Глава 14. Такие встречи случаются только в аду. На небольшой участке земли, огороженном со всех сторон в четыре ряда колючей проволокой

Такие встречи случаются только в аду. На небольшой участке земли, огороженном со всех сторон в четыре ряда колючей проволокой, лицом к лицу сошлось несколько сотен самых авторитетных, самых независимых воров в законе.

Еще недавно все они составляли лагерную элиту – каждый имел право решать, что и как должно быть на зоне, кого карать, кого прощать; каждый самолично делил любую прибывающую с воли посылку; каждый имел собственную охрану и собственных пидоров; а еще каждый из них привык иметь свою кодлу, которая взирала на него с тем же благоговением с каким верующие смотрят на своего пророка. Сейчас вся беда состояла в том, что количество паханов на одной территории перевалило критический рубеж: даже двум десяткам воров в законе здесь было бы тесновато а что уж говорить о нескольких сотнях коронованных воров, привыкших повелевать простыми урками.

Задуманное Беспалым постепенно начинало при обретать реальные очертания. Напряжение на зоне росло с каждым днем, с каждым часом. Уже на четвертый день после прибытия на зону первой партии начались потасовки.

Вечерняя поверка была закончена. Зеки разбежались по своим баракам, чтобы готовиться ко сну.

Человек тридцать собралось у входа в один из бараков, чтобы выкурить папироску и перекинуться словечком.

– Давненько я не резал сук! – раздался в вечерней тишине голос рыжеволосого молодого вора лет двадцати восьми по кличке Варвар.

Варвар во время поверки подсчитал, что его кодла в лагере наиболее многочисленна, а это хорошая заявка на лидерство. Вместе со своей свитой он прибыл в лагерь одним из первых и уже считал себя здесь старожилом. Он успел подмять под себя сотни полторы урок: кого ласковым словом, кого авторитетом, непокорных – страхом, пригрозив порезать во время сна наиболее ретивых.

Тем вечером Варвар покумекал и решил, что пора уже расширять свою власть над зеками, тем более что вновь прибывшие показались ему вполне подходящими мальчиками для битья, которых оставалось лишь развести по темным углам и погрозить им пером.

Варвар был из потомственных каторжан. Отец его слыл знаменитым на всю Москву громилой, а мать была известной шлюхой. Он чрезвычайно гордился своей воровской родословной и любил рассказывать о том, что впервые отведал женщину в неполных тринадцать лет. Основным его ремеслом был грабеж; кражами он пренебрегал, к карманникам относился снисходительно. Он никогда не шел на компромиссы, считая их непростительной слабостью, а самым удачным аргументом в диалоге считал девять граммов свинца.

Варвар был ярко выраженным лидером и не желал ни с кем делиться властью.

– Уж не нас ли ты за сук принимаешь, конопатый? – ехидно произнес мужичонка лет пятидесяти в новеньком сером бушлате. Это был знаменитый вор с погонялом Хрыч, известный всей Сибири тем, что в начале тридцатых годов сумел выиграть войну у жиганов на Алтае, устроив четырем десяткам непокорных поистине «варфоломеевскую ночь». За эту акцию жиганы приговорили его к смерти, после чего он окружил себя «торпедами», которые готовы были пожертвовать собой ради своего лидера.

– А ты что, падла, себя к сукам не относишь?! – гаркнул в ответ Варвар, не догадываясь еще, с кем имеет дело.

– Ефрем, убей этого ржавого, он мне не нравится! – обыденным тоном произнес Хрыч, как будто предложил попить чифирчику.

Ефрем был смертником. В прошлом месяце за три коночка он умудрился проиграть Хрычу свою жизнь, и с тех пор старый вор в законе распоряжался им так, словно Ефрем являлся его собственностью. О непослушании не могло быть и речи – оно каралось ворами сурово.

Понизив голос, Хрыч добавил:

– Если порешишь этого говорливого фраера, считай, что твой долг погашен. Лети, птаха!

– Будет сделано, – проговорил Ефрем. – Считай, что его душа уже отправилась в ад.

– Ну! Ну! Иди сюда, выродок! – воскликнул Варвар почти радостно, как бы предчувствуя свою победу и самоутверждение. – Я вижу, что тебе жить надоело.

Молись, чтобы сдохнуть сразу и без мучений!

– Может, я его порешу. Варвар? Что ты будешь руки марать об эту нечисть? – обратился к вору парень лет двадцати пяти, один из его подпаханников. По своей природе он тоже был настоящим хищником и не мог долго существовать без потасовок, побоищ, поножовщины. Он всегда был готов броситься на жертву, лишь бы для этого возник хоть малейший повод.

– Всем стоять! Я сам порешу их обоих! – объявил Варвар. Он вытянул руку, и зеки увидели в его ладони отточенный до блеска нож. – Ну давай же, чего ты ждешь, сука?!

Варвар обращался с ножом так же уверенно, как опытный хирург со скальпелем. Подобно фокуснику, он доставал его Бог знает откуда, а потом точно так асе лезвие исчезало. Между блатарями частенько практиковались поединки на ножах. Варвар пока не проиграл ни одного из них, каждый раз умудряясь намотать кишки противника на клинок. Лишь последняя дуэль для него оказалась не совсем удачной и весьма памятной – клинок матерого уркача, с которым Варвар дрался минут двадцать, не меньше, разрезал рубаху, скользнул по шее Варвара, навсегда оставив заметный шрам. Уркач закончил жизнь, пригвожденный ножом к стене, а гноившаяся рана еще долго напоминала Варвару о случившемся.

Смертник Ефрем шагнул вперед, держа в руке финку. Для него жизнь в рабах у Хрыча была невыносимой. Хрыч вообще был трудным хозяином и порой избивал своих рабов до полусмерти за ничтожные провинности. Так что Ефрем уже давно мечтал избавиться от этого зековского двойного ярма. Сейчас освобождение было близко как никогда, путь к нему лежал через труп наглого верзилы, называвшего себя Варваром. Чтобы убить его, Ефрему не нужно было даже возбуждать в себе ненависть. Убийство было его обычной работой, которую он регулярно выполнял по решению сходняка. Ефрем считался в команде Хрыча штатным палачом и гордился своей должностью.

Ефрем не стал делать в сторону своей жертвы лишних шагов, поскольку не собирался вступать с громилой в рукопашную схватку. Он лишь выбросил руку вперед, и Варвар схватился за горло, зашатался и; хрипя, упал на колени. Из горла у него торчал нож, кровь тонкой неровной струйкой быстро сбегала по рукоятке и капала на черный бушлат. Варвар пытался что‑то сказать, но из его могучей груди вырывались только невнятные сиплые звуки. Он рухнул колени, постоял с минуту, стекленеющими глазами обводя окружавших его зеков, а потом неловко завалился на бок.

– Убил, гад! – выдохнули стоявшие рядом воры. А Ефрем радостно подумал о том, что с этой минуты он более не раб и теперь может с толком распоряжаться честно отработанной свободой. И уж чего он теперь точно никогда не будет делать, так это ставить на кон собственную жизнь, даже спьяну. Но не успел Ефрем отойти в сторону, как к нему подскочил низкорослый урка с перекошенным от злобы лицом и что было сил всадил палачу в бок длинную самодельную финку.

– Получай, сучара! – истерически крикнул коротышка.

Этот возглас вывел всех из оцепенения, и уже в следующую секунду блатные, извлекая на свет Божий припрятанные заточки, ножи и другие орудия смерти, бросились резать друг друга без разбора и без оглядки.

Возле барака раздавались истошная брань, крики, стоны; перемешалось все – мат, проклятия, мольбы о помощи, взвизги, треск переломанных костей, чавканье кровавых внутренностей, вываливающихся из распоротых животов… Хрыч, вооружившись длинной финкой, окруженный кодлой верных ему зеков, словно король верными вассалами, вклинился в самую гущу драки и резал, резал, резал всех, кто стоял на стороне Варвара.

– Бей сук! – орал он в обезумевшую толпу, а сам обдуманно и взвешенно наносил удар за ударом. Вору в законе даже в такой ситуации не пристало терять хладнокровие.

Тимофей Беспалый равнодушно взирал на побоище, стоя на сторожевой вышке. «Началось!» – подумал он. Ему пришла в голову мысль, что если бы он сейчас не был начальником колонии и не имел бы охраны из автоматчиков, то наверняка принял бы участие в кровавой разборке.

Капитан Морозов вопросительно смотрел на полковника Беспалого.

– Что будем делать, товарищ полковник? Может, все‑таки разнять их?

– О чем ты говоришь, Пингвин? Еще рано! Ты хочешь лишить зеков удовольствия, а меня такого неповторимого зрелища?! Я тебе никогда не прошу, если оно так быстро закончится. Ты только посмотри, какие у нас в стране богатыри! Из них прямо каждый Илья Муромец да Алеша Попович! Сколько удали, сколько куража! Можно только позавидовать. Знаешь что, Пингвин, ну вот, ей‑богу, если бы не мои полковничьи погоны, сам бы бросился в эту свалку. Жаль, что среди них немало людей, с которыми я не знаком лично, но кое‑кого я все же знаю. Вон видишь того долговязого мужика с длинной заточкой? Когда‑то он у меня был в этом лагере – лет пять назад. Хочу тебе сказать, что вор он авторитетный, такие, как он, не сдаются. Но и мы должны помнить слова вождя товарища Сталина: если враг не сдается, его уничтожают! Эх, какие все‑таки удальцы наши уголовнички! За воровскую идею они согласны не только шкурой пожертвовать, но и жизнь отдать. Сейчас между суками и ворами начнется такая война, что только Держись!

Хрыч по всем правилам военного искусства развернул свою кодлу и широким фронтом пошел на дрогнувшее воинство Варвара, лишившееся своего «главнокомандующего». Беспалый понимал, что еще немного, и людей Варвара прижмут к колючей проволоке, а там вырежут всех до одного. Зеки из других бараков внимательно следили за ходом сражения, понимая, что именно в эти минуты должен родиться новый вожак.

– Пальни‑ка в воздух! – обратился Беспалый к молоденькому сержанту.

Тот ждал этой команды, его указательный палец терпеливо лежал на спусковом крючке.

Очередь была короткой. Кашель автоматных выстрелов заглушил ругань.

Драчуны тут же остановились и мгновенно разбежались в разные стороны.

– Теперь они, бляди, стрелять надумали! – завопил Хрыч. – Назад, братва! Все, хватит с этих пидоров!

Кодла Хрыча, подчиняясь приказу своего главаря, отступила к бараку, оставив у заграждений недобитых врагов.

Вечером Хрыч организовал сходняк, на который сошлось с полсотни авторитетнейших воров, за каждым из них стояло по целой команде урок. Помолчав с минуту и выдержав испытывающие взгляды собравшихся, Хрыч тихо и спокойно начал:

– Вертухаи устроили нам мышеловку. Всем ясно, что они не желают сами пачкаться в крови и хотят, чтобы мы сами перегрызли друг другу глотки. Мозга за мозгу заходит – это надо же додуматься, чтобы в одну зону собрать несколько сотен паханов. Такое мог придумать только дьявол или чекист со стажем…

– Или вор в законе! – громко вставил прибывший только в тот день утром зек – татарин лет сорока с изборожденным морщинами сухощавым лицом и пронзительными черными глазами. – Я нашего нового «кума» – Тиму Беспалого знаю уже четверть века. Он из беспризорников, как и я. Мы с ним в Москве воровали.

Когда– то он имел кликуху Удача. Видно, удача ему и впрямь улыбнулась, – вона, в полковники ГБ выбился, «кумом» стал… Офигеть можно. Просто в голове не укладывается.

– А сам‑то ты кто? – грозно поинтересовался Ефрем. – Ежели ты с Беспалым дружбу водил, кто знает, может, и ты ссученный?

– Мулла мое погоняло. Может, слыхал? – спокойно ответил татарин.

– Слыхали о таком, – вразнобой отозвались зеки. – Авторитетный вор!

Видно, Удача действительно настоящая сука, если поменял понятия на кусок кремлевского сала.

– И я Тимоху знавал! Мне он никогда не нравился! – высказался стоявший справа от Хрыча плешивый вор с погонялом Вареный. – Я с ним чалился на Соловках. Так он и там в чести у «кума» был!

– Видать, в НКВД сумели перековать бывшего карманника! – проговорил высохший, как корень старого дерева, вор лет шестидесяти. – Я его тоже немного знаю. Он всегда был себе на уме. Так что он запросто мог додуматься свести нас в одном месте и устроить кровавую баню.

Хрыч обернулся и посмотрел на свою кодлу. Он выиграл кровавое побоище, так с какой стати должен уступать в словесных баталиях?

– Бродяги! – Он слегка повысил голос. – О Тимохе мы с вами еще успеем переговорить, но сначала мы должны определиться с порядком на зоне и не резать друг друга. Мы воры в законе, а не беспредельщики! Все мы тут с вами авторитетные люди, за каждым стоит немало уркашей, но править на зоне должен кто‑то один. Иначе закона не будет вообще, потому что в одной берлоге не то что десяток – два медведя не уживаются!

Хрыч сделал паузу. Никто не отважился его перебить, и он понял, что отныне его слово для остальных будет законом.

– Каждый из нас имеет право быть первым. Но так сложилось, а может, так определил Бог, что паханом здесь должен быть я! Я завоевал это право своей кровью. И клянусь, что готов драться дальше, если кто‑то не согласен со мной!

– Бродяги! – проговорил в наступившей тишине Мулла. – Хрыч дело говорит. Порядок на зоне должен быть. Если его не будет, то мы и вправду перережем друг друга на радость чекистам: они ведь этого и хотят. А Хрыч действительно заслужил право быть паханом на этой зоне. Каждый из нас видел, как он умело сражался за свое дело. Варвар сам нарвался на пику. Хрыч спокойно разобрался с обидчиком, не уступив ему ни в чем, а на такой подвиг не у каждого хватит духу. Давайте решим все по‑людски, всем миром. Мы с вами достаточно нахлебались хозяйской пайки каждый в своей зоне и знаем, до чего она может быть горькой. Не хотелось бы ее хлебать здесь вместе с кровушкой. Сколько же будет продолжаться резня между зеками? В тридцатые уркачи резались с жиганами. В войну законные резались с «автоматчиками» и суками, а теперь дошло до того, что урки пойдут друг на друга. Я против этого, бродяги, – уж лучше отрубить себе пальцы, чем поднять руку на такого же законного, как ты сам! Вспомните же наши понятия, люди, когда‑то мы не имели права даже замахнуться на вора в законе, а сейчас за полчаса было порезано пятнадцать воров.

– Верно, пусть правит Хрыч со своей кодлой! – поддержали Муллу остальные. – Он вор с понятием и обижать просто так никого не станет.

На том пока и порешили.