это тени, мимолетнее весенних цветов. Ибо в Писании говорится: слава человека как цвет травы, даже и царская. Не говори же мне об этом, но если хочешь видеть различие между царем и священником, рассмотри меру каждой власти, и увидишь священника сидящего гораздо выше царя. Ибо, хотя нам кажется величественным престол царский, по драгоценным камням и золоту его украшающим, однако царь получил в удел управление земным и более не имеет никакой власти; престол же священника поставлен на небе, и он имеет власть управлять небесным. Кто сказал это? Сам Царь небесный: елика аще свяжете на земли, будут связана на небесех. Что может сравниться с этою честью? Небо усваивает себе земной суд. Судья сидит на земле, Господь же идет за своим рабом, и что последний рассудил внизу, Тот утверждает наверху. Таким образом, священник стоит посредником между Богом и человеком, принося нам с неба благодеяния и передавая туда наши молитвы, примиряя разгневанного Бога и вырывая нас грешных из его рук. Поэтому Бог преклонил царскую голову под руку священника, тем поучая нас, что последний выше первого, ибо меньший получает благословение от большего".

Затем великолепно изображается сцена между царем и первосвященником: "...вошел Осия в храм Господа, вошел за ним и Азария. Легкомысленно ли я сказал, что священник выше царя? Он напал на Осию с гневом, изгоняя его не как царя, а как беглого и неблагодарного раба, подобно тому как добрая собака бежит на нечистого зверя, чтоб изгнать его из хозяйского дома... Он знал, что угрозы царя подобны ярости льва лишь для тех, кто смотрит на землю; но для человека, который имеет небо перед глазами и который настроил свою душу так, чтобы лишиться жизни скорее, нежели позволить нарушение святых законов, он был хуже всякой собаки. Ибо нет слабее того, кто нарушает божественные законы, так же как, наоборот, нет сильнее того, кто защищает их"*.

_______________________

* Речь V//Ibid. С. 130, 131.

_______________________

Однако священник, имея власть нравственную, духовную, лишен принудительной силы; поэтому наказание ослушников предоставляется Богу. "Но царь Осия не послушал увещания, - говорит Златоуст, - что же Бог? Там, где презрен был священник и попрано было его достоинство, священник ничего уже не мог сделать, ибо дело священника - вразумлять и давать свободное увещание, а не потрясать копьем, не натягивать лук, не кидать дротик. Поэтому, когда священник сделал вразумление, а царь не отстал и потряс оружием, щитом и копьем, и воспользовался своею властью, тут священник сказал: я сделал то, что было моим долгом, более ничего не могу; помоги попираемому священству! Законы нарушаются, правда ниспровергается! Что же Человеколюбец? Он наказал дерзновенного"*.

________________________

* Ibid. С. 127.

________________________

Таким образом, поставляя священника достоинством выше царя, учители церкви, сообразно с настоящим призванием и значением иерейского чина, ограничивали данную ему власть одною нравственною силою. Ему принадлежит право совета и обличения, высшим пределом его власти считалось наказание церковное. Это признавали в IV веке отцы Западной церкви, так же как и Восточной. Известно, что Амвросий, призывая императора Феодосия к покаянию за избиение солунян, не хотел допустить его в храм. Амвросий вообще может служить примером воззрений, господствовавших в то время между западными епископами. Он сильно настаивал на свободе слова. "Император, - писал он к Феодосию, - не должен никого лишать свободы. Добрые цари любят свободу, нечестивые - рабство. Всякого следует выслушать, тем более священника. С священником должно советоваться о деле Божьем"*. В споре с императором Валентинианом Амвросий показал и образец твердого сопротивления царской власти, когда она вторгалась в область церковную. Император требовал, чтобы епископ пришел в курию для прений с арианами; Амвросий отказался идти, утверждая, что прение должно происходить в церкви. "В деле веры, - говорил он, - епископы должны судить императоров, а не императоры епископов. Закон светский не должен стоять выше божественного". Когда же Валентиниан, разгневанный упорством, велел ему передать базилики арианам, Амвросий опять не хотел повиноваться и прибегнул к страдательному сопротивлению. В речи, обращенной по этому случаю к пастве он сказал: "...боюсь более Бога, нежели императора. Добровольно вас не оставлю; но насилию сопротивляться не буду. Могу скорбеть, плакать, вздыхать; против оружия, войска, готов, единственное мое оружие - слезы. Такова защита священнослужителя. Иначе я не могу и не должен сопротивляться. Но бежать и оставлять церковь не следует. Христос сказал: воздадите кесарева кесареви. Но храм принадлежит не кесарю, а Богу. Подать мы готовы дать; земли он может взять, и наше золото - это достояние бедных. Но над храмом он не имеет власти. Добрый император стоит внутри церкви, а не над церковью"**. В другом месте он пишет: "...говорят, императору все дозволено, все ему принадлежит. Отвечаю: не присваивай себе лишнего, император, думая, что ты имеешь какое-либо право на то, что принадлежит Богу. Не возносись, но если хочешь долго властвовать, будь покорен Богу. В Писании сказано: кесарева кесаревы, Божия Богови. Императору принадлежат дворцы, священнику - храмы. Тебе вручено право над стенами государственными, а не над церковными"***.

______________________

* Goldast. Monarchia Sancti Imperii Romani. Т.П. С. 8, 9.
** Goldast. Monarchia Sancti Imperii Romani. С. 12 - 16.
*** Ibid. С. 18.

______________________

Таким образом, с выделением церкви из государства рядом становились две независимые друг от друга власти, одна господствующая в гражданской области, другая - в духовной, одна - с принудительным характером, другая - с чисто нравственным значением. Между тем церковь, получив официальное положение в государстве, через это сделалась, с одной стороны, и гражданским союзом. Она имела собственность, права, и в этом отношении подчинялась государству. Если император как сын церкви стоял, по изречению Амвросия, внутри ее, а не над нею, то, с другой стороны, церковь как гражданская корпорация стояла внутри государства. А так как эти две стороны не легко различать, и в то время они постоянно смешивались, то отсюда возникала неизбежная неопределенность отношений. Защищая себя, епископы, как мы видели в примере Амвросия, противились вмешательству светской власти в область веры; но когда дело шло о других, вопрос ставился иначе: иерархи сами постоянно обращались к светской власти, призывая ее к преследованию язычества и еретиков. Так в споре с донатистами епископ Оптат Милевский требовал от последних покорности решению императора во имя таких начал, которые прямо противоречили приведенным выше положениям Амвросия. Донатисты, как и Амвросий, отрицали право светской власти вступаться в дела веры: "...какое дело христианам до царей, - говорили они, - и епископам до дворцов? И что общего между императором и церковью?" На это Оптат Милевский возражал: "...не государство находится в церкви, а церковь в государстве, то есть в Римской империи. Над императором стоит один Бог, который его создал; Донат же, превознося себя над императором, преступает меру людей и считает себя почти Богом, ибо не уважает того, кто после Бога наиболее чествуется людьми*.

______________________

* Gieseler. Lehrbuch der Kirchengeschichte. 4 Aufl. 1844. 4. 1. С 179, примеч. 10.

______________________

Такого рода воззрение было весьма распространенным в ту пору, когда императоры, сделав христианскую веру господствующею в государстве, являлись покровителями церкви и гонителями язычества. Еще более способствовали возвышению светской власти те догматические распри, которые раздирали церковь в IV столетии. В церкви как едином, цельном союзе требовалось единомыслие; а между тем император, облеченный принудительною властью, один мог заставить смириться непокорных и сохранить первенствующее положение за тою или другою стороною. Поэтому партии попеременно прибегали к светской власти, прося ее защиты и покровительства. Императорам принадлежала и инициатива в созыве вселенских соборов; они же давали силу закона постановлениям последних. Одним словом, завещанная древностью верховная власть императора значительной степени распространялась и на церковь. Церковный историк IV века Евсевий в жизнеописании Константина Великого говорит, что при разделение церкви по разным странам император является как бы общим епископом, поставленным над всеми самим Богом*.

_____________________

* Ibid. С. 178, примеч. 7.

_____________________

Очевидно, следовательно, что в эту эпоху государство и церковь, несмотря на разделение, еще смешивались друг с другом во многих отношениях. Но так как, с другой стороны, сознавалось и различие и требовалось определить взаимное отношение двух властей, то мы видим у церковных писателей двоякое стремление: одно направленное к превознесению власти церковной, другое к покорности власти государственной.

Однако сознание противоположности между светскою областью и духовною не могло не выразиться в более резкой форме. Эта противоположность коренилась в самом отношении новой религии к окружавшему ее порядку. Проповедники христианства, действуя среди растленного до костей язычества и призывая всех к царству Божьему, с самого начала противопоставили небесное - земному, царству греха, в которое погружены люди, прилепляющиеся к мирскому, - вечное блаженство, ожидающее тех, кто отвергает земные блага. Это воззрение на мирскую область как на греховную должно было отразиться и на понятиях о государстве. Действительно, в начале V столетия мы находим полное развитие этой точки зрения у величайшего из учителей Западной церкви, у Августина.