Full Circle

Вечером этого дня я сидел на ступеньках перед домом и размышлял обо всем, что случилось.

Секс.

Мне нужно прикладывать усилия, чтобы произнести это слово. Физическая близость до сих пор кажется мне чем-то неестественным. Прошлой ночью я расстался со своей болезненной невинностью. Сексуальность, подавлявшаяся мною двадцать пять лет, наконец, взорвалась, обретя свободу. Кажется, что в этом нет ничего особенного, но только не для меня. Раньше я позволял себе максимум робкие ласки и прикосновения к интимным частям тела. В общем, ничего серьёзного. Был ли я готов?

Нет.

Я не был готов к тому, что Джерард придет и встряхнет все основы моего существования. Казалось, будто меня бросили в водоворот, заставили там покрутиться хорошенько, а потом вытащили с другой стороны совершенно иным человеком. Больше не будет наивного, неопытного девственника Фрэнка. Теперь я стал… любовником? Любимым? И тем, и другим?

Я не знал, трахались ли мы, или занимались сексом, а, может, любовью. Разве это важно? Возможно. Но я ещё не разобрался окончательно в многообразии физических отношений. Ночью я испытывал незнакомые мне до этого желания. Я двигался, трогал и делал так, как не мог себе раньше даже представить. И это было прекрасно. Сейчас я ощущаю себя по-другому, пока точно не знаю как.

Я знал только то, что мне понравилось. Я словно пометил Джерарда, оставил на нём свой невидимый отпечаток.

Теперь он мой, и это - единственная вещь, в которой я уверен. Не знаю, как долго будет длиться это ощущение. Надеюсь, вечно. Но на данный момент мы целиком и полностью принадлежим друг другу.

Утром меня мучило беспокойство. Мне хотелось что-нибудь делать. Джерард мирно посапывал в спальне, а я ненавижу просто сидеть рядом и ждать, пока кто-то проснётся. Я уже помыл всю квартиру, принял душ (очень неохотно, мне казалось, что вместе с грязью я смыл его запах со своей кожи) и даже поиграл на гитаре. Последнее я сделал специально в жалкой попытке разбудить Джи. Мне было очень скучно, я старался играть спокойно, но достаточно громко, чтобы его пробуждение можно было списать за несчастный случай. Но он спал как убитый.

Я мыл свою кофейную кружку, когда услышал, как открылась дверь в спальне. На Джерарде не было ничего, кроме пары моих боксеров и растрепанной прически. Он может выглядеть изумительно, даже когда не должен.

Он зевнул и почесал затылок.

- Доброе утро, Фрэнки,- в его голосе всё еще чувствовались остатки сна. И он улыбался.

- Привет, - сказал я тихо, - кофе?

Джерард только кивнул и вновь улыбнулся. Я ответил ему тем же.

- Эй, Фрэнк…

- Да?

- Я хотел курить, а зажигалки нигде не было… в общем, я нашёл это в ящике рядом с кроватью.

Я взглянул на то, о чём он говорил. Это определенно была не зажигалка. В руках он держал набросок собственного изображения, который я сделал неделей ранее. Мое лицо залилось краской от смущения.

- Не надо, не смотри на это! – я прокричал и постарался вырвать рисунок, но Джерард не позволил мне этого сделать.

- Нет. Мне он нравится.

- Отдай! Тебе нельзя было этого видеть! – говорил я раздраженно.

- Фрэнк. Успокойся. – Джерард довольно улыбался. Одной рукой он обвил меня за талию и так сильно прижал к себе, что я уже не мог различить, чьё сердцебиение кому принадлежит. Мы были повернуты лицом друг к другу, Джерард смотрел мне прямо в глаза.

- Во-первых, - начал он, - я должен был это увидеть, потому что хочу быть в курсе всех твоих увлечений. Во-вторых, ты рисовал меня, поэтому мне определенно нужно было посмотреть. И, в-третьих, почему ты не хотел показывать? Очень хорошо нарисовано. Честно.

Я не знал, что ответить на его аргумент. Точнее, на целых три аргумента. На его три совершенно справедливых аргумента.

- Мне неловко, - выдал мой смущенный мозг.

- Чего ты стесняешься, Фрэнк? – он спросил и приблизил свое лицо ещё ближе ко мне. Я мог чувствовать его дыхание на моих губах, когда он говорил. – Того, что ты нарисовал меня, или тех чувств, которые за этим прячутся?

- Не знаю, того и другого, наверное. Ты такой хороший художник, а этот рисунок такой дерьмовый. Я не умею рисовать. Я никогда не смогу научится делать это, как ты. И я не хотел показывать свои отвратительные попытки. Если я изображаю тебя, твой портрет должен быть идеальным, по крайней мере, хорошим. Этой мазне ещё далеко до нужной степени качества.

Джерард улыбнулся и поцеловал меня. Поцелуй был недолгим, но и не просто прикосновением губ.

- Ты полностью ошибаешься. Рисунок идеальный, потому что я могу видеть все эмоции, которые ты испытывал, создавая его. Раздражение, злость, разочарование, восхищение… и любовь.

Услышав последнее слово, я ощутил, как мой желудок сделал сальто внутри живота. Мне ещё не хватало уверенности для того, чтобы озвучить свои эмоции этим словом. Это чувство росло во мне годами, и мне потребовалось немало времени и сил, чтобы примириться с ним. Как Джерард сумел так быстро принять его, если я сам не могу этого сделать? Я отвернулся от него, не в силах больше смотреть в глаза.

Он не стал заставлять меня вновь устанавливать с ним визуальный контакт, как вероятно сделали бы большинство людей. Он понял, что сейчас не самый подходящий момент. Джерард просто крепче прижал меня и аккуратно вложил листок в мою руку.

- Никогда не стыдись своих чувств, Фрэнк, - он прошептал мне прямо в ухо и положил подбородок мне на плечо. – И, пожалуйста, не думай, что тебе нужно скрывать свои эмоции от меня. Я хочу знать обо всех твоих чувствах именно в тот момент, когда ты ощущаешь их, потому что так я осознаю реальность происходящего. И это влияет не только на меня. Мне нужно знать о тебе всё: твои привычки, действия, мысли, чувства… и хорошие, и плохие.

Я прижался к нему.

Джерард отреагировал так, как нужно. Больше нечего было добавить.

Мой вопрос получил ответ. Той ночью мы занимались любовью.

Мы обнимались несколько минут, а я чувствовал, будто прошел полный цикл. Джерард всегда был тем, кто разрывал меня на части. Из-за него я калечил себя и замыкался. А теперь он спасает, прижимается ближе и говорит, что хочет меня… со всеми моими недостатками. А я с трудом осознаю быстроту таких кардинальных перемен. Я не знаю, о чём думать, кроме того, что больше не желаю возвращаться в прошлое.