Сравнение Перикла с Фабием Максимом

Таково повествование о деяниях мужей сих! Поскольку же они оба явили многие прекрасные примеры гражданских и военных добродетелей, то мы в военных их деяниях заметим первое: что Перикл управлял народом в счастливейшем его состоянии, народом, который был велик и находился во всем цвете силы своей; и так можно думать, что благосостояние и сила общества были причиной верных и удачных успехов во всех его предприятиях. Напротив того, дела Фабия, принявшего на себя правление во времена несчастнейшие и бедственные, не сохранили республики в счастливом ее положении, но из самого дурного перевели ее в лучшее. Успехи Кимона, трофеи Миронида и Леократа, великие и многочисленные подвиги Толмида предали управлению Перикла город более для того, чтобы совершать в нем ликования и празднества, нежели чтобы сохранять его или приобретать что‑либо войной. Фабий, будучи свидетелем многих поражений и несчастий, смертей и убиений полководцев и консулов; видя озера, поля и леса, наполненные телами мертвых; реки, до самого моря обагренные римской кровью; одним постоянством своим и твердостью духа поддерживая и подпирая республику, не допустил, чтобы она разрушилась до основания от ошибок своих предшественников. Впрочем, кажется, не столь трудно управлять обществом, которое унижено многими несчастьями и по нужде готово повиноваться советам благоразумия, как обуздать надменность и дерзость народа, вознесенного счастьем и гордящегося великими успехами; и в таких‑то обстоятельствах Перикл сделался властителем афинян. Однако великость и множество зол, постигших тогда народ римский, доказывают, сколь велик и тверд в намерениях своих был муж, который ничем не был приведен в смущение и не поколебался в своих предначертаниях.

Покорению Самоса Периклом можно противоположить взятие Тарента*; завоеванию Эвбеи – возвращение республике кампанских городов. Что касается до Капуи, она была взята консулами Фульвием и Аппием. В правильном сражении, кажется, Фабий не одержал другой победы, кроме той, за которую удостоился первого триумфа. Перикл, напротив того, воздвиг девять трофеев над побежденными врагами на море и на суше; однако не упоминается, чтобы он сделал что‑либо подобное тому делу, которым Фабий исторг Минуция из рук Ганнибала и спас целое римское войско. Подвиг сей прекрасен; в нем равно обнаруживаются храбрость, благоразумие, доброта. Равномерно не находим в Перикле такой ошибки, какую сделал Фабий, обманутый хитростью Ганнибала посредством волов. Поймав в узких проходах неприятеля, который случайно и сам туда зашел, пустил его вырваться оттуда ночью, так что на другой день скорым движением Ганнибал предупредил его, медлящего, и победил того, кто прежде его запер.

Если великому полководцу надлежит не только настоящим уметь пользоваться, но и о будущем судить правильно, то война у афинян кончилась так, как Перикл предвидел и предсказал. Предпринимая много, они потеряли свое могущество. Римляне же, выслав Сципиона против карфагенян, хотя Фабий тому противоречил, все покорили – не случайно, но мудростью и храбростью полководца, победившего совершенно неприятеля. Таким образом, несчастья, которым подпало отечество одного, подтвердили правильность его суждений; счастливые успехи отечества другого доказали, что он во всем обманулся. Попадает ли в беду неожиданную, по недоверчивости ли пропускает благоприятный случай – полководец равно ошибается. По моему мнению, одна неопытность и рождает смелость и лишает бодрости. Но довольно о военных их подвигах.

Что касается до управления республикой, то война наводит на Перикла великое порицание, ибо говорят, что он был ее виновником, не захотев уступить лакедемонянам. Я уверен, что и Фабий Максим не уступил бы ни в чем карфагенянам, но великодушно подверг бы себя опасности за владычество и славу отечества. Кротость и доброта Фабия к Минуцию сильно изобличает Перикла в ненависти к Кимону и Фукидиду – мужам добродетельным, приверженным к аристократии, которые были им удалены и изгнаны из отечества остракизмом. Но сила и власть Перикла выше Фабиевой. Он не допустил ни одного из полководцев нанести республике вред своею безрассудностью. Один Толмид, вырвавшийся насильственно из‑под надзора его, напал на беотийцев, к гибели своей. Все другие присоединились к нему и следовали его мнениям по причине великой его силы. Но Фабий, сохраняя осторожность и не сделав сам никакой ошибки, кажется ниже Перикла тем, что не имел силы удерживать других от ошибок. Римляне не впали бы в такие бедствия, когда бы Фабий был столько же силен, как у афинян Перикл. Величие души в рассуждении бескорыстия оба они доказали тем, что первый ничего не принял от тех, кто ему давал; другой уступил свое имевшим в том нужду и выкупил своими деньгами пленных. Впрочем, число употребленных им денег не столь важно; оно простиралось до шести талантов*. Но сказать невозможно, какие случаи имел Перикл обогащаться и получать деньги от союзных республик и царей по причине великой его силы; однако сохранил себя чистым и непричастным дароприятию.

Касательно величия и красоты храмов и общественных зданий, которыми Перикл украсил Афины, то с ними не могут сравниться все вместе взятые здания Рима, до Цезарей бывшие. Важность и великолепие их превосходны и несравненны в отношении к римским.