Глава 20. Успех Шамиля. – Россия встревожена

1838–1839

Успех Шамиля. – Россия встревожена. – Русский план кампании. – Экспедиция Граббе. – Осада и взятие Аргуани. – Переход через Анди‑Койсу. – Осада Ахульго

Считается, что экспедиция Фезе, по крайней мере, умиротворила Шамиля на весь 1838 год, но в принципе это не тот результат, которым можно хвастать. Действительно, Шамиль вел себя очень спокойно, поскольку был занят строительством (духовным и материальным), которое требовало всего его времени, поглощало все внимание и задействовало все его способности. Он создавал собственную власть среди племен, а заодно возводил крепости на скалах Ахульго – и он так упорно трудился в обоих направлениях, что в начале 1839 года русское правительство пришло к выводу, что «необходимо наконец принять эффективные меры против растущего влияния Шамиля, а для этого – провести решающую кампанию в Северном Дагестане».

Власть Шамиля уже признали все свободные общины, жившие вокруг Аварии, включая Анди и Гумбет, за исключением Андалиаля и не признающих ничьего господства жителей Унцукуля. Судя по всему, в своих действиях они руководствовались только одним – ненавистью к своим соседям из Гимр. Когда Гимры подчинялись России, Унцукуль занимал по отношению к России враждебную позицию; когда Гимры брались за оружие, Унцукуль признавал господство России. В Чечне помощник Шамиля, Ташов‑Хаджи, сумел обратить в мюридизм сразу несколько районов. Салатау и Аух открыто заявили о своей поддержке имама, за исключением тех аулов, которые лежали в опасной близости от русских оборонительных линий, например Чиркей, да и те лишь ждали удобного момента, чтобы последовать примеру остальных. В Южном Дагестане общины верхнего Самура были открыто враждебны России. На северной равнине мирные племена, например кумыки, боялись за свою жизнь и имущество, а «подчинившиеся» аулы нижней Чечни были в еще худшем положении, поскольку оказались между молотом и наковальней: они были объектом карательных экспедиций вне зависимости от того, примут чью‑либо сторону или нет. России пора было предпринять хоть что‑нибудь, чтобы улучшить ситуацию.

На посту главнокомандующего барона Розена сменил генерал Головин, чей план действий, скорректированный императором Николаем, включал в себя следующие пункты: 1) спуск на черноморское побережье; 2) окончательное подчинение общин верхнего Самура; 3) покорение Чечни и Северного Дагестана[98].

Для выполнения каждого из этих трех пунктов была намечена отдельная кампания и создана отдельная армия. Данная работа не касается первой из перечисленных кампаний, результаты второй кампании мы перечислим буквально в нескольких словах. Однако мы должны подробно остановиться на операциях армии, которой командовал преемник Вельяминова генерал граф Граббе. Эти операции преследовали одну цель – взять оплот Шамиля Ахульго и окончательно покончить с его властью.

В распоряжении графа Граббе были переданы силы восточного фланга и Северного Дагестана, причем первые насчитывали 6000 человек, сосредоточенных у Внезапной на реке Акташ, а последние – 3000 человек, которые собрались у Тимир‑Хан‑Шуры.

Русские намеревались начать совместное движение на Шамиля в Дагестане и осенью атаковать Чечню. Боевые действия на высоких и лишенных растительности горах летом представляли гораздо меньше трудностей, чем в любое другое время года. В отношении же Чечни с ее лесистыми горами и долинами самым трудным временем года было как раз лето. Однако умелое расположение врагом своих войск заставило Россию изменить планы.

Ташов‑Хаджи, при поддержке отряда дагестанских мюридов под командованием Сурхая и Али‑бека, выстроил небольшой, но прочный деревянный блокгауз в Ахмет‑Кале в глубине леса вблизи от Миската, аула на реке Аксай. Собрав чеченцев со всей страны, он представлял угрозу для Кумыкской равнины и тыла любого войска, направлявшегося из Внезапной в Дагестан. Сам Шамиль укрепил Аргуани в Гумбете и обещал народу Буртуная выступить и встретить русских в Салатау. В этих обстоятельствах было бы безумием для русских двинуться в поход, не укрепив линии сообщения с севером и не обеспечив безопасность жителей Кумыкской равнины, лояльных России. Для этого было необходимо уничтожить новое укрепление Ташов‑Хаджи и разбить его большое, но недисциплинированное войско.

Предварительная кампания, предпринятая с этой целью, была короткой и полностью успешной. 9 мая войска вышли из Внезапной, а к 15‑му числу вернулись обратно, уничтожив Ахмет‑Калу и построенное укрепление вместе с аулом Саясани, расположенным выше по реке Аксай, разбив при этом крупные отряды неприятеля. Потери русских не были серьезны, и, как это всегда бывает при сражении в лесном массиве, они в основном были понесены при отходе[99].

Судя по всему, потери чеченцев тоже не были особенно велики благодаря густым зарослям в лесу, однако престиж Ташов‑Хаджи серьезно пострадал, и Граббе мог теперь идти вперед, не опасаясь за свой тыл. Шесть человек, которых поймали стреляющими по русским и которые были из «покоренных» аулов на территории Ауха, прогнали сквозь строй в назидание другим.

Если бы Ахульго был его единственной целью, Граббе перешел бы Сулак и последовал более длинным, но более удобным путем через Шуру, Цириани и Хунзах. При этом нетронутыми остались бы Гумбет и Салатау, жители которых были среди главных сторонников Шамиля, что дало бы последнему надежное убежище в случае успешной атаки на Ахульго. Более того, опасность для кумыков была бы велика, как никогда. По этим причинам Граббе решил идти через Салатау и Гумбет, подчинить России эти районы и дойти до Ашилты через Чинкат. После этого его база была бы перенесена в Хунзах, откуда сообщение с Шурой было легким и безопасным. Из дагестанских отрядов, которыми в отсутствие Клюгенау командовал Панкратьев, три батальона должны были присоединиться к Граббе у Миатли. Один должен был защищать Хунзахскую дорогу, по которой предполагалось доставлять запасы продовольствия и амуниции.

Они отправились из Внезапной 21 мая, а на следующий день два из трех батальонов из Шуры присоединились к главному отряду. 24‑го оставшийся батальон подошел, когда у Буртуная шел бой с крупным отрядом неприятеля, под командованием самого Шамиля. Теперь у русских в войске было 8500 человек. Сопротивление врага было слабым, оно оставалось таким, пока русские не дошли до укрепленного аула Аргуани.

Как и Тилитль, и многие другие дагестанские аулы, Аргуани был слишком велик, чтобы взять его штурмом. Однако для армии, имевшей запасы продовольствия и амуниции всего на несколько дней, осада была исключена. При этом было невозможно оставить позади себя нетронутым такое укрепление, и Граббе, будучи человеком большого мужества и решимости, отдал приказ о наступлении. Аул занимал горную гряду в излучине небольшой реки; самая нижняя линия домов, построенных на краю обрывистого утеса, была обнесена каменной стеной с тремя рядами отверстий. За ними поднимались другие дома в форме амфитеатра, с обычными плоскими крышами, узкими, извилистыми улочками и квадратными башнями. Шамиль собрал 1600 человек, чтобы сразиться с русскими, однако собственно гарнизон был весьма малочислен; большинство остальных, главным образом люди из Анди, предпочитали нести караул на соседних высотах и почти не принимали участия в сражениях.

В пять часов дня 30 мая русские батареи открыли огонь по аулу, но без особого результата. Тем временем справа к позициям врага подошла колонна под командованием Лабинцева, а еще одна колонна (полковника Пулло) пробиралась сквозь скалы слева от дороги, ведущей в Чинкат (Чиркат). Каждая из этих колонн состояла из двух батальонов (по 750 человек), пары горных орудий и местной милиции. Батальон Апшеронского полка двигался справа, чтобы поддерживать сообщение с колонной Лабинцева, и быстро приближался к высшей точке хребта. Транспорт был выведен из‑под огня под прикрытием еще одного батальона и пеших казаков.

Уже было темно, а фланговые колонны все еще растянулись длинной линией по крутым склонам гор, по которым было очень тяжело тащить орудия. Полковник Пулло, дойдя до Чинкатской дороги, пошел по ней вверх по крутому спуску почти до домов, однако аул с этой стороны был неприступен, поскольку единственный подход к нему обстреливался со всех сторон. Закончив маневр, полковник Лабинцев смог убедить себя, что с этой стороны только западный угол аула можно было атаковать хотя бы с небольшим шансом на успех. Поскольку ночью силами одного батальона штурмовать Аргуани было невозможно, он ушел с гряды. Получив эту информацию, Граббе подготовился к нападению следующим утром. Колонна Лабинцева была усилена двумя батальонами, так что теперь у западного конца аула у него было три батальона. Полковник Пулло со своими тремя батальонами перешел на правый фланг, ему было приказано двигаться вдоль хребта, где был взят отдельно стоящий форт, и принять на себя командование в этом пункте. Один батальон был размещен на левом фланге, чтобы оттягивать на себя внимание врага. В случае успеха основных сил он также должен был занять Чинкатскую дорогу и отрезать врагу отступление в этом направлении. Последний въезд в аул, справа от Лабинцева, охранялся конными казаками и местной милицией.

Войска двинулись еще до рассвета и, как только они заняли позицию, начали со всех сторон обстреливать аул. После этого был дан сигнал к атаке, и скоро внешняя линия обороны была прорвана. Затем начался обычный рукопашный бой в домах и на улицах, но лучше пусть Милютин сам расскажет об этом:

«В 9 утра наши войска заняли большую часть деревни и даже плоские крыши домов, где еще защищались мюриды. Кровопролитие продолжалось до ночи. Единственным способом выбить мюридов из саклей было пробить дыры в крышах и бросать вниз зажигательные смеси и тем самым поджигать дома, но даже тогда они в течение многих часов оставались внутри, хотя иногда им удавалось выбраться из помещения и тайно переходить из одного дома в другой. Тем не менее было найдено множество обугленных тел. Несмотря на свою крайне невыгодную позицию, они продолжали причинять нашим людям много неприятностей; самые фанатично настроенные из них радовались, если им удавалось уничтожить хоть одного «неверного»; они защищались до последнего с саблями и кинжалами в руках и погибали на острие наших штыков; некоторые сами бросались на десяток наших солдат совершенно безоружными. Только 15 человек, которых мы нашли наполовину задохнувшимися в саклях, куда мы бросили ручные гранаты, согласились сдаться. Многие солдаты погибли из‑за собственной неосторожности, врываясь в дома местных жителей; однако потери неприятеля были гораздо серьезнее – улицы были заполнены трупами.

Когда день подошел к концу, значительная часть деревни все еще была в руках неприятеля. В частности, особую проблему представляла для нас одна башня, которая возвышалась на высоту нескольких этажей на восточной окраине аула; все усилия нашей пехоты оказались напрасными; когда опустился вечер, нам пришлось с великим трудом подтянуть туда два горных орудия и две казачьи пушки, установить их на плоских крышах ближайших домов, чтобы пробить брешь в их обороне. Но даже тогда горцы не сдались; к ночи стало ясно, что необходимо предпринять срочные меры, чтобы не дать им выскользнуть из аула. Они ведь, по сути, ждали наступления ночи. Когда стемнело и в лагере воцарилась тишина, они вышли из тайных проходов и разбежались в разных направлениях. Некоторые были встречены огнем наших солдат; другие вступили в рукопашную и погибли; третьи в темноте сорвались с обрыва. Лишь немногим удалось проползти через наши ряды невредимыми, и это было настоящим чудом, произошедшим только благодаря их хорошему знанию местности, темноте и дождю.

Бой за Аргуани длился практически без перерыва с 4 часов дня 30 мая до рассвета 1 июня. Учитывая, с какими трудностями пришлось столкнуться нашим войскам в эти полтора дня, можно только удивляться, что наши потери не превысили 146 убитых (в том числе 6 офицеров) и 500 раненых (30 офицеров). Неприятель же потерпел страшное поражение: в наших руках осталось до 500 трупов, в том числе 300 погибших вместе, когда наша кавалерия атаковала пытавшихся бежать горцев. По информации, которая была собрана позже, они в общей сложности потеряли убитыми и ранеными около 2000 человек, а из некоторых деревень обратно не вернулся ни один мужчина».

В Дагестане русские систематически прибегали к практике выжигания поселений, уничтожения садов, полей и виноградников. Эти меры были особенно эффективны из‑за хронического дефицита древесины.

5 июня летучий отряд под командованием Лабинцева, которого вместе с Пулло повысили, присвоив звание генерал‑майора, вышел в Чинкат напротив Ашилты и нашел его покинутым жителями. Однако мост через Анди‑Койсу был сожжен, и положение армии Граббе могло стать опасным, если не сказать отчаянным, поскольку она была отрезана от своей базы во Внезапной и не могла поддерживать сообщение с новой базой в Шуре. Тем временем запасы продовольствия подходили к концу, и армию окружала враждебная страна. Несомненно, в этот момент русские были на грани катастрофы, но их спасли мужество и решительность, помноженные на ошибки врага. Не стоит забывать, что голые горы Дагестана, какими бы огромными и неприступными они ни казались, были менее опасны для регулярных войск, чем заросшие лесами горы Чечни.

Основные силы вошли в Чинкат только 7 июня, поскольку, как обычно, им приходилось самим прокладывать себе дорогу. Транспорт из Шуры с запасами продовольствия и амуниции ожидал на горе Бетль на другом берегу реки под охраной одного русского батальона и местной милиции из Тарку, Мехтули и Аварии, однако ни шамхал, ни Ахмет‑хан не осмелились спуститься в такой опасной близости от лагеря Шамиля в Ахульго, и, судя по всему, многочисленные депеши, отправленные Граббе командиру батальона, не дошли до адресата. Шамхалу было приказано спуститься и занять правый берег реки напротив Чинката, чтобы облегчить восстановление моста; Ахмет‑хана призывали занять мост у Шали в 10 верстах выше по течению реки; но ни тот ни другой не сдвинулись с места. Были сделаны попытки восстановить сообщение с Шурой через Чиркей на севере, но жители этого аула, с виду дружески настроенные к русским, на деле были враждебны им и сумели свести эти попытки на нет. В этой чрезвычайной ситуации полковник Катенин с двумя батальонами, двумя горными орудиями и кавалерией отправился утром 8 июня на захват моста у Сагритля в 3 верстах от Игали, к которому подход был чрезвычайно труден. Ему удалось дойти до моста в три часа дня и обнаружить, что он разрушен местными. К счастью, поблизости было три дома, и при помощи принесенных оттуда лаг мост был восстановлен. Для мюридов было весьма характерно не маскировать своих действий, хотя от этого мог зависеть исход всей кампании. К ночи оба берега были в руках русских, а на следующий день Катенин смело двинулся на Ашилту, после чего к нему присоединился Ахмет‑хан. 10 июня несколько десятков мешков были на веревках спущены солдатами на левом берегу, а к вечеру 11‑го был перестроен мост у Чинката (как и в прошлый раз, были использованы лаги, выдернутые из домов и перевязанные виноградными лозами). Граббе с большей частью своего отряда перешел реку и занял террасы Ашилты; оставшиеся заняли позицию на левом берегу напротив Ахульго, за исключением тех, кто остался охранять мост.

Теперь Шамиль был заперт в Ахульго с населением около 4000 человек (там были мужчины, женщины, дети и заложники из различных племен, общин и деревень). Из всей этой огромной толпы, размещенной в основном в саклях, полностью или частично построенных под землей, и даже пещерах, мужчины составляли лишь одну четвертую часть, и в этом была главная слабость их положения. Ведь всех надо было кормить, а из‑за осады запасы продовольствия становились все скуднее. Что касается воды, то ее с самого начала приходилось брать у подножия скал, куда можно было добраться лишь по опаснейшим горным тропам.

Каким было их положение, можно понять, если взглянуть на план и на секторы, занятые мюридами. Можно видеть, что Анди‑Койсу здесь делает поворот, огибая три стороны квадрата. Этот квадрат разделен на две неравные части рекой Ашилтой после ее соединения с рекой Бетль. Правая часть квадрата – Новый Ахульго – расположена значительно выше, чем левая – Старый Ахульго, – но обе они находятся несколько выше, чем Анди‑Койсу, которая омывает их с трех сторон у подножия крутых скал. Доступ к Новому Ахульго был затруднен, а вся эта территория контролировалась башней Сурхая. До Старого Ахульго можно было добраться из Ашилты по узкой, как лезвие бритвы, горной тропе, или из Нового Ахульго через узкое ущелье. Башня Сурхая или, скорее, несколько укрепленных зданий на вершине скалы находились под командованием Али‑бека, одного из самых смелых и искусных военачальников Шамиля. Гарнизон состоял из сотни человек, выбранных за их беспримерное мужество и фанатическую преданность делу мюридизма. Некоторым из этих людей каждую ночь приходилось спускаться к берегу Ашилты и приносить воду своим товарищам – и все это под огнем русских солдат. Сам Сурхай был в Игали, пытаясь поддержать жителей этого важного аула в их верности Шамилю; Ахверды‑Магома был в районе Богулиаль, Гальбац – в Анди с той же самой целью, поскольку многие из тамошних людей, встревоженных успехами русских, начали колебаться и вполне могли бы признать господство русских.

С батальонами, направленными из Шуры охранять конвой с продовольствием, оружием и амуницией, Граббе имел теперь под своим началом 9 батальонов, однако так много людей страдало от ран и болезней, что на линии фронта общая численность войск, включая саперов, составляла всего 6000 человек, не считая недисциплинированной местной милиции, численность которой постоянно менялась (в среднем она насчитывала 3500 человек). С этим войском русский генерал скоро понял, что он не может долго продолжать осаду. Более того, положение трех батальонов на левом берегу Анди‑Койсу было очень опасным, поскольку один был практически изолирован у моста Чинкат, а два других находились внизу по реке напротив Ахульго. 14 июня Граббе отвел их на правый берег и какое‑то время вел осаду только с этой стороны реки. Поэтому положение Шамиля в значительной степени улучшилось, поскольку в одном месте Койсу была так узка, что он смог соорудить мост через нее буквально из нескольких досок и во время первого и второго этапов осады пополнял запасы продовольствия и людские потери, а также поддерживал сообщение с Ахверды‑Магомой, Сурхаем и др.

В этих условиях быстрый успех вряд ли был возможен, и Граббе обратился к Головину с просьбой о подкреплении. К счастью, самурский поход подходил к концу, так что главнокомандующий вполне мог отправить в Ахульго 3 свежих батальона с 4 пушками и запасом продовольствия и амуниции. Когда эти батальоны соединились с войсками Граббе (а это случилось 12 июля), общая численность войск увеличилась до 8500 военных, не считая местной милиции.

Тем временем Ахверды‑Магома, Сурхай и Гальбац сумели собрать большое войско для помощи имаму, надеясь, что только их приближение заставит Граббе снять блокаду. Последний доверил оборону своего тыла местной милиции и приказал Ахмет‑хану занять мост у Сагритля, однако осторожный Ахмет, как и раньше, находился под прикрытием высот. Поэтому так случилось, что в ночь с 18 на 19 июля Ахверды‑Магома спокойно взял гряду Ашилта и начал окапываться там, а ничего не подозревающие русские занялись разведкой вблизи крепости Шамиля, и штаб‑квартира на время осталась без защиты. Опасность была очень велика. Если бы Ахверды‑Магома использовал эту возможность, вполне возможно, что он нанес бы серьезный (если не роковой) удар по русским, сначала уничтожив их штаб, а затем вместе с Шамилем разбив русских солдат, зажатых в узких ущельях и разделенных на относительно маленькие отряды многочисленными хребтами значительной высоты и крутизны. Однако он упустил этот шанс, его ошибка уравновесила ошибку Ахмет‑хана, и опасность миновала. Когда утром 20‑го мюриды приготовились к атаке, они начали с распевания строк из Корана, а стрелять они начали вместе с движением, так что русские успели подготовиться к обороне. Как только Граббе собрал часть своего войска, он перешел в наступление. Гребень горы был атакован, местные начали отступать и бежали к Сагритлю и Игали. Не удовлетворившись этим, русский командир оставил генерала Галафеева сдерживать натиск отряда Шамиля, а сам с двумя батальонами, казаками и местной кавалерией двинулся к Сагритлю. Там он разбил неприятеля, оттеснив его к мосту, а остальные сами отошли к Игали. В этих двух точках мюриды держали несколько отрядов, но те не спешили вмешиваться в ход сражения. Как и ожидалось, Шамиль воспользовался отсутствием части русских войск, чтобы сделать очередную вылазку, но она была отбита с небольшими потерями со стороны русских. К вечеру 23 июля все войска вернулись на старые позиции. В тот же день Удачная, выполнившая свою задачу, была эвакуирована капитаном Тарасевичем.

Осада продвигалась медленно, но верно. Было сооружено 6 батарей и расставлены мины вдоль Бетля и Ашилты. Был найден более короткий путь в Шуру через Унцукуль и Гимры. Издавна имелась тропа между этими двумя враждебными друг другу аулами. Она была разрушена в том месте, где проходила под скалами, нависшими над Авар‑Койсу. Граббе послал роту пехоты, чтобы починить и расширить ее, но это было столь трудно, что занимались этим с 27 июля по 21 августа. В этот период жизни Шамиля жители Гимр мало чем помогли ему. Пока сообщение по Анди‑Койсу было возможно, они поддерживали его, а некоторые даже присоединились к нему, но большая часть жителей избегала активных действий. К концу, когда Граббе назначил Уллу‑бека командовать ими, они подчинились его власти и разрешили беспрепятственное сообщение с Шурой.