Август 1935 г. Джордж Кемпбелл открыл затуманенные сном глаза и, продолжая лежать, в течение нескольких минут глазел сквозь прорезь в палатке на бледное августовское ночное

ВЫЗОВ ИЗВНЕ

Г.Ф. Лавкрафт, Ч.Л. Мур, А. Меррит, Р.Э. Говард и Ф. Белкнап Лонг

Август 1935 г.

[Ч.Л. Мур]

Джордж Кемпбелл открыл затуманенные сном глаза и, продолжая лежать, в течение нескольких минут глазел сквозь прорезь в палатке на бледное августовское ночное небо, пока его сознание не прояснилось до такой степени, чтобы задаться вопросом, что же его разбудило. В чистом, прозрачном воздухе этих канадских лесов было нечто одурманивающее, пьянящее, подобно сильно действующему наркотику. Кемпбелл еще некоторое время лежал, медленно уходя за тонкую грань сна. Он ощущал заметную утомленность – непривычное чувство для великолепно натренированных мускулов. Теперь он расслабился в превосходном упокоении. Это был восхитительный момент отдыха – отдыха в очаровательном дремотном ночном лесу после тяжелого труда.

По мере того, как его разум тонул в забытье, он вновь с наслаждением уверил себя в том, что перед ним простираются более трех долгих месяцев свободы – свободы от городов и скуки, от педагогики, университета и глупых студентов, не проявлявших ни капли интереса к геологии, которой он с ежедневной регулярностью, подобной сэндвичу на завтрак, пытался научить их. Свободы от...

Внезапно изумительный покой резко нарушился. Где-то снаружи раздался громкий шорох, прервавший его умиротворение. Он нехотя поднялся и ощупью отыскал фонарь. Затем рассмеялся и положил его обратно, устремив взор сквозь полуночный мрак. Где-то среди груды беспорядочно разбросанных коробок, в которых хранилась его провизия, рылся маленький ночной зверек. Кемпбелл вытянул руку и пошарил меж камней, валявшихся возле входа в палатку, в поисках подходящего метательного снаряда. Его пальцы выбрали большой булыжник, и он запрокинул руку, приготовившись кинуть камень.

Но он так и не кинул его. Потому что понял, что в темноте наткнулся на очень странную вещь. Квадратная, хотя с несколько закругленными краями, абсолютно гладкая – и, очевидно, искусственного происхождения. Необыкновенность поверхности камня под его пальцами была столь явной, что Кемпбелл снова достал фонарь и направил его луч на этот предмет.

Как только Джордж увидел, что же он случайно подобрал на земле, вся его сонливость моментально улетучилась. Камень был прозрачным, как горный хрусталь – загадочный гладкий куб. Несомненно, кварц, но не в своей традиционной форме шестиугольного кристалла. Каким-то образом – Кемпбелл не мог представить себе такой метод – он был огранен в идеальный куб размером стороны примерно в четыре дюйма. К тому же камень был невероятно истерт. Углы исключительно твердого кристалла были до такой степени стерты, что камень почти превратился в шар. Эта странная вещь, должно быть, прошла через века эрозии – через эпохи, практически не поддающиеся исчислению.

Но наиболее любопытным обстоятельством был предмет, что едва угадывался внутри кристалла. В самый центр камня был вставлен маленький диск из какого-то неведомого полупрозрачного вещества. На его поверхности, глубоко скрытой под оболочкой из кварца, были высечены символы, смутно напоминающие клинообразную манеру письма.

Джордж Кемпбелл нахмурил брови и склонился над этой маленькой загадкой в его руках, тщетно пытаясь понять ее сущность. Как могла такая штука попасть в сохранивший прозрачность горный хрусталь? В глубине его сознания всплыли воспоминания о древних легендах, в которых говорилось о кристаллах льда, замерзших настолько прочно, что более не могли оттаять. Лед и клинообразный алфавит – не является ли это разновидностью письма шумеров, которые пришли с севера в доисторические времена для того, чтобы поселиться в первобытной месопотамской долине? Затем к нему вновь вернулся здравый смысл, и он засмеялся. Кварц, разумеется, образовался в геологический период, когда Земля еще была молодой, когда не существовало ничего, кроме первозданных скал. Лед не мог сохраняться в течение десятков миллионов лет после того, как, должно быть, появился этот артефакт.

Однако как быть с этими символами? А что если в Палеозойском мире жили существа, которые имели язык и письменность и могли выгравировать эти таинственные знаки на покрытом кварцем диске, что он держал в руках? Или – могла ли эта вещь, прилетев из космоса, как метеорит, упасть на бесформенную глыбу мира, находившегося в еще полурасплавленном состоянии? Могла ли...

Затем он резко оборвал свои размышления, почувствовав, что его уши горят от безумства разгулявшегося воображения. Тишина, одиночество и странный предмет в его руках сыграли забавную шутку со здравым смыслом. Он пожал плечами и положил кристалл на край своего соломенного тюфяка, погасив свет. Возможно, утро и ясная голова дадут ему ответы на вопросы, которые сейчас кажутся неразрешимыми.

Но теперь сон упорно не наступал. Причиной тому была одна мысль, посетившая его в тот момент, когда он выключал фонарь: прежде чем погрузиться в окружающую тьму, маленький куб на мгновение засиял внутренним светом. Но, возможно, он ошибался. Возможно, дело было в его на секунду ослепленных глазах, которым всего лишь показалось, что они видят свет, исходящий из загадочных глубин камня.

Он долго лежал в беспокойстве, раз за разом прокручивая в голове мучившие его вопросы, на которые не было ответов. В этом хрустальном кубе из неизмеримого прошлого было нечто, возможно, возникшее на заре истории – то, что бросало вызов, не дававший ему уснуть.

[А. Меррит]

Он пролежал здесь, казалось, много часов. Его сознание полностью захватил тот слабый свет, та медленно угасшая люминесценция. Это явление было подобно тому, как если бы в сердце куба пробудилось нечто, до того момента долго спавшее, а теперь внезапно встревоженное… и стремящееся к нему.

Нелепая фантазия, в самом деле. Кемпбелл нетерпеливо поднялся и посветил фонарем на часы. Было около часа ночи, до рассвета оставалось еще более трех часов. Лунный луч на мгновение упал на хрустальный куб. Несколько минут Джордж рассеянно смотрел на него, а потом схватил и поднес ближе к лицу, чтобы внимательнее разглядеть.

Теперь в отношении камня не было никаких сомнений. По мере того, как его глаза привыкали к темноте, Кемпбелл увидел, что странный кристалл изнутри отсвечивает легким, еле уловимым блеском сапфирного цвета, словно в нем происходят какие-то разряды. Похоже, что они исходили от светлого диска, беспорядочно испещренного таинственными отметками. А сам диск становился больше… отметки приобретали более строгие формы… сам куб рос… было ли это иллюзией под влиянием слабого сверкания?..

Он услышал звук. Точнее, это напоминало призрак звука, словно некие призрачные пальцы перебирали струны призрачной арфы. Он еще ближе склонился над камнем. Звук доносился из куба…

В кустарнике вдруг послышался резкий шум, и почудилось хаотическое движение чьих-то тел, а затем разнесся агонизирующий вопль, словно крик умирающего ребенка, который постепенно стих. Маленькая трагедия в дикой природе: хищник и жертва. Кемпбелл подошел к тому месту, откуда раздавался стон, но ничего не смог увидеть. Потом он снова выключил фонарь и посмотрел в сторону палатки. На земле различался слабый голубой блеск. Это был куб. Он наклонился, чтобы подобрать его; затем, повинуясь какому-то странному непонятному волнению, отдернул руку.

И вновь он увидел, что сияние стало угасать. Из диска по-прежнему судорожно исходили легкие сапфирные блики, но звука больше не было.

Он сел, глядя на то, как люминесцентный блеск то возникает, то пропадает, но явно становится все более тусклым. Ему пришло в голову, что для этого феномена необходимо два элемента. Внутренний энергетический луч и его собственное сосредоточенное внимание. Его сознанию следует путешествовать вместе с лучом, сконцентрироваться на сердце куба, чье биение продолжало нарастать, до тех пор, пока… что?

Он ощутил душевную дрожь, как от контакта с каким-то чужеродным существом. Это было чужое, понял он – не с этой земли. Неземная жизнь. Он поборол страх и взял куб с собой в палатку. Он был ни холоден, ни горяч; если бы не его вес, Кемпбелл бы не почувствовал, что держит его. Он положил кристалл на стол, позаботившись о том, чтобы свет факела не падал на него, а затем закрыл все щели в палатке.

Усевшись на походный стул, он перенаправил свет на куб, сфокусировав его точно на сердцевине кристалла. Он собрал всю свою волю, всю концентрацию, сосредоточившись на созерцании диска по мере того, как тот становился светлее.

Словно по команде крохотные сапфирные молнии возобновились с большей силой. Они сверкали по телу хрустального куба, а затем ударяли назад в поверхность диска, освещая нанесенные на нем символы. Вновь эти отметки стали меняться и перемещаться, наступать и отодвигаться под воздействием голубого свечения. Они больше не были клинообразными знаками. Теперь они были самостоятельными фигурами… существами.

Он услышал невнятную мелодию, все то же бренчание струн арфы. Она звучала все громче и громче, и теперь все тело куба вибрировало в ее ритме. Хрустальные стены таяли, превращаясь в бриллиантовый туман. И сам диск рос… существа на нем двигались, делились и размножались, как будто открылась некая дверь, через которую хлынула толпа фантомов. Чем дальше, тем более ярким становился пульсирующий свет.

Кемпбелл почувствовал легкую панику и попытался отвлечь глаза и сознание от куба, погасив свет. Но теперь куб не нуждался в лучах извне… и он не мог оторвать от него взора… не мог?.. Да нет, он сам был поглощен диском, который сейчас превратился в целый мир – огромный шар, в котором неименуемые существа танцевали под музыку, наполнявшую пространство каким-то умиротворяющим великолепием.

Больше не было палатки. Была лишь обширная завеса клубящегося тумана, внутри которого сиял шар… Кемпбелл почувствовал, что проваливается в туман, растворяясь в нем, как будто в каком-то гигантском разуме, коим был этот шар.

[Г.Ф. Лавкрафт]

По мере того, как рассеивающийся в тумане свет сапфирных солнц становился все более и более интенсивным, очертания шара дрожали и распадались в пенящемся хаосе. Его бледность, его движения, его музыка – все смешивалось с всепоглощающим туманом, обесцвечивалось, преображаясь единым светло-стальным цветом, и лихорадочно, беспорядочно колебалось. И сапфирные солнца также неуловимо таяли, превращаясь в бесформенную пульсацию серой бесконечности.

Тем временем постепенно усиливалось нестерпимое, невероятное чувство какого-то внешнего движения – отдаленного и космически стремительного. Любая скорость, известная на Земле, выглядела здесь карликовой, и Кемпбелл знал, что такой полет в физической реальности означал бы для человека мгновенную смерть. Даже если это чувство – родившееся в странном, дьявольском гипнозе или кошмаре – было всего лишь мнимым впечатлением полета, подобного метеору, оно, тем не менее, почти парализовало его разум. Хотя в этой серой пульсирующей пустоте не было ни одной точки, на которой можно было сосредоточить внимание, он чувствовал, что самостоятельно движется со скоростью света. Наконец, его сознание не выдержало – и все поглотила милосердная чернота.

Посреди почти непроницаемой тьмы Джорджа Кемпбелла внезапно посетили некоторые мысли и идеи. Сколько мгновений – или лет – или вечностей прошло с тех пор, как он пролетел через серую бездну, было невозможно оценить. Он знал лишь, что это произошло в полном покое и без боли. В самом деле, отсутствие всяких физических ощущений было самым выдающимся свойством условий, в которые он попал. В этой плотной, густой черноте ему казалось, что он являлся скорее бестелесным сознанием, лишенным физических органов чувств, нежели материальным существом с чувствами, неспособными воспринимать окружающие объекты. Он мог мыслить ясно и быстро – почти сверхъестественно – хотя при этом у него совершенно не получалось дать хоть какое-то объяснение случившемуся.

Отчасти инстинктивно он понимал, что находится не в своей палатке. Если бы это было так, он мог бы проснуться от того кошмара, в котором он угодил в абсолютно черный мир; но он не мог! Под ним не было походной койки – впрочем, у него даже не было рук, чтобы почувствовать одеяло или включить фонарь. Не было никакого ощущения холода в воздухе – и не было отверстия в палатке, сквозь которое он мог бы наблюдать наверху бледное ночное небо... что-то было неправильно, чертовски неправильно.

Он попытался направить мысли вспять и подумал о флуоресцирующем кубе, загипнотизировавшем его – о нем и обо всем, что затем последовало. Он знал, что сознание уходит от него, и был неспособен вернуть его. В последний момент наступил шокирующий, панический страх – подсознательный страх, гораздо более сильный, чем тот, что был вызван демоническим полетом. Страх происходил от неких туманных невыразимых воспоминаний о давнем событии в его жизни, о котором он не осмеливался говорить. Какой-то участок в глубине его разума, казалось, отыскал смутно знакомое свойство в кубе – и это поразило его неопределенным ужасом. Теперь он старался вспомнить, чем были это знакомое свойство и этот ужас.

Мало-помалу это удалось ему. Однажды, много лет назад, во время его геологических изысканий, он прочел о чем-то, похожем на этот куб. Речь идет о вызвавших немало споров и скандалов глиняных фрагментах под названием Эльтдаунские Таблицы, выкопанных в докаменноугольном слое в Южной Англии тридцатью годами прежде. Их форма и покрывающие их отметки были столь странными, что несколько ученых заподозрили в них искусственный характер, сделав ряд фантастических предположений касательно их происхождения. Попросту говоря, они утверждали, что Таблицы дошли до нас с той эпохи, когда на Земле не могло существовать никаких человеческих существ. Контуры и манера написания символов были дьявольски загадочными. Вот так они получили свое название – Эльтдаунский шрифт.

Однако не с трудами каких-либо рассудительных ученых Джордж Кемпбелл связывал хрустальный куб, содержащий диск. Его источник имел куда менее солидную репутацию, хотя был бесконечно более значительным. В 1912 году преподобный Артур Брук Винтерсхолл, священник из Суссекса, умудренный невероятным числом знаний оккультного характера, заявил, что идентифицировал символы в Эльтдаунских Таблицах как так называемые «дочеловеческие иероглифы», заботливо сохраненные и тайно передаваемые из поколения в поколение некоторыми мистическими обществами. Позже Винтерсхолл опубликовал на собственные средства книгу, содержавшую «перевод» таинственных изначальных письмен – «перевод» по-прежнему авторитетный и часто цитируемый оккультистами. В этом «переводе» (брошюре удивительно длинной ввиду весьма ограниченного количества знаков в Таблицах) излагалось повествование, чье авторство принадлежало явно не человеку. И оно содержало то, что сейчас так напугало Кембелла.

Как говорилось в этом повествовании, в нашем мире – и, по-видимому, в других мирах, коим несть числа – проживали прибывшие из внешнего космоса могущественные существа, похожие на червей. Их превосходные достижения и способность контролировать природу поражали и ужасали любое воображение. Они овладели мастерством межзвездных путешествий на заре своего развития и благодаря этому населили все обитаемые планеты в собственной галактике, уничтожая все встречаемые на пути расы.

За пределами своей галактики (кстати, не нашей) они не могли передвигаться самостоятельно; но, исследовав знание всех доступных пространств и времен, открыли возможность преодолевать некоторые межгалактические бездны мысленно. Они изобрели специальные средства – странные энергетические кубы необычной кристаллической формы, содержащие гипнотические талисманы в устойчивой к космическим воздействиям сферической оболочке из неизвестного материала. Эти кубы могли путем определенных усилий перебрасываться за пределы их вселенной. Они реагировали только на притяжение холодного твердого вещества.

Таким образом, используя несколько необходимых земель в разных необитаемых мирах во внешних вселенных, они создали эфирные мосты, нужные для ментальных сообщений. Атмосферное трение сжигало защитную оболочку, оставляя кубы пригодными для открытия разумными существами на тех планетах, куда они попадали. В силу своей природы кубы могли приковывать к себе внимание. Этого, в совокупности с действием света, было достаточно для того, чтобы включить действие их специальных свойств.

Разум, сосредоточившийся на кубе, затягивался в него силой диска, а затем отправлялся с помощью энергии невидимых лучей туда, откуда прибыл диск – в далекий мир червеобразных космических странников, через невероятных размеров межгалактические пропасти. Принятый в одну из специальных машин, контролировавших каждым кубом, захваченный разум временно находился там без тела и чувств, пока его исследовал один из представителей могущественной расы. Затем, путем таинственных незримых процессов обмена, сознание несчастного пленника помещалось в червеподобное тело своего захватчика. Посредством следующего обмена разум сверхсущества пересекал безграничное пространство для того, чтобы внедриться в освободившееся бессознательное тело жертвы где-то в загалактическом мире. Так могущественные черви оказывались на чужих планетах и изучали их под маской местных жителей.

Когда исследование заканчивалось, путешественник должен был использовать куб и диск для возвращения – и иногда плененное сознание без всякого ущерба отправлялось в свой далекий мир. Но не всегда, однако, великий народ был столь добрым. Порой, когда у какой-либо высокоразвитой расы обнаруживались потенциальные возможности космических путешествий, червеобразные существа задействовали кубы для пленения и уничтожения тысяч разумов, искореняя эту расу для собственной безопасности – при этом в разрушении особенно активно участвовали тайные посланцы червей.

Таким способом отряды народа червей иногда захватывали миры в других галактиках – удаляя или уничтожая плененные разумы и готовя пространство для проживания в чужих, непривычных телах. Никогда, тем не менее, в новых местах древняя цивилизация червей не воспроизводилась с точностью копии, поскольку планета не содержала всех материалов, необходимых для ее наук. Кубы, например, могли производиться только на домашней планете.

Лишь несколько из несчетного числа кубов приземлились и подали ответный сигнал с обитаемых планет, поскольку имелось немного живых существ, пригодных для использования червями в качестве носителей и источников знания. Только три куба, гласит повествование, достигли населенных миров в нашей обособленной вселенной. Один из них упал на планету, расположенную на самом краю галактики два триллиона лет назад, в то время как другой три миллиарда лет назад опустился на планете в центре галактики. Третий – единственный, о котором известно, что он прибыл в Солнечную систему – достиг Земли 150 миллионов лет назад.

Именно этому третьему кубу в основном посвящен перевод доктора Винтерсхолла. Когда куб очутился на Земле, пишет священник, на нашей планете правили существа огромного размера и конической формы. Они превосходили все прошлые и современные им расы по уровню интеллекта и технических достижений. Эта раса была столь развитой, что могла мысленно путешествовать как в пространстве, так и во времени. Обнаружив куб, эта раса незамедлительно обследовала космос с целью разузнать все, что касается его. В своих попытках понять, что же случилось, когда куб упал с небес, некоторые особи этой расы пережили мучительные ментальные изменения, созерцая его.

Понимая, что измененные особи стали вместилищем вторгшихся чужих разумов, вожди конической расы уничтожили их тела – даже ценой того, что похищенные сознания жертв оказывались обреченными навеки остаться в чужом мире. Они провели эксперименты с еще более странными видами перемещений. Когда, в результате долгих мысленных исследований пространства и времени, они получили примерное представление о природе куба, было решено тщательно оберегать этот артефакт от света и взглядов и охранять его как великую опасность. Они не захотели уничтожить куб, представляющий огромную ценность для будущих опытов. Время от времени некоторые преступные авантюристы тайно получали доступ к кубу и опрометчиво пробовали применить его грозную мощь, невзирая на потенциальные последствия – но все такие случаи были раскрыты и решительно пресечены.

В этом зловещем вторжении единственный негативный результат заключался в том, что внешняя червеообразная раса с помощью новых разведок выяснила, что случилось с их агентами на Земле, и воспылала лютой ненавистью к нашей планете и всем живым существам, населявшим ее. Они решили во что бы то ни стало уничтожить всю жизнь на нашей планете, и с этой целью отправили дополнительные кубы в надежде на то, что они удачным образом приземляться в неохраняемом месте – однако им не повезло.

Коническая раса хранила единственный существующий на земле куб в величественном полярном городе в специальной раке как реликвию и основу для экспериментов, но в течение прошедших бесчисленных эонов он потерялся в хаосе войн и разрушений. Когда пятьдесят миллионов лет спустя существа-конусы отправили свои разумы в бесконечно далекое будущее, чтобы избежать безымянной опасности изнутри Земли, местонахождение зловещего куба из внешнего космоса было забыто.

Приблизительно так, в соответствии с оккультными учениями, гласят Эльтдаунские Таблицы. Больше всего сейчас Кембелла напугало то, что чужеродный куб был описан с детальной подробностью. Совпадала каждая мелочь – размеры, структура, покрытый иероглифами диск в центре, гипнотический эффект. По мере того, как он все более тщательно обдумывал это дело, находясь посреди темноты в этой странной ситуации, он начал задаваться вопросом, а не был ли весь этот инцидент с хрустальным кубом – в самом деле, весьма реальный – кошмаром, порожденным каким-то причудливым подсознательным впечатлением от былого чтения экстравагантной, явно шарлатанской книжонки. Если так, то, должно быть, кошмар по-прежнему продолжается, так как в его нынешнем состоянии отделенности от тела не было ничего нормального.

Сколько времени он провел, предаваясь этим необыкновенным воспоминаниям и размышлениями, Кемпбелл не мог даже представить. Его состояние было столь нереальным, что традиционные меры и оценки стали бесполезными. Казалось, что прошла целая вечность, но, возможно, в действительности истекли лишь мгновения с того внезапного головокружительного происшествия. Случившееся было столь же странным и необъяснимым, как та чернота, что окутала его. И все-таки у него еще были ощущения – скорее сознательные, нежели телесные – как вдруг Кемпбелл почувствовал, что его мысли понеслись без всякого контроля: они словно взбесились в исключительно буйной, хаотической манере.

Воспоминания стали путаными и бессмысленными. Все, что он знал о себе – происхождение, традиции, навыки, познания, мечты, идеи и надежды – резко и одновременно оторвались от него с сумасшедшей скоростью и энергией. Вскоре он лишился способности следить за путем каждой отдельной мысли. Вереница всего содержимого его разума превратилась в лавину, каскад, вихрь. Это было также ужасно и неприятно, как тот гипнотический полет сквозь пространство, когда хрустальный куб захватил его. Наконец, сознание постепенно совершенно покинуло его, и Кемпбелл погрузился в полное забвение.

Новая беспросветная чернота – и затем медленное течение возвращающихся чувств. На этот раз они были физическими – не ментальными. Сапфирный свет и глухой гул далеких звуков. Здесь появились осязаемые впечатления – он понял, что лежит, вытянувшись во весь рост, на какой-то поверхности, хотя его беспокоила непостижимая необычность его положения. Он никак не мог опереться на подстилающую землю с помощью своих конечностей – и в его душу закралось смутное подозрение относительно природы его тела. Он попытался двигать руками, но не обнаружил сколько-нибудь заметного результата. Вместо этого произошли легкие, слабые нервные конвульсии всего того предмета, который, похоже, являлся его телом.

Он предпринял усилие с тем, чтобы шире раскрыть глаза, но, оказалось, что не может управлять их механизмом. Сапфирный свет лился на землю рассеянными, туманными лучами, и нигде не концентрировался ни на каком хорошо различимом объекте. Постепенно, однако, стали неуверенно появляться какие-то загадочные визуальные образы. Пределы и способ зрения были крайне непривычны, но все же он мог приблизительно связать свои ощущения с тем, что, по его мнению, видел здесь. Поскольку эти ощущения придали ему некоторую степень ясности мышления, Кемпбелл подумал, что он, должно быть, по-прежнему в плену мучительного кошмара.

Ему казалось, что он находится в огромном помещении, имевшем среднюю высоту, но невероятно гигантскую площадь. На каждой стороне – а он, как ни странно, мог видеть все четыре стороны одновременно – располагались высокие узкие щели, которые, вероятно, служили как дверями, так и окнами. Также в комнате стояли отдельные низкие столы или пьедесталы, но не было никакой мебели нормального вида и пропорций. Сквозь щели проникали потоки сапфирного света, а за ними смутно угадывались стены и крыши фантастических зданий, подобных гроздьям кубов. На стенах – вертикальных панелях между щелями – были нанесены странные отметки невыразимо зловещего характера. Некоторое время спустя Кемпбелл понял, почему они так тревожили его – с повторяющейся регулярностью они в точности копировали иероглифы на диске внутри хрустального куба.

Но самый важный элемент кошмара, однако, наступил позже. Он явился в виде живых существ, которые только что вошли через одну из щелей и неторопливо, но уверенно направились к нему, неся таинственную металлическую коробку. Зеркальная поверхность коробки напоминала матовое стекло. Эти твари не были людьми – вне всякого сомнения, они вообще были чужды Земле, чужды даже любым человеческим мифам и снам. Они представляли собой гигантских светло-серых червей или многоножек, в диаметре соответствующих росту человека и в два раза длиннее. В центре похожей на диск головы располагались отверстия пурпурного цвета, окружены большими бахромчатыми ресницами. Существа скользили на своих многочисленных парах задних лап, в то время как передняя часть поднималась вертикально, и расположенные на ней лапки (по крайней мере, две пары) служили в качестве рук. Вдоль их спинного хребта располагался затейливый гребень, а похожий на опахало хвост из какой-то серой мембраны довершал гротескную картину облика этих удивительных тварей. Шею червя окаймляло кольцо из гибких красных шипов, волнообразное дрожание которых в размеренном, явно сознательном ритме производило щелчки и резкие звенящие звуки.

Таким был этот эксцентричный кошмар – неописуемый апофеоз чьей-то безумной фантазии. Но даже не созерцание этого бредового ужаса заставило Джорджа Кемпбелла в третий раз потерять сознание. Причиной тому стало еще одно открытие – последний невыносимый штрих. Когда безымянные черви подползли со своей блестящей коробкой, лежавший на полу человек бросил на зеркальную стенку ящика быстрый взгляд для того, чтобы узнать, что же случилось с его телом. Увы – он получил лишь ужасающий ответ на вопрос, почему его чувства были столь непривычны и неловки. На полированной металлической поверхности отразилось совершенно чужое тело. Это было омерзительная светло-серая туша одной из огромных многоножек.

[Роберт Э. Говард, Фрэнк Белкнап Лонг]

Когда сознание мало-помалу вернулось к нему, он некоторое время абсолютно не мог понять ситуации. Его разум был заключен в тело чудовищного обитателя чужого мира, в то время как где-то на другом краю Вселенной его собственное тело стало домом для личности инопланетного монстра.

Однако постепенно он подавил в себе беспричинный ужас. В конце концов, если судить с позиции космической вечности, почему эта метаморфоза так пугает его? Жизнь и сознание являются единственными реальностями во Вселенной. Форма не имеет значения. Его нынешнее тело выглядело отвратительным лишь по земным стандартам. Страх и неприязнь отступили перед возбуждением от титанического путешествия.

Чем являлось его бывшее тело, нежели клоакой, чьим конечным итогом являлась неминуемая смерть? Теперь у него не было сентиментальных иллюзий насчет жизни, которую он покинул. Ведь он избавился от тяжких трудов, нужд, постоянного разочарования и подавленности. Даже если новая жизнь не сможет предложить ему ничего больше, то, во всяком случае, она даст не меньше того, что было. Но интуиция подсказывала ему, что следует ожидать большего – гораздо большего.

Сейчас, когда жизнь открылась перед ним в своей первозданной наготе, он получил способность рассуждать абсолютно искренне, и понял, что с удовольствием вспоминает только физические наслаждения своего прошлого бытия. Но он уже очень давно пресытился физическими возможностями своего земного тела. Земля больше не вызывала у него трепещущих эмоций. Но в обладании этим новым, чужим телом он видел обещание странных, экзотических радостей.

В нем нарастало необузданное ликование. Он был существом без мира, свободным от всех устоев и запретов Земли и этой странной планеты, свободным от любых искусственных ограничений во Вселенной. Он был богом! С жутким весельем он подумал о том, чем теперь занимается и с кем общается на Земле его бывшее тело, глазами которого, как сквозь окна, смотрит на людей инопланетный пришелец. Как бы они перепугались, узнав…

Пускай это чудовище отправляется на Землю, чтобы по своей воле поработить или уничтожить ее. Земля и ее расы более не имели никакого значения для Джорджа Кемпбелла. Там он был лишь одним из миллиардов убогих существ, прикованных к одному месту неисчислимым множеством всяких соглашений, законов и порядков. Там он был обречен жить и умереть в своей жалкой нише. Но из той слепой тюрьмы он воспарил над ничтожностью. Это была не смерть, а перерождение – рождение высокоразвитого разума, нашедшего новую свободу, в сравнении с которой физический плен Йекуба казался пустяком.

Он вздрогнул. Йекуб! Так называлась эта планета – но откуда он узнал? Однако ему было известно не только это, но также то, что имя существа, чье тело он теперь занимал, было Тоте. Воспоминания, тени знаний Тоте, тщательно записанные в его мозгу, теперь пронизывали разум Кемпбелла. Укрытые глубоко в недрах физических тканей мозга, они смутно нашептывали Джорджу Кемпбеллу, подобно внушенным инстинктам; и его человеческое сознание воспринимало и постигало их, чтобы открыть путь не только к безмятежности и свободе, но к силе его души, скрытой в самых примитивных, изначальных импульсах. Не как раб он будет обитать на Йекубе, но как король, подобно древним варварам, восседавшим на тронах некогда гордых империй!

В первый раз он обратил взор на свое окружение. Он по-прежнему лежал посреди фантастической комнаты на предмете, похожем на длинную кушетку. Рядом стояли многоножки, державшие глянцевую металлическую коробку и лязгавшие своими рогатыми шеями. Таким способом, как догадался Кемпбелл, они разговаривали с ним, и он смутно понимал их речь благодаря рудиментам мыслительных способностей Тоте. Из их слов он узнал, что перед ним находилось существо по имени Юкт, верховный правитель наук.

Но Кемпбелл не обратил на него внимания, поскольку замыслил отчаянный план – план столь противоестественный обычаям Йекуба, что находился вне понимания Юкта. Поэтому Кемпбеллу удалось захватить его врасплох. Юкт, как и Кемпбелл, видел остроконечный предмет на ближнем столе, но для него это был всего лишь научный инструмент. Ему даже не могло прийти в голову, что эту вещь можно использовать в качестве оружия. Но земной разум Кемпбелла сохранял иные познания, и мотив, вызвавший движение тела Тоте, привел к действию, которого никогда не совершал ни один из жителей Йекуба.

Кембелл схватил остроконечный предмет и вонзил его в Юкта, с яростью делая все новые и новые глубоки разрезы. Повелитель червей вскинул руки и затем повалился навзничь; его внутренности вывалились на пол. В мгновение ока Кемпбелл оказался у двери. Его скорость была ошеломляющей, сводящей с ума – первое исполнение обещанных новых физических способностей.

Когда он бежал, ведомый исключительно инстинктом, сохранившимся от старых рефлексов Тоте, это было подобно тому, как будто каждая несшая его нога обрела собственное сознание. Тело влекло его вдоль пути, по которому оно передвигалось десятки тысяч раз, когда управлялось разумом Тоте.

Он мчался то вниз по извилистому коридору, то вверх по крученой лестнице, проносился через прорезанные двери, и, наконец, все те же инстинкты подсказали, что Кемпбелл нашел то, что искал. Он очутился в круглой комнате с куполообразной крышей, которая сияла мертвенно-бледным голубым светом. Странная структура возвышалась посреди переливающегося всеми цветами радуги пола. Она представляла собой череду ярусов, каждый из которых отличался своим ярким цветом. Самый верхний фиолетовый ярус имел форму конуса, с вершины которого клубы голубого тумана поднимались вверх к сфере, висевшей прямо в воздухе – сфере, сверкающей подобно полупрозрачной слоновой кости.

Это, как поведали Кемпбеллу глубоко укрытые воспоминания Тоте, был бог Йекуба, хотя почему народ этой планеты боялся и благоговел перед ним, забылось миллионы лет назад. Червь-жрец стоял между ним и алтарем, которого никогда не касалась плоть. Ибо прикосновение к алтарю означало величайшее кощунство, которого никогда не допускал ни один житель Йекуба. Жрец так и не пошевелился, парализованный ужасом, пока оружие Кемпбелла не лишило его жизни.

С помощью своих многочисленных конечностей Кемпбелл вскарабкался на ступенчатый алтарь, не обращая внимания на то, как тот неожиданно содрогнулся, невзирая на изменения, происходившие с плавающей в воздухе сферой, игнорируя дым, который теперь вздымался густыми синими облаками. Он был опьянен чувством силы. Суеверия обитателей Йекуба тревожили его не больше, чем религиозные страхи землян. С этим шаром в руках он станет владыкой Йекуба. Народ червей не осмелится ни в чем ему отказать, когда он возьмет их бога как заложника. Наконец, он достал рукой шар – который больше не был цвета слоновой кости, но стал багровый, как кровь…

[Фрэнк Белкнап Лонг]

Из палатки в светлую августовскую ночь вышло тело Джорджа Кемпбелла. Оно двигалось медленной, нерешительной походкой меж стволов высоких деревьев по лесной тропе, густо усыпанной сладко пахнущими сосновыми иголками. Воздух был свеж и прохладен. Небо напоминало перевернутую серебряную чашу, покрытую точками звездной пыли, и далеко к северу полярное сияние разбрызгивало потоки огня.

Голова идущего человека жутко раскачивалась из стороны в сторону. Из уголков его вялого рта сочились густые струйки янтарной пены, колышущейся под ночным бризом. Сначала он шел, сохраняя прямую осанку, как подобает человеку, но постепенно, по мере того, как отдалялся от палатки, его поза изменилась. Его торс стал склоняться, а конечности почти незаметно укорачивались.

На далекой планете во внешнем космосе многоногое существо, которое было Джорджем Кемпбеллом, прижало к груди бога, чьи черты были красными, как кровь. Со свойственным насекомым проворством оно пробежало через радужный холл и сквозь массивные порталы к яркому сиянию чужих солнц.

Тело Джорджа Кемпбелла брело меж земных деревьев в странной манере, характерной скорее для устрицы. Оно исполняло свое бессмысленное предназначение. Длинные, похожие на клешни, пальцы разгребали ароматный ковер из сосновых иголок по мере того, как это существо двигалось по направлению к широкому простору сверкающей воды.

В удаленном за мириады галактик мире народа червей Джордж Кемпбелл шел между циклопическими блоками, выложенными из черных камней, по длинной, усаженной папоротниками, улице, вздымая вверх круглого красного бога.

Резкий звериный крик в кустарнике раздался близ блестящей глади озера на Земле, где человеческое тело, в которое вселилось сознание червеобразного существа, шло самостоятельно, отдавшись во власть инстинкта. Человеческие зубы погрузились в мягкий животный мех, разрывая темную плоть. Маленькая серебристая лисица, отчаянно сопротивляясь, вцепилась клыками в запястье человека и задергалась в агонизирующем ужасе, по мере того, как кровь покидала ее сосуды. Тело Джорджа Кемпбелла медленно поднялось, его уста были измазаны свежей кровью. Странно взмахивая верхними конечностями, оно отправилось к водам озера.

Когда непрерывно меняющее формы существу, которое было Джорджем Кемпбеллом, ползло посреди черных каменных монолитов, перед ним в мерцающей пыли падали ниц тысячи червей. Богоподобная власть, казалось, излучалась его гибким телом по мере того, как оно медленными, отрывистыми движениями приближалось к трону интеллектуальной империи, неизмеримо превосходящей все земные владычества.

Охотник устало пробирался сквозь густую чащу неподалеку от палатки на Земле, где тело Джорджа Кемпбелла, в которое внедрился разум червеобразной твари, пришло к сияющим водам озера. Охотник разглядел нечто темное, плавающее в этом озере. Он блуждал в лесу всю ночь, и к наступлению бледной утренней зари усталость накинулась на него, подобно свинцовой мантии.

Но похожая на человека фигура в озере являлась признаком беды, которую он не мог игнорировать. Подобравшись к кромке воды, он встал на колени на мягкую глину и склонился к плавающему телу. Медленно, с большим трудом он вытащил его на берег.

Далеко во внешнем космосе существо в облике червя, держа сверкающего красного бога, взошло на трон, светящийся подобно созвездию Кассиопеи под чужим небосводом непостижимых сверхсолнц. Божество, которое оно сжимало на груди, наполнило его тело энергией, сжигавшей белым огнем неземного одухотворения всю животную бренность.

На Земле охотник с невыразимым ужасом созерцал почерневшее искаженное лицо утопленника. Это была скорее звериная морда, с отталкивающе антропоидными чертами; а из ее искривленной уродливой пасти вытекала черная гнойная кровь.

«Тот, кто нашел твое тело в безднах Времени, теперь займет другую пустую обитель, – промолвил красный бог. – Ни одно из порождений Йекуба не может управлять телом человека.

Ибо все существа Земли враждебны друг другу и получают удовольствие от несказанной жестокости ко всем видам жизни на своей планете. Разумы расы червей не способны управлять бестиарными человеческими телами, когда те жаждут убивать. Люди, лишь по прошествии десятков тысяч поколений научившись согласию, тем не менее, сохранили рабскую покорность древним инстинктам. Твое тело само уничтожит себя на Земле в поисках крови своих живых сородичей и в поисках прохладной воды, где оно может беззаботно барахтаться. В конечном итоге оно найдет погибель, поскольку инстинкт смерти в нем сильнее, чем инстинкты жизни, и оно разрушит себя, пытаясь вернуться в тот первозданный ил, из которого некогда вышло».

Так говорил красный круглый бог Йекуба в далеком пространственно-временном континууме Джорджу Кемпбеллу, когда впоследствии его дух очистился от всех земных желаний, и он взошел на троне и стал править империей народа червей гораздо более мудро, справедливо и великодушно, нежели любой человек на Земле когда-либо правил империей людей.