И ложь прикрыть своим очарованьем? 11 страница

Парни даже возмутиться не успели.

— Всем руки за голову! — вбежал в комнату Сашка совершенно неожиданно для всех. И резко остановился. — Дядь Денис. Я думал, Машка тут спит вот с ним. А, оказалось, ты с ним. — Ребенок скорбно покачал головой.

— Иди отсюда, мелочь, — шикнула на братика Маша. — Ты чего несешь?

— Почему у тебя в кровати дядьки спят под одеялом? — уставился на нее братик.

— Почему у меня брат такой дурачок? Иди поиграй в другую комнату.

— Смотри, — по-взрослому сказал мальчик. — Если дяденька любит другого дяденьку, ты так никогда замуж не выйдешь.

— А что вы тут делаете, молодые люди? — поинтересовалась бабушка Эля, вплывая в комнату следом за мальчиком. Ребят ожидало новое легкое нервное потрясение.

— Ба! — скривился Эль, увидев родственницу. — Ничего!

— Почему ты лежишь на диване вместе с другим молодым человеком? — поинтересовалась старушка.

— Мы отдыхаем.

— Как — лежа бухаем?

— Отдыхаем мы! — проорал глуховатой родственнице Рафаэль.

Дэн, все же встав, засмеялся.

— Ты что, болеешь, внучек? — заботливо спросила пожилая женщина.

— Нет, бабушка. — Едва ли не по слогам произнес парень. — Я отдыхаю.

Дэн подошел к Маше и, не удержавшись, положил ей руку чуть ниже талии.

— Смерчинский, убери лапку, иначе я отправлю тебя в Преисподнюю, — прошипела Мария.

— Кто ходит по дому в исподнем? — мигом бодренько отозвалась старушенция. — Я хочу таки посмотреть на этого человека!

— Бабушка, — со стоном поднялся и рокер. — Тебе послышалось. Совсем в сумасшедшую превратилась, — посетовал он в сторону.

— Не ври, милый, я не оголилась, — сердито взглянула на внука старушка. Та тут же принялась рассказывать родственникам о том, что по дому ходит кто-то без одежды. А Сашка ушел ловить котэ, так и не поняв логику двоюродной сестры.

Маша, с трудом выпроводив старушку и младшего братика за дверь. Однако присутствие Эля продолжало угнетать Дэна. Он кивнул на него своему Чипу и поморщился, а потом оказал два пальца, ткнув ими сначала в себя, а потом в сторону юной хозяйки дома, имея в виду, что желает остаться наедине с девушкой.

— Слушай, иди в комнату к Федьке, полежи там, а? — попросила Рафаэля она. — Тебе будет спокойно, и никто приставать не будет.

Тот поворчал, сказал Дэну загадочное: «при родаках — не дело», но согласился и все с теми же тихими стонами вышел из комнаты вслед за Бурундуком. Она довела его до комнаты брата и вернулась обратно к Смерчу. И они, наконец, остались вдвоем.

Дэн провел рукой по серо-голубым обоям, на которых тоненькой змейкой струились фиолетовые замысловатые узоры.

— Невежды обтирают ладони о занавески или скатерти, а ты их переплюнул — об стены начал. — Засмеялась Машка.

— Я могу переплюнуть любого, Чип. Мне нравится твоя комната.

— Чем она может нравиться? — спросила ее хозяйка, беззаботно плюхаясь на диван. — Здесь всего-то диван, стол, стул, комп да шкаф. И не открывай его, а то оттуда все вывалиться!

— Здесь есть все, что и должно быть в комнате нормального человека. — Отвечал парень. Его внимательный взгляд остановился на квадратных фотообоях на стене, противоположной дивану: на их черном фоне было изображено абстрактное, замысловатое симметричное синее лицо, кажется, принадлежащее девушке, волосы которой весьма своеобразно заменяли синие же ласточки.

— Что это? — Спросил Дэну у Маши, завороженный необычной картиной, от которой словно бы исходило непонятно волшебство.

— Это Нептун. В интерпретации Тома Вудраффа^[3]. — Пояснила Чип, тоже глядя на стену. — У него есть целый цикл, называется «Солнечная система». Земля, Сатурн, Плутон — он изобразил все планеты. Вудрафф использует технику двойного лица и изображает планеты вот таким вот образом, абстрактно, с кучей символов, которые нужно долго разглядывать, со знаками… Я нашла в Интернете после одной из лекций по искусству все планеты, и Федька через знакомых сделал мне из них фотообои — 10 штук, по числу картин из цикла. — Продолжала Маша. — Иногда я их меняю — по настроению. Сейчас у меня висит этот Нептун, уже давно. Марина и Лида говорят, что им не нравятся эти картины, а мне он по душе. Волшебные, да?

— Может быть. Нептун — планета иллюзий, — кивнул Дэн, продолжая рассматривать картину.

— И не только. Планета мечтаний, грез, и, по-моему, путешествий. Кстати, я давно хотела поменять ее на картину с изображением Солнца, но все никак не доходят до этого руки, — отозвалась Маша. — А еще, Дэн, если «перевернуть» картину, ты увидишь совершенно другое лицо. Концепция картины словно поменяется. И это классно. Ты знаешь, я считаю, что в каждом человеке есть два лица, две его стороны, и частенько мы видим только одну из них. А Вудрафф точно отразил природу человека — только в планетарных масштабах.

— А ведь ты права. — Сказал парень, глядя в потустороннее лицо духа планеты.

Дэн склонил голову на бок, внимательно вглядываясь в синее лицо, нахмурился, но так и не увидел обещанного «превращения» картины. Потом, не думая, ловко встал на руки, чем рассмешил хозяйку комнаты. Лицо девушки на картине тут же прекратилось в не слишком приятного рогатого субъекта, напоминающего Дэнни сатира.

— Клоун, — засмеялась Маша.

— Твой личный, — вернулся в нормальное положение парень. Он улыбался, но глаза у него были задумчивыми.

— Мой личный, — согласилась она. — Ну, как, увидел изменения в лице?

— Да. Впечатляет. Хороший контраст. Я бы не смог повесить это в своей комнате.

Девушка лишь пожала плечами. Дэн на мгновение ею залюбовался — она сидела на диване, подогнув под себя обнаженные ноги, смотрела в окно и ветерок, который из приоткрытых створок врывался в комнату, играл с ее волосами. Смерчу тоже тут же захотелось запустить пальцы ей в волосы. Что он и сделал, оказавшись рядом с задумчивой Машей на диване. Ей такое его поведение понравилось, и девушка закинула руки ему на плечи.

— Устал? — спросила она несвойственным для себя ласковым голосом. — Хочешь спать?

— Есть немного. А ты предлагаешь это сделать с тобой? — невинно посмотрел на нее Смерч.

— Вот дурак, — покачала головой Чип. — Ты помешанный на одном деле.

— Может быть, — никак не мог оставить волосы Марии в покое парень, все приближаясь и приближаясь к ее лицу.

Несчастный голодный орел готовился по взмаху флажка мчаться к столу с яствами. Однако его дисквалифицировали.

В комнату совершенно не вовремя заглянула мама Маши. Дэн чертыхнулся про себя и убрал руки, став скромным и милым.

— Ребята, — лукаво взглянула на них Вера Павловна, — вы куда пропали? Пошлите к нам! Петь вместе будем.

— Мама, — скучным голосом сказала Чип, — видишь, мы разговариваем? Мы не хотим петь.

— Ты за себя говори, — улыбнулась Вера Павловна. — А ты, Денис? Может быть, ты еще голодный? Пойдем к столу, милый?

— Нет-нет, — испугался парень, которого все женщины этого дома всю дорогу подкармливали. — Я ничего не хочу. Хотя вы так вкусно готовите, что отказываться просто грех.

— Ну ладно, — подмигнула незаметно от Дэна дочке довольная вечером Вера Павловна и оставила детей в покое. Как только она ушла, к ним заглянул Федька. Удостоверился, что «наглый красавчег» ничего не делает с его сестренкой, и ушел. После, минуты через три, Машу решила проведать тетя, и минут двадцать болтала с ней о том, «какой сегодня хороший вечер получился». После ее ухода Смерчинский с досадой укусил себя за запястье.

— Ты чего, Дэн? — спросила его Маша и с очаровательной улыбкой протянула ему свою собственную руку. — Кусай, не стесняйся.

— Тебя кусать я не буду, — отказался он мягко. — Но можешь покусать меня. Нет-нет, — он с притворным страхом спрятал руки за спину. — Вдруг я в тебя тогда превращусь?

Маша опять засмеялась. Гости продолжали весело петь в караоке.

— Давай выйдем на улицу? — предложил ей парень. Она легко согласилась и первой вылетела из комнаты, словно на крыльях, не забывая улыбаться. От ее улыбки у него повышалось настроение.

В прихожей босоножки она обувать не стала. Скептически поморщившись, заявила, что у нее ноги болят до сих пор, поэтому сунула их в голубые кеды.

Дэн нашел это по-детски очаровательным — воздушное лазурное платье и высокие кеды почти того же цвета. И он не отказался бы сейчас оказаться с Марией на ее милом диванчике напротив волшебной картины — с условием, что в ее доме никого не будет — хотя бы пару часов…

— Прошу, Бурундучок, — открыл мне дверь чересчур галантный Смерч.

— Спасибо, Бурундучок. — Отозвалась я едко.

— Почему ты меня так зовешь? — полюбопытствовал парень, спускаясь следом за мной.

— А ты меня почему? Насколько Машина голова помнит, я — Чип, а ты — Дэйл.

— Логично. Эй, стой, подожди меня! Ты должна мне дать руку!

— А ногу не хочешь? — спросила я тут же, но ладонь протянула.

Мы оказались на улице, трогательно взявшись за руки.

На светлом еще небе виднелась светло-желтая, почти белая половинка луны, и мы, не сговариваясь, уставились на нее, и несколько минут смотрели вверх. А потом так же синхронного опустились на забор.

— Маша? — осторожно спросил Смерч. — Маш?

— Что, Дэн?

— Ты согласна продолжить наше общение? На том уровне, который от нас ожидают?

— Ага. — Отозвалась я деланно печально. — А когда ты мне расскажешь про Князеву и Ника? Зачем тебе понадобилось следить за ними, а? И разбивать их пару?

— Я все тебе расскажу. Только чуть позже. — Вновь пообещал Дэнни. — Чип, сейчас я — железо.

— Люблю самокритику, — покивала я, — а с чего ты себя так невзлюбил, железо?

— Просто ты сегодня, как магнит. Меня к тебе тянет. И пока я этого не сделаю, я не оставлю тебя.

— Этого? Что — этого?

Вместо ответа он положил мне руку на затылок, чуть приподняв мне голову, и передал мне пару тысяч микробов, а вместе с ними желание переделать эти чудесные минуты в столетия.

Орла впервые за весь день покормили. Нет, открыли ему доступ к столу с яствами, и тот, не стал медлить — набросился, бедный и изголодавшийся, на все блюда, и даже чавкать не стеснялся. Монстрик, подумав и почесав перепончатыми лапами с когтями свой насупленный лоб, присоседился к пиршеству.

Когда мы оба, довольные, отстранились друг от друга, наступили сумерки, а золотистая теперь уже луна оказалась точно над нашими головами. Мы сидели на заборе, касаясь друг друга лбами, и просто молчали.

Потом, уже ночью, в своей уютной постели, когда я долго не могла заснуть, я поняла как-то случайно, что люди не могут жить друг без друга. Без взаимного тепла, улыбок, объятий — без поддержки. А сейчас эту поддержку в самых красивый и тонких ее проявлениях дает мне именно мальчик-ветер. И пусть даже самый великий скептик планеты (скорее всего, это будет мужчина) скажет мне, что я — всего-навсего глупая девчонка, мечтающая о какой-то там нелепо-романтической любви, и верящая россказням женщин о том, что взаимные чувства существуют, я только весело засмеюсь. И пожалею этого человека, если он начнет утверждать, что в нашей жизни нет принцев, и романтики, и взаимности, и прочей «чепухи». Принцы есть — королевские регалии еще никто не отменял. А еще есть такие необыкновенные люди, которым мы смело прощаем недостатки, и которым просто симпатизируем или любим. Для нас они становятся не принцами — настоящими императорами. А мы для них — императрицами. Потому что только взаимность порождает истинные чувства.

В ту же ночь мне пришло в голову, что воинствующие скептики — это люди, которые в какой-то степени потеряли свою жизненную удачу. Они оказались своими стараниями в этом мире одни и не почувствовали той самой необходимой поддержки и человеческого тепла. Прикрылись щитом с надписью «Я знаю, любви не бывает, кретины!» и вооружились сломанным копьем под названием «Я боюсь отношений, но презираю тех, кто их имеет». А, да, у них еще на голове зловредные духи бога Комплексов сидят.

Но все это пришло ко мне в голову только ночью, а сейчас я смотрела на Дэна и просто улыбалась, не забывая проводить рукой по его волосам.

— Ты мне очень нравишься, — шепнул мне Смерч, не отстраняясь, — давай попробуем все серьезно?

— Давай. — Прошептала и я.

— Мне иногда кажется — ты взрослеешь.

— Иногда мне это тоже кажется.

— Мне это нравится. — Он положил руку мне на плечо.

— И мне тоже. Мне нравится понемногу меняться. Это здорово.

— В нас биологически заложена потребность к изменениям, — Дэнни так и не повышал голос, и мне безумно нравилось слышать его шепот. — Это одна из главных потребностей, наряду с потребностью в пище или воде. Если человек живет однообразно, он начинает болеть или хандрить. Ты знала?

— Не-а. Я много чего не знаю, — виновато улыбнулась я.

— Я тоже.

— Нет, ты знаешь много. Очень.

— Хочешь, я научу тебя тому, что знаю? — спросил он внезапно.

— Китайскому языку? — я заулыбалась. — Смерч, скажи мне что-нибудь по-китайски, а? Скажи? Пожа-а-а-лста!

Минут двадцать я смеялась над тем, что и как произносил Денис, пыталась угадать, что именно он говорит, а он подсказывал мне жестами, что имеет в виду. А потом и я начала попробовала повторять за ним замысловатые фразы на китайском языке с глухими и шипящими звуками, и тогда уже ржал он. Он говорил: «Скажи это слово» или «скажиу эту фразу», я старалась выговорить ее по слогам, а он смеялся и смеялся. Я в шутку обижалась и дулась, а Дэн смешил меня, и даже постарался показать на небе, на котором слабо, но все же светились звезды, какое-то простенькое созвездие. Он рассказал мне, что потолок в его комнате — одна сплошная звездная карта неба, и я тут же захотела ее увидеть и напросилась в гости. А потом, как бы мне не хотелось, ему пришлось уезжать. Мне стало так обидно, что Смерчик покидает меня, но ничего поделать я не могла — ему позвонил отец и потребовал, чтоб Дэн явился домой.

Сытому орлу тоже не хотелось расставаться с новым другом, и он чувствовал себя провожающим, тем самым, что остается в одиночестве на перроне и машет вслед отъезжающему поезду, в котором находится, несомненно, кто-то важный и отдаляющийся.

— До понедельника? — со своей беспечной улыбкой сказал Дэнв.

— До понедельника.

— Ты не только сегодня красивая, — негромко сказал он на прощение, когда уже оказался около дожидающегося его «Джипа».

— Что ты имеешь в виду? — старясь скрыть грусть, спросила я.

«Не уходи, а?», — жалобно накарябали головастики.

— Ты всегда такая. А я только об этом вспомнил. Или только понял. Пока, Чип, обещаю, что приснюсь, — с этими словами Смерчинским сел в автомобиль, больше не оглядываясь, и через минуту тот скрылся в наступающих сумерках. Монстрик прилип к заднему стеклу и таращился на орла. Рядом с ним виднелся еще чей-то дымчатый ирреальный силуэт, принадлежащий довольной леди в шляпке.

А я все стояла и смотрела на дорогу, и не могла заставить себя сдвинуться с места и отправиться домой, словно понимала, что как только я покину улицу, все очарование вечера, собранное нашими совместными усилиями, унесется в прошлое. А пока я стою здесь, это очарование находиться здесь, со мной — в настоящем.

Домой меня позвала мама. Как в детстве — с балкона. Пришлось подниматься в квартиру.

Орел летал над этим местом до самого утра наперегонки с ветром.

А он не наврал — Смерч. Уж не знаю, почему, но этой ночью Дэнни мне действительно приснился. А когда я, наигранно возмущаясь, рассказывала об этом чудесном сновидении Маринке и Лиде, то смущалась, а они только восторженно хохотали.

В переполненном автобусе, который, к сожалению, никак не хотел становиться резиновым и даже отращивать второй этаж не желал, я висела на поручне, изредка кидая на окно замученный взгляд и считая количество остановок до университета. Одной рукой я держалась, а во второй сжимала телефон, на котором большим пальцем набирала сообщения. Переписывалась с Лидой, парой одногруппниц и, конечно же, со Смерчем. Ему и уделяла основное внимание — общаться этим парнем даже посредством текстовых сообщений мне нравилось все больше и больше. Дэн даже на расстоянии умудрялся передавать мне свою положительную энергию

«Я боюсь, Смерчинский! Я боюсь сдавать этот зачет!!». — Жаловалась я ему, зная, что он меня точно поддержит.

«Называй меня Пушистиком, мои смс изредка читают друзья:) Не бойся, Мария. Ты сдашь все зачеты. Гарантия от Дэна — больше, чем гарантия», — с удивительной быстротой отвечал Дэнни. В отличие от меня, прущейся в субботу на последний, наисложнейший, зачет, он валялся дома в своей уютной постельке, разбуженный моим наглым сообщением.

«Когда ты говорил, что любишь Тролля, ты тоже был убедительным!!»

«Я не отрицаю, что сволочь:) Напиши хотя бы раз смайлик, Чип? Иначе буду дуться и страдать»

";):-);) =) 8-}:*), — мигом припомнила я забавные смайлики. А в душе продолжал метаться орел, временно запертый в клетку. — Хватит? Нет, серьезно, Смерчинский, мне страшно! Сейчас я приеду к универу и придется идти на этот зачет!! А если я его не сдам??"

"Тебе нужна мотивация. Помни — ты сдаешь зачеты, и мы пойдем гулять!"

"А если не сдам?"

"Тогда ты идешь на пересдачу, Бурундучок ", — правдиво отвечали мне. А я так и видела, как он лежит на животе в своей кровати с белоснежными простынями, в комнате, залитой ярким солнцем, лохматый и зевающий, подперев одной рукой подбородок, сонно щуриться и набирает мне ответы.

"Спасибо, ты такой добрый и чуткий!!"

"Мне положено быть таким=) Кстати, тебе нужен талисман. Есть такие талисманы… подержишь их в руке, и к тебе приходит удача.

"И где я возьму тебе такой талисман, Смерчинский?"

"Уже нигде… Не печалься по пустякам, little chipmunk"

"Все. Я приехала, сейчас пойду на казнь. Спшел для твоих френдов, читающих чужие смски — КОТЕНОК, мне пора!" {:€ ". — Я нажала на "отправить" и выскочила из автобуса, морально готовясь к зловредному субботнему зачету. Я была готова к нему примерно на процентов 40 из 100, и этот прискорбный факт меня жутко коробил.

Остановка сумела впервые в жизни удивить меня — не фактом своего существования, а наличием на ней одного представителя рода человеческого. Смерч стоял на остановке, чуть поодаль от людей, скрестив руки на груди. На его шее, закрывая ящерку, красовались спущенные фиолетовые наушники, а в руке был зажат кислотно-желтый мобильник. Темно-шоколадные волосы самым наглым способом трепал его родственник — северный ветер. Я остановилась — в меня чуть не врезалась идущая сзади девушка, и озадаченно перевела взгляд с умиротворенного ветром лица Дэна на его спортивный светло-серый короткий пиджак с капюшоном и широкими манжетами, и обратно.

— Ты? Ты что тут делаешь?? — удивилась я, подбегая к парню. Судя по тому, как Денис улыбнулся, ему понравилась моя реакция. И какого он мне парил мозги, что торчит дома, а я, такая вредная и злая, его разбудила?

— Привет, мой хорошенький Чип, — приблизился Смерч ко мне и обнял за плечи в знак приветствия, на мгновение крепко прижав к себе, — твой талисман прибыл. Бери меня за руку, заряжайся удачей, и пошли в университет.

— Ты, талисман… Ты чего мне врал?

— Я не врал, — возмутился тут же парень, — я готовил тебя к сюрпризу. Давай, пошли, ты и так с опозданием в полтора часа приехала. А мне надоело тут уже тридцать пять минут торчать.

— Почему тридцать пять? — не врубилась я, не стесняясь, беря его за руку. На его указательном пальце мною найдено было металлическое тонкое кольцо, которое я тут же сняла и надела себе на большой палец. Дэн не возражал.

— Потому что я так и подумал, что к началу зачета ты не приедешь, и опоздаешь, но не думал, что на столько, — ответил он мне. Я поймала его взгляд, и внутренне поразилась тому, как он смотрит на меня: таким мой знакомый парень, коллекционирующий старинные монеты, смотрел на сердце своей коллекции, только в синих очах Смерча не было фанатизма.

— А зачем мне приезжать вовремя? — пожала я плечами, в тайне радуясь, как ребенок каникулам и все же надеясь, что такие же взгляды я не дарю Дэну. — Я в первой пятерке не иду же отвечать, можно и позже приехать. А ты то тут что делаешь? Тебе ведь в универ сегодня не надо.

— Устраиваю тебе сюрприз, — отозвался он. — Но на самом деле, я захотел увидеть тебя, моя малышка. Ааа… Вот видишь, видишь?

— Что вижу?

— Мне хочется тебя называть всякими ласкательными словечками. Цени это, Бурундук. Почему у тебя руки холодные?

— Боюсь я, — отозвалась я тоскливо. — Последний зачет, как-никак. И самый трудный. Я вообще вымоталась за неделю.

— Бедная ты моя, — на ходу наклонился ко мне Дэн и потерся носом о щеку.

"Оу-у-у", — дружно выдохнули головастики, мгновенно из серо-буро-малинового превращаясь в золотисто-розовые и загадочно мерцающие.

— Эй! Не наглей, Смерчинский, — смутилась я.

— Ммм, от твоих волос замечательно пахнет. Я тебя так жалею, — весело откликнулся он.

— Не поверишь, но я себя тоже жалею.

Да, эта неделя подарила мне множество впечатлений, в первую очередь, конечно, связанных с учебным процессом, а также вытянула из меня последние нервы. Честное слово, головастики не хотели терять их, и тянули нервные окончания в свою сторону, зная, что те не восстанавливаются или делают это крайней медленно. Но окружающий мир решил, что ему мои нервы нужнее, чем мне, и делал все, чтобы я испытывала эмоциональную напряженность. Я, конечно, старалась бодриться и заряжаться оптимизмом, но все равно волновалась и даже слегка истерила временами. Все знают, что такое начало сессии, которая, как всегда, приходит внезапно (ну прямо как зима!), и каким "волнительным" бывает время сдачи зачетов и экзаменов.

Мама, которая активно обеспечивала меня шоколадками и таблеточками для мозгов, говорила вечерами, что это время я еще буду вспоминать с улыбкой, но я только подозрительно на нее смотрела и тяжко вздыхала. Что-что, а нервотрепку со сдачей предметов я вспоминать не буду, это уж точно! Хотя… время, когда мы дружненько, из-за отсутствия лавочек, сидели прямо на полу под дверью кабинета, где проходил зачет\экзамен, и шуршали конспектами, пересказывая друг другу ответы на вопросы, мне явно никогда не забыть! Такое потрясение для детского организма!

Понедельник и вторник у моего организма прошли относительно спокойно. В первый день недели оба зачета я умудрилась списать — не зря полночи заливала в телефон шпоры в электронном формате. На следующий день зачеты были хоть и не простыми, но с преподавателями, явно сочувствующими студентам-разгильдяям, поэтому мне вновь повезло. В среду я с легкостью получила зачет по физкультуре, с которой на зависть девчонкам, у меня никогда не было проблем, и даже дружески поболтала с нашей преподавательницей, гонявшей по нормативам одногруппинков. Зачет по Истории мировой литературы я тоже сдала неплохо — к нему я все же готовилась, кое-как, конечно, но с душой, читать ведь я люблю, да и с вопросами мне повезло, и я все ответила верно, ну, почти верно. В четверг по одному из зачетов я внезапно получила автомат, а потом, в обед, чуть с ума не сошла, когда пришло время сдавать предмет Управление персоналом — для шпор я нашла какие-то совершенно неправильные ответы, и они оказались бесполезными. И я почти весь день, закрыв уши ладонями, сидела в библиотеке, в бешеном темпе читая учебник и конспекты Лиды, стараясь запомнить материал. В конце концов, я пошла сдавать этот предмет едва ли не предпоследней, с трясущимися руками и деревянным лицом, но все же смогла получить зачет, кое-как вспомнив то, что я учила пару часов назад. Преподаватель Управления персоналом, аспирант, симпатичный и молодой, но уже строгий, в конце моего ответа неожиданно мне подмигнул и сказал, что его не стоит так сильно бояться.

— У вас, Мария, выражение лица такое, словно я вас съесть хочу, — говорил он мне, ставя в зачетку свою размашистую подпись — мои глаза внимательно следили за движением руки препода над самой дорогой для студента вещью.

— Мало ли…

— Вот, возьмите, — потянул он мне зачетку, — ваш ответ был хорошим. Вы, наверное, несколько дней готовились, Мария?

— Несколько часов.

— М?

— Да-да, почти всю неделю, — громко ответила я, окидывая взглядом двух оставшихся одногруппников-мучеников, пожелав им удачи и выходя в пустой коридор — время подходила почти к 7-ми часам вечера. Там, на свободной лавочке сидел с наушниками в ушах Дмитрий, погруженный в какие-то свои глубокие мысли. Меня он не видел, закрыв глаза и откинувшись спиной на стену. Зачет он сдал часа два назад, и, наверное, ждал своих дружков, все еще мучающихся в кабинете.

Как вести себя с ним, я не совсем понимала. Вроде бы он — мой друг и король моих персональных подколов, а с другой стороны, вдруг Смерчинский прав, и я Чащину нравлюсь? Это, конечно, бредовая идея, у него есть девушка, и меня, скорее всего, он воспринимает, как однокурсницу — "своего в доску парня", но чего только не бывает в нашем дурном мире?

К тому же в начале недели Димка вел себя несколько странно — отстраненно и замкнуто, и лишь через пару дней, когда я сама стала активно пытаться общаться с ним, не обращая внимания на его сумрачность, он "ожил", превращаясь из спокойно-серьезного и какого-то чужого мне парня в привычного удобного идиота Чащина. Он даже умудрился сделать мне очередную гадость — прозвал Инфернальным Злом, когда я с парнями-одногруппниками стала от скуки делать ставки, как кто сдаст или не сдаст сессию.

— Привет, чувак! — взъерошила я ему волосы, радостная, что сдала зачет. Из-за музыки он не услышал моего голоса — просто повернулся со словами:

— Слушай, хватит, давай не здесь? Я же сказал…

— Чего не здесь? — удивилась я. — Что ты сказал?

Димка резко снял наушники и, повернувшись, удивленно уставился на меня.

— А, это ты? — выдохну парень.

— А ты кого ожидал увидеть? — я опустилась на лавку рядом с парнем. — Мамонта в юбке?

— Никого. Сдала? — тут же спросил меня Димка.

— Сдала.

— Ну, молодец. Марина сказала, ты в библиотеке весь день сидела и учила?

— Ага… Мои мозги выкипели. Теперь я совсем безмозглая. Блииин, почему я в течение семестра не училась, а? — Болтала я с легким сердцем. — Нет, я завязываю так учиться. В следующем семестре я все-все выучу уже осенью… И получу кучу автоматов, и прогуливать не буду. И все сдам на "пять". А, я слышала от ребят, ты тоже сдал, да?

— Да.

— Ух ты, ботаник. Классно! Нам осталось только субботу отмучаться, и сдать три экзамена. Я очень жду каникулы. А ты? — Между делом я полезла в рюкзак и достала бутылку с водой — после моего пространного ответа в горле пересохло. Крышка, правда, никак не желала расстаться с горлышком пластиковой бутылки, как бы я не пыталась ее открутить.

— Жду, конечно. Устал уже учиться. Дай мне, — протянул руку Дима, увидев мои бесплодные попытки открыть бутылку, и, выхватил ее, с легкостью тут же открыл и вложил мне в ладонь крышку. Все это проделал молча, без слов о том, как выгодно быть мужчиной (это его наилюбимейшая тема для рассуждений — особенно рядом со мной, мне-то всегда казалось, что быть женщиной куда лучше, и из-за его слов мы всегда начинали спорить)

— Ты сегодня опять странный, — внимательно поглядела я на парня, отпивая подслащенную воду. — В свои лучшие дни ты бы без зазрения выдул половину, не спрашивая разрешения, а тут… такой галантный. Слушай, ты совершил открытие?

— В смысле? — не понял Чащин.

— Ну, умудрился незаметно пройти этап развития из питекантропа в человека?

— Отстань.

— Да ладно, не злись. Что слушаешь? — дружелюбно спросила я, беря свесившийся на его грудь наушник, которые в народе называют капельками или затычками. Оказалось, слушает ту же песню, что стояла у него на звонке мобильника: в плеере Чащина вообще в плей-листе стояла пара альбомов Нойза. Минут пятнадцать мы сидели и слушали музыку, засунув в уши по одному наушнику. Дима сегодня вновь был спокойным и неразговорчивым, и меня, честно говоря, это напрягало: он менялся, а я не знала, почему. И постоянно думала: а вдруг… вдруг я ему правда нравлюсь?

"Брехня", — устало отвечали головастики огромным плакатом, который занял почти все пространство черепной коробки Бурундуковой М. А.

— Как твоя девушка? — нарушила я молчание, убирая наушник.

— Что? Девушка? — переспросил он, с трудом вырываясь из оков ритмичной, но философско-грустной музыки.

— Неужели у тебя парень, Чащин? На мальчиков тянет? То на стены, то на парней… У тебя воистину разнообразные вкусы!

— Бурундукова, — покачал он головой, — я говорил, что иногда мне кажется, что ты — инфернальное маленькое зло?

— Это ты у нас инфернальный барабашка! — отбила его выпад я. — Так что там с твоей девочкой-припевочкой?

— А что с ней должно быть? — невозмутимо спросил парень.

— Что-что, успокоил ты ее тогда?

— Успокоил, успокоил.

— Эй, Чащин, расскажи мне про ваши отношения.

— Тебе-то зачем? — с великим, явно наигранным подозрением, спросил он.

— Интересно! Ты ж типа мой друг, — я в шутку стукнула его кулаком по плечу. Это Чащину не понравилось.