Глава 12. Думаю, что бешенство настолько пересилило муку, что я вновь стал сражаться

Думаю, что бешенство настолько пересилило муку, что я вновь стал сражаться. Я так и думал. Мне рассказали, что я сцепил клыки на некотором месте, которым уселась на меня бестия. Говорили, что я кусался и пытался удержать ее на месте. Но боль была слишком сильной, чтобы я мог помнить что-нибудь, кроме самой боли.

Потом саламандра исчезла. Улица была пустой и темной.

Лишь луна, и вдали — уцелевший уличный фонарь. И неровный красный отблеск горящих зданий. тихо, если не считать хруста и блеска пожаров. Когда я очнулся настолько, что вернулось обоняние, первое, что я уловил, был кислый запах дыма.

Это продолжалось несколько минут. Несожженной ткани едва хватило, чтобы восстановить остальное. Когда здоровье вернулось, моя лохматая голова оказывается лежала на коленях Джинни. Похожим на пересохший ремень языка, я слабо лизнул ее руку. Будь я человеком, я бы предпочел бы сохранить позу, приданную мне Вирджинией. Но я был, обладающим волчьим инстинктом волком, и потому, приложив максимум усилий, приподнялся и издал слабый хриплый вой.

— Стив… Боже Всемогущий, Стив ты спас нас! — шептала Джинни. — Еще несколько минут, и мы задохнулись. У меня и сейчас словно песок в горле…

Спрыгнув с прилавка, к нам подрысил Свертальф. Он выглядел так самодовольно, как только может выглядеть кот с подпаленными усами и бакенбардами. Мяукнул.

Вирджиния прерывисто рассмеялась и объявила:

— Но ты должен этому деятелю пинту сливок или еще что-нибудь в этом роде. Как ты склонил чашу весов в нашу сторону, так и он сделал для тебя то же самое. По крайней мере, подсказал, как помочь тебе.

Я навострил уши.

— Он открыл пивные краны, — сказала она, — а я начала наполнять кувшины и бросать их через дверь в саламандру. Это стало беспокоить ее, она уворачивалась. Видимо, ее ослабило действие пара и давление, когда ты пустил в ход свои челюсти, — Джинни ухватила меня за шею. — Эти секунды, пока ты удерживал ее… это же настоящий подвиг!

Пиво! Качаясь, я поднялся на ноги, и потащился в глубь пивной. Ничего не понимающие Свертальф и Джинни следовали сзади. Я закусил губу и показал мордой на ближайшие стаканы.

— О, понимаю, — Джинни щелкнула пальцами. — Ты хочешь пить… Ты же обезвожен.

Она налила литровую кружку. Захлебываясь, я вылакал ее и показал, что хочу еще. Джинни покачала головой:

— Ты заставил саламандру убраться, но нам еще предстоит иметь с ней дело. Далее будет простая вода.

Метаболизм звериного тела перераспределил влагу. Я почувствовал, что окончательно выздоровел. И первая моя ясная мысль была — надо надеяться, что в дальнейшем пиво не будет тратиться на борьбу со Стихией. Второй моей мыслью было то, что каковы бы ни были средства, чем скорее мы их будем применять, тем лучше.

За все приходится платить. Беда оборотней в том, что приняв иной облик, они, естественно, обладают звериными мозгами. Лишь поверху неглубокий поверхностных слой человеческой личности. Или, говоря проще, будучи волком, я по человеческим меркам, отличался редкостной тупостью. Я был способен понять лишь одно: будет лучше, если я снова превращусь в человека. Поэтому я вышел через открытую дверь, в лунный свет, и приступил к превращению.

Вы сталкивались когда-нибудь с разъяренной пантерой?

Отборнейший мат. Я визгливо завыл и начал превращаться обратно.

— Подожди-ка, — решительно сказала Джинни. — Если тебе хоть сколько-то заботит моя девичья стыдливость… — она бросила с себя обгоревшее, хотя еще вполне пригодное к носке, отделанное мехом пальто.

Сомневаюсь, чтобы когда-нибудь кого-либо одевали быстрее. Пальто очень жало в плечах, но было достаточно длинным — если я вел себя осторожно. Ночной ветер холодил мои голые колени, зато лицо будто по-прежнему жгла саламандра.

Это одна из причин, по которым среди моих тревог отсутствовала мысль о встреченном мною видении. Другая причина — непосредственно угрожающая нам опасность.

Опасность сиюминутная, реальная. Кроме того, уж очень не правдоподобно было пережитое мною. Сознательная реконструкция расплывшегося воспоминания о случившемся, причиняло физическую боль. Даже более сильную, чем когда я вспомнил о предыдущем случае. И, наконец, не уверен, чтобы мне вообще хотелось думать об этом. В голове мелькнуло: дважды, когда я умирал, терял сознание, у меня были схожие видения. Может, следует обратиться к психиатру? Нет, это было бы глупо. Увиденное — не более, чем идиосинкразическая реакция на травму. Скорее всего, подобного рода травма в моей жизни больше не будет.

И я забыл обо всем этом.

Вместо этого я торопливо сказал:

— Теперь куда? Проклятая тварь может быть где угодно.

— Думаю, она околачивается возле студенческого городка.

Там ей достаточно места, где разгуляться, а она не слишком торопится. В путь.

Пивной зал тлел. Джинни принесла метлу, и мы взмыли в небо.

— Итак, — сказал я. — Мы ничего не добились, лишь потеряли время.

— Нет, не совсем так. Я немного разобралась в ее психологии.

Под нами проносились крыши.

Джинни обернулась ко мне:

— Саламандру породили заклинания, и я не знала точно, что она собой представляет. При создании стихийного Духа можно получить практически все, что угодно. Но, очевидно, руководитель парада был убежден, что саламандра должна знать английский. У нее есть даже рудиментный интеллект. Учти при этом изменчивую природу огня. И что мы в результате получаем? Ребенка!

— Ничего себе ребенок! — проворчал я, поплотнее запахиваясь в пальто.

— Нет, нет, Стив, это не важно. Ей присущи две характерные черты, отличающие ребенка. Ограничивающие его черты. Непредусмотрительность, беззаботность, бездумность…

Умная саламандра не бушевала бы. Она втихомолку и постепенно накапливала бы силы. А эта даже не понимает, что ей не следует сжигать всю планету. Либо просто не задумывается с такого рода вещах. Потому что, откуда она возьмет после всего этого кислород? Вспомни так же ее фантастическое тщеславие. Она пришло в неописуемую ярость, когда я сказала, что существуют силы, более могущественные и прекрасные, чем она. Причем, замечания, касающиеся могущества и красоты, разозлили ее одинаково сильно. Неспособность надолго задерживать на чем-либо свое внимание. До того, как беспокоиться причинением, сравнительно незначительных неприятностей, она могла сперва убить тебя, либо Свартальфа, либо меня. Вместо этого она начала разбрасываться. И она могла бы, когда ты вцепился в нее, скрежеща зубами, выдержать боль на короткое время, не слезать с тебя, пока ты… пока ты не погибнешь…

Ее голос дрогнул и она торопливо продолжила:

— В то же время, пока ее внимание не рассеивалось, пока ничто не отвлекало ее, она концентрировалась только на одном исходе. Она забыла, что он лишь часть большого целого, и исключала все возможные результаты, — Джинни задумчиво кивнула. — Должен существовать какой-то путь воздействия на ее психику.

Мое собственное тщеславие не такое уж маленькое.

— Я не был сравнительно незначительной неприятностью… — проворчал я.

Джинни улыбнулась и, дотянувшись, погладила меня по щеке:

— Все хорошо, Стив, все прекрасно. Я рада, что ты такой же. Я убедилась, что ты будешь хорошим мужем.

Эта фраза здорово ободрила меня, но хотелось бы знать точно, что она подразумевала под этим.

Мы обнаружили саламандру. Там, внизу, она подожгла театр. но пока я смотрел на нее, она, полыхнув, исчезла и вновь появилась на расстоянии мили, возле медицинского исследовательского центра. Не выдержав жара, кирпич начал покрываться стекловидной пленкой. Мы приблизились, а саламандра тем временем с раздражением ударилась о стенку.

Потом она вновь исчезла. Невежественная, импульсивная… ребенок, адское отродье!

Развернувшись над студенческим городком, мы увидели свет в окнах академического корпуса.

— Вероятно, здесь устроили штаб, — сказала Джинни. — Узнаем новости.

Свертальф приземлился на бульвар перед зданием. Мы, спотыкаясь, побрели вверх по ступеням.

Дверь охраняли вооруженный противопожарным снаряжением легавые.

— Эй, вы! — один из них загородил нам дорогу. — Куда вы направляетесь?

— на совещание, — Джинни пригладила волосы.

— Вот как? — полицейский взглянул на меня. — Одет и взаправду для совещания…

Все, что творилось этой ночью… Хохот полицейского переполнил чашу терпения. Я превратился в волка и тряхнул легавого за штаны. Он замахнулся дубинкой, но Джинни превратила его в маленького удава. Я снова превратился в человека и представил банде полицейских решать возникшие у них проблемы самим. Мы прошли в зал.

Зал совещания преподавательского состава был набит битком. Мальзус собрал всех своих профессоров. Мы вошли и я сразу же услышал его звучный голос:

— …постыдно. Власти не захотели прислушаться к моему мнению. Джентльмены! Город выступил против носящего мантию ученого. Мы обязаны защитить честь…

Мальзус замигал, увидев меня и Джинни с Свертальфом входящими. Его лицо приобрело цвет тирского пурпура, когда он заметил торчащие голые колени. В самом деле, я был в блеске своей славы, отделанное норкой пальто и щетинистой подбородок.

— МИСТЕР МАТУЧЕК!!!

— Он со мной, — отрывисто сказала Джинни. — Пока вы тут заседаете, мы сражались с саламандрой.

— Возможно, чтобы победить ее, требуется нечто больше, чем мускулы, — улыбнулся доктор наук Алан Аберкромби. — Больше даже, чем мускулы волка. Как я вижу, мистер Матучек остался без штанов в самом прямом смысле этого слова…

Джинни холодно глянула на него:

— Я полагала, что ты руководишь гидрой…

— О, у нас уже достаточно специалистов, чтобы использовать одновременно трех водяных Духов, — сказал Аберкромби. — Рутинная работа. Я понял, что мое место здесь.

Скоро мы без труда справимся с пожарами.

— А саламандра тем временем зажжет новые, — отрезала Джинни. — И с каждым пожаром она делается все сильнее и сильнее… Пока вы здесь сидите и благодушествуете.

— Ну, моя дорогая, спасибо, — он рассмеялся.

Я так сжал челюсти, что сделалось больно. Джинни, в ответ на смех, улыбнулась. Улыбнулась на самом деле.

— К порядку! К порядку! — гудел президент Мальзус. — Мисс Грейлок, садитесь, пожалуйста. Хотите ли вы что-нибудь добавить к дискуссии?

— Да. Теперь я понимаю, что представляет собой саламандра, — она заняла место за дальним концом стола. Это был последний, оставшийся незанятым стул. Так что мне пришлось с несчастным видом болтаться на заднем плане. Ах, если бы на ее пальто было больше пуговиц!

— Так хорошо вы понимаете, что можете уничтожить ее? спросил профессор алхимии Линден.

— Нет, но я поняла ее образ мышления.

— Нас больше интересует, как ею управлять, — сказал Линден. — Как мы можем, наконец, от нее избавиться? — он прочистил глотку. — Очевидно, прежде всего, нам нужно понять, какой процесс позволяет ей так быстро передвигаться.

— Это-то просто, — пыхнул трубкой Грисволд. Его голос был заглушен басом Линдена:

— Процесс, в основе которого лежит, конечно, общеизвестное средство огня с ртутью. Поскольку, в сущности, в наши дни в каждом доме есть, по меньшей мере, один термометр…

— При всем моем уважении, дорогой сэр, — прервал его астролог Витторио, должен сказать, что вы говорите сущий вздор. Дело просто в том, что Меркурий и Нептун, совпав с созвездием Скорпиона…

— Вы не правы, сэр, — возразил Линден. — Крайне не правы!

Давайте справимся в «Арс тауматургика»… — он посмотрел в поисках своего экземпляра, тот куда-то задевался.

Алхимику пришлось, чтобы найти книгу, пропеть адаптированный вариант заклинания, используемого племенем Добу при поисках бататов.

А Витторио тем временем вопил:

— Нет, нет и нет! Совпадение со Скорпионом, если учесть, что им противостоит Уран в своей восхождении, как я легко могу доказать… — он подскочил к доске и принялся чертить на ней диаграмму.

— О, поехали! — фыркнул Джаспер. — Не понимаю, как вы оба можете так ошибаться. Как было доказано мной в докладе, прочитанном на последней конференции «Тройственных англосаксонцев», внутренняя природа матрицы…

— Это было опровергнуто еще десять лет назад, — загремел Линден. — Средство…

— Ding an sich…

— Уран…

Я украдкой подобрался к Грисволду и дернул его за рукав. Он вслед за мной, с легким топотом, последовал в угол зала.

— Ладно, как же действует эта окаянная тварь? — спросил я.

— О, в основном ответ дает квантовая механика, — прошептал он. — Согласно принципу неопределенности Гейзенберга, существует определенная вероятность нахождения фотона в какой-либо точке пространства. Чтобы изменить свои пространственные координаты обычного дифракционного процесса. Наблюдается пси-переход. В результате она переходит от точки к точке, не пересекая разделяющее пространство. Не появляясь в нем. Это очень напоминает скачок электрона, хотя, если быть точным, аналогия не совсем корректна, ибо меняется влияние…

— Ладно, это не важно, — вздохнул я. — Наш разговор делается чуточку беспорядочным. Не лучше ли нам…

— Заняться первоначально поставленной целью, — согласился подошедший к нам Аберкромби.

За ним к нам присоединилась Джинни.

Тем временем Линден успел подбить глаз Витторио, а Джаспер забрасывал их обоих кусками мела.

Наша, оставшаяся вне схватки группа, отошла поближе к двери.

— Я уже нашел ответ на нашу проблему, — сказал Аберкромби. — Но мне нужна помощь. Волшебство трансформации.

Мы превратим саламандру во что-то иное, с чем сможем легко справиться.

— Это опасно, сказала Джинни. — Тебе понадобятся действительно сильные заклинания, а это такая вещь, что результаты могут оказаться обратными. Что тогда случится, предсказать невозможно.

Аберкромби выпрямился и уставился на нее с благородной болью:

— Ради тебя, моя дорогая, я готов встретить любую опасность…

Она посмотрела на него с восхищением.

Меня всего скрутило.

— Пойдем, сказала она, — я тебе помогу.

Грисволд схватил меня за руку:

— Не нравится мне это, мистер Матучек, — поведал он. — Искусство слишком ненадежно. Должен, наверное, существовать какой-то иной метод, основанный на законах природы. На законах, которые можно было бы выразить качественно.

— Да, печально сказал я. — Но что это за метод?

Я пошлепал к сблизившимся над книгами головами Джинни и Аберкромби. Рядом вышагивал Грисволд и Свертальф, дергающий хвостом в сторону Трисмегистерского факультета. Профессора ничего не замечали, они были слишком заняты собой.

Мы вышли. Проследовали мимо, бесившихся втихомолку, (мы их хорошо запугали) банды полицейских.

В его химическом отделе были необходимые нам вещества.

Мы вошли в отозвавшуюся эхом темноту.

Вот и наша цель. Лаборатория первого курса. Длинная комната, в которой рабочие столы со скамьями, полки и тишина. Грисволд включил свет.

Аберкромби осмотрелся:

— Так, нам придется затащить сюда саламандру. Она обязательно должна быть здесь, иначе мы ничего не сможем сделать.

— Действуй, и будь наготове, — сказала Аберкромби Джинни. Я знаю, как заманить сюда эту бестию. Небольшая трансформация.

Она подготовила пробирки, заполнила их различными порошками и бегло начертила на полу символы. Уже подготовлены были к работе, увенчанные шарами, волшебные палочки.

— Что вы надумали? — спросил я.

— Ох, не путайся под ногами! — вскрикнула Джинни.

Я сказал себе, что это вызвано всего лишь слабостью и отчаянием. Но все равно было больно.

— Мы, разумеется, используем ее тщеславие. Я приготовлю римские свечи, ракеты, заряды. Выпустим в воздух все это, и, естественно, она явится продемонстрировать, что она способная еще более эффектные штучки сотворить.

Грисволд и я забились в угол. Начиналась большая игра.

Если честно, я был напуган. Костлявые колени крошки-ученого стучали друг о друга, выбивая дрожь маршевого ритма. Даже Джинни… Да, на ее гладком лбу выступили бусины пота. Если задуманное им удастся, мы, вероятно, приговорены. С нами покончит либо саламандра, либо непредвиденная отдача заклинания. И мы понятия не имели, не сделалась ли тварь слишком большой, чтобы ее удалось трансформировать.

Подготовив свои огненные изделия, ведьма подошла к открытому настежь окну, и высунулась. голубые и красные шары, рассыпая потоки золотых искр, с шипением унеслись в небо, и там взорвались.

Аберкромби закончил чертить свои диаграммы. Улыбаясь, обернулся к нам:

— Прекрасно! Все под контролем. Я обращу энергию саламандры в материю. Как вам известно, Е равняется МС в квадрате. Матучек, зажгите бунзоновскую горелку и поставьте на нее мензурку с водой. Грисволд, выключите свет и включите поляроидные лампы. Нам понадобится поляризованное излучение.

Мы повиновались, хотя меня корежило при виде старого, заслуженного человека, действующего в качестве лаборанта согласно снисходительным указаниям этого карточного паяца.

Тоже мне, ловкач, мечта рекламного агентства…

— Вы полностью убеждены, что это сработает? — спросил я.

— Разумеется, — он улыбнулся. — У меня есть опыт. Во время войны я был в интендантском корпусе.

— Так, — сказал я, — но превращать грязь в солдатские пайки — это не то же самое, что трансформация этого чудовища.

Мне вдруг сделалось тошно. Я вспомнил, как он напортачил с гидрой. Я понял правду. Аберкромби был уверен, он не боялся — потому что он знал слишком мало!

С минуту я не мог пошевелить ни одним мускулом.

Грисволд несчастным видом нес в руках какие-то металлические предметы. В былые дни, он, кажется, использовал их, когда проводил с первокурсниками эксперименты. Он пытался научить их обращаться с химическим оборудованием. Боже, это было так давно, кажется миллионы лет назад…

— Джинни! — я, спотыкаясь, кинулся к окну, возле которого стояла Вирджиния За окном в воздухе зависла радуга. — Господи, дорогая остановись…

Гром. В комнате появилась саламандра. Полуослепший, я отшатнулся назад. Ужасающе выросшая саламандра заполняла всю противоположную часть лаборатории. Поверхности столов и скамеек начали дымиться.

— Ах, так! — от рева огня чуть не лопнули барабанные перепонки.

Свертальф взвился на верхнюю полку и опрокинул на паразитку бутылку с кислотой. Она этого не заметила.

— Та-ак! Маленькие влажные букашки, вы пытались превзойти меня!

Аберкромби Джинни подняли свои волшебные палочки и выкрикнули несколько коротких слов. Заклинание трансформации. Припав к полу в моем углу, я пытался хоть что-нибудь разглядеть сквозь клубы вонючего кислотного пара.

И увидел: Джинни пошатнулась, а затем, спасаясь, отпрыгнула в сторону. Она явно поняла, что результат оказался отличимый от ожидаемого.

Дробящий все взрыв, в воздух полетели осколки стекла…

Меня прикрывало тело Грисволда, и волшебство всего лишь превратило меня в волка. Джинни стояла позади скамейки на четвереньках. Она была почти без сознания. Но невредимая.

Благодарение, вечное благодарение охраняющим нас Силам!

Невредимая…

Свертальф… на полке тявкала пекинская болонка.

Аберкромби исчез. Зато к двери мчался, стеная, шимпанзе, в твидовом костюме.

На пути обезьяны грохнул взрывом огненный шар. Она завертелась, завизжала и отскочила от поднявшихся клубов пара. Саламандра изогнула спину и заревела. Это она смеялась:

— Так вы хотели испробовать свои штучки на мне.* Всемогущей мне, Ужасной мне, Прекрасной мне? Ну, вы попрыгаете… как вода на раскаленной сковородке! И я, я та сковородка, на которой вы будете поджариваться!

Почему-то отдающая низкопробной мелодрамой речь саламандры не казалась нелепой, поскольку это была обладающая детским разумом, хвастливая, бесчувственная, пожирающая все тварь, которую выпустили на Землю, чтобы она обратила в пепел и дома человека, и самого человека.

Оказавшись под поляризованным светом, я вновь превратился в человека и вскочил на ноги. Грисволд открыл водопроводный кран и, зажав пальцем, направил на саламандру струю воды. Саламандра раздраженно зашипела. Что ж, вода по-прежнему вредила ей, но потушить саламандру мы не могли, у нас было слишком мало жидкости. Теперь для этого понадобилось бы целое озеро.

Голова саламандры качнулась. Она разинула пасть, целясь в Грисволда, и длинным толчком выдохнула:

— Все суета и тщеславие…

Я перекатился к бунзеновской горелке, на которой кипела никому не нужная мензурка. Взгляд Джинни, сквозь свесившуюся на глаза обгоревшую челку. От жара комната пошла кругом, с меня потоками лил пот. Нет, не было у меня никакого озарения, мною руководил голый инстинкт и беспорядочно кувыркающиеся воспоминания.

— Убей нас! — крикнул я. — Убей, если смеешь. Наш слуга более могуществен, чем ты. Он разыщет тебя на краю света!

— Ваш слуга? — словно свивались языки пламени.

— Да… Я всерьез говорю! Да, наш слуга: огонь, который не боится воды!

Зарычав, саламандра немного отступила. Она еще не настолько окрепла, чтобы страшное имя Воды не заставило ее заколебаться.

— Покажи мне его, — она дрожала. — Покажи… Я посмею…

— Наш слуга… маленький, но очень могущественный, — скрежетал я. — Он ярче и прекраснее тебя. И ему не страшна стихия Воды! — я, шатаясь, добрался до банки, где лежали обломки металла. Щипцами вытащил пару кусков. — Осмелишься ли ты посмотреть на него?

Саламандра рассвирепела:

— Осмелюсь ли Я? Спроси лучше, посмеет ли он сравниться со Мной?

Я глянул искоса. Джинни поднялась на ноги. Она уже схватила свою палочку. Она едва дышала, глаза ее сузились.

Тишина повисла в этой комнате, словно в ней сконцентрировалась тяжесть всего мира. И в ней пропали, сгладились все, еще оставшиеся на свете звуки и треск огня, и невнятное обезьянье бормотание Аберкромби, и негодующее тявканье Свертальфа. Щипцами я взял узкий и длинный кусок магнезии и поднес его к пламени горелки.

Металл вспыхнул голубовато-белым пламенем. Я отвернулся. Глаза не выдерживали ослепительного фиолетового сияния. Даже саламандра засверкала менее ярко. Зверюга было попыталась сравниться с ним, но этот подвиг был ей не под силу… Она отпрянула.

— Смотри! — я еще выше поднял пылающий кусок.

Из-за спины донеслось бормотание Джинни:

— О, Индра, Абадонна, Люцифер…

Детский разум, не способный охватить более одного объекта в один промежуток времени… но как долго протянет этот промежуток? Я должен полностью владеть вниманием, нам нужно 120 секунд.

— Огонь, — саламандра была явно обеспокоена. — Всего лишь еще один огонь. Крохотная часть породившей меня силы.

— Способная ли ты на подобное чудо?

Я сунул кусок в мензурку. Из воды вырвался клуб пара.

Вода зашипела,. пошла пузырями. Но металл продолжал гореть.

— …абире экс орбис террестрия… — благословенно шептал Грисволд.

— Это какой-то фокус! — завизжала саламандра. — Это невозможно! Коли не могу даже Я! Нет!

— Оставайся там, где стоишь! — гаркнул я в лучших армейских традициях. — Ты все еще сомневаешься, что мой слуга настигнет тебя всюду, где бы ты не скрылась!

— Я убью это маленькое чудовище!

— Приступай немедля, дружище! — согласился. — Не хочешь лит ты устроить дуэль на дне океана?

В поднятый нами шум вплелись пронзительные свистки. В окнах появились полицейские.

— Я покажу вам! — рев едва не перешел в рыдание.

Толкнув сперва Грисволда, я нырнул под лавку. На то место, где я только что стоял, обрушился фонтан пламени.

— Цып, цып, цып, — звал я. — Все равно не сможешь поймать меня! Ты же боишься, кошка дурная!

Свертальф кинул на меня негодующий взгляд.

Пол затрясся, когда Дух кинулся на меня. Саламандра не огибала столы и скамейки, а просто прожигала себе сквозь них дорогу. Раскаленный жар вцепился в меня, вцепился когтями в глотку. Извиваясь, я катился во тьму.

И все кончилось.

Джинни вскрикнула с триумфом:

— Амен!

И в опустевшем воздухе грохнул разряд грома.

Кренясь и шатаясь, я встал на ноги. Джинни упала мне на руки.

В лабораторию полезла полиция. Грисволд проверещал, что нужно позвонить в Департамент Огня и Пожаров, пока еще не все здание обратилось в дым.

Свертальф соскочил с полки. Он забыл, что пекинской болонке не присуща кошачья ловкость. В итоге, в его выпученных глазах кипело глубокое и праведное негодование…