Приключения в Кении

Нас было пятеро россиян. Из Москвы в Найроби мы прилетели с пересадкой в Дохе (Катар). Далее перелет самолетом внутренних авиалиний из Найроби в Мамбасу. Когда прибыли в последний аэропорт, была уже поздняя ночь без звезд и без луны. После московских морозов Африка встретила нас сорокаградусной жарой и сильной влажностью, словно в темную парилку с трапа сошли…

Худощавый африканец от встречающей стороны подогнал микроавтобус. Он был немногословен и учтив, по нашему пожеланию повез нас в магазин для иностранцев. Приличный оказался магазин, типа нашего «Ашана», выбор товаров от минералки до стиральных машин. Набор товаров что у них, что у нас, так что затруднений с покупками не было.

Затарились и поехали на место. Трава за окном то низкая, то высокая, мелькают пальмы и еще какие‑то деревья, иногда стеной встает кустарник. Кроме темных силуэтов растительности, практически ничего не видно. Все форточки в машине открыты настежь, горячий воздух бьет в лицо и не дает никакого облегчения. Картина удручающая: африканская глушь, ночь, всякое лезет в голову…

Володя Мерцен, генеральный директор турагентства «Рыболовный караван», организовавший для нас этот тур, был в числе пассажиров микроавтобуса. Видя, что мы притихли, он начал рассказывать о встречающей стороне – семействе ирландцев, о том, как они высоко котируются в рыболовном мире. С его слов мы узнали, что имение ирландцев располагается на побережье, неподалеку от отеля, в котором нас поселят на весь недельный период отдыха.

Вдруг автомобиль стал притормаживать и неожиданно остановился. Андрей, сидевший на переднем кресле рядом с водителем, упавшим голосом сообщил, что поперек дороги лежит лента с колючками – шинокол. Мы испуганно переглянулись – всякое читали об этой стране. Может быть, засаду устроили повстанцы или просто бандиты… Из окружающей черноты к машине подошли люди в зеленой форме с М‑16 наперевес. Один из троих чернокожих направился к кабине, а двое других встали, как, видимо, их учили, по обе стороны от микроавтобуса. Первый настороженно всмотрелся в лицо Андрея, сказал: «Wait… – чуть помедлил и добавил: – Go» («Белые… проезжайте»). Эти секунды, пока военный медлил с командой, показались нам вечностью. Все разом вздохнули, как только машина поехала дальше.

На побережье оказались только под утро. Отель представлял собой череду благоустроенных бунгал. Символическая загородка отделяла его от мангрового леса; среди деревьев в предрассветной темноте плескалась вода. У нас было совсем немного времени, чтобы разместиться и привести себя в порядок после дороги.

Вскоре за нами подкатил джип, и мы поехали во владение ирландцев. Возле утопающего в тропической зелени дома нас встречал отец семейства 77‑летний господин Патрик и его сын Сайман. Позже выяснилось, что оба они в свое время закончили Кембриджский университет, а у Саймана вдобавок и сын сейчас учится в Кембриджском университете. Патрик с Сайманом занимаются изучением ихтиофауны Индийского океана. В имении ирландцев бросилось в глаза большое количество обслуживающего персонала. Одни чернокожие открывали и закрывали ворота, другие несли к пирсу какую‑то поклажу, третьи швартовали катер.

Наконец мы на борту восемнадцатиметрового белоснежного катера. По бортам и на корме воткнута вереница удилищ – двенадцать «палок» с приманками для ловли рыбы, а четыре со специальными приспособлениями, имитирующими хищника, преследующего косяк. Сам Патрик сел за штурвал. Заурчали два дизеля по 350 л.с., капитан включил скорость, и катер полетел по волнам на поиски рыбацкого счастья.

Патрик безошибочно определял место нахождения рыбы. Приманка для дорадо, ваху, каранкса, марлина и парусника представляла собой вырезанное от брюшка мясо тунца; в него последовательно вставлялись два мощных крючка, и снасточка обматывалсь проволочкой. Сверху к мясной части крепился октопус. Для ловли тунцов использовался обыкновенный воблер длинной 18–23 см, обычно красно‑белого цвета или окрасом под натуральную рыбку. Порядок был такой: в начале рыбалки ловили тунца, потом два матроса делали из него приманку на более крупного хищника и затем только приступали к ловле гигантов.

Хищника, преследующего рыбок, имитировали два типа устройств – они располагались по обе стороны от приманок. Одни конструкции напоминали кораблик с крыльями – он то летел над водой, то заныривал, оставляя за собой много пузырей, другие «хищники» выглядели как октаэдр с зеркальными гранями – при движении в воде эти обманки крутились, создавая блескучий эффект.

Во время троллинга катер шел со скоростью 3–4 узла в час. С утра, кинув жребий и определив очередность поклевок, мы расходились по углам отдыхать (ведь вставать приходилось в 5 часов), а позже разминались помогающими переносить жару коктейлями. На каждом рыболове был специальный рыболовный пояс с гнездом для удилища. Услышав треск катушки, один из нас подходил к спиннингу и начинал вываживание.

В первый день ловли были пойманы два каранкса по 20 кг. Одного поймал Андрей, а другого Васильич. Эта рыба, когда ее подтаскиваешь, сквозь воду блестит серебром, на палубе же она моментально становится ядовито‑зеленого цвета. В конце дня, направляя судно к берегу, капитан переживал, что не было крупных трофеев. Как же, ведь ребята приехали из самой Москвы!

На второй день Илья взял парусника‑полосатика на 30 кг. Когда рыба после упорной борьбы была подведена к борту, матросы поставили ему специальную метку и отправили восвояси. Боцман сказал, что победитель рыбы должен обязательно потрогать парусника за нос, это принесет удачу. Патрик спустился с капитанского мостика вниз поздравить нас с первой победой. Он был доволен.

Вообще интересно было наблюдать, как слаженно работает команда. Кэп почти никогда не отдавал команд матросам. Они его понимали по жестам, по определенному стуку об обшивку катера. Например, кэп стучит два раза, и оба матроса вместе с боцманом бегут создавать условия для свободного вываживания рыбы. Они начинают быстро сматывать соседние удочки, причем это происходит еще до поклевки, потому что капитан с высоты своего мостика видит, как рыба устремляется к октопусу с тунцом. А как виртуозно Патрик управлял катером! Его виражи и притормаживания делали приманку неотразимой даже для самого вялого хищника! Именно в такие моменты мы понимали, почему мастерство этого экипажа котируется так высоко в мире.

На третий день Андрею попался очень редкий вид парусника. Кэп сказал, что спортивной снастью эту рыбу взять невозможно, так как у нее чересчур мягкая щека. На второй свечке парусник сошел.

В этот день Андрею позвонила из Москвы жена Наташа. Она сообщила, что в столице сейчас идет снег и температура –10 градусов. Кэп был удивлен, потому что снега он по‑настоящему никогда не видел и не представлял, как можно жить при такой температуре. Мы ему стали объяснять, что в Подмосковье зимой мы ловим рыбу через лунку. Патрик был в шоке. Он из своих 77 лет 50 с лишним прожил в Африке. Его дед переселился сюда еще в колониальную войну.

В этот же день мы поймали особо крупную ваху. По суете среди команды и приготовлениям боцмана (он все время о чем‑то переговаривался с капитаном) мы поняли, что поймали какую‑то особо ценную разновидность этой рыбы. Наконец боцман подошел к Ивану и стал выяснять, как мы будем делить рыбу и какой кусок мы отдадим команде. Мы взяли голову и немного мяса, этого на пятерых нам хватило более чем. В отеле мы отдали рыбу повару, сами выбрали специи и сказали, что нужно еще добавить в уху, чтобы она была светлая. Бульон оказался очень наваристый и вкусный. И мяса хватило, чтобы еще пожарить. Попросили, чтобы оставшийся рыбный бульон нам подали на завтрак. Очень оживляет наваристая уха с утреца…

Четвертый и пятый день не были особо примечательными. Из рыб нами было поймано три ваху весом чуть более 20 кг. Правда, в один из этих дней мы услышали забавную историю. Вечером, когда наша компания отдыхала возле бассейна, к нам подошел менеджер клуба с вопросом, не хотим ли мы съездить на острова, где дикие черепахи откладывают яйца, и позаниматься на коралловых рифах фридайвингом. Узнав, что мы русские, менеджер обрадовано заметил, что два года назад в другом месте на побережье он встречал русских дайверов из Питера. С большой значимостью на лице он добавил: «Три дня они ныряли, а три дня пили. Варили русский суп под названием «буха». С неподдельным удовольствием чернокожий стал объяснять, что они прямо в суп наливали водку. В завершение он поднял большой палец кверху и сказал: «Вот такая вот буха!» Мы переубеждать его в названии супа не стали.

На 6‑й день встали без будильника. Около 5 часов нас разбудила стая обезьян. Они устроили тусовку на здоровенном баобабе по соседству с нашим бунгало и орали так громко, что хотелось в них чем‑нибудь кинуть.

С утра ловили троллингом. В ранние утренние часы хотелось спать, но треск катушки выдергивает из любой глубины сна, и тогда пулей летишь к удилищу. Попадались многие спортивные виды рыб: ваху, дорадо, каранксы. В этот день Андрей поймал своего первого марлина. Вываживание было долгим. Вначале удержать марлина было вообще невозможно. Он сразу ушел на 400 м, размотав всю леску, и до того, как был подведен к борту, успел сделать восемнадцать свечек. Матросы пристегнули Андрея через рыболовный пояс к катеру, а боцман все время напоминал о необходимости не давать слабину леске. Капитан, чтобы легче было мотать, грамотно сдавал яхту назад. Когда марлин пошел на круг, Патрик развернул яхту так, что вываживание стало максимально удобным.

После того как рыба была подведена к борту, помечена, а затем отпущена, спустившийся с капитанского мостика Патрик сел на борт и долго смотрел в морскую даль, не мигая. О чем он думал, можно было только догадываться. Нам он напоминал пожилого рыбака из повести Хемингуэя «Старик и море».

После обеда в ореоле таинственности катер отправился на ловлю чего‑то необычного, притом не троллингом, а в отвес. На борту была смонтирована специальная лебедка. Через систему блоков на прочнейшей трехмиллимитровой леске в воду опустили трехкилограммовый груз, за которым к не менее мощному поводку был привязан здоровенный крючок, продетый через целикового трехкилограммового тунца. Приманку опустили на 30 м, а эхолот показывал под нами 500 м (метры лески отсчитывал специальный счетчик).

Тем временем Вениаминыч ради развлечения привязал обычную «дурилку» к леске спиннинга и опустил ее за борт метров на пятнадцать. Наживкой на крючке служил небольшой кусок тунца. Спустя какое‑то время раздался треск катушки Вениаминыча. Он воскликнул: «Ой, я поймал!» Но наш товарищ даже за удилище взяться не успел, как случился обрыв снасти. И почти сразу с разницей в 10 секунд произошел обрыв жилки лебедки. Мы стояли раскрыв рты.

– Нет такой лески, которая могла бы выдержать эту рыбу, – сказал капитан.

Как мы у него ни спрашивали, он не мог толком объяснить, кто бы это мог оборвать снасть. Ясно было, что исполин невиданной силы опускался от одной приманки к другой с такой скоростью, что порвал толстенную леску, как нитку.

На этом рыбалка в отвес закончилась. Завершающей рыбой в заключительный день был парусник на 40 кг, пойманный Иваном.

Когда мы шли на место стоянки, на катере были подняты два флажка – красный и зеленый, что говорило о пойманных нами марлине и паруснике. Проходящие мимо яхты, увидев флажки на флагштоке, поздравляли нас гудками.

Итак, неделя, полная впечатлений, закончилась. Последние приключения случились в аэропорту. Когда улетали, Андрей решил сфотографироваться на фоне здания аэровокзала. К нему тут же подошел солдат и сказал, что он арестован, а мы, все остальные, свободны. После долгого выяснения обстоятельств, узнав, что мы российские рыболовы, он спросил:

– А что, у вас в Москве в аэропорту можно фотографироваться?

– Да нет проблем, – ответили мы.

Солдат был очень удивлен, и Андрей был отпущен.

Когда самолет взлетал, под его крылом мы увидели голубой океан и зеленую саванну. Где‑то там, на побережье, остался Патрик со своим семейством, посвятившим себя Кении и рыбам ее вод. Впрочем, и нас тронула эта страна. Мы будем скучать по африканской рыбалке…

Кефаль на Кипре любит «горошины»

Когда я решил свои рабочие вопросы в Департаменте по туризму города Лимасол, у меня оставалось еще три дня до вылета в Москву. Не знаю, чем бы вы занялись на острове, расположенном посередине моря, а я, купив в рыболовном магазине несколько пакетиков с прикормкой, сразу отправился на рыбалку.

На чистой лазури неба ослепительно сияло солнце. Дул легкий бриз, блестящий волнами морской простор бороздили яхты и виндсерфинги. Украшенный пальмами белокаменный город еще не проснулся от полуденной жары… Но вся эта средиземноморская красота создавала прекрасное настроение. Я долго шел по набережной, подыскивая подходящее место для рыбалки. Наконец увидел пустынный причал с одиноким рыболовом.

Поинтересовался у загорелого сухощавого киприота об улове.

– Не клюет, – пробурчал тот по‑английски и отвернулся от меня.

«Ну что ж, не хочешь общаться – не надо». Я отошел в сторонку и стал готовить свою снасть. У меня было прочное шестиметровое удилище, оснащенное специально для рыбалки на море. На четырехметровой глубине хорошо просматривалось каменистое дно, но рыбы видно не было. Подбрасывая порциями спрессованные зеленоватые гранулы корма, я смог привлечь стайку остроносов – небольшой кефали, но привезенных контрабандой из Москвы навозных червей они полностью игнорировали.

Вскоре на причале появился еще один рыболов. Он разместился рядом со мной, а увидев, что рыба крутится возле прикормленного места, стал забрасывать ближе к моим удочкам. Рыба пугалась неуклюжих взмахов его удилища и отходила. Приходилось тратить прикормку, чтобы привлечь ее снова. А тут вдобавок и неразговорчивый киприот стал теснить меня с другой стороны. Я перешел на противоположный край причала, снова привадил стайку кефали – и тут же по соседству со мной оказались назойливые киприоты.

– Вот прикормка, – продемонстрировал я рыбакам красивый пакетик, – она стоит всего два фунта, ее можно купить в магазине.

Мои соседи молча кивали головами, но когда я в очередной раз переместился, они, как рыбы‑прилипалы, последовали за мной. Пришлось смириться. Наживку киприотов кефаль как будто не замечала. Они ловили на корочку от рогалика, в котором пряталось множество мелких крючков, держащихся на тонких поводках, которые, в свою очередь, были привязаны пучком к основной леске удочки. Постепенно киприоты разговорились, и, когда я поинтересовался, какую рыбу они рассчитывают поймать на такой огромный кусок рогалика, они оба мимикой и жестами стали показывать, как кефаль щиплет и сосет рогалик снизу, таким образом попадаясь на один из спрятанных крючков. Но, однако, кефаль, так охотно склевывающая гранулы прикормки, по‑прежнему никак не реагировала на наши насадки. Я поделился с рыболовами прикормкой, взамен попросил кусочек рогалика и снова уединился. «Эх, был бы красно‑зеленый морской червь, – думал я, вспоминая с тоской, как хорошо брала на него черноморская кефаль – пелингас, – но можно ли здесь раздобыть эту редкостную насадку?»

За неимением лучшего приходилось использовать то, что было доступно, поэтому я стал рассуждать и экспериментировать. Рыбам очень нравятся прикормочные гранулы, но наживить их невозможно – они раскалываются, не держатся – значит, надо добиться, чтобы они как‑то сидели на крючке. Я придумал делать рулетики: в срезанную с рогалика тоненькую румяную полоску заворачивал гранулку, обвязывал ее ниточкой и прицеплял к крючку. Вскоре такая насадка действительно привлекла одного из остроносов, но он всего лишь сорвал ее, и подсечки не получилось.

Высматривая рыбу, я увидел ползущего по дну маленького осьминога. Он так забавно перебирал своими щупальцами, что я решил показать его рыболовам. Каково же было мое удивление, когда один из киприотов тут же вынул из сумки необычную снасть. Она состояла из привязанного к толстой леске груза, в который были впаяны большие крючки, а чуть выше смертоносных жал на поводочке висела белая тряпочка. Играя в воде тряпочкой, киприот подвел ее к осьминогу, и, когда тот оплел приманку своими многочисленными ногами, последовала сильная подсечка; крючки впились в осьминога, и бедняга мгновенно оказался на причале. Дальнейшими своими действиями киприот вообще меня озадачил. Он схватил добычу и стал с силой швырять ее об асфальт, видимо, рассчитывая сделать из маленького осьминожка отбивную котлету. Это садистское истязание продолжалось невыносимо долго. Наверное, у меня был такой глупый удивленный вид, что второй киприот подошел ко мне и объяснил: эта процедура необходима, чтобы выпустить из осьминога «чернила»; потом он стал что‑то говорить о деликатесной еде. Затем киприот показал на дальний пирс, окруженный множеством лодок, и я увидел на конце его рыболова.

– Югослав – хороший рыболов, – сказал киприот.

И действительно, у того человека дело шло гораздо лучше, чем у нас: он то и дело взмахивал удочкой и вытаскивал из воды небольших блестящих рыбок. Мне уже пора было идти на ужин в гостиницу.

– Пойду посмотрю, в чем секрет его рыбалки, – сказал я.

Соседи ничего не ответили, но проводили меня сожалеющим взглядом.

Однако, не желая походить на назойливых киприотов, я не стал пробираться через завалы снастей и сетей на пирсе к удачливому рыболову, а отправился исследовать берег моря: может быть, удастся найти лагуну с подходящей грязью, где мог бы водиться морской червь. Но, исходив и ископав половину Лимасола, я не обнаружил желанной насадки. «Ничего, – успокаивал я себя, – завтра мы как‑нибудь исхитримся поймать эту привередливую рыбу».

Возвращаясь из ресторана, я нес кулечек муки, которой со мною любезно поделился симпатичный усатый повар: я надумал готовить катыши из теста и начинять их вкраплениями раздробленных гранулок; лепить этаких маленьких «ежичков». Проходя фойе гостиницы, я увидел трех моложавых полных мужчин, делающих снасти для рыбалки. Удилища у них были не более трех метров, а рыболовные наборы – совершенно примитивными. Я понял, что это дилетанты. Все трое не могли привязать ни одного крючка. Я подошел и предложил свои услуги. Оказалось, что незнакомцы – англичане. Они обрадовались помощи и пригласили меня на завтрашнюю рыбалку. Оказывается, они сегодня наблюдали, как на окраине города, неподалеку от четырехзвездочной гостиницы «Mediterranean», туристы из Италии довольно успешно таскали лавраги – рыбу, чем‑то напоминающую речную форель, и решили сами попытать счастья. Я согласился составить англичанам компанию.

Ранним утром мы приехали на арендованной ими машине к безлюдному причалу. На небольшой глубине рыба не появлялась, хотя мы периодически подкидывали прикормку. Переместились на глубину в шесть метров, но по‑прежнему поклевок не было. Двум англичанам вскоре такая рыбалка надоела, и они отправились в гостиницу, сказав, что заедут за мной и Джоном в два часа.

Заскучав, я оставил свою удочку лежать на пирсе, а сам отошел к Джону поговорить о жизни. И вдруг удилище стрелой полетело в воду. Вначале оно торпедой плыло по воде, затем резко нырнуло в сторону и ушло под пирс. Я, как был, в одежде, нырнул за ним. Удочку каким‑то чудом зажало между сваями. Леска была оборвана. Оказывается, леска слетела с катушки и образовавшейся петлей застопорила ее.

Джон объяснил, что перед этим видел, как проплыла стая из пяти‑шести каких‑то огромных рыб.

Вскоре на пирсе появилась компания киприотов из пяти человек. Все они были с удочками. Одному из рыбаков сразу села на крючок какая‑то сильная рыба. Он боролся с ней не менее часа: то давал рыбе ходу, чуть ли не на всю длину разматывая катушку, то подводил ее к берегу; но рыба, увидев людей, снова бросалась на глубину, и ее невозможно было удержать. Наконец товарищу удачливого рыболова удалось подцепить подсаком большого лобана. И когда тот был выброшен на пирс, все пятеро киприотов, как по команде, навалились на него своими телами. У одного киприота в руках оказался тяжелый груз, и он, изловчившись, стал бить им по голове сильную рыбу. Наконец борьба закончилась. Не верилось, что лежащая неподвижно в крови на самом деле не такая уж и большая рыба могла доставить столько забот пятерым человекам. Изо рта у лобана торчал пучок поводков: похоже, он взял на ту самую снасточку, устройство которой мне вчера объясняли забавные киприоты.

– У тебя, должно быть, тоже кефаль утащила удочку, – задумчиво сказал Джон, поправляя очки.

– Может быть, – я пожал плечами.

После этого никто из рыболовов долго не мог ничего поймать, и, наверное, через час местные рыболовы покинули пирс. Тут я вспомнил, как ловил кефаль в Крыму мой приятель Валерий Косенков. Обычно черноморская кефаль брала только на зелено‑красного морского червя, но Валерка знал одно место под Евпаторией, где из столовой в море выбрасывали пищевые отходы – там лобаны клевали на тесто. При этом рыба реагировала только на катышек размером чуть больше горошинки черного перца. Крупную насадку лобаны не замечали.

Я продолжал систематично подбрасывать прикормку и сумел наконец приманить многочисленную стаю остроносов.

– Они вырастут такими же большими, как та выловленная кефаль? – спросил Джон, указывая на темные спины рыб, снующих в толще кристально чистой воды.

– Нет.

Я пояснил, что лобан и остронос – два совершенно разных вида кефали: один достигает солидных размеров, а взрослая особь другого обычно весит в пределах 300–600 г и редко когда бывает больше.

Однако такая рыбалка начинала раздражать: остроносики упорно не хотели замечать моих аппетитных «ежиков» и равнодушно проплывали мимо катышей хлебного мякиша Джона. Тогда я стал дробить в порошок полюбившиеся рыбам прикормочные гранулки и смешивать эту пыль с тестом. Теперь насадка очень сильно напоминала приваду.

И эксперимент удался – пахучие серо‑зеленые горошинки пришлись остроносам по вкусу. Клев начался такой, что мы с Джоном едва успевали закидывать снасти. Вскоре объемистый садок, предусмотрительно купленный англичанами, был наполовину заполнен бойкой кефалью. Мы стали подумывать, не пора ли заканчивать рыбалку, как вдруг что‑то хорошее село на крючок моей удочки. Вначале рыба с ходу потащила в сторону. Потом пошла на глубину. Я не давал леске слабины, но движения рыбы были так резки и быстры, что я едва успевал за ее маневрами. Вскоре на пирсе собралось много зрителей, и когда я заметил возле себя подтянутого загорелого мужчину с набором добротных удочек, то попросил растерявшегося пухлячка Джона передать подсак профессионалу. Стоило большого нервного напряжения вымотать силы рыбы. Наконец большущий лобан забился в ловко подведенной глубокой сетке.

Рыболов, помогший мне справиться с лобаном, оказался тем самым добычливым югославом, которого я в первый день видел на отдаленном пирсе. Мы с Джоном разговорились с ним и узнали, что он всегда успешно ловит лавраги на креветку и сейчас отправляется порыбачить со своего излюбленного пирса. Брат славянин пригласил нас составить ему компанию. Мы поблагодарили, но отказались – рыбы нам хватало.

Приехавшие за нами друзья Джона были шокированы, когда увидели наш улов. Они сильно сокрушались, что так рано покинули пирс. Но все равно еще долго после этой удачной рыбалки у всех было отличное настроение. Вечер я провел в ресторане в кругу англичан. К нам присоединился хозяин гостиницы, который оказался приятелем Джона. Разговоры под выставленное хозяином дорогое вино велись задушевные, а кефаль с овощами и картофелем фри была просто великолепна!