Левацкие действия

Полным ходом работая над материалом для бомбы, Комптон обращал внимание на физику реакций под действием быстрых нейтронов и последствия создания бомбы. Он поручил это направление физику Грегори Брейту, выходцу из России[78], но Брейт очень скоро разочаровался недостаточно быстрым продвижением разработок и недопустимо низким уровнем безопасности. 18 мая 1942 года он отошел от руководства этими работами и вернулся в морской флот, где служил до участия в программе S‑1. Комптон, пригласивший поработать над проектом – под начало Брейта – Оппенгей‑ мера, теперь назначил его руководителем.

Оппенгеймер был замечательным физиком, но небезупречным человеком. Сын еврейских эмигрантов, разбогатевших в Америке, он вырос в достатке и имел феноменальную способность к обучению. В возрасте девяти лет он мог предложить кузену задать вопрос по‑латыни, на который сам отвечал по‑гречески. Однако при всех его талантах Оппенгеймеру было чуждо человеческое сочувствие. Мальчиком Роберт чрезмерно гордился своей ученостью. В детстве, чтобы компенсировать неловкость и робость, он любил покрасоваться. Роберт мог вести себя хвастливо и покровительственно, у него был острый язык. Чувства, которые он вызывал у однокашников, а потом у коллег и сотрудников, колебались от жалости до раздражения.

Оппенгеймер слыл энциклопедистом: его интересовала не только наука, но и психотерапия и искусство. В Гарвардском университете его специализацией была химии, но он изучал также греческий язык, архитектуру, классическую литературу и искусство. Окончив Гарвард, под руководством Дж. Дж. Томпсона он занимался в Кавендишской лаборатории Кембриджа, а потом перебрался в Германию, в Геттинген. Здесь он работал с Джеймсом Франком и Максом Борном, познакомился с Гейзенбергом, с английским физиком Полем Дираком и многими другими прославленными физиками‑теоретиками.

Комптон впервые встретился с Оппенгеймером в Геттингене в 1927 году. «Специалист в ядерной физике, – писал Комптон позже, – он был лучшим толкователем математических теорий, объясняя их тем из нас, кто занимался непосредственно экспериментами».

Получив докторскую степень, Оппенгеймер снова прибыл в Гарвард, а потом перешел в Калифорнийский технологический институт в Пасадене. Затем он на год попридержал несколько предложений на научные должности, чтобы вернуться в Европу и продолжить образование. Сначала он отправился в голландский Лейден, где сотрудничал с Паулем Эренфестом, а потом перебрался в швейцарский Цюрих, чтобы обменяться опытом с Вольфгангом Паули, который только что завершил первый этап совместной работы с Гейзенбергом по квантовой электродинамике. В июле 1929 года Оппенгеймер вернулся в Америку и получил должность на кафедре Калифорнийского университета в Беркли. Всего годом ранее на пост адъюнкт‑профессора здесь же, в Беркли назначили Лоуренса.

Оппенгеймер, несомненно, был талантлив, но скорее как техник, чем как новатор. Он умел оттачивать и развивать идеи других, но сам оригинальными идеями не блистал.

22 апреля 1948 года Оппенгеймеру исполнилось 38 лет. В научных кругах считалось, что важнейшие свои достижения физик делает, будучи молодым. Гейзенбергу вручили Нобелевскую премию за работу, которой он занимался в возрасте чуть менее тридцати лет. Эйнштейн получил Нобелевскую премию за труды, опубликованные в 26 лет. Оппенгеймер, по‑видимому, отлично сознавал, что его лучшая работа уже позади. И этой работе вожделенная премия не присуждена.

Оппенгеймер также активно интересовался политикой. Похоже, что его благополучная жизнь взрастила в нем комплекс вины, который проявил себя в преувеличенном общественном сознании. Казалось, это чувство было направлено не на отдельных личностей, по крайней мере вне его семьи, а на политические идеалы и общественные проблемы. Позже сам Оппенгеймер объяснял:

«Я ощущал непрерывную, неугасающую ярость, вызванную тем, как с евреями обращались в Германии. У меня там были родственники, и я собирался помочь им бежать и добраться до [Америки]. Я видел, что сделала с моими студентамм Великая депрессия. Они не могли найти работу, а та работа, что попадалась, совершенно им не подходила. И на их примере я начал понимать, как сильно на человеческие жизни влияют политические и экономические события».

С самого начала упоминания Лоуренса о «левацких действиях» Оппенгеймера вызвали подозрения и обеспокоенность его участием в американской ядерной программе. Как позже признавался сам Оппенгеймер, в середине 1930‑х он состоял практически во всех коммунистических организациях, которые существовали в Калифорнии.

Кроме того, он был страстно влюблен в Джейн Тэтлок (они то заключали, то расторгали помолвку), дочь профессора литературы из Беркли, который был известным активистом коммунистической партии. Поэтому неудивительно, что Роберт стал участвовать в сборе средств на борьбу с растущей угрозой европейского фашизма. Когда его отношения с Тэтлок завершились, он женился на Кэтрин (Китти) Харрисон, отпрыске европейского королевского рода. Хотя у самого Оппенгеймера никогда не было билета Коммунистической партии США, его жена Китти, брат Фрэнк, близкий друг Хаакон Шевалье и некоторые члены его исследовательской группы в Беркли в разное время состояли в этой партии.

В марте 1941 года на Оппенгеймера завело дело ФБР, после того как в декабре 1940‑го он приехал на собственном автомобиле на собрание‑дискуссию в дом Шевалье. В поле зрения ФБР по этому делу оказались двое других активистов, но в ходе расследования была установлена связь между Оппенгеймером и Стивом Нельсоном, также известным как Стив Месарош, одним из ключевых деятелей в органах управления коммунистической партии в области залива Сан‑Франциско.

Уроженец Хорватии, Нельсон два года проучился в Международной ленинской школе в Москве, где изучал историю рабочего класса, марксизм и аспекты диктатуры пролетариата. В то время он участвовал в тайных миссиях в Европе, Индии и Китае. Те, кто искал связь между законными (или как минимум допустимыми) действиями американской коммунистической партии и нелегальной деятельностью советской разведки, внимательно следили за Нельсоном.

Нельсон также был знаком с Китти Оппенгеймер через ее второго мужа, также коммуниста, который погиб, сражаясь за Испанию, в 1937 году. Семьи Оппенгеймеров и Нельсонов несколько раз встречались в общих компаниях. Роберт был четвертым мужем Китти.

Оппенгеймер был «находкой для шпиона», и все же его вклад в программу S‑1 до сих пор был чрезвычайно ценен. И теперь Комптон поручил ему работу над реакциями на быстрых нейтронах и над принципиальной схемой атомной бомбы. Лоуренс настаивал, чтобы Оппенгеймер прекратил якшаться с леворадикальными политиками, и тому пришлось уступить (правда, Оппенгеймер продолжал финансово поддерживать левых как минимум до конца 1942 года). Роберт получил временный допуск к секретной информации и теперь мог помогать Лоуренсу в работе. Анкету на проверку благонадежности Оппенгеймер заполнил в апреле 1942 года, причем на вопросы ответил по большей части честно[79]. Однако полного допуска в обозримом будущем не предвиделось.

Оппенгеймер не мог позволить себе ждать. Как только он осознал природу и масштаб той задачи, которую на него возложил Комптон, он понял, что ему требуются лучшие умы страны. В начале июня 1942 года он собрал в Беркли исследовательскую группу, в которую вошли самые талантливые физики‑теоретики, которых он смог найти. Он окрестил их «светилами».

Все ключи, которыми (как они сами верили) располагали физики «Трубных сплавов» для работы с быстрыми нейтронами и для разработки бомбы, уходили из рук.