Открытое и закрытое знание

В предыдущей беседе мы указали на различие между открытым знанием изакрытым знанием. Нам представляется, что это не количественное различие(определяющееся числом тех, кто посвящен в знание), а качественное. Открытоезнание - это не только такое знание, доступ к которому открыт для всехчленов общества. Открытое знание отличается тем, что критерии суждения (тоесть те критерии, посредством которых мы устанавливаем, что одна информациянаходится в границах приемлемого знания, а другая выходит за эти границы илиже не заслуживает внимания) общедоступны, известны всем и открыты длякритики тех, кто этим знанием обладает. Стало быть, открытое знание - этознание прозрачное, не находящееся за семью печатями, знание, которое можнопроверить с помощью хорошо сформулированных и общеизвестных критериевоценки. Закрытое знание, напротив, - это такое знание, которое передается отодного человека к другому путями, недоступными критике, освященнымимноголетней традицией: оно переходит от отца к сыну, от мастера к егопреемнику, усваивается через подражание тому, кто считается знатоком.Большая часть подобным образом передаваемого знания является тем, чтоназывается "безмолвным знанием" (tacit knowledge), - это приемы ремесла,способы суждения, не имеющие ясного выражения в словах; в этом по сути исостоит разница между открытым и закрытым знанием. Мы говорили, что открытоеи закрытое знание - это идеальные, абстрактные понятия; фактически в любомобществе существуют смешанные формы этих знаний. Вместе с тем эти видызнания являлись атрибутами западной культуры - той культуры, котораявозникла на берегах Средиземного моря и развивалась в Западной Европе, - иоткровенно противостояли друг другу. Борьба между открытым знанием и знаниемзакрытым была там, таким образом, характерной чертой общей диалектикиразвития. Попытаемся в общих чертах обрисовать историю этого противостояния. Существование обществ, в которых знание является закрытым, не вызываетбольшого удивления. Большинство примитивных обществ, а также часть известныхнам цивилизаций, таких, например, как Япония, Китай и Индия, культивируюттакое знание, которое, по существу, является знанием закрытым, доступнымлишь узкому кругу специалистов, людям, посвященным в это знание, жрецам.Даже знание алфавита было в Египте, Древнем Вавилоне и Китае достоянием лишьмалого числа знатоков, которые берегли и охраняли это знание, утаивая его отнепосвященных. Лишь в очень небольшом числе мест возник идеал и появилось осознаниенеобходимости открытого знания. Фактически нам известны лишь два общества,где появился и был сформулирован идеал открытого знания, поэтому неприходится удивляться существованию закрытого знания. Двумя этими обществамибыли древнееврейское общество и древнегреческое общество. В каждом из них, вразных местах, в разных социальных условиях, возник и сформировался идеалоткрытого знания, идеал преодоления невежества. Следует добавить, что в обоих этих обществах представление об открытомзнании не достигло той степени развития, которое характерно дляпредставлений эпохи Просвещения, когда открытое знание было провозглашеновсенародным, общечеловеческим идеалом, всеобщей обязанностью, которуюследует укоренять широко и повсеместно. Даже в этих обществах открытоезнание не было открыто для всех членов общества. К примеру, демократическоеафинское общество ограничивалось предельно узкой прослойкой аристократов, совсех сторон окруженной человеческим морем, состоявшим из женщин, рабов иварваров, которые не могли быть соучастниками в знании. Тем не менее, знаниеэто по своей сути являлось открытым. Это значит, что для доступа к предметамэтого знания и для овладения ими не требовались личные качества особогорода, не было нужды ни в магическом обряде инициации, ни в особого родаусловиях: напротив, сами по себе эти предметы считались открытыми,предназначенными для постижения и понимания. Поэтому, среди всего прочего, вэтих двух обществах происходила внутренняя социальная распря, вызваннаявопросом, до каких пределов можно раздвигать границы открытого знания, тоесть - перед кем следует открывать открытое знание? Однако наряду с этимвопросом, находящимся в зависимости от всей совокупности общественныхпредставлений, существует другой вопрос, связанный с отличием идеала отдействительности. Так, в тех двух обществах, о которых мы упоминали, реальноне всегда существовало открытое знание: тем не менее действительность всегдаоценивалась с точки зрения открытого знания. Открытое знание стало в этихобществах, в каждом из них по-своему, идеалом знания, идеалом информации. Тем не менее в этих обществах, как упоминалось, имелись группы людей,которые были не допущены к учебе, и не только из-за социальных,экономических и прочих причин, но и потому, что существовала тенденция неучить их. Например, среди евреев велся спор, следует ли открывать двериучебных заведений перед теми, кто не в состоянии вносить плату за обучение.Спор этот, разгоревшийся между школами Шамая и Гиллеля, продолжался вомногих поколениях. Это значит, что открытое знание действительно былоидеалом, но оставалось в некотором смысле лишь теоретическим, а не реальновоплощаемым идеалом общества. То есть существовала точка зрения, чтооткрытое знание, коль скоро оно существует, должно преподаваться как знаниеоткрытое. Некоторые примитивные общества демонстрируют диаметральнопротивоположное воззрение, согласно которому открытых знаний не бывает.Вместе с тем в различных странах существовали, а быть может существуют ипоныне, общества, в которых, несмотря на прогресс открытых знаний, бытовалоубеждение, что имеются такие вещи, как, например, охота, кулинарные обычаи иполовые отношения, которые требуют особого обряда инициации и не могутпередаваться открытым образом. Возможно, в качестве примера следует воспользоваться такимизобретением, которое в конце концов превратилось в необходимое условие длявсякого открытого знания. Мы имеем в виду алфавит, открытие алфавитнойписьменности. Это неверно, что алфавит создали финикийцы, как иногда можно прочитатьв учебниках. Уже у древних египтян, наряду с иероглифами, представлявшимисобой рисунки, обозначавшие слоги, слова, а иногда и целые предложения,существовало письмо, которое развивалось на алфавитной основе. Однакоегипетский писец, представитель закрытого и сокровенного ремесла, считал длясебя зазорным пользоваться одним лишь алфавитом. Для того чтобы показатьсвое мастерство и свою искушенность, он использовал весь ассортиментимеющихся в его распоряжении начертаний. Вклад финикийцев в развитие алфавита заключался в том, что они, будучиторговцами, в первую очередь интересовались не изысканностью и стилемписьма, а его практическим значением. Поэтому они позаимствовали оталфавитной системы египтян, а также от алфавитной системы вавилонян, все то,что показалось им полезным. Стадии, которые в своем развитии прошелвавилонский алфавит, подобны стадиям, которые прошло египетское письмо. Идействительно, угаритская письменность отказалась от вавилонской идеографиии превратилась в полноценный алфавит в нашем понимании этого слова.Представляется, что развитие письма как бы символизирует собой переход отзакрытого знания к знанию более открытому. Переставая быть закрытым, знаниеупрощается. Знание становится все более простым, все менее замысловатым;может быть, менее утонченным и культивированным, но все более и болееудобным и полезным. Хорошей иллюстрацией сказанного может послужить пример из египетскойархитектуры; одним из любопытных феноменов египетской архитектуры являетсято, что в ней практически не представлена арка. Арки - это очень древнееизобретение, которое независимо друг от друга сделали разные цивилизации.Понятно, что и в Египте были арки, однако использовались они только присооружении водопровода. Стало быть, существовало расхожее мнение, чтопроектирование арки - это занятие, недостойное египетского архитектора.Египетский архитектор не желал пользоваться такого рода изобретением. Вдальнейшем мы остановимся на подобных представлениях, делающих невежествоодной из сторон своеобразного общественно-культурного статуса и пытающихсясознательно скрыть явления, которые известны или могут быть известны всем,чтобы построить общество, не имеющее отношения к этим явлениям. То же самое,между прочим, относится и к египетскому искусству. Это искусство знало иныеформы и иные приемы, отличающиеся от тех, что были в нем общеупотребительны,умело делать абсолютно реалистические изображения, как можно заметить,исследуя древнеегипетское искусство разных эпох, особенно искусство временЭхнатона. Однако египетское искусство предпочло специфическую разновидностьпрофиля, когда в профиль изображаются только лица, а изображение тела даетсяфронтально, поскольку так принято было делать и так следовало делать. Этозначит, что перед нами не просто ярко выраженная элитарная культура, а такаякультура, в которой знание должно быть тайным, и в этом, отчасти, состоитсущность этой культуры и этого общества. Знание здесь, стало быть, закрытосознательно, что отличает этот социум от совершенно примитивных обществ,которые способны признавать, что некоторый род знания может приобретатьсярациональным путем, хотя такое признание и не выражено отчетливо. Египетскоеобщество близко к тем обществам, где существует знание, существуют знатоки иесть возможность пользоваться иными средствами и приемами, но тем не менееими не пользуются. Между прочим, также и в Японии имеются два вида письма.Одно из них является очень простым, почти алфавитным, но его практически неиспользуют в культуре, поскольку оно не столь ценится, как китайское письмо,крайне сложное, изучению которого человек должен посвятить долгие годы.Сейчас, после предварительного и поверхностного анализа различных видовзакрытого знания, следует перейти к диаметрально противоположному, а именно,к рассмотрению того, как возник идеал открытого знания в еврейском обществе,а также в греческом. Представление об открытом знании как о безусловном идеале - этопредставление сложилось в еврейском обществе очень давно. Оно появляется вТоре, и не один раз, и в качестве важнейшего идеала получило крайнеевыражение в словах Моше: "О если бы все в народе Б-жьем были пророками!"Слова были произнесены в момент раздора, когда казалось, что пророчество какбы усиливается и расширяется, и человек, ближайший к пророку, старалсявоспрепятствовать этому опасному явлению, и предложил, как это принято средихранителей знания в разных культурах, остановить тех, кто повинен враспространении пророческого знания, в незаконном и неправильном присвоениитакого знания. Моше не согласился с ним и провозгласил идеал. Он хотел, чтобы весьнарод состоял из пророков. Этот идеал возникает вновь и вновь, и очевидно,что даже такое основополагающее явление, как дарование Торы - это дарованиегласное, всеобщее, заявляющее открыто: весь народ должен принять Тору, вэтом равны все. Собственно говоря, даже попытка сократить масштабыпророчества, понимаемого нами как мистическое, глубоко личное, закрытое посвоей природе переживание, была в какой-то степени вынужденной мерой.Основная идея, связанная с этим, гласит, что это знание должно быть знаниемдля всех. Поэтому здесь высказывается всеобъемлющее представление о "народемудром и разумном, народе великом", то есть о разумности и мудрости всегонарода. Весь народ обязан выполнять слова Торы. Существуют универсальныеобязанности, возложенные на всех, и следует упомянуть о том, что среди этихобязанностей находится всеобщая обязанность учить Тору, и представление обэтой обязанности делается все более и более четким от поколения к поколению.В основе своей это новое представление, которого нет ни в одной другойкультуре; даже в греческой культуре нет ничего подобного по характеру имасштабам. Суть его в том, что оно подчеркивает обязанность изучать. Нетолько возможность изучать, но и возложенную на всех обязанность изучать.Все обязаны учить Тору. Все обязаны заниматься ею. Здесь мы сталкиваемся с начатками открытого знания, хотя нам достоверноне известно, каким образом передавалась Тора в первых поколениях. Разумнопредположить, что в первых поколениях Тора представляла собою закрытоезнание, изучавшееся замкнутыми сообществами пророков и сынов пророков, тоесть закрытыми школами, в которых знания передавались тем людям, которыепрошли некий обряд инициации, посвящения. Но, с другой стороны, мы зачастуюсталкиваемся с феноменом открытости, мы встречаемся, например, с чуть ли неповсеместным умением читать и писать. Так, в книге Шофтим [Судей] мы находимописание такого положения вещей, при котором можно было остановить на улицеотрока и потребовать от него, чтобы он составил список имен, поскольку онуже овладел навыками письма. Это значит, что определенное знание, а именноумение читать и писать, имело, как можно предположить, всеобщеераспространение, что без всякого сомнения связано с существованием алфавита.При этом можно констатировать, что до времен Эзры мы не услышим ораспространении знаний путем систематического обучения. Более того, мы невстретим такого обучения, при котором знания передаются посредствомобъяснений, явно выраженным педагогическим образом, или, как сформулированов книге Эзры, "понятно и доступно разумению", то есть так, чтобы "понялиПисание". Это значит, что здесь речь идет чуть ли не о появлении такогооткрытого знания, которое разъяснено и "доступно разумению", котороевозможно усвоить и понять. Благодаря такому представлению Эзра изображаетсяв еврейской традиции как тот, кто вторично после Моше дает народу Тору. ИбоТора, которая до него была достоянием, возможно, лишь одних священников имудрецов, или же сынов пророков и пророков, превратилась в его руках в такоеучение, которому мог стать причастен каждый. Лишь в свете такогопревращения, которое произошло в дни Эзры, можно понять те изменения,которые случились в самосознании поколений, пришедших позже, и уяснить себе,почему завершилась эпоха пророчества. Ведь после разрушения Храмапророчество, как объясняют, дано лишь глухим, безумным и детям. Переводя этиобразные выражения на более понятный язык, следует сказать, что пророчествоперестало быть социальной нормой. Оно было сдвинуто на периферию, на окраиныобщественной жизни, передано тем, кто обладает самым низким социальнымстатусом: глухим, безумцам и детям. Переход от пророчества, которое по сути своей является чем-тохаризматическим, доступным лишь единицам, даже если они составляют целуюкасту пророков, к таким формам и способам обсуждения, которые можно назватьоткрытыми и публичными, представляет собой переворот, достойный того, чтобызадержать на нем взгляд. И, быть может, вначале следует обратить внимание насамосознание тех поколений, которые жили после этого переворота. В начале трактата "Авот" говорится: "Моше получил Тору на Синае ипередал ее Еошуа, а Еошуа - старцам, а старцы - пророкам, а пророки - мужамВеликого Собрания". Особо интересной деталью этого перечисления является несамо свидетельство о порядке преемственности, а то, что выпало из этогопорядка: так, например, здесь ничего не сказано о священниках. И этонесмотря на то, что священники, если основываться на словах самого Писания,были ответственны за объяснение слов Писания, за открытый комментарий. Ибосимволом синайского Откровения, хотя оно имело публичный характер и былообращено ко всем, были, по крайней мере в сознании поздних поколений,знания, зафиксированные письменно. И это относится как к представлениям,имеющимся в самом первоисточнике, так и к ретроспективному взгляду болеепоздних свидетельств. Священники, поскольку они обладали закрытым знанием (назовем ли мы этознание Устной Торой или будем считать его преданием, существующим внутриклана), были ответственны за объяснение законов, и тут дает о себе знатьборьба между открытым знанием и закрытым. Ибо первоначально, какрассказывает нам библейское повествование, - а такое положение оставалосьнеизменным всю древнюю эпоху, - все евреи, по крайней мере все первенцы,считались священниками, и только в силу исторической необходимостисвященство перешло к одним только сыновьям Леви. Библейский рассказ,пользуясь свойственными ему способами повествования, сообщает нам такимобразом о борьбе между открытым и закрытым знанием, поскольку на священникахлежала обязанность объяснять Тору. По этой причине позднее преданиеигнорирует, и очевидно, вполне сознательно, значение священников ивычеркивает их имена из описания традиционной преемственности. Поэтомупредание говорит лишь о передаче знания от старцев к пророкам, а от пророковк мужам Великого собрания - поскольку институт пророчества уже во временаПервого Храма был по природе своей открытым. На деле же это было отражением борьбы саддукеев и связанных с нимисоциальных слоев за сохранение такого положения вещей, при которомопределенная группа людей обладает избранничеством и знатностью, борьбы сточкой зрения фарисеев, сторонников открытого изучения Торы. И хотя это небыло борьбой между аристократией и демократией, тем не менее мы можемутверждать, что борьба эта велась между организованной группой людей, вкоторой знание передавалось по наследству, поскольку в эту группу входилисвященники, и той общественной средой, которая во главу угла поставилазнание Торы, и всякий, желающий овладеть этим знанием, приходил и овладевалим.