Серьёзно, когда Лухан появлялся на горизонте, у Сехуна начинала дёргаться левая ягодица

И Лухану было откровенно плевать на крики Сехуна о том, что он не желает отдавать свои золотые годы какому-то оленю.

Старший здраво (по крайней мере, здраво с его точки зрения) рассудил, что О артачится только потому, что пока ещё не знает, от чего отказывается.

В некотором роде он был прав.

И как бы Сехун не пытался убедить себя и окружающих в том, что ему чужда любовь небесного цвета, в университете его окрестили парнем Лухана, что свело на нет любые попытки построить отношения с особями женского пола.

Это, конечно, бесило.

Но ещё больше бесила самодовольная рожа Лухана, уверенного в том, что его жертве банально некуда бежать.

Ведь правда бесила?

Но если Сехун мог посылать старшему проклятия и злобно бурчать о своей якобы ненависти за его спиной, то в те моменты, когда Хань стоял прямо перед ним и хлопал ресничками, большая часть негатива с шипением превращалась в ничто, несмотря даже на знание об обманчивой силе внешности.

Это было чертовски несправедливо, ведь Сехун верил в то, что горько пожалеет, если сдастся и уступит.

На самом деле, он был уже почти готов к тому, чтобы со слезами, но вместе с тем и со смирением, отдать своё прекрасное девственное тело неутомимому завоевателю. Останавливала его только мысль о том, что такой извращенец, как Лухан, наверняка имеет в своей коллекции всякие устрашающие воображение вещички вроде женских кружевных чулок. Сехун содрогался и не мог спать ночами, когда внутренний взор подкидывал ему безрадостные картины, на которых коварный Хань заставлял его переодеваться в женскую одежду.