Об отношении к смерти

Предзнаменования смерти в средние века были явлениями популярными и прочно укоренившимися в повседневном быту. То, что смерть объявляет о своём приближении, считалось нормой. Никто, ни лекарь, ни священник не знали о сроке наступления кончины лучше, чем сам обреченный, причем последний, как правило, объявлял это во всеуслышание. Считалось, если человек определил по какому-то явлению, что в скором времени его постигнет смерть, значит, так оно и есть.

О смерти думали, о ней говорили, ее описывали и изображали – но не боялись так, как в наше время. Постоянно высокий уровень детской смертности, болезни и эпидемии, не говоря уже о голоде, заставляли людей относится к своей смерти более индифферентно. Естественная близость человека к смерти делала это событие менее ужасающим.
Монахи и священники придавали большое значение проповедям о смерти: ведь именно после смерти человек попадает на Страшный Суд. Из этого следует, что смерть приходит вовремя и по божьей воле. В то время это имело огромное значение: чувствуя приближение кончины, человек не стремился успеть закончить свои дела перед смертью, он придавался созерцанию и анализу своей жизни.
Конечно, рыцари, крестьяне, клирики и горожане относились к смерти по-разному. Также существовали особенности восприятия смерти у религиозных фанатиков и еретиков из любых сословий. Свой отпечаток религия наносила во все времена, но здесь мы рассмотрим те черты, которые присущи данной эпохе в общем.
Рыцарь на смертном одре вспоминал свои былые подвиги и грехи, просил прощения у друзей: все это помогало ему крепче уверовать в грядущее спасение его души. Иными словами, мысли о прошлом помогали более спокойно воспринять свою смерть. Не так спокойно воспринималась смерть мужа, брата, друга и т.д. близкими – их горе восходило иногда к ритуальному оплакиванию у язычников: благородный рыцарь наряду с супругой или сестрой умершего мог рыдать у его смертного ложа и даже лишиться чувств.

В отличие от дворянства, в крестьянских семьях смерть ребенка или супруга воспринималась проще и быстрее: долго горевать не позволял ритм крестьянской жизни. Овдовевший супруг вновь вступал в брак и жизнь продолжалась. Сам же умирающий крестьянин более всего думал о своей семье здесь, нежели о том, куда он отправляется. Хотя последнее не в последнюю очередь зависело от уровня клириков в данной местности, и как следствия, большей набожности умирающего.

Среди духовенства было двоякое отношение к смерти: одни, пламенно верующие фанатики, воспринимали смерть как переход в лучший из миров, попадание туда, о чем они думали и учили всю жизнь. Некоторые из них даже придавали значение своей плоти после смерти: некоторые клирики и монахи завещали свои тела отдать на растерзание тварям лесным, дабы после смерти «распространиться по всей земле». Другие же, мрачно созерцая физическое разложение плоти после смерти, склонялись часто к гностицизму и отрицанию плотского существования. Но и первые, и вторые четко разграничивали дух и плоть и воспринимали смерть, как момент освобождения души от бренного тела.

В завершение следует подчеркнуть, что человек Средневековья страстно любил жизнь, и как самый факт биологического существования, и как возможность наслаждаться мирскими благами. Именно на смертном ложе происходила борьба с крамольными мыслями о богатстве и сладости жизни. Но это было, скорее, не желание бороться со смертью протестовать против нее, а печаль и сожаление, из-за расставания с жизнью и ее радостями.

В Сен-Жерменском монастыре из общего числа семей (2680) подавляющее большинство составляли семьи колонов — 2122 (или 79,2%), семей же сервов — лишь 261 (или 9,7%). Во владениях Реймского аббатства, где социально-правовое деление крестьян сложнее, соотношение основных категорий, среди держателей (16) таково: семей ingenui — 599 из 1001 семьи держателей (59,7%), сервов—137 (13,6%). По данным Марсельского полиптика семей колонов (44) даже меньше, чем семей mancipii (50), велико здесь и число семей, где статус держателей не указан (48) (17)
Начнем демографический анализ с рассмотрения социально-правовой структуры крестьянской семьи. Подсчеты показывают (табл. 1), что для большинства семей в Сен-Жерменском монастыре характерно совпадение статуса супругов (80,85% от всех браков, где известен статус обоих супругов), что говорит о значительной социальной однородности браков. Среди же семей, где социальное происхождение мужа и жены различно, преобладают те, в которых статус жены выше — 75,1% от всех случаев такого несовпадения (18). Объяснение такому явлению можно искать в порядке наследования юридического статуса в Сен-Жерменском аббатстве: по германским обычаям дети в смешанных браках наследовали худший статус, в то же время римские правовые нормы рассматривали статус матери как определяющий (19). Данные полиптика Ирминона, если и не говорят о прямом наследовании статуса матери, то во всяком случае свидетельствуют о значительном влиянии ее происхождения при определении статуса детей (20). Не удивительно, что мужчина при возможности выбирал супругу более высокого, чем он сам, правового статуса, т. к. это могло улучшить социально-правовое положение его наследников (21). Отметим, также, что колоны, имевшие жен более низкого статуса, чаще встречались на сервильных держаниях, а со свободными по происхождению женщинами чаще всего вступали в брак колоны— владельцы ингенуильных держаний. Можно предположить, что колон, располагая более обеспеченным ингенуильным мансом, имел и большие возможности при выборе брачной пары, чем тот, кто оказался оторванным от родительского надела и вынужден был подселяться на другие держания (в том числе и сервильные, часто через брак с женщиной сервильного статуса).
По данным Реймского полиптика доля однородных браков меньше, чем среди крестьян Сен-Жерменского монастыря — 108 из 183 браков, где известен статус обоих супругов (или 59,0%). При этом среди неравных браков несколько преобладают те, где статус жены выше (39 против 31-го, где выше статус мужа). Подобная картина может объясняться рядом обстоятельств: неполнотой имеющихся данных (по многим семьям не удается одновременно определить статус жены и мужа), наличием большого числа промежуточных правовых категорий, иным по сравнению с Сен-Жерменом порядком наследования юридического статуса (дети наследовали худший статус). Некоторое же преобладание в смешанных браках семей с более высоким статусом жены могло свидетельствовать об отмеченном для монастыря св. Германа более выгодном положении мужчин при выборе брачной партии (22). Материалы Марсельского полиптика не позволяют провести подобный анализ из-за отсутствия сведений о статусе жены.
Состав крестьянских семей во владениях Сен-Жерменского монастыря характеризуется значительной долей одиноких крестьян (холостых мужчин и незамужних женщин)—13,86%, от общего числа взрослых (табл. 3), причем в основном это мужчины-холостяки (587 из 632, или 92,88%). Кроме того немалую долю составили и бездетные супружеские пары — 19,06% от общего числа пар (23). Число вдов и вдовцов среди монастырских крестьян в целом было незначительным (при отсутствии различий между юридическими категориями держателей). Большинство из них составляли вдовы (57,3% от общего числа вдовых) —возможно, женщинам было несколько труднее, чем мужчинам, вторично вступить в брак (24). Семейная структура держательского населения в ряде имений Реймского аббатства (25) по многим показателям близка к семейному составу сен-жерменских крестьян: доля не вступивших в брак была достаточно велика — 24,9% (в их число в основном входили мужчины — 209 из 226 или 92,5%); несколько меньшей оказалась доля бездетных супружеских пар—14,7%; вдовы и вдовцы составляли 7,9% (а среди них преобладали вдовы —45 из 71, или 63,4%).
Подобная семейная структура зависимого населения в монастырских владениях на территории Северной Галлии, характеризующаяся значительной долей неполных семей, нуждается в разъяснении. В качестве причин такой ситуации можно предположить: обстоятельства, препятствовавшие заключению брака (в первую очередь, для мужчин); высокую детскую смертность или неполноту данных о детях (особенно, об уже достигших совершеннолетия). Нельзя исключить и предположения о возможном избытке мужского населения и численной нехватке женщин во владениях монастырей.
Анализ половозрастного состава зависимого населения показывает (табл.2), что доля мужчин по данным Сен-Жерменского полиптика действительно велика (129 мужчин на 100 женщин) и превышает нормальную (26). При этом численное неравенство полов закладывалось еще в детстве, т. к. доля мальчиков среди детей еще выше (136 мальчиков на 100 девочек). Объясняя подобную ситуацию, большинство исследователей в настоящее время придерживаются мнения о повышенной детской смертности девочек, связанной с большей заботой о новорожденных мальчиках (27). Сходным является и соотношение полов в зависимом населении Реймского монастыря—128,6 мужчин на 100 женщин (28). Следствием такой половозрастной структуры могла быть и численная нехватка женщин брачного возраста, что создавало препятствия для части мужчин при заключении брака.
Что же касается правового и имущественного положения холостяков, то их юридический статус, как показывают подсчеты (табл. 3), не играл существенной роли: доля неженатых в разных категориях была примерно одинакова. Материалы Сен-Жерменского полиптика позволяют оценить имущественное положение холостяков: была определена средняя обеспеченность их пахотным наделом, а полученные показатели сравнивались с данными по средней площади пахоты на полную семью (табл. 4). Как показало сравнение, земельная обеспеченность холостых крестьян в среднем меньше: у холостяков — 3,66+0,15 бунуария, на полную семью— 4,83+0,08 бунуария (29). Такое соотношение в обеспеченности пахотой характерно и для держателей разного разряда, и на Различных категориях мансов. Следовательно, обнаруживается некоторая связь между холостым состоянием крестьян и их имущественным положением. Видимо, те из держателей, кто не имел достаточной материальной базы для создания семьи (будь то колон или серв), нередко оставались в холостяках; значительная их часть становилась совладельцами у других держателей или оставалась жить в одиночку либо со своими братьями. Такая судьба характерна для большинства холостых крестьян во владениях Сен-Жерменского монастыря (77,5% от их общего числа). Можно предположить,, что материальное положение части зависимых держателей, а также численная нехватка женщин служили определенным препятствием при заключении браков.
Иная картина наблюдается в отношении бездетных супружеских пар. (табл.5) Никакой связи с имущественным положением обнаружить не удалось: по данным полиптика Ирминона бездетные пары и семьи в целом не различались по средней обеспеченности пахотным наделом. Вместе с тем обнаружилось, что в церковных вотчинах Северной Галлии доля бездетных семей среди сервов была выше, чем в семьях более высокого социального разряда: в Сен-Жерменском монастыре у сервов бездетных семей — 25,54+5,29%, у колонов — 17,17+1,57%; в Реймском аббатстве у сервов 29,6+14,5%, у ingenui— 15,0+3,6%. В число таких семей могли входить молодые супруги или престарелые родители, чьи взрослые дети уже покинули домашний очаг; отсутствие детей могло быть связано и с бесплодием части супружеских пар. Относительная многочисленность бездетных семей у сервов может быть объяснена и возрастом вступления в брак: для них, возможно, были характерны более поздние браки (30). Принимая во внимание предположение Ш. Э. Перрена о том, что бездетные семьи — это часто оставшиеся в одиночестве престарелые родители (31), можно предположить, что взрослые дети в сервильных семьях особенно стремились выйти из них и по причине недостаточной земельной обеспеченности, и, возможно, из-за низкой престижности таких семей (тем более, если потомки вступали в брак с женщинами более высокого правового статуса).
Для оценки семейной структуры и брачной ситуации весьма показательно сопоставление с материалами Марсельского полиптика, который позволяет выделить в зависимом населении три поколения: взрослых, их детей и внуков. Соответственно, появляется возможность раздельно проанализировать семейный состав двух поколений — самого старшего (I-го) и следующего за ним (II-го). Из общего числа семей 1-го поколения (их — 203) лишь 19 составляли лица, не состоявшие в браке (9,4%): 14 мужчин и 5 женщин. Всего среди взрослых 1-го поколения одиноких было 5,96% (19 из 319), а состоявших в браке, соответственно — 94,04%. Следовательно, по крайней мере для старшего поколения зависимых крестьян марсельского аббатства можно говорить о весьма высоком уровне брачности. Доля бездетных супружеских пар в 1-м поколении была несколько меньше, чем по Сен-Жерменскому полиптику—13,8%, а вдовых — больше — 24,45% (68 из 319). Однако среди вдовых, как и по полиптику Ирминона, преобладают вдовы (42 из 68). Во??-м поколении из общего числа 246 состоявшие в браке составили 28,05%, а те, кто еще не образовал семью,— 71,95%. Среди супружеских пар этого поколения детей имели лишь 17, а бездетные семьи составили 51,4% (18 пар). Следовательно,??-е поколение существенно отличалось по своей семейной структуре от 1-го поколения, что в первую очередь было связано с молодостью этого младшего поколения. Экстраполируя полученные результаты на материалы Сен-Жерменского и Реймского полиптиков (где не удается выделить два поколения взрослых), можно предположить, что усредненные показатели брачности и семейной структуры зависимого населения монастырских вотчин в Северной Галлии несколько завышают долю не вступивших в брак и бездетных супружеских пар для самого старшего поколения (т.к. в него фактически включается и часть более младшего поколения) (32).