Происхождение средневекового города: развитие отечественной медиевистики в свете одной проблемы

При анализе развития любой общественной науки существуют две серьезные опасности, угрожающие исследованию. С одной стороны, можно свести развитие науки к отражению политической ситуации своего времени и поставить научное знание в зависимость от господствующих в данном обществе социально-экономических отношений. С другой - полностью оторвать историческое исследование от тех коллизий, которые свойственны данному периоду, и говорить о полной автономности науки по отношению к ним.

В отечественной историографии официально было закреплено положение о том, что "историческая наука развивается всегда как результат и отражение классовой борьбы, которая проявляется также в форме политических и идейных столкновений. Вместе с тем значительное место в развитии исторической науки занимают также преемственность, историографические тенденции, а иногда и взаимовлияние между различными, даже враждебными течениями"⁽¹⁾. Но, несмотря на все это, долгое время преобладала первая точка зрения, упускавшая из виду внутреннюю логику развития исторической науки. Причем этим страдала не только советская (по времени) историография. Тенденция сводить генезис науки, пусть даже гуманитарной, только лишь к давлению социально-политической обстановки, бытует и в наше время. Это отчетливо показали статья Н.Е. Копосова в ежегоднике "Одиссей" и дискуссия вокруг нее⁽²⁾.

В то же время полностью игнорировать внешние условия, как это делают постпозитивистские авторы, мы не имеем права. Можно сказать, что на советском материале "парадигмальная теория" Т. Куна в полной мере не работает, так как на протяжении семидесяти лет марксизм в России был не только научной методологией, но и революционным учением, поставленным на службу тоталитарного государства.

Интеллектуальный облик отечественных историков формировался посредством слияния двух тенденций: внешнего давления и внутренних потенций развития самой науки. Лишь при учете всего этого мы сможем пересмотреть основы развития русской медиевистики. А необходимость такого исследования назрела давно, ведь в отечественной медиевистике, по меткому замечанию Л.М. Баткина, "так выразительно переломилась судьба нашей историографии, нашей гуманитарной мысли и бессмыслицы, наконец, нашей интеллигенции в целом"⁽³⁾.

Для анализа судеб нашей исторической науки попытаемся взглянуть на нее через призму всего одной проблемы - происхождения средневекового города. Данная тема, впрочем, как и вся урбанистика, долгое время находилась на периферии исследовательских поисков отечественных авторов, но в то же время в своем развитии она прошла через те же "взлеты" и "падения", что и вся медиевистика.

Проблема происхождения средневекового города довольно продолжительное время не попадала в поле зрения российских ученых, а господствовавшее в русской медиевистике социально-экономическое направление основное внимание уделяло аграрной истории, средневековой общине и крестьянству. Это можно объяснить как влиянием народничества и марксизма, так и особым "крестьянским складом русского человека". Феодальный город и процесс его становления были вне их поля зрения.

Впервые проблема происхождения городского строя в Западной Европе была поставлена в отечественной медиевистике в начале XX в. Этот период в исторической науке отмечен ярким интеллектуальным взлетом и поэтому уже на протяжении двадцати-тридцати лет вызывает устойчивый интерес исследователей. Но редукция столь специфичного явления в развитии гуманитарной мысли к простому противопоставлению материала буржуазному идеализму свел на нет все те возможности, которые давало изучение этапа так называемого "кризиса науки". Все, что наработано историками-немарксистами, по мнению многих, "было направлено против исторического материализма"⁽⁴⁾.

На наш взгляд, специфичным для данного этапа в развитии исторической науки является повышенный интерес ученых к основам своего труда, то есть к методологии истории и историографии, неразрывно связанных между собой и вот уже на протяжении ста лет тесно взаимодействующих. Как пишет польский методолог В. Вжозек: "Без истории исторической науки методология истории лишена эмпирии, а история исторической науки, в свою очередь, без методологии беспроблемна"⁽⁵⁾.

Впервые в России обращение к городской истории произошло именно в историографическом аспекте. "Пальма первенства" в разработке данного вопроса принадлежала немецким историкам, и статья Д.М. Петрушевского (1863-1942) посвящена именно им. Интересуясь, прежде всего, проблемами аграрного развития Европы эпохи Средневековья и формируя общую концепцию генезиса феодализма, Петрушевский не мог пройти мимо такого интересного сюжета европейской истории, как возникновение городов. Статья 1912 г. "Возникновение городского строя средних веков" родилась из семинаров, которые русский медиевист проводил в 1909-1910 гг. на историко-филологическом факультете МГУ. Дмитрий Моисеевич открыто никогда не высказывался, какой теории он придерживается, но обстоятельность и особое внимание, с которыми русский ученый рассматривает взгляды Г. фон Белова, говорят о его симпатиях в этом вопросе⁽⁶⁾.

Октябрьская революция первоначально не сыграла большой роли в развитии отечественной медиевистики. Разрыва со старой традицией не произошло. Мы можем констатировать наличие все того же круга проблем и использование старых немарксистских методов их изучения. Безоговорочно приняли марксистскую парадигму немногие медиевисты. Большинство историков продолжали напряженные поиски, что отражено в их статьях, посвященных эмпистемологическим проблемам истории.

В этой связи характерны работы А.И. Неусыхина (1898-1969) по поводу научного наследия М. Вебера. Из всего многообразия рассматриваемых им вопросов нас будет интересовать оценка им методологии немецкого социолога, сделанная на основе работы "Город". В начале XX в. исследователей более всего интересовало, как возник средневековый город, то есть главное было выяснить, к какой теории происхождения городского строя принадлежал тот или иной автор. Причем одна теория исключала другую.

По мнению А.И. Неусыхина, попытки вывести город из одного начала (бурга, рынка, вотчины или общины) влекут насилие над фактами. Такой прием он называет "дурным монизмом". Но вместе с этим существует еще и "дурной плюрализм", когда вместо одного начала берутся несколько и каждая сторона описываемого явления (в нашем случае - города) выводится из соответствующей ей основной причины. В результате этого - цельного организма не получится, все части, в него входящие, останутся раздробленными. У М. Вебера, по словам Неусыхина, нет ни того, ни другого, процесс возникновения городов шел за счет "сложных, перекрещивающихся процессов - экономических, социальных и военно-политических", и город "сразу же вступил на сцену в виде сложного комплекса явлений... силы развития, все элементы, из которых строился город, даны в самом начале процесса"⁽⁷⁾.

В трудах медиевистов, прошедших дореволюционную школу, можно наблюдать в этот период повышенный интерес к новым веяниям в западной историографии. Это характерно и для В.В. Стоклицкой-Терешкович (1885-1962), которую с полным правом можно назвать первым российским урбанистом. Именно она определила тот круг проблем, связанных с городской тематикой, который превалировал в отечественной послеоктябрьской историографии. Рассматривая преимущества марксистской методологии в сравнении с теориями А. Пиренна и К. Бюхера⁽⁸⁾, ученица Д.М. Петрушевского и многие другие авторы "избегали прямо противопоставлять свои взгляды воззрениям историков буржуазного толка, многие из которых были их учителями и вплоть до начала 30-х гг. стояли в стороне от острой идейной борьбы"⁽⁹⁾.

Этим "грешила" и новая работа Д.М. Петрушевского, где одна из глав посвящена средневековому городу. Весь пафос раздела о городе направлен против "вотчиной теории", представители которой утверждали, что городской строй средневековой Европы родился из классической вотчины на рубеже X-XI вв. То есть "темные века" Средневековья объявлялись догородскими. По мнению русского историка, катастрофы, связанной с варварскими вторжениями, не было. Изменение учреждений, характерных для муниципального строя, не повлекло за собой исчезновения европейских городов. В качестве отправных точек возникновения средневековых городов он выделяет как римские города, так и германские, а также кельтские поселения. У Петрушевского город - это не только сосредоточение политико-административных учреждений, но и центр "хозяйственного оборота". На протяжении всего раннего средневековья в городах продолжали трудиться ремесленники и купцы. Общее же количество городов в Европе в VIII-IX вв. необычайно большое - во Франкском государстве он вслед за арабским путешественником насчитывает до 150 городов - центров обмена⁽¹⁰⁾.

В дальнейшем изучение истории средневековых городов неразрывно связано с учениками Д.М. Петрушевского: В.В. Стоклицкой-Терешкович, Е.А. Косминским и др. Именно они сыграли решающую роль в разработке и закреплении единой марксистской теории возникновения городов средневековой Европы. Заканчивался "плюралистический" этап в развитии отечественной медиевистики. Для исследователей средневековых древностей он несколько затянулся по сравнению со специалистами в области русской истории. Медиевисты в отличие от них не привлекались по "Академическому делу"⁽¹¹⁾, хотя "проработки" устраивались регулярно. Несмотря на все это, многие из них продолжали работать в государственных научных и учебных учреждениях, а после известного постановления Совнаркома и ЦК ВКП(б) от 16 мая 1934 г. занялись поиском и публикацией средневековых источников. Такое "особое" положение медиевистики объясняется, на наш взгляд, тем, что она находилась глубоко "в тылу" той борьбы, которая развернулась в России в 20-30 гг. Как известно, в этой борьбе с буржуазным видением истории марксистское направление вышло победителем. "На первый план теперь выдвинулась конструктивная задача - создать новую, марксистско-ленинскую концепцию истории средних веков, опирающуюся не только на общетеоретические положения исторического материализма, но и на новые конкретные исследования"⁽¹²⁾.

Конец 30-х гг. не внес ничего нового в рассматриваемую нами проблему. В это время шел интенсивный сбор материала и осмысление его уже с новых гносеологических позиций. Главная роль здесь принадлежала историческому факультету МГУ и представителям первого аспирантского набора кафедры средних веков этого же вуза. Как уже отмечалось выше, после Октябрьской революции коренного перелома в рассматриваемых медиевистами проблемах не произошло: это все те же исследования крестьянства и развития сельского хозяйства, только теперь к этим сюжетам добавились моменты, связанные с классовой борьбой в городе и в деревне. Однако такие проблемные вопросы, как происхождение городов, взаимовлияние города и деревни в процессе феодализации, судьбы позднеримских городов, не затрагивались. Становление общей марксистско-ленинской концепции Средневековья требовало незамедлительного обращения и к этим "неактуальным" вопросам, иначе она (концепция) становилась бы неполной и ущербной.

Е.А. Косминский порекомендовал одному из своих аспирантов заняться историей английского города: его возникновением, становлением и ролью в средневековом обществе. Этим аспирантом был Я.А. Левицкий (1906-1970). Именно он является автором марксистской теории возникновения средневекового города, вошедшей в некоторые западные учебники под названием "ремесленной"⁽¹³⁾. Этому посвящены кандидатская диссертация Левицкого, защищенная им в 1943 г., а также докторская, отраженная в монографии в 1960 г.⁽¹⁴⁾. Советский ученый отказался от попыток сведения всего многообразия конкретно-исторических путей возникновения городов к какой-либо одной теории, рассмотрев на примере Англии различные направления этого процесса: посредством торговых сел и портов (рыночных местечек), на территории железных разработок, вокруг феодальных вотчин и др. Однако для Левицкого формирование городов является прежде всего следствием процесса развития производительных сил, который привел в X-XI вв. к отделению ремесла от сельского хозяйства и города от деревни. Отвечая на вопросы, что такое средневековый город и с какого момента то или иное поселение может именоваться городом, на примере "Книги Страшного суда" Левицкий показал, что средневековый город - это прежде всего центр ремесла, торговли, промыслов - главных неземледельческих занятий⁽¹⁵⁾.

Наряду с работами Я.А. Левицкого, аналогичным проблемам посвящены труды В.В. Стоклицкой-Терешкович, которая еще в 30-е годы полностью перешла на позиции исторического материализма. Город, по ее мнению, является центром товарного производства, которое стало возможным только в начале второго этапа феодализма в связи с расколом единой сферы общественного производства на две части - аграрную и промышленную⁽¹⁶⁾. Движущей силой этого процесса являлись крестьяне, бежавшие из деревень и селившиеся в ремесленно-торговых поселениях. Но при такой постановке вопроса из поля зрения выпадает раннесредневековый город. Не ясно, чем он был, но он явно не был идентичен античному полису-муниципию, кризис которого начался задолго до варварских вторжений. Он также не мог быть и феодальным городом, потому что, согласно В.В. Стоклицкой-Терешкович, феодальный город появляется в тот момент, когда феодализм уже сложился. То есть феномен европейского города раннего средневековья не помещался в жесткие социологизированные схемы, принятые в отечественной исторической науке этого времени.

В целом, к началу 60-х годов в отечественной медиевистике была выработана единая марксистско-ленинская концепция развития феодального общества. Итогом ее стал выход в 1957 г. третьего тома "Всемирной истории", полностью посвященного феодализму.

Следующий этап развития отечественной медиевистики, продолжавшийся с начала 60-х по первую половину 80-х годов, ознаменовался двумя тенденциями. Во-первых, это дальнейшая разработка марксистской концепции и введение в научный оборот новых данных, позволяющих исследовать не поднимавшиеся ранее вопросы. Во-вторых, в данный период наблюдается рост историографических работ, посвященных эпохе Средневековья и отдельным его сторонам. Это объясняется тем, что победа единой парадигмы позволяла вести продуктивную полемику с буржуазной историографией. Изоляция нашей исторической науки была прервана, прежде всего учеными-западниками. Происходит восстановление былой общности в развитии западной и российской исторической мысли, то, что Н.Е. Копосов называет "расшатыванием "ментальных опор" марксизма", объясняя данное явление исключительно "оттепелью" и частичной деидеологизацией⁽¹⁷⁾.

Исследования данного периода были посвящены наиболее дискуссионным вопросам средневековой урбанистики: происхождению городов, характеру раннесредневековых поселений, наконец, роли городов в становлении европейской цивилизации. Они ставились и рассматривались в работах М.Л. Абрамсон, А.Р. Корсунского, Л.А. Котельниковой, А.А. Сванидзе, С.М. Стама, Б.И. Рыськина, А.А. Ястребицкой. Многие исследователи отмечали, что не все города Западной Европы претерпевают упадок в IV-VII вв. Продолжали существовать города в северной и центральной Италии, которые сохранили не только свои административно-политические функции, но являлись также сосредоточением торговли и ремесла⁽¹⁸⁾. Л.А. Котельникова, занимавшаяся анализом феодализационных процессов на севере Апеннинского полуострова, поставила перед собой задачу, которую ранее пытался разрешить Я.А. Левицкий: "показать, как с момента генезиса феодализма и до конца этапа его зрелости феодальное общество страны испытывало на себе постоянное влияние со стороны рождающегося, крепнущего и, наконец, достигшего апогея в своем развитии средневекового города, который в то же самое время сам, в свою очередь, находился в гуще феодализационного процесса, проходил вместе с ним его этапы"⁽¹⁹⁾. Это еще более укрепляло понимание того, что урбанизм является необходимой составляющей генезиса феодализма.

В то же время давала о себе знать и противоположная точка зрения, настаивавшая на внеформационном статусе средневекового города. Этого мнения придерживался руководитель саратовских урбанистов С.М. Стам. На примере города Тулузы он показал полную атрофию городских функций в период с IV по IX вв. в южной Галлии. Главной причиной этого является - укоренение феодального способа производства. "Чем более основной ячейкой экономической жизни становилось феодальное поместье, тем более полным делалось господство натурального хозяйства, тем меньше оставалось потребности и возможности существования городов... Это не могло не вести к глубокому замиранию городской жизни"⁽²⁰⁾. Город, таким образом, противопоставлялся феодализму вообще, он объявлялся чем-то инородным и чуждым той системе, в которой существовал.

Дискуссии 70-х гг. указали на один существеннейший момент - неразработанность в отечественной науке самого понятия "город"⁽²¹⁾. Мысль о том, что четко выработанное понятие является важнейшим исследовательским инструментом, было закреплено в западно-европейской историографии еще в начале XX в. Уже упоминавшийся нами М. Вебер пишет: "...как раз потому что содержание исторических понятий неизбежно переменчиво, оно обязательно должно быть четко сформулировано"⁽²²⁾. Немецкая историография на долгие годы сохранила эту "привязанность" к четким дефинициям. В ней использование таких терминов, как: civitas, vicus, burg, stat, dorf, wik имеет свои четкие границы. К сожалению, всего этого мы не можем наблюдать в нашей науке. Определение города исходя исключительно из его экономических функций полностью перечеркивало те возможности, которые дает рассмотрение различных поселений через изучение их политических, идеологических, а также культуросозидающих функций. Однако на достижения западных медиевистов в этой области должного внимания не обращали.

В 70-е годы прослеживается стремление "подновить" марксистские схемы во всех областях гуманитарного знания, в том числе и в урбанистике. Многие авторы в этот момент обращаются к типологическому методу, видя в нем панацею от неизбежных противоречий, которые несут с собой любые жестко детерминированные схемы. В то же время, благодаря систематизации разнородного конкретно-исторического материала, типологический метод позволяет остаться в рамках генерализации и говорить о единстве человеческой истории. Надо отметить, что европейская урбанистика в 60-е - 70-е годы переживает аналогичную смену приоритетов. Все больше исследователей в своих трудах обращаются к археологии средневекового города, топографии, топонимике, демографии. Увеличение материала заставляло разрабатывать разного рода периодизации и типологии урбанизационных процессов в Европе⁽²³⁾.

Сегодняшнее состояние российской исторической науки уходит корнями в предыдущий период. Появившиеся ранее "аномальные факты" (Т. Кун) не могли способствовать сохранению монолитности марксистско-ленинской концепции Средневековья. Кризис марксизма как методологии был усугублен и идеологическим кризисом.

Данные перемены затронули и рассматриваемые нами проблемы. Было осознано, что только на пути комплексного изучения европейского урбанизма можно добиться положительных результатов. Сегодня происходит понимание неразрывной связи средневекового урбанизма с феодализационными процессами. Уже никто не отрицает наличия городов в раннем средневековье, хотя подчеркивают, прежде всего, их неэкономический характер. Существование городов в V-IX вв. не создавало единой городской системы, характерной для более позднего времени. В зависимости от характера взаимоотношений двух путей урбанизации, античного и варварского, в настоящий момент выделяются три типологические зоны. Первая - с преобладанием античного начала, где города уже в VII в. выходят из кризиса, связанного с трансформацией античного способа производства. Это районы Италии, Южной Галлии, Испании, Византии. Вторая зона урбанизации - территория северной Франции, земли вдоль Рейна. Спецификой данных районов является уравновешенность античных традиций с варварскими. Наконец, зона с явным господством новых, варварских в своей основе, тенденций охватывала большую часть Европы (Центральная и Восточная Германия, Англия, Северная Европа, территория Руси). В этих областях генезис феодальных городов, начавшись с X в., затянулся до XIII в.

Отечественная медиевистика отказывается от порочной практики навязывания историкам "актуальных" проблем исследования. Настоящее, согласуясь со своими потребностями и запросами, само выскажется в отношении приоритетности тех или иных тем. Развитие урбанистики, находившейся долгое время в тени, тому подтверждение.

33.

Возникновение средневековых городов как ц В истории градостроительства феодальной эпохи весьма интересным и имеете с тем еще очень мало изученным является ранний период — период перехода от римского античного города к средневековому городу.

Причиной кризиса европейских городов в эпоху переселения народов было то обстоятельство, что племена, вторгшиеся в Центральную н Западную Европу в V—VI вв., находились еще в стадии неизжитого патриархально-родового уклада, по преимуществу с кочевым, а не оседлым хозяйством. Эти племена еще не были носителями сложившейся городской культуры; больше того, римские города (как и виллы в сельских местностях) были для них лишь объектами грабежа. В этом отношении особенно губитель­ным было нашествие гуннов, которые подвергли огню и мечу освоенные земли и населенные пункты но Одеру, Эльбе, Дунаю и Рейну н тем самым на долгое время задержали социально-экономическое развитие германцев и западных славян.

Образовавшиеся на обломках Западной Римской империи так называемые «варварские королевства» остготов, вестготов и лангобардов не создали благоприятной почвы для возникновения и развития городов, ибо в этот период вместе с оседанием пришельцев на землю и образованием классо­вого общества происходило установление феодального строя с характер­ным для него натуральным хозяйством в его ранней замкнутой форме. Вот почему эпоху, последовавшую за падением Рима в хронологических рамках VI — IX вв., следует считать эпохой глубочайшего упадка всей европейской городской культуры [История градостроительства. Саваренская].

Анри Пиррену принадлежит одна из наиболее мотивированных концепций о первооснове средневековых городов — купеческом поселении. Однако наряду с этой концепцией происхождения средневековых городов широкое хождение получили теории эволюции города: из римских городов; из средневековых поместий; из ремесленных гильдий, созданных для защиты собственных интересов населения; из аграрной марки; из купеческой гильдии; из рынка; из крепости. В пользу собственной теории А. Пиренн приводит многочисленные факты из истории Фландрии, города которой начали играть в Европе ту же роль, что Венеция и Генуя в Средиземноморье. Купцы, привозившие пряности из Италии или Прованса, встречались там с судовщиками, торговцами винами, передвигавшимися по Мозелю и Рейну. Постепенно в наиболее удобных местах начинают формироваться ярмарочные места, места зимовки, пристани для выгрузки товаров. В средневековых городах проживало от 2 до 10 тысяч человек. Лишь такие центры мировой торговли, как Венеция и Флоренция, имели население около 100 тыс. человек. [Вагин].

Город в раннем средневековье имеет определенные черты. На территории города, опоясанной мощными крепостными стенами, складывалась сеть кривых и узких улиц вокруг замка, собора или торговой площади. Жилые районы, выросшие за пределами городских стен, окружались новым поясом укреплений. Вдоль или на месте прежних стен образовывались кольцевые улицы, которые в сочетании с радиальными улицами, идущими от центра к воротам городских укреплений, определили формирование характерной радиально-кольцевой (реже веерной) структуры городов. Большинство средневековых городов Европы первоначально было лишено всякого благоустройства. Ограниченность территории, защищенной городскими укреплениями, приводила к высокой плотности застройки города многоэтажными жилыми и общественными зданиями. В русских городах большое градоформирующее значение имели кремли («детинцы»). В отличие от западноевропейских замков — укрепленных жилищ феодалов, русские кремли, гораздо более обширные (например, наиболее древний новгородский кремль занимает площадь 10,5 га,в то время как Тауэр в Лондоне — около 4 га, замок Сфорца в Милане — около 2 га), были административно-политическими и религиозными центрами городов, где, кроме хором феодалов и высшего духовенства, размещались главные соборы, приказы, склады оружия и продовольствия [ Саваренская. Сайт ].

Раннее средневековье характеризуется тем, что в этот период происходит закрепощение свободных до того времени общинников и переход земли в руки немногочисленной феодальной знати. Экономическая обособленность феодального поместья способствовала росту политической самостоятельности феодалов и политической раздробленности феодального государства. Разгоравшаяся борьба феодалов с верховной властью и между собой, а также восстания закрепощенных общинников настоятельно требовали проведения ряда мероприятий для укрепления положения феодала.

Одним из таких мероприятий являлось возведение укрепленных жилищ феодалов — феодальных замков, некоторые из них формировались из городов оставшиеся от Римской империи. Первые замки появились в Западной Европе в IX — Х вв. Они представляли собой двухэтажную деревянную башню — донжон (рис. 15), в верхнем этаже которой жил феодал со своей семьей, а в нижнем — его приближенные. Замок обносился палисадом (или земляным валом с палисадом) и наружным рвом, через который перебрасывался мост [Шперк].

Прогрессивную роль г, возникновении городов сыграло строительство кре­постей, которое вели для защиты от норманнов и мадьяр в различных об­ластях континентальной Европы Каролннги. а также Альфред Великий в Англии и Генрих Птицелов в Саксонии и Тюрингии. Крепости, по-строепные в IX—X вв. королями, служили лишь временным убежищем для сельского населения, которое укрывалось от набегов за валами и де­ревянными (реже — каменными) стенами, но по прошествии войн снова возвращалось в окрестные села. И тем не менее строительство крепостей имело большое значение, так как в процессе их осуществления возникали общие для окружающих жителей трудовые и натуральные повинности, появились обязанности иметь вооружение, слуг п лошадей на случай войны, т. е. на почве совместной обороны происходило то сближение раз­общенных сельских общин, которое облегчало возникновение города. Однако далеко не каждая крепость, основанная в этот период англий­скими, французскими и немецкими королями, превратилась в город. Для этого необходимо было наличие экономической базы. Только там, где кре­пость имела рынок, начинало оседать население, развивались ремесла и в конечном счете возникал населенный пункт городского типа. От назва­ния крепости, нередко переносимого и на город (нем. Burg), произошло название городского жителя Burger, отсюда же вытекла «бурговаи» тео­рия происхождения городов⁷³. Незачем оспаривать, якобы, всеобъемлю­щего значения этой теории, так как возникновение «бурга» являлось лишь косвенной причиной зарождения города. Гораздо чаще город возникал до появления городских стен, которые сооружались давно осевшим в нем населением. Итак, располагая градообразующие факторы по степени их значимости, следует на первое и второе места поставить рынок и добы­вающую или обрабатывающую промышленность (ремесло) и лишь на третье место — стратегический фактор [История градостроительство. Саваренская].

Таким образом, примерно к X—XI вв. в Европе появились все необходимые условия для отделения ремесла от сельского хозяйства. При этом отделившееся от сельского хозяйства ремесло — мелкое промышленное производство, основанное на ручном труде, прошло в своём развитии ряд стадий.

Первой из них явилось производство изделий по заказу потребителя, когда материал мог принадлежать и потребителю-заказчику, и самому ремесленнику, а оплата труда производилась либо натурой, либо деньгами. Такое ремесло могло существовать не только в городе, оно имело значительное распространение и в деревне, являясь дополнением к крестьянскому хозяйству. Однако при работе ремесленника на заказ товарное производство ещё не возникало, ибо продукт труда на рынке не появлялся. Следующая стадия в развитии ремесла была связана уже с выходом ремесленника на рынок. Это было новым и важным явлением в развитии феодального общества.

Каменотёсы за работой. Витраж. XIII в.

Ремесленник, специально занимавшийся изготовлением ремесленных изделий, не мог бы существовать, если бы он не обращался к рынку и не получал там в обмен на свои изделия необходимые ему продукты сельскохозяйственного производства. Но, производя изделия для продажи на рынке, ремесленник становился товаропроизводителем. Так, появление ремесла, обособленного от сельского хозяйства, означало зарождение товарного производства и товарных отношений, появление обмена между городом и деревней и возникновение противоположности между ними.

Ремесленники, выделявшиеся постепенно из массы закрепощённого и феодально зависимого сельского населения, стремились уйти из деревни, бежать из-под власти своих господ и поселиться там, где они могли бы найти наиболее благоприятные условия для сбыта своей продукции, для ведения своего самостоятельного ремесленного хозяйства. Бегство крестьян из деревни привело непосредственно к образованию средневековых городов как центров ремесла и торговли.

Уходившие и бежавшие из деревни крестьяне-ремесленники селились в различных местах в зависимости от наличия благоприятных условий для занятия ремеслом (возможность сбыта изделий, близость к источникам сырья, относительная безопасность и т. п.). Местом своего поселения ремесленники избирали нередко именно те пункты, которые играли в раннее средневековье роль административных, военных и церковных центров. Многие из этих пунктов были укреплены, что обеспечивало ремесленникам необходимую безопасность. Сосредоточение же в этих центрах значительного населения — феодалов с их слугами и многочисленной свитой, духовных лиц, представителей королевской и местной администрации и т. д.— создавало благоприятные условия для сбыта здесь ремесленниками своих изделий. Ремесленники селились также вблизи больших феодальных владений, усадеб, замков, обитатели которых могли явиться потребителями их товаров. Селились ремесленники и у стен монастырей, куда стекалось много людей на богомолье, в населённых пунктах, находившихся на скрещении важных дорог, у речных переправ и мостов, в устьях рек, на берегах удобных для стоянки кораблей бухт, заливов и т. п. При всём различии тех мест, где они возникали, все эти поселения ремесленников становились центрами средоточия населения, занятого производством ремесленных изделий на продажу, центрами товарного производства и обмена в феодальном обществе.

Города играли в развитии внутреннего рынка при феодализме важнейшую роль. Расширяя, хотя и медленно, ремесленное производство и торговлю, они втягивали в товарный оборот как господское, так и крестьянское хозяйство и тем самым содействовали развитию производительных сил в сельском хозяйстве, зарождению и развитию в нём товарного производства, росту внутреннего рынка в стране.