Не доверяй французу на слово!

Отдыхнуть в Кремсе армии Кутузова не удалось — против него действовал противник умнейший и азартнейший. Наполеон придумал новый, совершенно неожиданный ход. Он догадался, что, засев в Кремсе — удобном в стратегическом отношении месте, Кутузов останется здесь надолго. Так пусть он останется здесь навсегда! Наполеон оставил на своем берегу Дуная, как раз напротив разрушенного моста в Кремсе, два корпуса (Бернадота и Мортье), предписав им готовиться к переправе, а сам 31 октября с корпусом Даву и гвардией стремительно рванулся к Вене, дотоле никогда не видавшей на своих улицах завоевателей. 1 ноября он занял столицу империи — как будто между делом, исключительно для того, чтобы переправиться через Дунай по единственному мосту и настигнуть отдыхавшего Кутузова. Конечно, все были уверены, что комендант Вены князь Ауерсберг взорвет этот мост, уже приготовленный для уничтожения по всем правилам минного дела. Так, наверное, и произошло бы, если бы караулы, да и сам стоявший на мосту Ауерсберг заподозрили неладное. Но вместо перебегающих с места на место передовых французских стрелков — верного свидетельства приближения противника — к мосту подскакали с белыми платками в руках два маршала Франции, Мюрат и Ланн, в сопровождении всего нескольких всадников, и еще издали стали кричать коменданту, чтобы он не взрывал мост, так как уже заключено франко-австрийское соглашение о перемирии. Опешивший от появления на мосту будущего Неаполитанского короля, как всегда невероятно разряженного, князь Ауерсберг принялся расспрашивать Мюрата и Ланна об условиях перемирия, поверив их клятвам честью. В этот момент на мосту внезапно появились французские солдаты, которые отобрали у австрийских часовых — словно у школьников — зажженные фитили, готовые для подрыва моста. Коменданту Вены со своим отрядом пришлось поспешно бежать от невзорванного по его же наивности и глупости важнейшего стратегического объекта. А между тем, всем было известно, какое честное слово может быть у сына трактирщика и сына конюха, презиравших всю эту обветшалую феодальную Европу. Позднее, в императорской инструкции Кутузову, написанной в мае 1812 года, в частности, говорилось: «Коварная политика настоящего французского правительства, коей следуют и генералы французские, довольно уже соделалась известною. Они часто, находясь сами в крайности и искусно скрывая таковое свое положение, предлагают перемирия под разными благовидными предлогами и по наружности кажущимися для обеих армий полезными, а в существе или для того, чтоб дать время поспеть идущему к ним подкреплению, или чтоб в продолжение самого перемирия занять какое-либо выгодное место и даже напасть на своего неприятеля, а потому всячески должно удаляться от подобных соглашений, разве собственная польза для армии нашей того требовать будет, да и тогда, не полагаясь нимало на существующее перемирие, будьте всегда в готовности и крайне остерегайтесь внезапного нападения»30. Жаль, что князь Франц Ауерсберг, насквозь пропитанный аристократическими предрассудками и представлениями о дворянской чести, не читал подобной инструкции! Может быть, тогда он не позволил бы обвести себя вокруг пальца, как десятилетнего ребенка.

Следом за Мюратом и Ланном на мосту появился сам Наполеон. Он поздравил своих маршалов-жуликов и приказал их корпусам срочно переходить Дунай и двигаться по дороге на Цнайм (Знаймо), чтобы разорвать коммуникацию Кутузова с Буксгевденом. Одновременно Бернадоту и Мортье, стоявшим напротив Кремса, было приказано наладить переправу через Дунай, чтобы приготовить для русского полководца такие же «клещи», которые тот совсем недавно устроил Мортье. О замысле Наполеона Кутузов узнал в тот же день. Он понял, что почивать на лаврах в Кремсе ему никак нельзя и что «для спасения единственное средство — необыкновенная скорость».

Между тем «предстояла глубокая осень, переходы тяжелые, и почти нельзя было сомневаться, что мы потеряем большую часть артиллерии и тягостей», — писал Ермолов.