Глава пятнадцатая. 20 сентября, воскресенье.

20 сентября, воскресенье.

Самое хорошее молоко дают коровы, довольные жизнью.

Квиллер привык проводить весь уикенд с Полли, но на этот раз она сообщила, что ей нужен хотя бы один день, чтобы привести в порядок дом, написать письма и подготовить зимний гардероб. Квиллер выразил понимание и сговорился с приятелем посетить в воскресенье таверну «Типси» в Кеннебеке.

Таверна «Типси», располагавшаяся в просторном бревенчатом придорожном строении, предлагала скромное меню без излишеств, зато мясо и рыба здесь были лучшими во всём округе. Недавно хозяин ввёл новшество – воскресные ланчи, во время которых подавали яичницу с ветчиной, жареную рыбу, а также блинчики с мясом.

С Погодом Хосом, метеорологом мускаунтского радио, Квиллер встретился в таверне.

– Полно свободных мест, – заметил Хор, – что странно, учитывая популярность здешних ланчей.

– Люди боятся беглого убийцы, – объяснил Квиллер. – Вчера мы катались по окрестностям, и дороги были почти пустыми. А краски великолепные – на редкость!

– В Мускаунти осенние краски всегда ярче, чем в Локмастере, – бросил Хор. Он знал, что говорил, так как родился в соседнем округе, в городке Хорсрэдиш.

– У нас больше деревьев, – объяснил Квиллер. – После того как лесозаготовители в прошлом веке основательно повырубили леса, семейство Клингеншоенов скупило огромные участки опустошенной земли и оставило их в покое, чтобы лес восстановился самостоятельно. Теперь это дело продолжает Фонд К., оберегая леса от нашествия прытких дельцов. Они мигом понастроили бы всюду санаториев, площадок для гольфа, стадионов, кемпингов, а то ещё, не приведи господь, и асфальтовых заводов. А сейчас в лесах полно дичи, в реках – рыбы.

– Но ведь Клингеншоены не занимались ни горными разработками, ни лесозаготовками, На чём они сколотили состояние?

– Об этом говорить не принято.

Ветчина была сочной, рыба – вкусной и подрумяненной, яйца хорошо прожарились, но не подгорели по краям.

– Ты скоро запираешь на зиму амбар? – спросил Хор. – Советую перебраться в Индейскую Деревню до первого снега. – Сам он также жил в «Ивах», в третьем домике.

– Я слышал, у нас новый сосед во втором доме, – сказал Квиллер. – Ты его видел?

– Пока только его машину с Массачусетсом номером.

– Он из Бостона, торгует антикварными книгами. А зовут его Кёрт Соловью.

– «Привет, блаженная птичка! Хотел бы я стать тобою!» – продекламировал Хор, который любил приукрасить свои мрачные прогнозы поэтическими строками.

– Птичка, да не та, – заметил Квиллер. – В стихотворении поэт обращается к жаворонку.

– Неважно. Главное, что это Китс, и притом в расцвете своего таланта.

– Вообще‑то, не Китс, а Шелли, но это тоже неважно. Кстати о птичках и о блаженных. Как ты думаешь, удастся Аманде спихнуть Блайта с его трона?

– Непременно! У неё чистые руки и железная воля, и она – Гудвинтер! Ко всему прочему мы уговорили её взять кошку из приюта – это смягчит её имидж «железной леди».

Нора с пирожками ожидалась к трём часам, и Квиллер решил, что успеет прочесть письмо Энни от первого ноября.

Дорогая Фанни!

Пишу кратко, чтобы поблагодарить тебя за добрые пожелания и чудесные ботиночки. С них мы начнем копить приданое новорожденному. Ждать ещё долго, но я постепенно готовлюсь. Пришлось продать пианино, чтобы освободить место для детской кроватки, но это ничего. Когда‑нибудь у меня будет кабинетный рояль. А пока я обязательно читаю по полчаса в день что‑нибудь из классической литературы, чтобы у малыша в крови была любовь к хорошим книгам. Я очень люблю легенду о короле Артуре и его рыцарях, и если у меня будет мальчик, назову его Мерлином. Красивое имя, правда? А второе имя у него будет Джеймс – оно звучит, как мне кажется, очень благородно. Я буду называть его Джейми. Прости меня за то, что болтаю чепуху, но я уверена, что тебе это интересно.

Твоя Энни

Вспомнив, какие мучения доставили ему в детстве эти имена, Квиллер только простонал. В классном журнале он был записан как Мерлин, и в этом не было ничего хорошего, но всё стало гораздо хуже, когда его лучший друг Арчи распространил среди школьников гнусную ложь, будто бы дома Квиллера зовут Джеймси[33]. Это повлекло за собой немало кулачных боев и посещений директорского кабинета.

В три часа Селия позвонила сообщить, что Нора уже в пути и везёт пирожки с тушёным мясом и прочие деликатесы.

– Только хочу вас предупредить, шеф: она трясётся, как актер, который впервые выходит на сцену. Вы так знамениты, амбар такой большой, а усы у вас такие…

– …Устрашающие, – закончил за неё Квиллер. – Спасибо за предупреждение. Постараюсь рычать на неё потише.

Он решил, что лучше всего непринужденно побеседовать с дамой у бара за стаканом яблочного сидра. Он познакомит Нору с сиамцами и даст погладить Юм‑Юм, покажет заводную копилку – пусть Нора опустит туда монетку. Это был проверенный способ развлечения гостей.

Когда красный автомобильчик подкатил к амбару, Квиллер вышел встретить Нору и отнести коробки с продуктами в дом.

– Добро пожаловать, – обронил он небрежным тоном, когда они вошли. – Вы пьете яблочный сидр?

– Да, сэр, – ответила Нора. Она встала как вкопанная и обозревала гигантское помещение с благоговением и некоторым страхом.

– Располагайтесь у бара, – предложил Квиллер. – Выпьем по стаканчику и побеседуем.

– Прошу прощения, сэр, а что это такое? – спросила она, указывая на Килти.

Квиллер объяснил, как работает копилка, и дал ей монетку, чтобы она увидела игрушку в действии.

«Йау!» – донеслось с холодильника.

– Прошу прощения, сэр, это кот? – спросила Нора.

– Да, сиамец. Он необыкновенно умен и хочет послушать вашу историю. Где это произошло?

– Вы слышали такое название – Агли‑Гарденз, сэр?

– Видел на карте. Там довольно болотистая местность.

– Да, сэр. Это место принадлежало человеку, которого звали Оливер Агли. У него была пропасть земли, и он сдавал её в аренду бедным фермерам. Они приезжали туда целыми семействами, надеясь разбогатеть, но почва там плохая, болотистая, на ней только турнепс и растет. Фермеры жили в хижинах и еле сводили концы с концами, хотя трудились изо всех сил.

Квиллер кивнул. Он знал об Агли‑Гарденз. Когда он приехал в Мускаунти, это место считалось самой последней дырой во всем округе. Фонд К. приобрел тамошние земли, осушил их, построил вместо полуразвалившихся хижин разборные дома и закупил коз для разведения. Жители Агли‑Гарденз стали полноправными членами мускаунтского общества.

– Ваша история относится к тем временам, когда там ещё не было коз? – спросил Квиллер.

– Да, сэр.

– Откуда она вам известна?

– Я жила там и однажды встретила во время молитвенного собрания девушку, которая мне её рассказала. Её звали… Бетси.

– Там разве была церковь?

– Нет, сэр, церкви не было. Люди просто собирались вместе и пели гимны.

– Расскажите о Бетси.

– Она была старшей из шестерых детей в семье и никогда не ходила в школу, потому что ей надо было все время помогать матери по дому.

«В наши дни это кажется просто невероятным», – подумал Квиллер.

– Продолжайте, продолжайте, – сказал он Норе, видя, что та остановилась. – Не ждите моих вопросов.

– Хорошо, сэр. Когда Бетси исполнилось тринадцать лет, она услыхала, что в одной гостинице нанимают девушек, выросших на ферме, – убирать и помогать на кухне. Хозяева знали, что девушки с фермы не боятся работы. Бетси сбежала из дома и устроилась в гостиницу. Там ей было очень хорошо – она стелила постели, занималась уборкой. Её кормили, а спала она в переоборудованном подвале. Однажды хозяйка гостиницы велела ей отнести полотенца мужчине, живущему в одном из номеров. Он был очень добр. Он сказал ей: «Ты красивая девушка. Садись, давай побеседуем». Ей никогда не говорили, что она красивая. Она провела какое‑то время у этого мужчины, и он обошелся с ней очень хорошо. Когда она уходила, дал ей много денег. Но хозяйка выбранила Бетси за то, что та задержалась, а когда через несколько месяцев выяснилось, что Бетси беременна, девушку уволили.

Квиллер фыркнул в усы. Звучало совсем как сценарий какого‑нибудь старого немого фильма.

– Продолжайте, – сказал он.

– Возвращаться домой в Агли‑Гарденз она боялась, так что пришлось ей все лето бродяжничать, ночевать в сараях, попрошайничать по деревням. Она знала все, что надо, о родах и детях, потому что не раз видела это дома. Своего ребенка она родила в хижине на Чипмункской дороге. Это был мальчик. Она назвала его Дональд. Но она не могла оставить младенца у себя, а потому положила его в коробку и оставила, надеясь, что кто‑нибудь найдет его и позаботится о нем. Дональда нашел полицейский, и все вокруг заговорили о брошенном ребенке. Его назвали другим именем, и время от времени она слышала о нем.

– Она продолжала жить в нашей местности?

– Да, сэр. И всегда следила за тем, что делает её Дональд – играет в футбол, работает в лесничестве, потом в отеле. А теперь он получил золотую медаль на состязаниях.

– Она знает, что его подозревают в убийстве?

– Да, сэр.

– Если это послужит утешением для… Бетси, то передайте ей, что защитником на суде будет лучший адвокат округа.

– Спасибо, сэр… А если… если они узнают, что Дональд убил собственного отца?.. Он ведь об этом не догадывался.

– Конечно… не догадывался… – с трудом выговорил Квиллер.

«Йау!» – раздался пронзительный вопль.

Квиллер поблагодарил Нору за рассказ, пообещал, что подумает насчет включения его в свою книгу, и проводил гостью до машины.

– Вы очень хорошо изложили эту историю, Нора. Сделайте мне одолжение: не рассказывайте её больше никому.

– Хорошо, сэр.

Он пощадил чувства Норы и не признался ей, что угадал, кто такая на самом деле эта «Бетси». Да она и без того поняла, что он догадался. Это было видно по просительному взгляду, который она на него кинула, сказав: «Хорошо, сэр».

Что казалось Квиллеру непостижимым, так это интерес, который Коко в последнее время проявлял к «Царю Эдипу» – античной истории о человеке, по неведению убившему собственного отца.

Когда Нора уехала, Коко шумно спрыгнул с холодильника, а вслед за ним, как перышко, спорхнула Юм‑Юм. Вознаградив их за хорошее поведение, Квиллер заварил себе кофе и прочитал ещё одно письмо Энни, датированное тридцатым ноября.

Дорогая Фанни!

Мне хотелось бы написать тебе лёгкое, жизнерадостное письмо, тем более что праздники на носу, но я очень расстроена из‑за Дэна и убеждена, что ты не будешь против, если я поделюсь с тобой своей тревогой. Дело в том, что мой любимый супруг только что потерял работу в магазине. Он говорит, что у них было сокращение, но это очень странно! Началась предрождественская горячка, и, казалось бы, наоборот, им должны понадобиться дополнительные работники. Подозреваю, что он выпивал в обеденный перерыв, а может быть, и во время работы. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы выпить коктейль перед обедом (хотя сама отказалась от этого, когда забеременела), но у Дэна выработалась привычка пить чуть больше, чем нужно, когда ему не по себе. Я прекрасно понимаю: его угнетает, что он не может выступать на сцене, но мысль о том, что он меня обманывает, невыносима. Однако не нужно поддаваться дурному настроению. Надо верить в нашу мечту – в сценическую карьеру Дэна, в домик за городом, в здорового малыша. Дэн хочет устроиться официантом, и я знаю, что у него, с его актерским талантом и располагающими манерами, это получится. Боюсь только, что на этой работе у него появится ещё больше возможностей опрокинуть рюмку‑другую. О Фанни, пожелай нам удачи!

Твоя Энни

Квиллер мог только посочувствовать своему отцу. Он и сам одно время был склонен топить горести в вине. Но нельзя было не сострадать и будущей матери: на ней лежала большая ответственность, и понятно, что она тревожилась.

«Я так переживаю, – подумал он, – будто все случилось не пятьдесят с лишним лет назад, а только что. А я не в силах вмешаться, не могу ничего сделать…»

Он прочёл письмо от двадцать девятого декабря.

Дорогая Фанни!

Это письмо будет кратким. Я только хочу тебе сообщить, что чувствую себя неважно. Уже несколько дней не выходила на работу, а сегодня доктор сказал, чтобы я и дальше оставалась дома, если не хочу потерять ребенка.

Дэн устроился в магазинчик, работающий по вечерам, и я сижу допоздна, ожидая его. А когда он приходит, вижу, что он слишком много пил. Что мне делать? Чем все это кончится?

Твоя Энни

Не успел Квиллер осмыслить прочитанное, как зазвонил телефон. Милдред приглашала его с Полли завтра на обед.

– Прошу прощения, что зову так поздно, но мне пришло в голову, что, наверное, надо проявить гостеприимство по отношению к мистеру Соловью и устроить маленький обед в его честь. Не будет ничего грандиозного, только мясо в горшочках и коктейли. Полли говорит, что он просто очарователен! У тебя есть возможность прийти, Квилл?

– Ради твоего обеда я всегда найду возможность, Милдред, ожидаешь ты очаровательного почетного гостя или нет.

«Полли вечно откапывает каких‑нибудь очаровательных типов, – подумал он. – Сначала был очаровательный франкоканадский профессор из Квебека, затем очаровательный и галантный ювелир из Чикаго, теперь очаровательный букинист из Бостона».

– В какое время приходить? – спросил он. – И что будет на десерт?