Как найти что‑то хорошее в ловушке, из которой нет выхода

Когда я приехала – с опозданием – в Сити‑Холл, Адам стоял на крыльце у главного входа и встречал гостей. В смокинге он выглядел сногсшибательно, у меня дух захватило, когда я увидела его, выйдя из такси. Водителю пришлось рявкнуть, чтобы я закрыла дверь, потому что я выпускаю все тепло из машины, только тогда я поняла, что на время застыла как вкопанная, потрясенная его великолепием.

В отличие от своих сестер, которые уже прибыли, я не стала разоряться на новое платье, но по такому случаю все же отказалась от привычной разноцветной гаммы и надела проверенное черное платье: оно вполне соответствовало моему настроению. Длинное, до пят, с высоким воротом, но с боковым разрезом и глубоким вырезом на спине. Когда я выходила из такси, платье высоко задралось, а теперь, на ветру, совсем бесстыдно обнажило бедро. Я пыталась его как‑то прикрыть и тут заметила, что Адам отвлекся от гостей и пристально наблюдает за моим, не самым, надо признать, элегантным появлением. Поправив накидку из искусственного меха, я направилась ко входу под его изучающим взглядом. Ощущения у меня были примерно такие же, как в том кошмарном сне про лестницу, хотя на сей раз я была в трусиках. Но скрыть унижение и горечь я не могла, не говоря уж о том, чтобы решиться посмотреть ему в глаза. Поэтому глядела под ноги.

– Ты прекрасно выглядишь, – пробормотал он.

Он не очень‑то сумел справиться с неловкостью. Но в целом был спокоен, тверд, уверен в себе и явно контролировал свои эмоции. Таким я видела его в последние дни и к такому Адаму еще не успела привыкнуть.

– Спасибо. У меня не было времени толком привести себя в порядок. С утра заявился Барри, потом нужно было помочь одному человеку, а ночью, не знаю, в курсе ли ты, ночью Саймон Конвей… скончался. Это я к нему уезжала из отеля. Так что сегодня тот еще денек выдался. – Мне было нестерпимо жалко саму себя, и я сморгнула, чтобы не расплакаться.

– Подожди, что ты сказала? – переспросил он.

– Тебе все повторить?

– Саймон умер сегодня утром? – Он вдруг моментально побледнел. – Ты поэтому уезжала?

Я кивнула.

– Я вспомнила о том, что должна была ему сказать. Но сразу после этого у него случился сердечный приступ.

Я поежилась. День начался со смерти, и я очень надеялась, что закончится он чем‑нибудь повеселее.

Адама, кажется, до крайности потрясло известие о Саймоне, куда больше, чем я ожидала.

– Ну что, она пришла?

Он не сразу сообразил, о чем я, но потом быстро переключился на новую тему:

– Нет. Пока еще не пришла.

– Я думала, она должна быть здесь к семи, – удивилась я.

– Я тоже. – Он с тревогой смотрел на дверь.

Сначала я обрадовалась, но потом немедленно испугалась. Это и была моя ловушка, из которой нет выхода: ситуация, в которой ты не можешь сделать одну вещь, пока не сделаешь другую, но вторую нельзя сделать, пока не сделаешь первую. Если с Марией не получится, то Адам не упадет в мои объятия, а скорее всего упадет с моста или с какой‑нибудь высотки. Надо, чтобы она пришла и сказала Адаму, что любит его, а иначе я не смогу любить его и вообще никто не сможет.

Нет, лучше я буду тосковать по нему живому, чем по мертвому.

– Послушай, Адам, – я собралась с духом и посмотрела ему в глаза, – если она даже не придет сегодня вечером, я прошу тебя помнить про наш антикризисный план. Я знаю, у нас с тобой был уговор, но я его не одобряла и не одобряю. И не хочу, чтобы ты… покончил с собой. Вспомни о том, что мы обсуждали. Не забыл наш план? Ты ведь продержался две недели, правда? Вот и дальше используй те методы, которым я тебя научила. И если сегодня что‑нибудь пойдет не так – а я уверена, что, наоборот, все будет прекрасно, – но все же, если…

– С днем рождения! – весело произнес женский голос у меня за спиной. И вместо того, чтобы возрадоваться, я вновь ощутила поражение.

Адам не сводил с меня глаз.

Мария встала с ним рядом.

– Простите, я помешала?

– Нет. – Я сморгнула слезы. – Я так рада, что вы пришли, – добавила я и шепотом выдавила: – Он полностью ваш.

* * *

– Все уладилось? – спросил папа, когда я подошла к нему.

Я могла только кивнуть в ответ, боялась, что расплачусь, если скажу хоть слово.

– О, так я и знала, – ласково протянула Бренда, крепко обняв меня за плечи. – Ты в него влюбилась, точно? На‑ка, выпей шампанского. – Она взяла бокал с ближайшего подноса. – Грусть пройдет.

Хорошо, кабы так, подумала я, отпив глоток.

– Раз мы заговорили о несчастной любви, – встряла Адриана, – сообщаю, что мы с Грэмом расстались.

Реакция воспоследовала не совсем та, которой она, возможно, ожидала.

– Он не стал заказывать творожные торты, – обескураженно отметил папа. – Почему Адам не заказал их?

Я пожала плечами.

– Но они такие замечательные. – Он был расстроен.

– Кажется, это никого особенно не волнует, – обиженно продолжала Адриана, – но все‑таки скажу: что‑то мешало нашим отношениям.

– Пенис, наверное, – предположил папа, и я невольно хихикнула.

– Ну вот, узнаю свою девочку! – Он подмигнул мне. – Скажи, а где эта его кошмарная подружка, которую ты так упорно пыталась ему вернуть? Я хочу время от времени бросать на нее взгляды рассерженного отца.

– Ох, нет, папа, не надо, – вздохнула я. – Они прекрасная пара и созданы друг для друга. Вспомни, он же готов был броситься в реку, если она к нему не вернется. Разве не романтично?

– Ничего это не романтично, – фыркнула Адриана, все еще недовольная тем, что мы без должного внимания отнеслись к ее новости.

– Вот уберечь его от того, чтобы прыгнуть в реку, – куда более романтично, – добавила Бренда.

– Это большая удача, что ты его спасла, – сказал папа, и они все притихли.

Прошло уже почти тридцать лет с тех пор, как мама покончила с собой, когда папа нашел ее на полу в ванной, а рядом с ней – пустую бутылочку из‑под таблеток. Потом он признался нам, что не пытался ее спасти, и мы по‑разному восприняли это признание. Бренда поняла отца, Адриана тоже, в общем, поняла, но считала, что он должен был раньше вызвать «скорую», а я не разговаривала с ним много месяцев. Мне было девятнадцать, я училась в колледже, когда он рассказал мне. Тогда мне казалось, что я могу спасти всех на свете или, по крайней мере, хоть попытаться. И я сказала, что никогда не прощу ему. Я не знала, как трудно ему было с ней, а ведь он шесть раз вытаскивал ее с того света, он делал ей искусственное дыхание и массаж сердца, доставал ее из ванны, отвозил в больницу – бесчисленное количество раз. Чего он только не делал, борясь за ее жизнь, так что в конце концов у него совсем не осталось сил, чтобы убедить ее остаться.

– Знаешь, папа, – сказала я вдруг, – я думаю, ты ее спас. На самом деле. Она хотела уйти, ей было плохо здесь.

Он был так тронут, что отвернулся, чтобы справиться с собой.

– Вон она, – сказала я, заметив, что Адам с Марией входят в зал.

– О‑о, уж не знаю, то ли руку ему пожать, то ли за задницу ущипнуть, – сказала Бренда.

– Пожалуйста, пожми ему руку, – попросила я.

– Это вон та? С красными губками? – уточнила Адриана.

– А что, хочешь ущипнуть ее за задницу? – подколол папа.

Адриана хихикнула.

– Вот видите, я же говорила вам, что она красавица, – вздохнула я.

– Ну да, эдакая Мортиша Аддамс, – хмыкнула Бренда.

Адам и Мария приветливо здоровались с гостями, она, очевидно, хорошо знала почти всех его знакомых. Одним глотком я допила свое шампанское и отобрала у Бренды ее фужер.

– Эй! – возмутилась она, но тут же смирилась.

На сцене какой‑то человек в смокинге позвенел по бокалу, требуя тишины, и все обернулись к нему. Он поблагодарил собравшихся за то, что они пришли, особо выделив нескольких почетных гостей. Среди них не было премьер‑министра, как надеялся папа, зато был министр торговли. И еще несколько важных персон. Всякий раз, как звучала очередная фамилия, папа делал многозначительное лицо. Далее человек в смокинге напомнил о печальном, то есть о том, что Ричард Бэзил ушел в мир иной, и сказал, что все будут горько скорбеть о нем – судя по всему, он плохо знал покойного. А затем провозгласил, что отныне Адам – новый генеральный директор «Бэзил Конфекшенри». Это известие было встречено дружными приветственными возгласами, и Адам пошел на сцену.

Он поднялся по ступенькам и занял свое место. Выглядел он как кинозвезда.

– Эту речь мне помог составить мой близкий друг, – начал он, оглядев собравшихся. Мария горделиво улыбнулась, а у меня перехватило дыхание. – Я не слишком хорошо умею говорить о своих чувствах. И вообще выступать в такой вечер довольно трудно, поскольку это незаурядное событие, но я чувствую … для меня большая честь, что вы все пришли сюда сегодня. Некоторые говорят, что для компании «Бэзил» начинается новая жизнь, но я надеюсь, что это скорее развитие прежних достижений и, возможно, начало нового этапа. Я чувствую … большой подъем, и я очень признателен вам за добрые слова о моем отце, хотя совершенно ясно, что, пусть и из добрых побуждений, все вы говорили неправду.

Это вызвало дружный смех.

– Мой отец был сложный человек, но в первую очередь он был человек дела.

Многие одобрительно кивнули. Я заметила в толпе адвоката Артура Мея.

– Он целиком и полностью отдавался своей работе, и, сказать по чести, я думаю, он отдавался ей настолько, что на нашу долю мало что оставалось.

Все опять засмеялись.

– Я чувствую… гордость оттого, что он назвал меня своим преемником и счел, что я справлюсь с этой ролью. Уверен – и я, и совет директоров, и замечательная Мэри Киган, наш новый исполнительный директор, объединим свои усилия на благо компании. Я чувствую … что готов к этому. Возможно, мне недостает опыта и профессиональных навыков, но передо мной пример отца и деда, и это вселяет уверенность, что мы сумеем сохранить традиции компании «Бэзил» и имеем все основания с надеждой смотреть в будущее. А в заключение я хотел бы выразить огромную благодарность тем, кто устроил этот вечер и кто сделал все для того, чтобы я сегодня стоял здесь. – Его взгляд остановился на мне. Все молча ждали продолжения. Он откашлялся. – Благодарю от всего сердца.

Все разразились аплодисментами, а я торопливо ринулась сквозь толпу, мне трудно было дышать, спазмы сдавили горло. Я сбежала вниз по лестнице, влетела в туалет, где, по счастью, никого не было, закрылась в кабинке и дала волю слезам.

* * *

– Кристина?

Я узнала голос Бренды. И затаилась. Когда торжественная часть вечера закончилась, в дамскую комнату выстроилась очередь. Я ждала, пока слезы перестанут ручьем течь из глаз и мне удастся хоть сколько‑то привести себя в божеский вид, чтобы иметь возможность выйти и не пугать людей своей зареванной физиономией. Но я так долго там торчала, что стала предметом оживленного обсуждения.

– Кристина! – позвала Адриана. – Ты там, да?

– А мы думали, эта кабинка не работает, – сказал кто‑то.

Вот же беспардонные, обозлилась я на сестер, и торопливо принялась набирать им сообщение, дескать, оставьте меня в покое, но они стали барабанить в дверь, так что я бросила это дело.

– Кристина, Адам с тобой? – спросила Адриана, стоя под дверью.

– Адам?! Нет, конечно! – выпалила я и таким образом выдала себя с головой.

Какая‑то дама из очереди пробормотала, что все дело, вероятно, в волованах с икрой.

– Он куда‑то исчез, – быстро сказала Бренда. – Слышишь меня? Они собираются вносить праздничный торт, а Адама нигде нет.

– И он не с Марией, если ты об этом подумала, – добавила Адриана.

Именно об этом я и подумала.

– Мы ее спросили, где он, когда она уходила. Она сказала, что представления не имеет. – Адриана понизила голос и, похоже, встала совсем вплотную к двери, потому что голос шел откуда‑то сверху. – Адам с Марией решили не начинать по новой, понимаешь, Крис?

У меня вдруг застучало в ушах, я ничего уже не слышала и хотела только одного – побыстрее оттуда выйти. И распахнула дверь, ни секунды не переживая из‑за того, что человек двадцать дружно обернулись на меня поглядеть, а уж тем паче что никто теперь не рискнет войти в кабинку, где я провела столько времени, неизвестно чем занимаясь. Я видела только Бренду с Адрианой – лица у обеих были очень обеспокоенные. Пожалуй, я никогда раньше и не видела их такими, более того, даже у их бебиситтер я не наблюдала столь озабоченного выражения, а ведь няньки вечно чем‑нибудь обеспокоены. Напротив, я привыкла, что мои сестры всячески напускают на себя беззаботный вид, чтобы развеселить и подбодрить меня. Господи, значит, я все‑таки очень похожа на свою маму. И вот теперь они смотрят на меня встревоженно, очень серьезно и даже испуганно.

– Но ты знаешь, где он? – спросила Бренда, и я максимально напрягла свои мозги, чтобы вычислить, куда он мог пойти. Вспомнила наш с ним последний разговор в поисках хоть какого‑то намека.

– Нет, не знаю, – отрезала я, стараясь мыслить логично. – Не верю, что Мария могла с ним так поступить. – Меня охватила злость. Что же, она второй раз разбила ему сердце, не видит она, что ли, какой он замечательный? – Я идиотка. Нельзя было оставлять его одного.

– Ладно, не переживай ты из‑за этого, сейчас лучше прикинуть, где он может быть. Давай напрягись.

Я перебирала в памяти последние события. Пентхаус, ночь, которую мы провели там вместе, вид из окна на мост Хафпенни. Я похолодела. Он же все время держал это в голове.

– О, доперла, – сказала Бренда.

– Двигай, Кристина, – подтолкнула меня Адриана. – Беги.

И я подобрала подол своего вечернего платья, и я побежала. Да, на каблуках бегать неудобно, но и скакать босиком по городу, рискуя напороться на битое стекло, тоже не вариант. Увы, и Пат, ожидавший в машине, ничем не поможет – мне нужно тут же свернуть направо, на Парламент‑стрит, тогда я сразу попаду к мосту, через один перекресток. А Пату придется сделать изрядный крюк, чтобы доставить меня туда. На это у нас нет времени. Я мчалась в холодной ночи, одной рукой придерживая накидку из искусственного меха, а другой – распахивавшийся от бедра длинный разрез на платье. По Парламент‑стрит прямиком к набережной Веллингтона, под любопытными взглядами субботних зевак. Вот он, мост, уже виден вдали, но я не могу разглядеть, есть ли там кто‑нибудь. И я побежала дальше, вдыхая морозный воздух, который огнем жег мне легкие. Мост был все ближе, и я наконец увидела Адама. Ровно на том же месте, где мы встретились две недели назад. Мужчина в черном, под рыжим фонарем, а внизу горят зеленые огоньки подсветки. Я перевела дух, набрала полную грудь воздуха и с новыми силами устремилась вперед, к мосту. Вот уже и ступеньки. Шаг, еще шаг, наверх.

– Адам! – Я кричала во весь голос. – Адам, не надо, прошу тебя!

Он обернулся. На лице – печаль, тревога и удивление.

– Не бойся, я не буду тебя хватать и удерживать. Смотри, я не подхожу слишком близко. Договорились?

Прохожие, недоумевая, не зная, что в такой ситуации делать, шли через мост, подальше обходя Адама, словно он был увешан взрывчаткой.

Я плакала навзрыд. Слезы сами полились еще до того, как я взбежала на мост. И теперь я стояла перед ним, рыдающая, замерзшая, задыхаясь и шмыгая носом.

Он не сказал ни слова.

– Я знаю, с Марией не получилось… – Мне не хватало дыхания, чтобы говорить внятно. – Ну, прости, прости меня, пожалуйста. Я знаю, ты ее любишь и теперь тебе кажется, будто у тебя ничего не осталось. Но это неправда. У тебя есть компания «Бэзил» и полный зал народу, который в восторге, что ты ее возглавишь. И еще у тебя есть… очень много всего. Ты молод, здоров, у тебя хватает друзей. – Я ловила ртом морозный воздух. – И еще у тебя есть я. – Я горестно подняла руки. – Понятно, это не то, что тебе нужно, но все‑таки ты всегда можешь мне позвонить. В любое время. Клянусь тебе, я сделаю все, чтобы тебе помочь, и вообще все, чтобы ты был счастлив. Признаюсь честно, – я наконец умудрилась набрать полную грудь воздуха, – ты мне нужен. Когда мы с тобой встретились, я пообещала, что покажу тебе, как прекрасна жизнь, но ни черта не знала, как это сделать. И купила книжку! – Я грустно рассмеялась. – Но ты не гнался за счастьем. Радость приходит нежданно – она невычислима формулами, ее нельзя обязать. Только вот я этого не знала. И не знала, что мне делать. Мне кажется, незадолго до того я перестала видеть, в чем прелесть мира. Но когда я была с тобой… с тобой было понятно, как хороша жизнь, сколько в ней радости. Ты стал моим чудесным проводником в мир счастья. Показал, что самые простые, обыденные дела, если делать их с тем, кто тебе дорог, способны превратиться в чудесное время. Изначально предполагалось, что я буду учить и советовать, но в итоге ты показал мне, куда надо идти. Я знаю, ты вовсе не это хотел бы сейчас услышать, но – это ты помог мне понять, что такое любовь. Настоящая любовь. И не только к жизни, – я проглотила ком в горле, – но и к мужчине. К тебе. Кажется, я всегда старалась поступать наверняка. Старалась, чтобы все, включая отношения с людьми, было максимально надежно. Чтобы ни в чем не было ошибки.

Я подумала про Барри и наши с ним отношения. Да, я выбрала того, с кем не могло бы возникнуть никаких драматических переживаний, неожиданностей, вообще ничего такого, чего я не могла бы моментально уладить. Я не могла себе позволить по‑честному кого‑то полюбить. Нет, не могла, пока не встретила Адама, с которым каждый новый день не сулил ничего, кроме переживаний и неожиданностей.

– Мне все равно, нужна тебе моя любовь или нет, потому что быть с тобой и знать, что ты есть, – достаточно, чтобы я была счастлива. Адам, все, что я пытаюсь сказать, – ты любим. Я тебя люблю. Прошу тебя, не делай этого. Пожалуйста, не прыгай. Потому что я не могу без тебя.

Он, кажется, едва не плакал. Рядом с нами остановилась какая‑то парочка, явно недовольная тем, что пропустила его речь: ту часть сценария, где Адам угрожает, что немедля бросится в реку.

Я была совершенно опустошена. Я открыла и выплеснула все, что было на душе. Теперь там свободно гулял ледяной ветер. Из самого сердца я излила все, что могла, чтобы его спасти. И оставалось только ждать, надеяться, молиться, что он не просто услышал, но прочувствовал все, что стояло за моими словами, и они дойдут до его сердца. Я не смогла спасти Саймона, я не могу, не имею права ошибиться сейчас, с Адамом.

– Посмотри на меня, – сказал он.

Нет, не могу. Я не хочу слышать, как он объяснит, почему должен уйти. Глаза застило от слез.

– Смотри, раз он говорит, – сказала какая‑то женщина. И я посмотрела.

Адам улыбался, и это было странно. Что тут смешного, чего он вдруг развеселился? Те двое, что остановились понаблюдать за нами, тоже весело улыбались. Мне захотелось им крикнуть: «Вы не понимаете! Это вопрос жизни и смерти!»

– Где я стою? По какую сторону? – спросил он с улыбкой.

– Что? – Я недоумевающе глядела не на него, а почему‑то на эту случайную парочку. – Не понимаю.

Это что, метафора? Что он имеет в виду? Почему он преспокойно усмехается, да еще с таким видом, будто с ним все в порядке и он вполне разумно мыслит, хоть я и знаю, что это не так? Я же помню, вот точно так же он стоял две недели назад, по ту сторону ограды, балансируя на краю, уже готовый прыгнуть. Я посмотрела на него и увидела – он твердо стоит на мосту, по эту сторону ограды, улыбается мне и ни одной секунды не собирается никуда прыгать!

– О черт, – выдавила я.

– Иди сюда, – рассмеялся он и протянул мне руки.

Я помотала головой и отвернулась, мысленно посылая ко всем чертям и своих сестер, и его, и самое себя. Я‑то ему всю душу… нараспашку. Бежать, бежать отсюда.

– Я думала… эти дуры сказали. Вот ведь хрень… я решила, что ты… ну, маразм, конечно…

Он подошел ко мне, взял за руку и остановил, не давая уйти. Он был настолько выше, что ему приходилось заглядывать мне в лицо.

– Я сказал Марии, что у нас с ней ничего не получится.

Я обомлела.

– Что? Почему ты это сделал?

Он насмешливо прищурился.

– Потому что. Она, скажем так, сделала мне очень больно. Или, скажем точнее, предала меня. Но и я не был молодец. Я не заботился о ней в должной мере. Весь последний год я вел себя как мудак, за что и принес свои извинения. Она их приняла, сказала, что была чрезвычайно тронута тем, как я пытался ее вернуть: просто, говорит, до слез ее довел ностальгическими своими попытками. Ну и себя, признаться, тоже. Но я четко понял – мы не пара. Слишком много всего произошло, жизнь слишком сильно изменилась. Мы разошлись, обратно не вернуться. Я не хочу возвращаться назад.

Я поежилась, еще не отойдя от шока, и он прижал меня потеснее.

– Мария мне сказала: «Это из‑за той девушки?» И я понял, что да, во многом именно так.

– Какой еще девушки? – спросила я.

Адам рассмеялся.

– Знаешь, это не смешно. Я вообще не понимаю, что происходит. Минуту назад я думала, ты собираешься прыгнуть вниз с моста из‑за Марии. Теперь ты мне сообщаешь, что не собирался этого делать, потому что есть какая‑то другая девушка, о которой ты никогда мне раньше не говорил. А я тебе все рассказывала, – всхлипнула я, прижавшись щекой к его груди, в ужасе от того, что сказала.

– Ты правда так думаешь? – тихо спросил он.

– Конечно, правда, – всхлипнула я. – Я бы так не сказала, если бы не думала. Но, Адам, ты пойми, пожалуйста, почему я тебе это говорю. Обстоятельства…

– Эта девушка – ты, – перебил он, и я умолкла. – Она говорила о тебе. Я понял, что не люблю Марию. Буду я жить или нет – Мария здесь ни при чем. Проблема была в том, что мне плохо. Самому с собой. А ты вернула мне меня. Помогла мне снова начать жить. И вопрос не в том, будешь ли ты со мной или нет, поднимусь я наверх или покончу с жизнью. Вопрос в том, доволен ли я самим собой. А все то, что я делал для Марии, было хорошо только потому, что я это делал вместе с тобой. С тобой мне было весело. Пускай все это я делал для нее, но по сути – с тобой и из‑за тебя. Пока ты старалась вернуть мне любовь Марии, а заодно и любовь к жизни, я успел полюбить тебя. – Он взял мое лицо в свои ладони. Засмеялся, но несколько нервно. – Ты можешь больше не смотреть на меня с таким ужасом.

– Да, прости, – прошептала я.

– Когда я проснулся в то утро, а тебя не было, я решил, что ты передумала, – объяснил он.

– Нет, я…

– А потом, когда ты вернулась, то плакала в спальне, и я подумал, ты хочешь мне сказать, что жалеешь о том, что у нас было.

– Нет, я…

– Когда ты сказала про Саймона, все встало на свои места. Я понял, что все воспринял неверно. Я хотел сказать тебе об этом первый. Думал, тебе так будет проще.

– Ты идиот, – нежно сказала я, когда он наконец дал мне возможность вставить хоть слово.

Он улыбнулся.

– Целуйтесь, – скомандовала та незнакомая женщина.

– У меня есть условия, – заявила я.

Он слегка отстранился.

– Ты понимаешь, что тебе еще очень многое надо сделать. Я тебе помогла, чем могла, и дальше буду помогать, но я не психотерапевт, Адам, я не знаю, что делать… в некоторых ситуациях.

– Да, – он посерьезнел, – я пришел сюда именно для того, чтобы понять, что со мной. Я не тот, кто стоял здесь две недели назад, но я знаю, что самому мне до конца не справиться, мне действительно нужна помощь. Я знаю, что жизнь дала мне второй шанс благодаря тебе, и я намерен воспользоваться им по максимуму. Да, я превратил свою жизнь черт знает во что, но теперь я снова готов радоваться и наслаждаться ею. Так что я непременно пойду к специалисту. Больше я такого безобразия не допущу.

Мы закрыли глаза и поцеловались. Женщина и парочка радостно закричали, а потом развернулись и пошли по своим делам, оставив нас одних.

* * *

Адам снял свой роскошный пиджак и укутал мне плечи. Меня трясло, зубы выбивали мелкую дрожь, ноги совершенно заледенели.

– Забыл тебе отдать. – Он сунул руку в карман и достал пропавшую мамину сережку. – Пат нашел в машине сегодня утром.

– Спасибо тебе, – прошептала я и крепко зажала ее в ладони, радуясь, что мама была со мной в столь важный момент моей жизни. Я чувствовала, она где‑то рядом.

– Мы должны вернуться, нельзя вот так уйти с праздника, – запротестовала я, когда Адам повел меня через мост на другую сторону Лиффи.

– Мы уже ушли. – Он обнял меня за плечи. – Это мой праздник, я могу делать, что захочу. А я хочу пойти с любимой женщиной к себе в отель.

Я улыбнулась.

– А знаешь, – застенчиво призналась я, – мне тут пришло в голову, о чем можно написать книгу. Я это придумала, пока рыдала под одеялом, оплакивая свою несчастную жизнь. Вдохновение может посетить в самом неожиданном месте.

– Правда придумала? И о чем же?

– Она будет называться «Как влюбиться без памяти». Это история о том, как я с тобой встретилась.

Он улыбался.

– Только имена надо будет изменить.

– Конечно. Я вот подумала, что недаром у меня столько лет не получалось ее написать. У меня не было сюжета. А теперь есть, я напишу роман – правдивый, но как будто выдуманный.

– И только мы с тобой будем знать, что там все по правде. – Он чмокнул меня в нос.

– Только мы, – согласилась я.

Мы взялись за руки и благополучно перешли через мост Хафпенни на другую сторону.