Коса смерти

Барклай так писал о положении в тот момент 2-й армии: «Я нашел оную в жарком деле и войски ее в расстройстве. Все резервы были уже в деле… 2-я армия, по отсутствию раненого генерала Багратиона и многих генералов, была опрокинута и в величайшем расстройстве. Все укрепления с частию батарей достались неприятелю, одна 26-я дивизия удерживала еще свою позицию около высоты, находящейся впереди центра…» По мнению Барклая, положение принявшего командование после Багратиона Дохтурова было тяжелейшим, «его пехота совершенно была разбита», и положение во многом спас генерал

Багговут, который «был отряжен в самое разбитие 2-й армии, но он с отличным мужеством все еще удерживал неприятеля на каждом шагу»39. Неверовский писал: «…после генерального сражения осталось у меня в дивизии 2000 человек и офицеров весьма мало. Я получил в оном сражении жестокую контузию еще поутру от ядра в левую руку, но не мешало мне остаться во фронте»40.

Мнение Барклая о почти полном разгроме 2-й армии подтверждается и французскими источниками. Но французы не воспользовались расстройством 2-й армии. Во-первых, они сами понесли огромные потери, а во-вторых, все попытки Наполеона с помощью свежих сил смять русские войска и обойти левый фланг русской позиции не удались. По мнению Барклая, Дохтурову удалось отчасти привести 2-ю армию «в устройство, кавалерия и часть сей армии сражались во весь день с отличнейшей храбростию, но пехота была по большей части рассеяна и собрана уже ввечеру»41. Контуженный почти одновременно с Багратионом Э. Ф. Сен-При потом писал: «Более пострадавшая 2-я армия была действительно ослаблена наполовину и во время сражения потеряла деревню (Семеновское. — Е. А.), составлявшую ее левый фланг, и прикрывавшие ее флеши, но линия армии не была прорвана… кроме того, вялость неприятельской атаки к вечеру, несмотря на выгоду его позиции, достаточно доказывала, что его потеря должна была быть очень значительной»42. Командующий дивизией М. С. Воронцов вспоминал, что после начала сражения «час спустя дивизия не существовала. Из 4 тысяч человек приблизительно на вечерней перекличке оказалось менее 300, из 18 штаб-офицеров оставалось только 3, из которых, кажется, только один не был хотя бы легко ранен. Эта горсть храбрецов не могла уже оставаться отдельной частью и была распределена по разным полкам»43. И хотя, судя по составленным после сражения ведомостям, Воронцов преувеличил потери своей дивизии, они все же были колоссальными. Из 2-й армии, насчитывавшей до Бородинского сражения 40 тысяч человек, осталось в строю, согласно рапортам 8—11 сентября 1812 года, 520 офицеров и 13 760 строевых чинов, то есть 14 280 человек. Соответственно, потери составили около 26 тысяч человек или 65 процентов личного состава44.

Зрелище поля сражения 2-й армии было ужасно. Побывавший позже на Багратионовых флешах французский лейтенант Ложье вспоминал: «Огромная площадь трех главных редутов (они состояли из трех частей, флешей. — Е. А.) взрыта ядрами; на ней виднеются тела, разбросанные члены, глубокие ямы, вырытые снарядами, с погребенными на дне их трупами.

Ясно видны те места, где разорвавшимся снарядом разбиты лафеты пушек, а кругом убиты все — люди и лошади… Говорят, что Наполеон велел переворачивать трупы офицеров, чтобы определить, чем они убиты. Почти все изранены картечью… Кажется, что целые взводы были разом скошены на своей позиции и покрыты землей, взрытой бесчисленными ядрами»45. Это сравнение с косой смерти, которая как траву косила людей, приходило в голову многим, видевшим ужасные последствия сражения…