Что это? ― остолбенел Стас

На станцию в ранний предрассветный час отправились тремя машинами.

Впереди, вздымая снежную пыль, мчался мерседес Ника.

За ним — «Лексус» Вани.

И замыкала это роскошное шествие машина Стаса.

Отрабатывая, судя по всему, немалые деньги, водитель-инструктор с самого начала начал было что-то подробно объяснять Стасу.

Но до того ли было ему, сидевшему, как и раньше, на заднем сидении — рука в руке — с Леной!

Поезд на этот раз пришел минута в минуту.

Так что Виктория, не пожелавшая мерзнуть на морозе, зря осталась сидеть в машине.

Она не подошла, даже когда Ваня знаками принялся подзывать ее.

А потом и вовсе скрылась вместе с машиной за усеянными вагонными окнами лентой подошедшего поезда…

Отец, как и предполагал Стас, приехал без мамы.

Как сразу предупредил он — давление…

Лена было расстроилась, что это все из-за нее.

Но Стас, быстро рассудив, что к чему, шепотом успокоил ее.

Учитывая то, что мама, по своему суеверию, боялась наговаривать на себя, у нее, от всех этих новостей и переживаний, наверняка действительно поднялось давление. Но, конечно, не настолько, чтобы это могло вызвать серьезные опасения. Иначе папа просто бы не приехал.

Следом за Сергеем Сергеевичем на перрон вышел Владимир Всеволодович. Он сразу же бросился обнимать и целовать Стаса с Леной и — немного уже сдержанней — Ваню.

Следом за ним появился известный московский театральный режиссер и актер Молчацкий.

— Знакомые места, очей очарованье! — прекрасно поставленным голосом продекламировал он своевольно измененную классику.

И сделал шаг в сторону, давая выйти и бригадиру поезда.

Это был давний знакомый Вани и Стаса, который явился невольным свидетелем спасения Покровки.

А также — произошедшей на этом самом месте стычки оказавшихся временно по разные стороны борьбы за нее друзей…

Вот и сейчас, проехав в одном вагоне с двумя всемирно известными академиками и великим, как он сразу же понял, артистом, увидев в окно на станции три машины, которые и в столице не часто увидишь, а также звезду Героя России, в окружении нескольких орденов, на груди Вани, он только диву давался:

— Да-а… действительно это какое-то особенное место!

— Конечно, ведь здесь же — Покровский храм! — объяснила ему Лена.

— Ну и что? — не понял бригадир поезда.

— А то, — наперебой принялись объяснять ему Лена, Ваня и Стас, к которым не преминул присоединиться и Владимир Всеволодович, — что село это находится под покровом Пресвятой Богородицы!

— И значит, отмаливает всю здешнюю округу!

— Район!

— Область!

— Россию!

— Все, на этот раз вы меня окончательно убедили! — клятвенно прижав ладони к груди, заверил бригадир поезда. — Даю честное железнодорожное слово, что в первый же отпуск я обязательно приеду сюда и поживу в этой, как вы говорили, гостинице для паломников!

— Только хозяйка теперь там будет другая! — улыбнулся ему Стас и показал глазами на прижимавшуюся к его плечу Лену: — Ее мама!

Они попрощались с мужчиной, как старые добрые друзья.

Вот как объединяет даже во время кратких встреч это место!

И помчались в обратный путь.

— Хорошая машина! — похвалил, удобно разместившись на переднем, рядом с продолжавшим объяснять что-то Стасу водителем, сидении Сергей Сергеевич.

— Что, Ник к вам на свадьбу, как в давние времена на тройке, правда, не лошадей, а — железной, приехал? — добавил изъявивший желание тоже ехать со Стасом и Леной Владимир Всеволодович.

— Да нет, это моя! То есть, наша! — виновато перед Леной — «мол, не привык еще!» — поправился Стас.

— Надо же… — изумленно покачал головой отец. — Что — Ник подарил?

— Ну а кто же еще…

— То-то мама обрадуется! У меня, то есть у нас, хоть и неплохая, по ее мнению, машина, но куда ей до этой!

До начала службы оставалось еще более часа.

И поэтому, как было договорено до выезда, Ник направил свою машину к дому Будко.

Высадив у калитки Молчацкого, он велел Лене на время оставить Стаса и, пересев к нему, ехать к портному, чтобы тот помог ей нарядиться в свадебное платье.

— Подожди! — попросил его Сергей Сергеевич и, обращаясь к сыну с невесткой, дрогнувшим голосом сказал: — Давайте, я вас сразу здесь благословлю и подарю вам от нас с мамой подарки. А то потом ведь к вам и не подойти будет!

Стас сразу догадался — это отец сделал из опасения, что по сравнению с «Лексусом» и, кто знает, что там еще надумает Ник, их с мамой подарок покажется гостям слишком бедным, достал из сумки уменьшенную копию той самой амфоры, что стояла в коридоре их московской квартиры, и протянул детям.

— Внутри — конверт, — предупредил он. — На то, что вы сами себе пожелаете!

И Стас теперь понял, что это уже деньги из личных сбережений отца.

Затем Сергей Сергеевич подарил точно такую же амфору обрадовавшемуся Ване с равнодушно принявшей ее Викторией.

И, достав из кармана пальто, протянул еще один конверт Будко-старшему с супругой:

— А это наша доля участия во всех расходах на свадьбу!

— Да что вы! — замахали руками родители Вани и Лены. — Никита все оплатил!

— Ну, тогда это все — тоже детям! Пополам! — решил Сергей Сергеевич. — Ведь они теперь наши, общие!

И так, что абсолютно не возражал Будко-старший и не обиделась бы даже мама — тепло, по-родственному слегка приобнял Будко-маму.

Ник сделал знак Лене, что, мол пора!

Но тут примеру Сергея Сергеевича благоразумно решили последовать и Будко-родители.

Они сбегали в дом и торжественно вынесли… тоже две совершенно одинаковые вещи.

Два блестящих электрических самовара.

— Вот, сказал Будко-старший. — Там внутри тоже конверты!

— Конверт это, конечно, то, что кстати, — с деланной улыбкой принимая подарок, шепнула Виктория Ване. — А вот самовар с амфорой выбросим где-нибудь по дороге. Это теперь не модно! Один — старье, а вторая — сплошное мещанство…

Стаса, который стоял рядом, покоробило от этих слов.

К счастью, Лена не слышала их.

И, наоборот, сказала:

— Стасик, смотри, как здорово! Это наши самые первые семейные вещи! На вазу ты будешь посматривать во время работы над романом об античности. А из самовара мы станем пить и с благодарностью вспоминать Покровку!

Она, наконец, собралась последовать за Ником.

Но тут, потряхивая большим альбомным листом, к Стасу подошел Ваня.

— А вот и мой подарок! — объявил он и, заговорщицки подмигивая Лене, спросил у Стаса: — Ты ведь собираешься написать большую книгу?

— Ну да… — не желая вдаваться в подробности, связанные с непреодолимыми трудностями ее создания, кивнул Стас. — А что?

— А то, что я уже придумал идею ее обложки, — сообщил Ваня и важно добавил. — Между прочим, идея по нынешним временам многого стоит, верно, Ник? Художников-исполнителей и прочих реализаторов хоть пруд пруди, а создателей оригинальных идей раз-два да обчелся… Вот, гляди!

И он развернул перед Ваней лист.

— Что это? — остолбенел Стас, увидев рисунок.

— Как что? — удивился Ваня. — Ленка мне по секрету сказала, что ты собираешься писать книгу под названием «Миг и Вечность». Так вот это — вырезанный из военного журнала, который прихватила Вика — самый что ни на есть настоящий истребитель «Миг». А это — показал он на старательно нарисованное небо со звездами и словно бы удаляющимся земным шаром — Вечность!

— Да… — услышав рядом сдавленный смешок Лены, с трудом удержался, чтобы не расхохотаться, Стас и, как можно серьезнее, сказал: — Действительно… это даже более, чем оригинально!

— Правда? – обрадовался Ваня. — Тогда — дарю!

— Ну, а я тебе…

Стас, кляня себя за то, что не догадался заранее купить свой подарок, достал из нагрудного кармана — тяжелый золотой «паркер» с огромным граненым аметистом, который стоил дороже всего золота, из которого состояла эта, выполненная всего в двухстах экземплярах, в честь юбилея английской королевы, авторучка — и протянул эту, главную премию на литературной олимпиаде в Лондоне, другу.

Тот даже толком не успел и понять, что это такое.

Ее тут же выхватила из его рук и со знанием дела восхищенно принялась разглядывать Виктория…

Особенно заинтересовал ее розово-фиолетовый, блестящий в первых лучах восходящего солнца камень.

Обмен подарками среди своих был закончен.

Лена, наконец, села в «Мерседес» Ника и помчалась одеваться на венчание.

Виктория наотрез отказалась ехать в храм.

«В конце концов, еще и позавтракать надо!»

И ушла в комнату мужа.

Огорченный этим обстоятельством Ваня махнул рукой даже на «Лексус».

Потеряв всю воинскую выправку, он направился вслед за Викой.

Быстро приготовил ей завтрак.

Попытался уговорить ее.

Но все оказалось бесполезно.

И вскоре теперь уже он, поторапливаемый своими родителями, вынужден был пойти к своей машине.

Опаздывать было нельзя.

До начала церковной службы оставались считанные минуты…

На какое-то время он даже потерял чувство реального…

В храме — куда Стас в дорогом, строгом костюме вошел вместе со своим, сразу ставшим каким-то другим, отцом; Будко-родителями; одернувшим пиджак, словно офицер китель перед парадом, Владимиром Всеволодовичем; посерьезневшим и ставшим самим собой без всегдашней актерской позы Молчацким, — снова до обидного было немноголюдно.

Правда, на этот раз с ними стало больше на несколько человек.

Да еще на клиросе, как и предполагалось, стояли, опираясь на трости и сидели в ожидании начала службы на стульях, старушки.

Стас, хоть и давно уже приучил себя, как это положено каждому православному человеку, не смотреть по сторонам в храме, в виде исключения, огляделся.

Лены еще не было.

Хотя исповедь должна была вот-вот начаться.

Наконец, дверь распахнулась, придерживая ее, вошел Ник и…

Следом за ним…

Стас даже ахнул, увидев ее в таком роскошном белом платье, с длинным, ползущим по мраморному полу шлейфом, лицо под фатой — Лена!

Вот уж поистине это было чудесное превращение Золушки в принцессу бала!

Все так и залюбовались ею.

Стас подошел к ней.

Лена взяла его под руку.

И они встали перед аналоем.

На звук открытой двери вышел отец Михаил.

Но — без Креста и Евангелия, как это делал всегда, выходя исповедовать прихожан.

Увидев Лену, он с явным одобрением покачал головой.

И дал понять знаком Стасу, что о времени он прекрасно помнит.

Но, как понял уже сам Стас, ожидает кого-то еще.

И точно.

Дверь вскоре снова открылась.

Но на этот раз более шумно.

И…

В храм за почти не изменившимся Григорием Ивановичем — просто бесконечным живым потоком потекли люди.

Сначала — дети…

От трех лет и до юношеского возраста.

Девочки в белых платьицах.

Мальчики в черных костюмах.

— Приютские! Еле-еле успели купить и пошить им все это! — шепнул Ник, вставая позади Стаса.

После детей храм стали заполнять — Стас глазам не поверил — уже взрослые юноши и молодые мужчины в одежде семинаристов.

Десять…

Двадцать…

Сорок…

Не менее пятидесяти человек!

Все они встали на клиросе.

Перед ними — серебряный камертон в руке — бородатый регент с иерейским крестом на груди.

Стас посмотрел на Григория Ивановича, осторожно — в храме не принято здороваться — поклонился ему.

И спросил взглядом:

«Как? Откуда?!»

И тот, улыбнувшись, тоже взглядом, ответил:

«А разве могло быть иначе?»

И тоже встал в самый конец очереди на исповедь.

Наконец, отец Михаил вышел из алтаря с Крестом и Евангелием.

Прошел к алтарю.

Громко прочитал положенные молитвы.

Исповедовал первым Стаса.

Затем, хотя, обычно сначала исповедовали детей, затем мужчин и уж потом девушек и женщин — Лену.

Словно понимая их — ее и Стаса — он не мог сейчас даже на пару минут разлучить их!

Затем исповедовались дети из приюта.

Потом — Сергей Сергеевич.

Владимир Всеволодович.

Ваня — как успел заметить Стас — со слезами на глазах…

Начавший было картинно ударять себя в грудь, но потом смиренно склонивший голову и, в конце концов, опустившийся на колени Молчацкий.

И, последним, уступавший всем очередь — Григорий Иванович.

Один из семинаристов в это время размеренно, на одной ноте — не иначе как будущий монах, подумал Стас — прочитал часы.

Закончив исповедь, отец Михаил снова удалился в алтарь.

И подал из него особенно любимый Стасом возглас:

«Благословено Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков».

— Аминь! — так громко и звучно, что, казалось, с непривычки вздрогнули каменные стены, грянул хор.

— Миром Господу помолимся…

Сама Божественная Литургия пролетела, словно одно мгновение.

С таким усердием отца Михаила…с таким хором, который, из уважения, дал немного попеть и старушкам…

Чувствуя рядом плечо Лены — Стас был вне себя от счастья.

Земного и Небесного.

На какое-то время он даже потерял чувство реального…

Все было так прекрасно.

Жаль только — его мамы не было здесь сейчас.

И Ваня, как ни старался это скрыть на празднике сестры и друга, судя по вздохам, был огорчен отсутствием Вики.

Затем все исповедующиеся, включая сияющего от радости Ваню, причастились.

И после отпуста, почти сразу же, отец Михаил принялся совершать таинство венчания.

Учитывая, что обручение было совершено ранее, оно опять-таки началось с этого, сладостно проникающего до самых таинственных глубин сердца, возгласа:

«Благословено Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков».

Эти слова говорили о том, что то, что будет совершаться сейчас, хотя и происходит на земле, но — превышает всякую земную меру. Потому что любовь — это не только взаимное притяжение, не только ласка, не только любовь друг во друге, но это полнота и торжество жизни, не только земной, но и вечной, небесной.[17]

Затем отец Михаил принялся возносить Богу молитвы.

О том, чтобы благословенны были сочетающиеся друг с другом…

Чтобы их браку благословиться так, как Христос благословил брак в Кане Галилейской…

О том, чтобы им даны были целомудрие и дети…

Чтобы даровалось им все, что будет содействовать их спасению…

После молитв было чтение послания святого апостола Павла к Ефесянам, которое отец Михаил доверил необычайно взволнованному этим и счастливому Ване.

И Евангелия от Иоанна, которое читал уже сам священник.

Венцы над головами Стаса и Лены держали те самые студенты, с которыми они познакомились в ЗАГСе.

Олег и Ирина.

Встав ни свет ни заря, они успели к началу службы.

Заведующая, как с благодарностью успел шепнуть Олег, назначила им роспись на следующей неделе.

А Лена, спросив, нравится ли Ирине это ее платье, сказала, что сразу же после окончания свадьбы — оно перейдет к ней.

А костюм Стаса — его жениху.

Студенты просто не верили услышанному.

После того, что увидели!

Олег, как и положено мужчине, отнесся к таким королевским подаркам более спокойно.

А Ирина то и дело скашивала глаза на Лену.

Позади которой еще две совсем маленькие девочки придерживали ее длинный шлейф платья, недоступного для нее даже в самых смелых мечтах.…

После венчания, когда Сергей Сергеевич и Будко-родители благословили Стаса и Лену свадебными — в бархатных коробках — иконами, отец Михаил произнес неожиданно короткую, но сильную проповедь.

Он сказал, что венчание — это не обряд или модный ритуал, как, к великому сожалению, ошибочно считают теперь многие. А — таинство. При совершении которого Церковь своими священнодействиями и молитвословиями низводит на брачующихся благодать, которая возжигает истинную любовь и помогает мужу и жене преодолеть все трудности и испытания в их совместной жизни, заслужив уже не земные, а небесные венцы.

И добавил:

— Словом, живите так: если один из вас порежет палец, то чтобы другому было больно!