Часть 5 1 страница

В Лестере было сыро и холодно, и ничто не намекало на близость Рождества. Когда Фетр вышла из машины и двинулась к лестнице центрального участка, ледяной ветер принялся хлестать ее изо всех сил. С противоположной стороны улицы ее окликнул какой‑то пьянчуга, стоявший возле переполненного мусорного бака, а когда она обернулась, он показал ей кулак. Поскольку на улице никого не было, этот угрожающий жест явно был адресован ей и посему тем более необъясним. Фетр не знала этого человека, но зато он, похоже, знал ее. У него были длинные волосы и потрепанный вид, он был облачен в длинную подпоясанную рубаху; от одного его вида Фетр начала бить дрожь. Рядом с ним стояла худая собака наподобие гончей с привязанной к ошейнику веревкой, имевшая такой же несчастный и измученный вид, как и ее хозяин. В руках у человека была длинная палка, которой он размахивал над головой, одновременно выкрикивая какие‑то слова.

В этой сцене было что‑то библейское, а мужчина походил на ветхозаветного пророка. Из‑за шума транспорта Фетр не могла расслышать его речей, но догадывалась, что они изобиловали проклятиями и цитатами из Писания.

Шедшая по тротуару высокая худощавая женщина не обращала на это представление никакого внимания, как будто подобные вещи происходили в Лестере регулярно. Она уже миновала Фетр и начала подниматься по лестнице, но потом обернулась и проследила за тем, куда был устремлен ее взгляд.

– Я бы на твоем месте не беспокоилась, детка. Он не сделает тебе ничего дурного. Заткнись, Нил! – закричала она. – Ты пугаешь людей! Не волнуйся, – добавила она, обращаясь к Фетр. – Он просто сумасшедший. Но совершенно безобидный. То и дело приходит сюда и произносит всякие речи. Даже набор цитат из Библии у него весьма ограничен, – рассмеялась она. – Так что вскоре он перейдет на радиолозунги пятидесятых годов… Сегодня ты не получишь бесплатного ночлега, Нил! – снова закричала женщина, пытаясь перекричать гул грузовиков. – Пойди и поищи пристанища в ночлежке.

Однако Нил предпочел продолжить свое выступление.

– На самом деле он очень милый, – вздохнула женщина. – Говорят, его жена ушла к священнику, но, скорее всего, это очередная городская легенда. – Она уже собралась уходить, как вдруг остановилась и вопросительно взглянула на Фетр. – А вы ведь Салли Фетр, да?

Удивленная Фетр была вынуждена кивнуть.

– А я – инспектор Аарон. Меня предупредили о вашем приезде. Пойдемте.

Особой радости в ее голосе Фетр не расслышала. Аарон двинулась вперед так стремительно, что Фетр поняла: если она ее не догонит, инспектор не будет из‑за этого слишком переживать. Они вошли в приемную, где Фетр выдали соответствующее удостоверение, и затем перешли в коридор, по обе стороны которого располагались шахты лифтов, а в центре находилась лестница. Аарон проигнорировала лифты, и они начали подниматься по холодному, бездушному бетонному зиккурату на третий этаж. Они не произнесли ни слова, пока не вошли в длинный коридор, с обеих сторон которого виднелись многочисленные двери. Аарон остановилась у предпоследней.

– Садитесь, – предложила она, когда они вошли внутрь.

Помещение, в котором оказалась Фетр, мало чем отличалось от других полицейских кабинетов. Фетр опустилась в кресло, на которое указала Аарон, и та передала ей крайне чахлого вида папку.

– Пока это все, что нам удалось узнать.

Фетр занялась изучением документов, а Арон принялась разглядывать ее, откинувшись на спинку кресла.

– Наверное, вам потребуется кабинет для работы, – заметила она через спустя несколько минут.

– Да, если это возможно, – откликнулась Фетр с максимально невозмутимым видом.

– Наверху есть свободный кабинет, – с недовольным видом проворчала Аарон. – Можете им воспользоваться. Вы сюда надолго?

– На пару дней, – наобум ответила Фетр.

Аарон встала.

– Я вас провожу, – сказала она и, не дожидаясь ответа, покинула кабинет.

Дорога к временному пристанищу Фетр оказалась не менее удручающей.

– У нас не было возможности посвятить вашему делу слишком много времени, – заметила по дороге Аарон.

Скудное содержимое папки, которую держала в руках Фетр, было красноречивым подверждением этих слов.

– В этом году у нас образовалась солидная дыра в бюджете.

Фетр могла лишь выразить ей свои соболезнования. Всего несколько дней назад ей самой был предъявлен документ, предписывающий сократить расходы на канцелярские товары, поскольку выделенная на это сумма уже была израсходована на триста процентов.

– За последнюю неделю у нас произошло три убийства, плюс серийный отравитель, поэтому ваше дело, в котором, возможно, и нет криминальной составляющей, не может быть для нас приоритетным.

– Да, конечно.

В распоряжение Фетр был предоставлен маленький кабинет, но вряд ли она могла что‑либо возразить против этого. Ей оставалось лишь вяло поддакивать, и Аарон это вполне устраивало.

– Если вам что‑нибудь понадобится, вы знаете, где меня найти.

– Спасибо.

Фетр так и не узнала, где можно перекусить и где находится уборная, но ей почему‑то не хотелось задавать эти вопросы инспектору Аарон. Однако та еще не закончила:

– Я не возражаю, если вы будете заниматься розысками и опрашивать людей, но, если вам удастся что‑нибудь обнаружить, вы прежде всего должны будете сообщить об этом мне. В конце концов, вы здесь в гостях, констебль, и я надеюсь, что вы будете играть по правилам.

– Да, конечно.

Еще несколько мгновений Аарон пристально смотрела на Фетр, словно пытаясь определить, не бросает ли та ей вызов, затем вышла за дверь.

Оставшись в одиночестве, Фетр огляделась и только в этот момент осознала, что осталась одна в чужом городе без друзей и знакомых. И то, что она сидела в пустом кабинете, лишенном всякого намека на личность прежнего владельца, лишь усугубляло ее отчаяние.

И хотя у нее не было поводов для ревности, она никак не могла избавиться от этого чувства. Но возможно, ее командировка в Лестер действительно объясняется интересами дела? И возможно, она напрасно сразу начала относиться к Беверли Уортон как к своей сопернице. Да и почему, собственно, она так волнуется из‑за того, что Сорвин остался с Бервели, как будто она – его мать, а он – маленький ребенок? Она ведь знает, что Сорвин в свое время был влюблен в Беверли – он сам когда‑то шутливо рассказывал ей об этом, – почему же она так нервничает? Неужто она опасается, что эта страсть может вспыхнуть снова?

А если и вспыхнет, что с того? Сорвин – взрослый мужчина, и она не имеет на него никаких прав. Их взаимоотношения только‑только зародились и еще не успели устояться. Он даже ни разу не сказал, что любит ее. Так какое право она имеет возражать?

И все же ей не удавалось убедить себя в этом. Возможно, она и не знала Беверли Уортон, но она очень хорошо знала этот тип женщин и понимала, что имеет дело с классической акулой, которая использует постель для достижения своих личных целей. Скорее всего, Беверли вообще неспособна любить кого бы то ни было, а может лишь имитировать любовь, как, вероятно, имитирует свой оргазм. И если ей вздумается трахнуть Эндрю Сорвина, она сделает это из каких‑то сугубо корыстных целей…

Что, в свою очередь, заставляло задуматься о другом. Почему, собственно, Беверли Уортон так интересуется Уильямом Мойниганом и его вещами? Салли была неглупа и быстро сообразила, что поспешное прибытие Уортон – отнюдь не случайность. А несколько телефонных звонков лишь утвердили ее в мысли, что приговор, вынесенный Джереми Итон‑Лэмберту, был по меньшей мере преждевременным.

Салли Фетр была юна, но отнюдь не наивна. И ей хватало ума, чтобы понять, почему Беверли Уортон хочет иметь инспектора Сорвина на своей стороне.

Она отвлеклась от своих размышлений и поняла, что находится все в том же чужом кабинете, в чужом ей, незнакомом городе. Судя по всему, и Новый год ей предстояло встретить здесь же.

Счастливого Нового года.

– Ну и что, тебе нравится?

– Ты спрашиваешь только потому, что тебе самому не нравится.

Уставший и замерзший Айзенменгер чувствовал, что с него довольно этой прогулки по зимнему поместью. Ему казалось, что он идет уже несколько недель, и он не удивился бы, если бы в просвете между холмами вдруг засинел океан, хотя и знал, что ближайшее побережье находится в девяноста километрах от Вестерхэма. Он был весь исцарапан колючими кустами, которые, даже находясь в зимней спячке, отнюдь не утратили своей кровожадности. Дважды он провалился в грязную жижу и трижды падал на четвереньки, спотыкаясь о выступавшие корни.

Неудивительно, что он чувствовал себя обессиленным.

– Далеко еще?

Этот вопрос заставил Елену рассмеяться. И звук ее смеха зазвенел по лесу, хотя его и приглушила царившая вокруг сырость.

– Ты говоришь как ребенок, – заметила она.

– Премного благодарен.

Елена шла метрах в пяти впереди Айзенменгера. Она тоже тяжело дышала, но, судя по ее движениям, получала гораздо большее удовольствие от этой прогулки.

– Мы уже почти пришли… – крикнула она, оборачиваясь.

– Слава тебе господи.

– Только, к сожалению, дальше дорога будет уходить вверх гораздо круче.

– Замечательно. – Айзенменгеру казалось, что они карабкаются в гору уже несколько часов, и он был готов к тому, что с минуты на минуту у него начнется кислородное голодание.

Елена остановилась и принюхалась; лицо ее порозовело, глаза заблестели. И несмотря на свое ворчание, Айзенменгер был счастлив увидеть это. «Наконец‑то к ней стали возвращаться силы», – подумал он.

Когда он поравнялся с ней, Елена пояснила:

– Хирург сказал, что пешие прогулки лучше всего восстанавливают силы.

– Конечно, – улыбнулся Айзенменгер.

– К тому же я хочу еще раз полюбоваться этим видом. Здесь очень красиво, правда? Я совсем забыла, как здесь хорошо.

– И пустынно, – кивнул Айзенменгер. – Просто поразительно. Мы вроде бы не так далеко отошли от замка, а кажется, что мы оказались в другой стране, которой еще не коснулась цивилизация.

– Почему же у тебя такой несчастный вид? – Елена протянула Айзенменгеру руку, и они продолжили подниматься к вершине холма. Впереди то и дело вспархивали птицы, разлетавшиеся в разные стороны между сухих пожухлых листьев.

Прошло еще полчаса, и они вышли к уходившей вниз долине Стариковской Печали. Облачность здесь была гуще, так что солнце лишь тускло проглядывало сквозь дымку, напоминая размазанный яичный желток. Воздух был пропитан мелкой изморосью, которую то и дело сдувал в сторону незатихающий здесь ветер.

Они прошли еще немного, постоянно идя в гору, а потом Елена предложила остановиться. Айзенменгер видел, что теперь и она устала, но это была здоровая усталость. Тропинку перегораживало огромное упавшее дерево, и они опустились на его ствол и повернулись к расстилавшемуся вокруг роскошному лесу.

Елена была так закутана, что Айзенменгер не сразу заметил, как она дрожит. Они сидели уже сорок минут, полностью отдавшись тишине и покою. Айзенменгер тоже начал ощущать, как внутрь него просачивается холод, а ноги у него и вовсе закоченели.

– Пойдем. Пора, – промолвил он, вставая и протягивая Елене руку.

Она не стала возражать и оперлась на него. Они двинулись по высокой мокрой траве, внутренне радуясь, что большую часть обратной дороги им придется спускаться, а не подниматься. Слева от них над низинкой, в которой, по словам Грошонга, повесился старик, кружили вороны.

– Интересно, что их так взбудоражило?

– Наверное, мертвая овца, – пожала плечами Елена.

Они двинулись дальше, а вороны продолжили кружить, оглашая окрестности хриплыми криками.

– Вчера здесь не было никаких овец, – опустив голову, заметил Айзенменгер. – И сегодня их не видно.

– Ну и что?

– Так откуда здесь взяться дохлой овце?

– Не знаю, – устало выдохнула Елена. – Может, отбилась от стада.

– Далековато же она ушла, учитывая, что поблизости не видно ни одного стада.

– А может, это и не овца, – уже не скрывая раздражения, ответила Елена. – Может, это кролик или еще кто‑нибудь…

Однако Айзенменгера это не успокоило, и он двинулся в низину, чтобы самостоятельно все выяснить.

– Джон? – окликнула она его.

Но он не отозвался. И Елена, бормоча себе что‑то под нос, двинулась следом за ним. Айзенменгер передвигался широкими шагами, и ей пришлось чуть ли не бегом догонять его, так что поравнялись они, лишь достигнув кромки, за которой начиналась низина. Айзенменгер остановился и, нахмурившись, уставился вниз.

В центре низины виднелось нечто напоминавшее вздувшееся серое одеяло, наброшенное на небольшой холмик, вокруг которого и прыгали вороны.

– Что это? Валун?

Но Айзенменгер опять не ответил и начал спускаться вниз, распугивая ворон. Елена осталась стоять наверху. Она видела, как он добрался до холмика и склонился над ним.

– Ну и что там?

Айзенменгер поднялся, не отводя взгляда от холмика. Затем он медленно повернулся, обводя глазами местность, словно пытаясь ее запомнить. Он дважды повернулся вокруг собственной оси и лишь после этого направился обратно. Елена заметила, что он идет очень осторожно, ступая по следам, которые оставил спускаясь. И, лишь добравшись до Елены, Айзенменгер поднял на нее взгляд.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Да, – улыбнулся он. – Чего не скажешь о бедолаге, который лежит внизу.

Джексон принял сообщение, занес сведения в журнал и перезвонил Сорвину.

– У меня тело, – сообщил он, как будто раньше об этом никто не догадывался. Он произнес это настолько беззаботным тоном, словно речь шла о похищении нижнего белья, вывешенного на просушку на заднем дворе богадельни.

Однако Сорвин отреагировал на это менее спокойно.

– Труп?

– Да. На Стариковской Печали.

– Это на территории поместья?

– Как раз на северной его границе.

Сорвин перезвонил Таннеру, но, выяснив, что суперинтенданта нет на месте, набрал номер Сайма.

– Хорошо. Значит, сейчас мы с Фетр отправимся на место…

– Фетр в Лестере, сэр.

– Да? Я полагал, что туда поехала Уортон.

– Я решил, что разумнее послать туда Фетр, – без малейших колебаний ответил Сорвин. – Ей нужно набираться опыта, а надежд на то, что в Лестере обнаружится что‑нибудь существенное, мало. Профессионализм Уортон может потребоваться нам здесь, особенно в свете последних новостей.

Сайм одобрительно просопел в ответ и повесил трубку.

Беверли Уортон предоставили пустой маленький кабинет где‑то на задворках участка. И ее раздражение, вызванное этой высылкой на окраину, лишь отчасти компенсировалось сознанием того, что Сорвин, по крайней мере, не посадил ее за стол рядом с Фетр и другими младшими чинами. Когда Сорвин вошел в ее кабинет, она перелистывала документы, касавшиеся гибели Мойнигана; другая, гораздо более внушительная стопка папок, посвященных делу Итон‑Лэмберта, громоздилась на полу.

– Поехали, – промолвил Сорвин. – Может, это ерунда, но на Печали найден труп.

– На печали?

– На Стариковской Печали. Это прогалина неподалеку от Вестерхэма.

Беверли сразу уловила, сколь важным это может оказаться, встала, сняла с крючка на стене черное шерстяное пальто и вышла следом за Сорвином.

Они сели в полицейский «лендровер» и двинулись к месту происшествия. Путешествие к Стариковской Печали оказалось куда более напряженным и захватывающим, нежели поездка по улицам города. Уже лес весьма радовал взгляд, а раздолье и красота пустоши произвели впечатление даже на Беверли, привыкшую к серым геометрическим фигурам. Они оставили машину рядом с другими четырьмя «лендроверами», стоявшими метрах в пятидесяти от низины, в которой уже находились пять полицейских, два фельдшера и еще две очень знакомые фигуры.

Черт побери.

– Сэр?

Сайм повернулся к Беверли. Сильные порывы ветра то утихали, то вновь с завыванием обрушивались на людей.

– Что?

– Видите эту женщину? В гражданском.

Сайм кинул взгляд на Елену и снова перевел его на Беверли.

– Ну и что?

Беверли знала, что рано или поздно это произойдет, но надеялась, что это случится не так скоро.

– Я с ней знакома, – помедлив, ответила она.

– Да? Каким образом?

Беверли взглянула на Сорвина, который имел совершенно безучастный вид, и принялась объяснять, кто такая Елена и почему она испытывает к ней неприязнь.

– Она ведет себя как одержимая и на протяжении уже нескольких лет выдвигает против меня какие‑то дикие обвинения. А ведь я однажды спасла ей жизнь, ни много ни мало. Но она не испытывает за это никакой благодарности.

– Правда? – Сайм поднял брови.

Беверли усилила нажим на кнопку под названием «честность».

– Я вытащила ее из огня. Она была без сознания.

– Просто какое‑то счастливое стечение обстоятельств, – помолчав, промолвил Сайм. – Вдруг именно здесь оказывается человек, непосредственно связанный с делом Итон‑Лэмберта.

– Вот‑вот, – тут же откликнулась Беверли. – Именно поэтому я и приехала сюда, сэр.

Сайм кивнул и снова перевел взгляд на Айзенменгера и Елену.

– Вы думаете, что они могут быть замешаны?

Беверли пожала плечами. Она была не настолько глупа, чтобы что‑либо утверждать.

– Не знаю, сэр.

– А вы что думаете? – осведомился Сайм, поворачиваясь к Сорвину.

Сорвин медлил, и мгновение Беверли казалось, что он ее подставит.

– Я пока не стал бы увязывать эти два дела друг с другом сэр, – наконец произнес он. – Думаю, в данный момент нам следует сохранять непредвзятость.

Сайм кивнул. У него была маловыразительная физиономия мопса, но Беверли все же показалось, что на ней можно прочесть согласие.

– В данный момент – возможно. Но если мы обнаружим между ними хоть малейшую связь, им придется несладко, – отрезал Сайм и двинулся вниз.

– Спасибо, – повернувшись к Сорвину, промолвила Беверли, приправив свою благодарность вопросительной и многообещающей улыбкой. – Я – твоя должница.

– Да, – смущенно пробормотал он.

Айзенменгер заметил ее первым, и его взгляд, поначалу лишь скользнувший по двум фигурам, спускавшимся вниз, стал внимательным и сосредоточенным. Елена смотрела на палатку, которая теперь скрывала тело от стихии, ибо прятать его от любопытных и бездушных зевак было абсолютно бесполезно.

– Ну и ну, – пробормотал себе под нос Айзенменгер.

Елена обернулась, посмотрела на Айзенменгера, а затем перевела взгляд на объект, привлекший его внимание. Айзенменгер не видел лица Елены, но сразу почувствовал, как она напряглась, – этот соматический скачок зафиксировал бы даже сейсмограф.

Беверли прошла мимо них в сопровождении высокого, подтянутого мужчины, излучавшего, несмотря на свой решительный вид, энергию вечной юности. В отличие от Беверли, он не обратил на них никакого внимания. Та повернула голову и бросила на них такой взгляд, словно они были парой кроликов, недоуменно взиравших на деятельность представителей высшей расы. Через мгновение они скрылись в палатке, оставив Айзенменгера единственной мишенью негодования Елены.

– Какого черта?..

– Вот это сюрприз, – как можно мягче произнес Айзенменгер.

– Что эта стерва здесь делает?

– Совпадение?

Она посмотрела на него с таким презрением, что ее взгляд мог бы проделать дыру в легированной стали.

– Не будь идиотом. Ты ведь видел выражение ее лица. Она ничуть не удивилась, увидев нас.

– Да, – согласился Айзенменгер. – Нельзя не признать, что она умеет владеть собой.

– Что происходит, Джон? – В ее голосе послышались нотки отчаяния.

– Не знаю, Елена, – вздохнул Айзенменгер.

Труп, сплошь залитый кровью, производил жуткое впечатление. Высокая трава вокруг была примята и, пропитавшись кровью и зимней сыростью, лежала мокрой грязной кучей под телом и поверх него. Несмотря на то что полог палатки был распахнут, внутри воздух уже прогрелся благодаря множеству осветительных приборов и человеческих тел и начал наполняться зловонием.

Тело лежало на спине, и лицо его было так густо измазано кровью, что казалось, с него содрали кожу, и тем не менее Сорвин сразу узнал этого человека. Те же длинные спутанные волосы, то же серое потертое пальто. Фотограф еще не приехал, зато доктор Аддисон уже успела надеть белый комбинезон и стояла с диктофоном в руке. Ее неумело накрашенные губы были раздвинуты в легкой улыбке, волосы стянуты сзади в тугой узел, а на голове красовалась сдвинутая набок миленькая одноразовая шапочка. Весь ее облик говорил о том, что собиралась она в спешке. Несколько полицейских в форме и в штатском стояли в сторонке, тихо перешептываясь между собой. На лицах некоторых из них уже виднелась испарина.

Побледневший Сайм явно корил себя за несвоевременно съеденный завтрак.

– Думаю, у нас тут не будет проблем, – бодро заявила Аддисон.

После того как Фетр посетила старую квартиру Мойнигана, настроение у нее окончательно испортилось. Квартиру, естественно, уже успели сдать, и теперь в ней обитал миниатюрный мужчина среднего возраста с раздувшимся красным носом и заметно дрожавшими руками; пустых бутылок под диваном Фетр не заметила, но она не слишком‑то и присматривалась. Квартира была обставлена по‑спартански, что также говорило о бессмысленности каких‑либо поисков.

– А когда вы сюда переехали, здесь не оставалось никаких вещей предыдущего жильца?

Мужчина вел себя настороженно, и Фетр подумала, не водится ли за ним каких‑нибудь грешков.

– Нет, ничего.

– Совсем ничего?

На нем были грязная рубашка с распахнутым воротом и видавшие виды брюки. Он покачал головой.

Фетр вздохнула. Гостиная, кухня, ванная и спальня – здесь могло бы быть вполне уютно, если бы не старая, начавшая разваливаться мебель. Оснований проводить тщательный обыск у Фетр не было.

– Ну что ж, спасибо.

Она двинулась к двери, а он последовал за ней по пятам, словно опасаясь, что она может проникнуть в его тайны. И все же, несмотря на все его попытки как можно быстрее ее спровадить, Фетр остановилась.

– А где здесь ближайший паб?

Мужчина вздрогнул, готовясь дать отпор.

– Через две улицы. А что?

– Как он называется?

Он еще больше напрягся.

– «Колокол».

– Где именно?

– На Олбрайт‑лейн. В паре кварталов отсюда.

Фетр улыбнулась и поблагодарила его. Проходя мимо столика, стоявшего у дверей, она задела его полой куртки, и он закачался. Кто‑то уже пытался его укрепить, подложив под одну из ножек сложенный лист картона.

Фетр опустилась на колено и вытащила картон. Развернув его, она обнаружила, что это обрывок почтовой карточки, на котором виднелась половина адреса.

– Это вы подложили?

Возможно, в ее голосе прозвучали охотничьи нотки, так как ее собеседник пришел в еще большее возбуждение.

– Нет. А что? – поспешно и чуть ли не с мольбой откликнулся он.

Но она не ответила – он был из того разряда людей, игнорировать которых очень легко. Возможно, ножка стола была укреплена кем‑то, кто обитал здесь до Мойнигана, – нетрудно было себе представить целую вереницу одиноких мужчин, в разное время живших в этой квартире.

Но не исключалась и возможность того, что это сделал Мойниган.

Адрес, указанный на карточке, также находился в Лестере. Мэйо‑стрит. И Фетр показала ее своему новому знакомому.

– Этот адрес вам что‑нибудь говорит?

Он бросил взгляд на карточку и торопливо замотал головой.

– Где это?

– На другом конце городе. Где‑то в миле отсюда.

Елена смотрела на палатку с таким видом, словно могла видеть происходившее внутри. Айзенменгер знал, что она замерзла, да и сам он уже основательно продрог, но внезапное появление Беверли, этой Немезиды, заставило Елену сосредоточить на ней все свое внимание. Черты ее заострились, и теперь на лице Елены читалась неистовая ярость. Айзенменгер почти слышал, как в ее голове, точно пули, выстреливают все новые и новые вопросы.

– Думаю, скоро все выяснится, – произнес он.

Елена повернулась к нему так стремительно, что у Айзенменгера чуть не закружилась голова.

– Хотелось бы верить, – прошипела она. – Хотя она умеет только лгать и делает лишь то, что способствует ее личной выгоде.

К счастью, Айзенменгеру не пришлось отвечать, потому что в этот момент из палатки возникли Беверли и ее спутник. Перед ними шел плотный мужчина с бледным лицом. Сделав несколько шагов, они остановились, о чем‑то посовещались и направились к Елене и Айзенменгеру.

– Доктор Джон Айзенменгер? – осведомился мужчина, подойдя к ним.

Айзенменгер кивнул.

– Мисс Елена Флеминг?

– Да.

– Я заместитель главного инспектора Сайм, а это инспекторы Сорвин и Уортон.

Беверли сделала шаг вперед и улыбнулась. Хотя назвать эту улыбку доброжелательной было трудно.

– Мир тесен.

– Что ты здесь делаешь?

В любых других обстоятельствах Айзенменгер был бы удивлен неучтивостью своей приятельницы, однако сейчас он просто уставился на нее, ожидая ответа на свой вопрос.

– Это так неожиданно – встретить вас здесь, – ответила Беверли, и Айзенменгер различил в ее голосе нотки непринужденной уверенности, а также чего‑то еще, менее приятного. – Я здесь временно, – добавила она.

– Зачем? – осведомилась Елена. – Опять фабрикуешь какое‑то дело?

Улыбка на лице Беверли стала более натянутой.

– Вовсе нет, Елена, – елейным тоном ответила она. – Набираюсь опыта. А для этого надо ездить, а не сидеть на одном месте. Мы, полицейские, учимся всю жизнь.

Айзенменгер кинул взгляд на Сорвина и Сайма. Однако по их лицам трудно было разобрать, врет Беверли или нет.

– Похоже, вас повсюду сопровождают убийства, – продолжила она. – Уже второе за несколько дней. Может, это дело ваших рук?

Шутка не удалась, да Беверли не особенно и старалась. Никто не рассмеялся и никто не возмутился.

– Насколько я понимаю, вы судмедэксперт, доктор Айзенменгер, – спросил Сайм.

– Когда‑то был им.

Сайм улыбнулся.

– И все же, как заметила инспектор Уортон, смерть не желает оставлять вас в покое.

– Думаю, по крайней мере раз в жизни она к любому из нас начинает проявлять повышенный интерес.

Однако главный инспектор был явно не склонен к философским спорам.

– Как бы то ни было, доктор, у нас уже вторая насильственная смерть за очень короткий промежуток времени.

Айзенменгер не знал, что на это сказать, и просто кивнул.

– Несомненно, вы уже осмотрели нашего приятеля, – заметил Сорвин.

– Я ничего не трогал, если вы об этом.

Сорвин был потрясен тем, что его замечание могло быть столь превратно истолковано.

– Что вы, что вы, доктор Айзенменгер! Я совершенно не это имел в виду. – И Елена подумала, что за его наивным видом могло скрываться все, что угодно. – Но вас ведь это наверняка заинтересовало?

– Конечно, инспектор Сорвин. Я столь же любопытен, как и все остальные представители рода человеческого.

– И?..

Однако Айзенменгер сделал карьеру благодаря собственной осторожности.

– И я хотел бы произвести более тщательный осмотр, прежде чем высказывать свое мнение.

– Я не уверена… – поспешно вмешалась Беверли.

Но Сайм то ли намеренно, то ли случайно перебил ее:

– А почему нет? Лично я предпочитаю расставлять как можно более широкие сети. Поэтому с радостью познакомлю вас с вашей коллегой.

И Елена с удовольствием заметила раздражение, промелькнувшее на лице Беверли.

На вершине холма появилась еще одна машина; через пару секунд из нее вышел человек в ярко‑красном анораке и синих резиновых сапогах, который, то и дело поскальзываясь на склоне, начал спускаться в низину. В руках у него был тяжелый металлический чемоданчик, и весь его вид неопровержимо свидетельствовал о том, что он является судмедэкспертом. Он рассеянно помахал рукой Сайму и направился к палатке.

– Так что вы здесь делаете? – воспользовавшись паузой, спросила Беверли. – И как оказались в столь пустынном месте? – Ветер трепал ее волосы, и она явно была этим недовольна.

– Это называется прогулкой. Иногда люди занимаются этим за городом. – Когда Елена злилась, глаза у нее почти сверкали.

– Одно из самых нездоровых сельских увлечений, – кивнула Беверли.

– Я так понял, вы остановились в замке? – перебил ее Сорвин.

– Да.

– В день вашего приезда в машине заживо сгорел человек.

– Да, мы слышали.

– Может, вы еще и видели что‑нибудь?

До этого момента Айзенменгер не принимая участия в этой полусерьезной перепалке.

– Когда мы подъезжали, мне показалось, что я видел дым, а потом раздался какой‑то хлопок, который мог быть звуком взрыва, – сказал он.

– Когда это было?

Айзенменгер пожал плечами.

– Ранним вечером. Боюсь, точнее я сказать не смогу.

– Вы услышали звук взрыва и даже не задумались об этом? – поинтересовался Сайм.

Айзенменгер улыбнулся.

– По‑моему, я сказал, что этот хлопок всего лишь мог быть звуком взрыва.

– Значит, вы не были уверены.

– Полагаю, это вполне явственно следует из моих слов.