Названия наук Названия периодов развития

Искусственной Естественной Частных Общего

системы системы эмпирических рационального

законов закона

Астрономия грек славянин немец англичанин

Неорг. химия немец француз немец, француз –

Орг. химия швед и немец французы – –

Учение о невесомых англичанин голландец француз, немец, немец и

англичанин англичанин

Ботаника швед француз – –

Зоология швед француз – –

Минералогия немец француз немцы –

Геология немец англичанин – –

Лингвистика – англичанин немцы –

Из этой таблицы оказывается, что вообще содействовали возведению наук из одного периода в другой:

немцы	в 10 случаях
французы	в 7 случаях
англичане	в 6 случаях
шведы	в 3 случаях
голландцы	в 1 случае
славяне	в 1 случае
греки	в 1 случае

Следовательно, первенство в сообщении плодотворного движения наукам вперед бесспорно принадлежит немцам. Но эта прогрессивная деятельность разных национальностей является весьма различною в различные периоды научного развития. Именно, обращая внимание лишь на народы, бывшие главными деятелями в науке, – на немцев, англичан и французов, – мы видим, что англичане более или менее содействовали возведению наук на все четыре ступени их развития; немцы оказали преимущественное участие в возведении наук на ступень частных эмпирических законов или более или менее участвовали в этом труде во всех науках, достигших этого периода развития; вместе с англичанами разделяют они славу возведения наук на высшую ступень их совершенства; в четырех случаях из восьми – были единственными деятелями или главными участниками в искусственной систематизации знаний, но ни одной науки не ввели в период естественной системы. Совершенно напротив того, французы были главными деятелями в сообщении движения наукам в периоде естественной системы, именно из девяти случаев в пяти, и ни в одной науке не установили искусственной системы.

Из этого мы видим, во-первых, что роль каждой из трех национальностей в общем научном движении совершенно соответственна степени различия их национального характера: так что между французами и немцами замечается наибольшая противоположность, а англичане, которые и этнографически и лингвистически соединяют немцев с французами, занимают и тут как бы посредствующее звено. Во-вторых (и это главное), неучастие немцев в возведении наук на степень развития естественной системы, сильное участие их в установлении систем искусственных и, напротив того, преобладающее участие французов в естественно-систематическом периоде научного развития и совершенное их неучастие в периоде искусственно-систематическом – изъясняются самым удовлетворительным образом общепризнанными особенностями в психическом строе этих двух богато одаренных народов.

Мы видели, что искусственная система почти всегда предшествует естественной. Это зависит от того, что весьма мало вероятия на то, чтобы в неприведенной в порядок груде материалов можно было прямо схватить между ними все сходства и различия и притом каждое из них должным образом взвесить и оценить. Гораздо вероятнее, что сначала бросится в глаза какой-либо признак, кажущийся почему-либо преобладающим. Так, в астрономии этим преобладающим признаком была сочтена обманчивая видимость явлений; в химии – также обманчивая видимость отделения чего-то при горении, что и было названо Шталем флогистоном. Но это только одна из причин искусственности систем, так сказать, причина объективная, проистекающая из самой сущности группируемых данных. Но есть и другая причина – причина субъективная, зависящая от психического строя классификатора. Если он одарен способностями по преимуществу умозрительными, то сложность отношений между предметами мало удовлетворит его; она будет казаться ему неразумной случайностью. Он будет непременно отыскивать насквозь проницающее начало, ein durchgreifendes Princip, как говорят немцы, и, думая, что нашел его, подвергнет его всем видоизменениям диалектического процесса развития, будет варьировать эту тему на все лады и подводить под эти вариации своей главной темы все разнообразие классифицируемого. Но это и есть способ, неминуемо ведущий к искусственной группировке предметов. Поэтому, когда естественная система была уже установлена и в ботанике и в зоологии и оставалось бы только все более и более ее усовершенствовать, – она мало удовлетворяла умозрительные умы, и они старались переделать ее на свой лад, втиснув в свои логические категории, в рамку какого-либо диалектически развиваемого, якобы насквозь проницающего начала. Так, Окен, исходя из того начала, что животное царство должно дифференцироваться, или расчленяться, – аналогически с расчленением отдельного и притом наиболее совершенного животного организма – составил группы головных, грудных, брюшных животных, в которых как бы преобладает характер головы, груди или брюха. Каждая из этих групп может быть (по системе Окена) типическою или составлять переходы к прочим, и потому являются животные голово-головные, голово-брюшные, голово-грудные, брюхо-брюшные, брюхо-грудные, брюхо-головные и т.д. все в том же роде. Другой немецкий ученый, на этот раз ботаник, – Рейхенбах, уже в последней половине тридцатых годов думал найти этот насквозь проницающий принцип деления прямо в диалектической методе Гегелевой логики. Он отличает сначала формы, в которых будущее диалектическое развитие заключается еще как бы в зерне, находится еще в состоянии безразличия, что называет prothesis. Развитие его протезиса ведет к установлению типической формы thesis и ее противоположности antithesis, которые затем как бы примиряются в высшем единстве synthesis. В каждой из растительных групп, будто бы соответствующих этим протезису, антитезису и синтезису, конечно, повторяется тот же самый диалектический процесс.

Оставя в стороне то, что есть странного и утрированного в этих примерах, не так ли точно располагаются по строгой системе пишущиеся диссертации? Здесь это не составляет недостатка, потому что идея, положенная в основание деления, может быть, действительно, составляет мысль, которая насквозь проникает всю диссертацию: но чтобы идея, подкладываемая бесконечно разнообразной природе, действительно имела это качество и действительно так же бы варьировалась или диалектически развивалась, как ее варьирует и развивает систематик, – на это нет никакого вероятия.

Понятно, что такое направление ума, которым немцы особенно отличаются, вовсе не благоприятно для схватывания и оценивания признаков, предметов и явлений без предвзятой идеи. Напротив того, французы, менее искусные диалектики и глубокие мыслители, имеют более острый ум для непосредственного восприятия внешних впечатлений и их комбинаций по степеням действительно существующего между ними сродства, причем отсутствие всепроницающего начала не тревожит их ума. Посмотрите, как устанавливается естественная система в ботанике, где ее всего труднее было установить. Бернард Жюссье был смотритель королевского сада, то есть садовник. Он подыскивал те формы, которые, на его физиогномический взгляд, гармонировали между собою, и сажал их близко друг к другу, постепенно исправляя свои ошибки; а его племянник научно устанавливал группы, составленные таким физиогномическим путем. – Но ежели умозрительное направление ума и одержание его какою-либо все подчиняющею себе идеей мало благоприятствуют установлению естественной системы в какой-либо области знания, – они поистине драгоценны при открытии как частных, так и общих законов природы, происходящем почти всегда путем умозрения. Кеплером всецело владела мысль, что планеты совершают свои пути согласно каким-либо гармоническим сочетаниям, и он старается подвести отношение между расстояниями и временами обращения планет то под отношения между различными измерениями правильных геометрических тел, то под законы музыкальной гармонии и, наконец, под влиянием этого одержания идеей, отыскивает свои бессмертные законы.

За результат всех этих многочисленных примеров должно, кажется, принять, что плоды науки суть действительно достояние всего человечества в большей мере, чем прочие стороны цивилизации, которые в такой полноте не могут передаваться от народа к народу, особливо же – от одного культурно-исторического типа другому; но что самое произращение этих плодов, то есть обработка и развитие наук, носит на себе не менее национальный характер, чем искусство, народная и государственная жизнь. Но различием в субъективных свойствах (в психическом строе) народностей, обрабатывающих науки, не исчерпываются еще все причины, по которым и развитие науки носит на себе национальный отпечаток. В некоторых науках сам объект их существенно национален. Таковы все науки общественные.

Чтобы доказать национальность характера наук вследствие особенностей психического строя, присущего разным народностям, мы прибегли, между прочим, к изложению хода их исторического развития; для доказательства высшей степени национальности некоторых наук, – национальности, проявляющейся не только в субъективном, но и в объективном смысле, – прибегнем к классификации наук; но в этом отношении не будем далеко ее проводить, а остановимся на том только, что нам нужно для нашей частной цели.

За главное деление наук должно, кажется мне, признать их субъективный или объективный характер, – разумея под науками субъективными такие, которые не имеют внешнего предмета, а суть, по существу своему, изложение самого хода человеческого мышления; таковы только математика и логика. Все прочие науки имеют внешнее содержание, и оно обусловливает их характер.

Некоторые из этих наук могут быть названы общими или теоретическими, потому что они имеют своим предметом общие мировые сущности, безотносительно к специальным формам, в которые они облечены. Таких общих мировых сущностей три: материя, движение и дух. Изучение материи самой в себе составляет предмет химии; изучение движения – предмет физики; изучением духа, безотносительно к его частным проявлениям, должна заниматься метафизика. Однако не только существование, но даже самая возможность существования такой науки весьма сомнительна. Чтобы возможно было изучение законов духа вообще, нужно бы иметь, по крайней мере, несколько духовных существ, дабы мочь элиминировать то, что в них случайно (то, что зависит от образа соединения духа с материей и от организации этой материи), от того, что существенно принадлежит духу, как духу. Но мы знаем лишь одно духовное существо – человека; поэтому, кажется, осторожнее заменить метафизику психологией. Но возможна ли или невозможна метафизика, – которая (в параллель с химией) была бы наукою о духе, безотносительно к его проявлениям в соединении с известными формами, – для нас важно теперь лишь то, что психология представляет нам такие явления, которые не подводятся под законы материи и ее движения. Поэтому все первоначальные, самобытные законы, которым подлежит вся область нашего знания, почерпаются только из трех наук: химии, физики, психологии. Если астрономические исследования привели к открытию закона тяготения, то этот закон тем не менее есть закон физический, а не специально-астрономический.

Затем все остальные науки имеют своим предметом лишь видоизменения материальных и духовных сил и законов под влиянием морфологического принципа, о котором мы заметим только, что он так же точно не проистекает из свойств материи и ее движения, как паровая машина не проистекает из расширительной силы пара. Морфологический принцип есть идеальное в природе. Развивать мысль эту здесь не у места. Для нас важно то различие, которое проистекает для характера наук, имеющих своим предметом общие мировые сущности – материю, движение и дух, от тех, которые рассматривают лишь их разнообразные осуществления под влиянием морфологического принципа. Это различие заключается в том, что только первые науки могут вырабатывать общие теории, остальные же могут отыскивать лишь частные законы, простирающиеся на более или менее обширные группы предметов или существ, расположенных по естественной системе, но ни в каком случае не объясняющие всех их собою. Для пояснения сделаем сравнение некоторых химических законов (с одной стороны) с физиологическими законами (с другой).

Химия говорит нам, что тела соединяются не иначе как в определенных для каждого тела по весу количествах, известных под именем химических пропорционалов, паев или атомистических весов. И мы вполне убеждены, что так же точно происходят эти соединения на Луне, Солнце, Юпитере, Сириусе и в отдаленнейших туманных пятнах. Так же точно мы уверены, что свет, проходя через прозрачные средины, преломляется, – что от полированных поверхностей он отражается, сохраняя равенство угла падения с углом отражения, где бы это отражение ни происходило – на Земле ли, или на звездах Медведицы, и откуда бы свет ни исходил – от лампы, от Солнца или от любой звезды. – Но из физиологических законов общи для всех животных или растений только те, которые обусловливаются всем им общими химическими и физическими свойствами, как, например, весом. На что казался общим закон, что размножение живых существ состоит в воспроизведении себе подобных, а между тем так называемая перемежаемость поколений (Generations-wechsel) показывает нам, что есть множество существ, у которых не дети походят на родителей, а только внуки – на дедов или правнуки – на прадедов. На что также общим казался закон, что при половом размножении необходимо присутствие двух элементов – мужского и женского, разъединенных в двух индивидуумах или соединенных в одном; а между тем явления партеногенезиса или деворождения, показывают нам, что даже совершенно девственные самки бабочек кладут яйца, из которых развиваются вполне образовавшиеся животные. Следовательно, и эти, казавшиеся столь общими для всего живого, законы применимы лишь к некоторым группам известной обширности. Если относительно других законов не делали подобных же обобщений, то только потому, что с самого начала физиологических исследований им подлежали уже существа довольно разнородные. Но представим себе, что мы не знали бы ни одного водяного животного. Мы, без сомнения, утверждали бы, что всякое живое существо, погруженное в воду, непременно задохнется, ибо не может дышать в воде; мы думали бы, что легкие и, пожалуй, воздухоносные трубочки (трахеи) суть единственно возможные органы дыхания, и, конечно, никогда не придумали бы жабр путем теории.

Этих примеров достаточно, чтобы показать, что только химия, физика и наука о духе могут быть науками теоретическими; что не может быть теоретической физиологии или анатомии, а только – физиология и анатомия сравнительная. Точно то же относится к наукам филологическим, к историческим и, наконец, к общественным. – Общественные явления не подлежат никаким особого рода силам, следовательно, и не управляются никакими особыми законами, кроме общих духовных законов. Эти законы действуют особым образом, под влиянием морфологического начала образования обществ; но так как эти начала для разных обществ различны, то и возможно только не теоретическое, а лишь сравнительное обществословие и части его: политика, политическая экономия и т.д.

Что невозможна общая теория устройства гражданских и политических обществ – это сознано давно, и мало уже таких доктринеров, которые бы думали, что, например, английское государственное устройство есть некий идеал, которого все должны стремиться достигнуть, что между государствами (или вообще обществами) есть, так сказать, только различие возрастное, а не качественное. Но один уголок общественных наук упрямо сохраняет это доктринерство, именно политическая экономия. Она думает, что всякое господствующее в ней учение есть общее для всех царств и народов, – что, например, так как нет земледельческой общины в тех обществах, которые эта наука изучила и на изучении которых выводила свои теории, то общины и нигде быть не должно, что она составляет явление анормальное. Политическая экономия утверждает, что так называемая свободная торговля, которая есть выгоднейшая форма мены для Англии, где эта наука изучала торговые и промышленные явления, должна непременно применяться и к Америке, и к России. По-моему, это то же самое, как бы утверждать, что дышать можно только жабрами или только легкими, невзирая на то, живет ли животное в воде или на суше. Теоретическая политика или экономия так же невозможна, как невозможна теоретическая физиология или анатомия. Все эти науки и вообще все науки, за исключением трех вышеупомянутых, могут быть только сравнительными. Следовательно, за неимением теоретической основы, – каких-либо особенного рода самобытных, не производимых экономических или политически сил и законов, – все явления общественного мира суть явления национальные и как таковые только и могут быть изучаемы и рассматриваемы. Они, конечно, могут и должны быть сравниваемы между собою, и из такого сравнения могут проистекать правила для более или менее обширной группы политических обществ, но никогда политическое или экономическое явление, замечаемое у одного народа и там уместное и благодетельное, не может считаться уже по одному этому уместным и благодетельным у другого. Это может быть, но может и не быть. Следовательно, общественные науки народны по самому своему объекту.

Итак, мы можем заключить, что и наука может быть национальна, но что в разных науках степень национальности различна. Национальность менее всего проявляется в науках простых по своему содержанию или очень высоко стоящих по своему развитию, – в таких науках, к которым приложимы строгие методы исследования. Эти методы и составят препятствие к проявлению народности или вообще индивидуальности в несколько значительной степени. Здесь роль народности ограничивается почти лишь способом изложения и выбором методы исследования, если таких приложимых метод несколько. Роль народности в науках увеличивается по мере усложнения предмета, не допускающего введения точной и строгой методы. Если науки эти не принадлежат к разряду наук общественных, то причина национального характера, который они могут и должны принимать, зависит от особенности психического строя каждой народности, в особенности же каждого культурно-исторического типа. Наиболее же национальный характер имеют (или, по крайней мере, должны бы иметь для успешности своего развития) науки общественные, так как тут и самый объект науки становится национальным. – Это, как само собою разумеется, относится и к наукам словесным, но об них и говорить нечего, так как никто никогда не утверждал, что правила немецкой грамматики обязательны и для русского языка.

[1]* Под влиянием европейских революций с 1848 г. в России цензурные комитеты стали контролироваться Ш отделением полиции. Были арестованы участники «Общества» М.В. Буташевича-Петрашевского, среди которых (наряду с Ф.М. Достоевским) на четыре месяца в Петропавловскую крепость был заточен и сам Н.Я. Данилевский.

[2]* Основная идея западнического направления в 40-50-х гг. XIX в. состояла в том, что в своем общественном развитии Россия отстала от стран Запада, которые достигли более высоких результатов цивилизации, нежели русское общество. Россия и впредь должна идти тем же путем, что и Европа. Западничество с самого начала было неоднородным. В него входили как либерально настроенные интеллектуалы, так и революционеры. Поэтому Белинского, например, называли революционным западником. В годы, предшествующие крестьянской реформе 1861 г. западничество размежевалось на либералов (К.Д. Кавелин, С.М. Соловьев, Б.Н. Чичерин и др.) и революционеров-демократов (В.Г. Белинский, Н.А. Добролюбов, Д.И. Писарев, Н.Г. Чернышевский и др.).

[3]* Возглавлял журнал, издававшийся в Петербурге А.А. Краевский. В журнале активно сотрудничали В.Г. Белинский, Т.Н. Грановский, А.И. Герцен, Н.П. Огарев. В нем публиковались литературные произведения А.В. Кольцова, М.Ю. Лермонтова, Н.А. Некрасова, И.С. Тургенева и др.

[4]* В 1836 г. основал журнал А.С. Пушкин; в 1847 г. журнал перешел в руки Н.А. Некрасова и И.И. Панаева. В нем активно сотрудничали В.Г. Белинский, А.И. Герцен, И.А. Гончаров, Д.В. Григорович, Ф.М. Достоевский, И.С. Тургенев и др. С середины 50-х гг. к работе в журнале были привлечены Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов, и журнал стал органом революционеров-демократов.

[5]* Славянофилы – направление русской философии, к которым принадлежали А.С. Хомяков, братья И.В. и П.В. Киреевские, братья К.С. и И.С. Аксаковы, Ю.Ф. Самарин. В отличие от западников славянофилы, определяя ход развития русского общества, полагали, что оно должно основываться на национально-русских началах, коренящихся в народе, но пока не вполне развернувшихся и к тому же подавленных «европеизацией» России, начатой Петром I. В своих философско-исторических взглядах они следовали органической теории, выведенной из шеллингианства.

[6]* Отрывок из стихотворения А.С. Хомякова «России» (1840).

[7]* Декларация прав человека (франц.).

[8]* Двухтомное произведение французского социалиста-утописта Пьера Леру «О человечестве, его принципах и его будущем», изданное в 1840 г.

[9]* Работа немецкого зоолога Жозефа Перти «Мистические проявления человеческой природы», изданная в 1861 г.

[10]* «Позвольте делать, позвольте поступать свободно». Или: «Как идет, пусть идет» (франц.) – формула свободы буржуазной экономической деятельности.

[11]* Меркантилизм– экономическая теория, обосновывающая государственную политику, поддерживающую буржуазное предпринимательство и торговлю. Фритредерство (от англ. free trade – свободная торговля) – направление экономической политики буржуазии, требующее свободы торговли и невмешательства государства в экономическую деятельность, частное предпринимательство.

[12]* Народы индоевропейской группы языков.

[13]* Группа племен; заселяющая Западную и Северную Европу и подвергшаяся романизации; лишь небольшая ее часть сохранилась в Уэльсе, Шотландии, Ирландии.

[14]* Нигилизм (от лат. nihil – ничто) – отрицание, исключающее положительные идеалы. Идейное течение в России второй половины XIX в., представляющее одну из фракций революционного демократизма, лидер которого – Д.И. Писарев. Абсентизм (от лат. absentia – отсутствие) – определенного рода общественный протест, такой, как неучастие в выборах, отказ от использования права голоса, систематическая неявка на заседания коллегиального органа. Шедо-ферротизм – беспринципные действия прессы, журналистов, подкупленных властями или иными политическими структурами. Сепаратизм (от лат. separatus – отделенный) – стремление к национальному отделению от каких-либо государственных образований в целях самостоятельного конституирования. Бюрократизм (буквально: власть стола) – политическое господство лиц (чиновников) и органов государственно-административного управления, поставивших себя над интересами народа. Навеянный демократизм – демократизм, привнесенный в Россию, заимствованный у чуждых, отличных от русского общественного и политического устройства, социальных моделей.

[15]* Еженедельная политическая и литературная газета, издававшаяся в 1863-1870 гг. Н.А. Безобразовым и выражающая интересы дворянской оппозиции реформам Александра II справа

[16]* Культура, центр которой – город Александрия, основанный в 332-331 гг. до н.э. Александром Македонским на Средиземноморском побережье Египта.

[17]* Без чего нет; без которого не может быть (лат.)

[18]* Ж.Ж. Руссов своей работе «Исповедь».

[19]* Английский философ Т. Гоббс создал теории естественного права и договорного происхождения государства, согласно которой в первоначальном периоде существования общества, когда еще не было государства, отношения людей достигли состояния «войны всех против всех» («bellum omnium contra omnes»). Такая угроза самому существованию общества вынудила людей вступить в договор о создании государства как органа, регулирующего отношения в обществе.

[20]* Шотландцы составляют незначительный племенной оттенок в англосаксонском племени, так, как у нас великорусы, малорусы и белорусы; следовательно, и Смит – английский ученый, точно так, как Вальтер Скот – английский романист. Главная заслуга А. Смита – трудовая теория стоимости, но здесь у него выделена теория соперничества и всеобщей конкуренции.

[21]* Английский натуралист Ч. Дарвин создал эволюционную теорию происхождения видов растений и животных путем естественного отбора, борьбы за существование. В своем двухтомном произведении «Дарвинизм. Критическое исследование» (1885) Н.Я. Данилевский подверг жесточайшей критике дарвиновское учение именно за эту теории борьбы за существование.

[22]* Для этого французского направления буржуазной экономической науки XVIII в. главным источником национального богатства было земледелие.

[23]* Известный английский историк и публицист Т. Маколей написал биографическую работу о Ф. Бэконе.

[24]* Английский моралист И. Бентам разработал концепцию утилитаризма, согласно которой польза – главный критерий поступков человека и его нравственных норм.

[25]* Немецкий врач и химик Г. Шталь сформулировал теорию флогистона, гипотетически предположив особую материю, которая якобы обладает отрицательным весом, с помощью которой в дальнейшем химики пытались объяснить процессы окисления. Опровержение теории флогистона Шталя принадлежит русскому ученому М.В. Ломоносову; когда же французский ученый Лавуазье открыл кислород (в 1775 г.), то флогистонная теория совершенно утратила свое научное значение.

[26]* Английский химик и физик Дж. Дальтон обосновал законы химических взаимодействий газов и вывел их из теории атомистического строения вещества.

[27]* Голландский механик, физик и математик Христиан Гюйгенс создал волновую теорию света, противопоставив ее ньютоновской (корпускулярной), которая объясняла природу света движением (истечением) мельчайших частиц вещества (корпускул).

[28]* Согласно этому учению, теплород – особая невесомая материя, причина теплоты в теле. Передача теплоты понимали как переливание теплорода из одного тела в другое. Опровержение теории теплорода принадлежит русскому ученому М.В. Ломоносову.

[29]* Закон всемирного тяготения.

[30]* Эфир – материя, как думали физики XVIII-XIX вв., состоящая из особо легких и подвижных атомов, или среда, заполняющая пространство и являющаяся, по более поздним представлениям (н-р, в начале XX в.), носителем электромагнитного и гравитационного полей.

[31]* К. Вольф, один из основоположников эмбриологии, открыл первичные формы органов у формирующихся зародышей; их и назвали «Вольфовы тела».