Приятного прочтения! 11 страница

— Валяй.

Я бросилась к нему, сердце мое бешено колотилось от страха, а вдруг он передумает и откажет мне... решит, что со мной все кончено?

Единственное, в чем он пошел мне навстречу, — это чуть приподнялся над сиденьем, так что я смогла стянуть джинсы и трусы, а потом его огромный прекрасный член оказался в моих руках. У меня во рту. Я застонала, ощутив его вкус, запах, тепло его шелковистой кожи, и потерлась щекой о его промежность и яйца, желая впитать этот аромат. Мой язык, гуляя по длине члена, вылизывал вздувшиеся вены.

Его зубы заскрежетали, когда я со стонами и дрожью наслаждения в горле стала совершать долгие сосущие движения. Сердце мое разрывалось оттого, что он, всегда такой невоздержанный на язык во время секса, сейчас хранил молчание. Отказывал мне в признании того, что я доставляла ему удовольствие.

Водя туда-сюда рукой по члену, я обсасывала и вылизывала набухшую, затвердевшую головку, втягиваяв себя первые капельки спермы. Его бедра напряглись, дыхание участилось. Почувствовав его возбуждение, я принялась отсасывать с удвоенной силой, так энергично, что у меня даже заболела челюсть. Его спина затвердела, голова оторвалась от сиденья, но тут же откинулась обратно, как только мне в рот ударила первая струя семени.

Я заскулила, еще сильнее возбужденная этим вкусом и ароматом, и принялась конвульсивно сглатывать, усиленно растирая руками его вибрирующий пенис, чтобы получить на язык как можно больше густой, насыщенной спермы. Кончал он, содрогаясь всем телом, так долго, что я не успевала сглатывать: семя переполнило мой рот и стало сочиться наружу в уголках губ. И все это время он сохранял противоестественное молчание, точно так же, как и в ходе драки.

Я отсасывала бы у него часами. Мне хотелось этого, но он взял меня обеими руками за плечи и отстранил. Я подняла взгляд к его убийственно прекрасному лицу и увидела поблескивающие в полутьме глаза.

Он коснулся моих распухших губ большим пальцем, размазывая по ним свое семя.

— Ну-ка, насади на него свою тугую щелку, — хрипло распорядился он. — У меня еще есть что в тебя спустить.

Дрожащая, испуганная его суровой отстраненностью, я, извиваясь, стянула с себя трусики.

— Сними все. Все, кроме сапог.

Я так и сделала: дрожа всем телом, выполнила приказ. Я сделала бы все, что только ему заблагорассудится, лишь бы доказать, что принадлежу ему, и только ему. Лишь бы загладить свою вину, чтобы он знал, что люблю его. Юбка моя полетела прочь, майка, снятая через голову, отправилась на противоположное сиденье. Лифчик последовал за ней.

Когда я предстала перед ним голая, Гидеон схватил меня за бедра и спросил:

— Уже мокрая?

— Да.

— Заводишься, когда сосешь мою шишку?

Мои соски затвердели еще больше. Его грубый, резкий тон тоже меня заводил.

— Всегда.

— Почему ты поцеловала его?

Резкая смена темы застала меня врасплох. Моя нижняя губа задрожала.

— Не знаю.

Он отпустил меня и обеими руками взялся за изголовье сиденья. Его бицепсы напряглись, и это усугубило мое возбуждение, так как все в нем возбуждало меня. Я хотела увидеть его блестящую от пота голую грудь, рельефные мышцы, напрягающиеся и расслабляющиеся, когда он вводит и выводит свой член.

Я облизала губы, чувствуя его вкус:

— Сними футболку.

Его глаза сузились.

— Это не для тебя.

Я замерла с неистово стучащим сердцем. Он использовал секс против меня. В том самом лимузине, где мы впервые занялись любовью и где в тот раз инициатива принадлежала мне...

— Ты наказываешь меня.

— Ты это заслужила.

То, что он был прав, не имело значения. Если я это заслужила, то и он тоже. Держась одной рукой за спинку сиденья для равновесия, другой я взяла его все еще не опавший подрагивающий член. Мускул на его шее дернулся, когда я поводила рукой туда-сюда, восстанавливая эрекцию, а потом поместила широкую головку между моих половых губ, начав потирать их ею, давая ощутить жар моего желания.

При этом я смотрела ему в глаза. Дразнила нас обоих, желая увидеть перед собой хоть какой-нибудь признак того страстного любовника, который так меня восхищал. Как бы не так. На меня взирал разгневанный незнакомец, бросавший мне вызов своей насмешливой отстраненностью.

Раздвинув промежность, я ввела в себя первый дюйм твердой плоти, а потом свела бедра и вскрикнула, когда он, надавив, глубоко засадил член, почти невыносимо растянув влагалище.

— Господи, так! — содрогаясь, прохрипел он. — Черт побери!

Этот неконтролируемый порыв пришпорил меня. Упершись коленями в сиденье, а руками по обе стороны от него, я сдвинулась назад, а потом снова насадила себя на него. На этот раз скольжение далось легче, потому что его член увлажнился в моем лоне. Когда мои ягодицы ударились о его ляжки, я ощутила напряжение его мышц. Как бы ни прикидывался Гидеон, тело выдавало его — он не был равнодушен.

Я приподнялась снова, но теперь медленно, давая каждому из нас возможность прочувствовать все нюансы восхитительного трения. При этом я изо всех сил старалась изобразить то же стоическое равнодушие, что и он, однако это жаркое, полноценное слияние порождало ощущения, скрыть которые было выше моих сил. Я застонала, а его бедра задергались, и ему не сразу удалось совладать с собой.

— Как ты хорош, — прошептала я, наглаживая его потрясающий член своей жадной, алчущей половой щелью. Вверх-вниз, вверх-вниз. — Ты все, что мне нужо, Гидеон. Ты создан для меня.

— Ты забыла об этом, — буркнул он, вцепившись в спинку сиденья так, что побелели костяшки пальцев.

Я могла лишь гадать, просто ли он держится за нее или таким образом помогает себе справиться с желанием схватить меня в объятия.

— Никогда. Как бы я могла забыть? Ты часть меня.

— Тогда скажи, почему ты целовала его.

— Не знаю. — Я прислонила свой взмокший лоб к его лбу, чувствуя, как глаза мои щиплют слезы. — Господи, Гидеон, клянусь тебе, я не знаю.

— Тогда заткнись и дай мне кончить.

Если бы он врезал мне оплеуху, это не так бы меня задело. Напрягшись, я отдернулась от него.

— Пошел на хрен!

— Как ты только до этого додумалась.

Горючие слезы покатились по моим щекам.

— Не смей обращаться со мной как со шлюхой.

— Ева. — Его голос был низким и хриплым, предостерегающим, но глаза, темные и отрешенные, полны боли, под стать моей собственной. — Ты ведь знаешь, что нужно сказать.

«Кроссфайр». Одним этим словом я могла разом покончить с этим мучением. Но прибегнуть к нему сейчас не имела права. Уже само напоминание о «стоп-слове» указывало на то, что он меня испытывал. Подначивал. У него имелся замысел, и, поддавшись сейчас, я никогда не узнаю, в чем его суть.

Я оперлась руками о его колени, выгнула спину, подняла свое мокрое влагалище вверх по всей длине его члена и опять насадила себя на него. Выбрав угол, я повторяла это снова и снова, каждый раз охая от наслаждения. Мое тело было без ума от него, боготворило его. Меня приводила в восторг возможность чувствовать его, ощущение того, что все это правильно, невзирая на гнев и боль.

За каждым движением моих бедер следовал его хриплый выдох. Его тело было горячим, раскаленным, оно испускало жар, словно очаг. Я работала бедрами. Вверх.

Вниз. Получая наслаждение, он не желал дарить его мне. Мои ляжки, ягодицы, живот и промежность напрягались при каждом подъеме, сжимая его член от основания до головки, и расслаблялись, когда я оседала, давая ему проникнуть вглубь.

Я трахала его, как только могла, насаживая себя на его член, и воздух со свистом вырывался сквозь его стиснутые зубы. А кончил он так яростно, что каждый опаляющий выброс семени тоже воспринимался как отдельный толчок. Я закричала в восторге от этого ощущения, стремясь к оргазму, который потряс бы меня. Мое тело, ублажившее его дважды, отчаянно жаждало разрядки. Однако он вдруг схватил меня за талию и остановил мои движения, задержав свой член глубоко во мне. Мой крик оборвался, я вдруг поняла, что он намеренно не дает мне кончить.

— Ева, скажи почему, — прорычал Гидеон. — Почему?

— Не знаю! — выкрикнула я в ответ, пытаясь пошевелить бедрами, чтобы потереться о его член, а когда он не дал мне этого сделать, ударила его кулаками в плечи. Удерживая меня насаженной на свой член, Гидеон встал, и тут все изменилось. Он вышел из меня, развернул к себе задом, затем заставил встать на колени перед сиденьем, разложил на нем мое тело и, придерживая меня одной рукой пониже спины, другой принялся массировать половую щель, растирая по промежности свою сперму. Я завертела бедрами, надеясь, что это давление доведет меня до оргазма...

И он прекратил его. Намеренно.

Напряжение моего клитора и опустевшего влагалища достигло предела, потребность разрядить его сводила меня с ума. Когда он запустил в меня два пальца, я впилась ногтями в кожаную обивку сиденья. Он трахал меня пальцами неспешно, медленно вводил и выводил их, умело удерживая меня на грани.

— Гидеон, — всхлипнула я, содрогаясь от достигшего крайней степени неудовлетворенного возбуждения.

Все тело покрылось потом, мне было трудно дышать. Я молилась о том, чтобы машина остановилась, чтобы мы прибыли к месту назначения и эта пытка прервалась хотя бы таким образом. Но лимузин продолжал движение, а я находилась в таком беспомощном положении, что даже не могла выглянуть и посмотреть, где мы находимся.

Гидеон склонился над моей спиной, так что его член лег прямо на стык между моими ягодицами.

— Ева, скажи почему, — прозвучал в моем ухе его низкий голос. — Ты же знала, что я иду за тобой следом... что я все увижу...

Мои глаза зажмурились, руки сжались в кулаки.

— Я. Не. Знаю. Черт тебя возьми! Я, на хрен, не знаю.

Его пальцы скользнули наружу, и вместо них в меня вошел его член. Влагалище тут же сжалось вокруг этого великолепного стержня, втягивая его глубже. Я услышала его подавленный резким вздохом стон, и он овладел мною.

Я закричала от наслаждения, все мое тело содрогалось, когда он самозабвенно трахал меня, надавливая и растирая огромным великолепным пенисом сверхчувствительные ткани моего влагалища. Давление усиливалось и ускорялось, нарастая, словно шторм...

— Да! — выдохнула я, напрягшись от предвкушения.

Но едва моя щель сжалась в предчувствии спазмов, он резко отпрянул. Мое влагалище опустело. Вскричав от разочарования и злости, я попыталась вскочить, вырваться от любовника, ухитрившегося превратить секс с ним в невыносимую пытку.

— Ева, скажи почему, — послышался в моем ухе дьявольский шепот. — Ты хотела, чтобы это его членоказался в тебе? Чтобы это его член трахал твою чудную маленькую щелку?

— Ненавижу тебя! — в отчаянии заорала я. — Ты эгоистичный садист, сукин...

Миг — и его член снова оказался во мне, ритмично двигаясь в моей дрожащей щели.

Неспособная больше терпеть, я потянулась пальцами к клитору, зная, что уж сейчас-то мне хватит одного лишь касания, чтобы неистово кончить.

— Нет.

Схватив меня за запястья, Гидеон припечатал мои руки к сиденью, тогда как его бедра находились между моих ног, широко раздвинув их, что давало ему возможность совать глубже. Снова и снова. В безжалостном ритме, не меняя скорости.

Я дергалась, кричала, исходила на нет, теряя разум. Ему ничего не стоило дать мне кончить в любой момент, довести до яростного вагинального оргазма, лишь совершая свои толчки под правильным углом, так, чтобы толстый, твердый конец снова и снова надавливал на особо чувствительную точку, которую он инстинктивно находил всякий раз, когда овладевал мною.

— Ненавижу! — выдавила я сквозь рыдания. Лицо мое и сиденье под щекой были мокрыми от слез.

— Ева, скажи почему, — выдохнул он мне в ухо, склонившись надо мной, и тут наконец ярость переполнила меня и выплеснулась наружу.

— Потому что ты заслужил этого! Потому что тебе не вредно знать, что чувствуют в такие моменты другие. Как больно это ранит, ты, эгоистичный придурок!

Он замер. Я услышала его резкий выдох. Кровь ревела в моих ушах так громко, что сначала мне показалось, что его исполненный нежности голос мне просто почудился.

— Ангел. — Его губы шевелились у моей лопатки, а руки отпустили запястья и, скользнув под меня, сжалинабухшие груди. — Мой упрямый прекрасный ангел. Наконец-то мы добрались до правды.

Гидеон поднял меня и выпрямил. Измученная, я уронила голову на его плечо, слезы капали мне на грудь. Сопротивляться не было сил: я и заскулить-то едва смогла, когда он, покрутив между пальцами болезненно напряженный сосок, потянулся к моей промежности. Его бедра пришли в движение, член снова вошел во влагалище, а пальцы сдвинули вместе половые губы и, зажав между ними клитор, стали растирать его. Я кончила, хрипло выкрикнув его имя. Все мое тело содрогалось в немыслимых конвульсиях, избавляясь от мучительного напряжения.

Оргазм продолжался целую вечность, и Гидеон был неутомим, продлевая мое удовольствие великолепными толчками, до которых я была так отчаянно охоча ранее. Наконец, когда я вся изошла в спазмах блаженства и обмякла в его объятиях, задыхающаяся и взмокшая, он разложил меня на сиденье. Вздрагивая, я закрыла лицо руками, неспособная остановить его, когда он раздвинул мои ноги и, не обращая внимания на то, что я вся пропиталась его семенем, сосал и лизал мой клитор до тех пор, пока оргазм не наступил снова. И снова.

Каждый раз спина моя выгибалась дугой, из легких выходил весь воздух. Я кончала опять и опять, потеряв счет этим волнам наслаждения, набегавшим и откатывавшимся, словно прибой. Моя слабая попытка вывернуться привела лишь к тому, что он выпрямился, стянул футболку, перебросил одну ногу через меня, упершись коленом в сиденье, а ладонями в окно над моей головой, выставив, в чем отказывал мне прежде, напоказ свое великолепное тело.

Я уперлась в него:

— Хватит. Я больше не выдержу.

— Знаю. — Его пресс напрягся, когда он скользнул в меня, осторожно вводя член в набухшую промежность и не сводя с меня глаз. — Я просто хочу быть в тебе.

Его член скользнул глубже, и шея моя выгнулась, я издала низкий звук — слишком уж это было хорошо. Даже вконец утомленная, после множества оргазмов, я все равно оставалась одержимой желанием обладать им и принадлежать ему. И знала, что так будет всегда.

Склонив голову, он припал губами к моему лбу:

— Ты — это все, чего я хочу, Ева. Никого больше нет. Никого больше никогда не будет.

— Гидеон.

Он, в отличие от меня, понял, что причиной всего случившегося была моя ревность и глубоко засевшее в подсознании стремление заставить его почувствовать то же самое.

Он поцеловал меня нежно, бережно, стирая всякую память о прикосновении к моим губам чьих-то еще.

— Ангел, — прозвучал в моем ухе теплый шероховатый голос Гидеона. — Просыпайся.

Я застонала, еще плотнее закрыв глаза и зарывшись лицом в выемку его шеи.

— Оставь меня в покое, сексуальный маньяк.

Я ощутила, как он затрясся от беззвучного смеха, после чего поцеловал меня в лоб.

— Пора вставать.

Приоткрыв один глаз, я наблюдала, как он натягивает футболку. Джинсы так и оставались на нем. Поняв, что снаружи светит солнце, я села, выглянула в окно и ахнула, увидев океан.

По дороге мы один раз останавливались для заправки, но я была не в том состоянии, чтобы следить за дорогой и врубиться, куда нас несет, а Гидеон на моивопросы отвечать отказывался, говоря, что это будет сюрпризом.

— Где мы? — выдохнула я, захваченная видом встающего над морем солнца.

Судя по его высоте, после рассвета уже миновало некоторое время. Возможно, дело близилось к середине утра.

— В Северной Калифорнии. Подними руки.

Я автоматически повиновалась, и он надел мне через голову майку.

— А где мой лифчик? — пробормотала я.

— Никто, кроме меня, тебя не увидит. Мы прямиком отправимся в ванную.

Я снова присмотрелась к выветренному, с односкатной крышей дому, возле которого мы припарковались. По меньшей мере трехэтажный, с огражденными галереями и балконами по фасаду и огромным одностворчатым входом, он стоит на высоких сваях у самой береговой линии, так близко к воде, что, наверное, в час прилива оказывался над ней.

— Сколько времени мы сюда катили?

— Почти десять часов. — Гидеон через ноги надел мне юбку, и я встала, чтобы он мог застегнуть молнию. — Пошли.

Он вылез первым и протянул руку мне. Снаружи лицо мое обдуло свежим соленым бризом, согнавшим остатки сна. Энгуса нигде не было видно, и я вздохнула с облегчением, поскольку без нижнего белья чувствовала себя раздетой.

— Неужели Энгус гнал машину всю ночь?

— Мы сменили водителя, когда остановились на заправке.

Я взглянула на Гидеона, и сердце мое сбилось с ритма от того, с какой нежностью и тревогой он на меня смотрел. Увидев на его челюсти кровоподтек, я машинально потянулась к нему, и грудь моя сжалась, когда он уткнулся носом в мою ладонь.

— Еще где-нибудь болит? — спросила я, ощущая после трудной ночи особую эмоциональную ранимость.

Он поймал меня за запястье и прижал мою руку к своей груди напротив сердца:

— Здесь.

«Любимый...» Должно быть, ему все это тоже далось непросто.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже.

Он поцеловал кончики моих пальцев, а потом, взяв за руку, повел меня к дому.

Дверь была не заперта, и мы вошли внутрь. Сразу за входом на консоли находилась проволочная корзина с бутылкой вина и двумя перевязанными лентой бокалами. В то время как Гидеон с жестким щелчком задвинул открываемый ключом засов, я вскрыла конверт с надписью «Добро пожаловать», и в мою ладонь упал ключ.

— Он нам не понадобится. — Гидеон забрал у меня ключ и пристроил на консоли. — Ближайшие два дня мы проведем здесь в качестве отшельников.

Меня согрело приятное чувство, усилившееся гордостью за то, что такой человек, как Гидеон Кросс, довольствуется лишь моим обществом и никого больше видеть не желает.

— Пошли, — сказал он, подталкивая меня к лестнице. — Вина потом выпьем.

— Правильно. Сначала кофе.

Дом производил сильное впечатление: грубоватая рустовка снаружи и отделка в стиле модерн внутри. По ослепительной белизны стенам были развешены большие черно-белые фотографии морских раковин. Вся мебель была белой, а отделка и аксессуары по большей части из стекла и металла. Это могло показаться избыточно строгим, но впечатление смягчалось роскошным видом на океан, разноцветьем ковров, устилавших деревянные полы, и множеством книг в твердых переплетах, заполнявших встроенные книжные шкафы.

Когда мы поднялись на верхний этаж, на меня накатила волна счастья. Практически весь он представлял собой единое просторное помещение, разделенное лишь парой опорных колонн. Почти все плоские поверхности были уставлены букетами белых роз, белых тюльпанов или белых лилий, такие же букеты в определенных местах стояли и на полу. Огромная кровать была застлана покрывалом из белоснежного атласа, что невольно наводило на мысль о свадебном наряде. Это впечатление усиливал повешенный над ее изголовьем черно-белый снимок развевающейся на ветру то ли полупрозрачной вуали, то ли фаты.

Я взглянула на Гидеона:

— Ты бывал здесь раньше?

Он потянулся и распустил мой сбившийся на сторону конский хвост.

— Нет. А с чего бы это меня вдруг сюда занесло?

И то сказать. Он не брал с собой женщин никуда, кроме собственного «сексодрома» в отеле, который, очевидно, сохранил за собой и сейчас. Мои глаза устало закрылись, когда он подправил пальцами мои выбившиеся пряди. Расстраиваться из-за гостиничного номера у меня сейчас просто не было сил.

— Раздевайся, ангел. Я пущу воду в ванне.

Он попятился, но я ухватила его за футболку. Сказать мне было нечего, просто не хотелось его отпускать. Он, видимо, понял, потому вопросов задавать не стал.

— Ева, я никуда не иду. — Взяв меня за подбородок, Гидеон взглянул мне в глаза тем пронизывающим и опаляющим взглядом, что пленил меня еще при первой встрече. — Пожелай ты его, этого все равно было бы недостаточно, чтобы я смог тебя отпустить. Слишкомты мне нужна. Я хочу, чтобы ты была со мной, в моей жизни, в моей постели. Без этого все остальное не имеет значения. Я не слишком горд и готов довольствоваться тем, что могу получить.

Я качнулась к нему, тронутая его маниакальной, болезненной тягой ко мне, отражавшей глубину моей потребности в нем. Моя рука скомкала его футболку.

— Ангел, — выдохнул он, опуская голову, чтобы прижаться своей щекой к моей. — Да ты и сама не сможешь меня отпустить. — Он подхватил меня на руки и понес в ванную.

Я нежилась с закрытыми глазами, приникнув спиной к груди Гидеона и прислушиваясь к плеску воды, в то время как его руки неспешно скользили по моему телу. Сначала он вымыл волосы, потом и всю меня, нежа и балуя. Как бы исправляя то, что проделывал со мной прошлой ночью, чтобы добиться от меня признания правды — правды, которую он и так знал, но считал нужным заставить и меня увидеть и признать ее.

Как, откуда он мог так хорошо меня знать... лучше, чем я знала себя сама?

У меня вырвался глубокий вздох. Я ждала, когда он спросит меня про Бретта, ведь я тоже знала Гидеона.

— Прежде всего, скажи, с ним все в порядке?

Последовала пауза, потом он ответил:

— Опасных повреждений нет. А тебя заботит, есть или нет?

— Разумеется, заботит.

Я услышала, как заскрипели его зубы.

— Я хочу узнать о нем, — натянуто произнес он.

— Нет.

— Ева...

— Не надо говорить со мной таким тоном, Гидеон. Я и так пытаюсь быть для тебя открытой книгой, в то время как ты свои секреты придерживаешь при себе.

Моя голова отклонилась в сторону, так что щека оказалась прижатой к мокрой груди.

— Если я могу получить от тебя только твое тело, ладно, так тому и быть. Но я в ответ не могу дать больше.

— Ты имеешь в виду не «не могу», а «не хочу». Давай будем...

— Не могу!

Я отстранилась и повернулась к нему лицом:

— Посмотри, что со мной происходит. Вчера я уязвила тебя. Хотя сама не отдавала себе в этом отчета, потому что меня гложет чувство обиды даже тогда, когда я пытаюсь убедить себя, что в состоянии жить со всеми твоими умолчаниями.

Выпрямившись в сидячем положении, он раскинул руки:

— Да я широко открыт перед тобою, Ева. Тебя послушать, так можно подумать, будто ты вовсе меня не таешь... что, кроме секса, у нас нет ничего общего... тогда как на самом деле ты знаешь меня, как никто другой.

— Поговорим лучше о том, чего я не знаю. Почему ты владеешь такой большой долей в «Видал рекорде»? Почему на дух не переносишь семейный дом? Что за раздор у тебя с доктором Терренсом Лукасом? Куда ты отправился в ту ночь, когда мне приснился кошмарный сон? Что таится за твоими ночными кошмарами? Почему...

— Хватит! — рявкнул он, запустив руки в мокрые волосы.

— Ты должен бы знать, что можешь рассказать мне все, — мягко произнесла я, видя его мучительную внутреннюю борьбу.

— Могу? — Его взгляд пронзил меня насквозь. — Тебе недостаточно того, что есть? Сколько еще дерьма я должен вывалить на тебя, чтобы ты пустилась наутек сломя голову?

Взявшись руками за края ванны, я откинулась назад и закрыла глаза.

— Ну и ладно. Будем просто трахающейся парочкой, посещающей для успокоения раз в неделю терапевта. Приятно это узнать.

— Я ее оттрахал, — заявил он. — Тебе легче?

Я дернулась так, что из ванны выплеснулась вода. Желудок мой скрутило узлом.

— Ты оттрахал Коринн?

— Нет, черт побери! — Его лицо побагровело. — Жену Лукаса.

— О... — Я припомнила ее фотографию, найденную через поисковик Google. — Она же рыжая, — вырвалось у меня.

— В Энн меня привлекло именно ее отношение к Лукасу.

Я нахмурилась, сбитая с толку.

— Погоди, ты рассорился с доктором Лукасом до того, как переспал с его женой? Или из-за этого?

Гидеон оперся локтем о край ванны и потер лицо.

— Он отвратил меня от моей семьи. Я отплатил ему тем же.

— Разбил их семью?

— Я имел дело с ней, — хрипло вздохнул он. — Она обратилась ко мне в связи с какой-то благотворительной акцией. Мне и дела до нее не было, пока я не узнал, кто она. Поскольку для меня было очевидно, что Лукаса это убьет, а она явно была не против, я ее трахнул. Думал, на этом все и кончится, но на другой день она позвонила. Чтобы он, узнав об этом, мучился еще больше, я пошел ей навстречу. Ну а когда она дозрела до того, чтобы бросить его ради меня, отослал ее к мужу.

Я уставилась на него, отмечая вызов и смущение одновременно. Он мог бы проделать это снова, но все равно стыдился содеянного.

— Ну, скажи что-нибудь, — потребовал он.

— Она думала, что ты ее любишь?

— Ни хрена! Одно дело трахать чужую жену, а другое — пудрить ей мозги. Я ничего ей не обещал. Через нее я трахал Лукаса и не думал, что это повредит ей. Иначе не дал бы всему зайти так далеко.

— Гидеон... — Я вздохнула и покачала головой.

— Что? — ощетинился он. — Почему ты произносишь мое имя вот так?

— Да потому, что трудно поверить в подобную тупость, проявленную столь смышленым малым. Ты всерьез хочешь сказать, будто регулярно спал с женщиной, но никак не ожидал, что она в тебя влюбится?

— Господи! — Он со стоном откинул голову. — Только не все сначала! — Но затем резко выпрямился. — Ага, стало быть, таково твое мнение? Ты все еще думаешь, ангел мой, что для женщин я прямо-таки дар Божий. Ну что ж, для меня же лучше, если ты веришь, будто я лучшее, что может тебе достаться.

Я плеснула в него водой. То, как он обошелся с собственной привлекательностью, тоже являлось зеркальным отражением моего поведения. Мы оба знали, в чем наша сила, и умели использовать свои активы. Однако не могли видеть, что именно делает нас для кого-то настолько уникальными, чтобы пробудить настоящую любовь.

Гидеон подался вперед и поймал меня за руки:

— Ну а теперь расскажи, что за долбаная история была у тебя с Бреттом Клайном.

— Ты не рассказал мне, чем тебя достал доктор Лукас.

— Нет, рассказал.

— Без подробностей, — настаивала я.

— Сейчас твоя очередь. Исповедуйся.

Мне потребовалось немало времени, чтобы найти нужные слова. Ни одному парню не понравится рассказ о том, какой отпадной шлюхой была его подруга. Однако Гидеон ждал терпеливо. Упорно. И я знала, что он просто не выпустит меня из ванны, пока не услышит рассказ про Бретта.

— Я для него была не более чем подстилкой для траха, — торопливо призналась я, желая проскочить эту тему побыстрее, — и я терпела это, принимала это, поскольку в тот период моей жизни секс был для меня единственным, что позволяло почувствовать себя любимой.

— Ева, он написал про тебя любовную песню.

Я отвела взгляд.

— Ну конечно, правда не сравнится с балладой, верно?

— Ты любила его?

— Я... Нет.

Гидеон выдохнул так резко, словно до сего момента сидел затаив дыхание.

— Меня привлекал и он сам, и его песни, но это было весьма поверхностно. Я его никогда толком не знала.

Все тело Гидеона ощутимо расслабилось.

— Он был частью... периода? Верно?

Кивнув, я попыталась высвободить руки, желая заодно как-то избавиться от чувства стыда. Вовсе не обвиняя при этом ни Бретта, ни других парней, появлявшихся в ту пору в моей жизни. Если мне и следовало кого-то в чем-то винить, то только себя.

— Иди сюда.

Обняв за талию, Гидеон притянул меня ближе и снова прижал к груди. Его объятия были самым восхитительным ощущением в мире. Его руки успокаивающе поглаживали меня по спине.

— Врать не стану. Я бы хотел вышибить все дерьмо из каждого, кто к тебе прикасался, и тебе лучше держать их от меня подальше, но ничто в твоем прошлом не способно изменить мои чувства к тебе. Да и сам я, Бог свидетель, не святой.

— Как бы мне хотелось от всего этого избавиться, — прошептала я. — Терпеть не могу вспоминать ту девчонку, которой тогда была.

Он пристроил подбородок мне на макушку:

— Уж я-то врубаюсь. Сам, сколько ни торчал под душем после секса с Энн, никогда не чувствовал себя отмывшимся начисто.

Я крепко обвила руками его талию, подбадривая и успокаивая его. И получая в ответ то же самое.

Белый шелковый халат, обнаруженный мной в шкафу, был великолепен, с мягчайшей ворсистой каймой и серебряной вышивкой по манжетам. Все было бы чудесно, только вот, похоже, во всем доме это был единственный предназначавшийся для меня предмет одежды. Глядя, как Гидеон натягивает пару черных домашних брюк, я подергала за шнурок.

— Почему у тебя есть одежда, а у меня только халат?

Он взглянул на меня сквозь упавшую на лоб черную прядь:

— Может, потому, что все это организовал я?

— Демон.

— Просто мне так легче откликаться на твои ненасытные сексуальные запросы.

— Мои ненасытные сексуальные запросы? — Я направилась в ванную, чтобы снять полотенце с головы. — Помнится, прошлой ночью я кое-кого просто умоляла оставить меня в покое. Или это уже утром было, после всенощного бдения?

Он заполнил собой дверной проем за моей спиной:

— Погоди, нынешней ночью ты тоже взмолишься. А пока я пойду сварю кофе.

По отражению в зеркале я проследила за тем, как он повернулся, и заметила у него на боку, там, где его невозможно было увидеть раньше, наливавшийся синевой кровоподтек.