После Грюнвальда

Приговор был окончательным – Орден медленно, но верно превращался в вассала польской короны.
Первое, что проделал коварный Ягайло, после того как летние ливни смыли кровь с грюнвальдского поля, – отказался освободить пленных. Выкуп, который он требовал, – пятьдесят тысяч флоринов – не предвещал Ордену ничего хорошего. Как, впрочем, и мирный договор, заключенный 27 сентября 1422 года около озера Мельн в лагере литовских и польских войск. Карта северо-востока Европы была основательно перекроена: Орден окончательно отказался от Занеманья, Жемайтии, Нешавских земель и Поморья. В его владении оставались лишь земли по правому берегу Немана, Мемельский край, Кульмская и Михалавская земли. Огромное государство съежилось, как путник на холодном балтийском ветру. Похоже, удача окончательно отвернулась от тевтонцев – многочисленные военные стычки с Литвой, Польшей и Чехией оканчивались не в пользу рыцарей, налоги в стране росли, а вместе с ними – и недовольство орденской властью. В 1440 году светские рыцари и горожане, объединившись в так называемый Прусский союз, подняли народ на восстание. Долой тиранов! Отныне все прусские земли будут находиться под покровительством польского короля Казимира. За несколько недель восставшие овладели важнейшими городами и замками Пруссии и Поморья. Казалось, Орден вот-вот рассыплется в прах – однако война затянулась надолго. Только через тринадцать лет несгибаемые тевтонцы признали свое поражение. Торуньский мир, заключённый 19 октября 1466 года, отобрал у них Померанию, Кульмскую землю, Эльбинг, Вармию. За Орденом сохранилось приблизительно шестьдесят городов и крепостей, но сердце немецкого рыцарства – Мариенбург – перестало биться. Гроссмейстер Генрих фон Рихтенберг перебрался в Кенигсберг. Здесь, в новой столице, он окончательно признает власть польского короля.
А вскоре на историческую арену выйдет знаменитый еретик Мартин Лютер с его «бесом» «Тевтонской ярости», о которой позже так пронзительно напишет Дмитрий Мережковский. «…Вся европейская цивилизация едва не сделалась в первой Великой Войне, и если суждено быть Второй, то, вероятно, сделается жертвой этой, свойственной германскому племени, разрушительной силы. Лютер, как все великие люди, народен и всемирен, а в добре и во зле только народен, или, как мы говорим недобрым словом о недобром деле, – „национален“. И в этом величайшем зле своем – „Тевтонской ярости“ – он чистейший тевтонец-германец…
Это зло для него тем опаснее, что он считал его добром. „Лучше всего я говорю и пишу во гневе… Чтобы хорошо писать, молиться, проповедовать, мне надо рассердиться“… „Я, Мартин Лютер, буду сражаться молитвами, а также, если нужно, кулаками“… Правило опасное: от Лютера к Гитлеру – от молитвы к кулаку».
Впрочем, до Гитлера было еще далеко. А Лютер для начала призвал рыцарей презреть вековые обеты. Первым внимет его призыву епископ Самбии, занимавший пост главного канцлера Пруссии. Проповедь, произнесенная им на Рождество 1523 года, станет для рыцарей Рубиконом, на другом берегу которого начиналась совсем иная жизнь. В эту реку не замедлит ступить гроссмейстер Альбрехт фон Гогенцоллерн. Принятие им лютеранства и последующая женитьба станут жирной точкой в истории орденского государства. В 1525-м он въедет в Краков в белом плаще с черным орденским крестом – и несколько дней спустя подпишет с Польшей мир уже не как гроссмейстер Тевтонского ордена, а как герцог Пруссии.
А 10 апреля на старом рынке Кракова коленопреклоненный Альбрехт поклянется в верности королю Польши Сигизмунду Старому. Отрубленная голова в рогатом рыцарском шлеме навсегда опустится на дно Тракайского озера…
…Фамилия Гогенцоллерн (по-немецки Hohen-zollern) похоже на словосочетание «Высокая гора Цоллерн». Найти эту гору в Германии проще простого. Надо выехать из Штутгарта в юго-западном направлении – и через полсотни километров вы окажетесь в городке Хехингер. Здесь всякий укажет вам гору, на которой около 1000 года кто-то из фон Цоллернов, ровесников киевского князя Владимира Красно Солнышко, поставил фамильный замок.
Альбрехт фон Гогенцоллерн, выходец из этого знатного рода, был до мозга костей человеком светским. При нем в прусском герцогстве забурлила свежая кровь. Десятками тысяч въезжали в него переселенцы – в основном протестанты из Франции и Голландии. Альбрехт наделял их землями и деньгами. Он вообще не чурался меценатства. Архитекторы, скульпторы, поэты, мастера янтарных дел, приглашенные ко двору, были весьма довольны щедрой оплатой своего таланта. По приказанию герцога художники один за другим отправлялись в Европу – портреты августейших особ составили в его дворце целую галерею.
Маршировать на плацу было больше не в моде. В моде было учиться. В 1544 году герцогом была издана грамота, провозглашавшая основание в Кенигсберге университета. Преподавание на трех «высших» факультетах (теологическом, юридическом, медицинском) и одном «низшем» – философии велось на немецком, польском и латыни. В первый год набрали не больше трех сотен студентов – прусская молодежь по традиции предпочла германские учебные заведения. Неутомимый Альбрехт решил раз и навсегда пресечь эту традицию: согласно его указу, выезд на учебу за границу отныне был чреват конфискацией имущества. Ах, этот злополучный «тевтонский бес»! Видимо, по его наущению в главном учебном заведении страны нерадивых преподавателей пороли розгами. Но, несмотря на это, в Кенигсберг стекались лучшие профессора Европы. Здесь были созданы все условия для плодотворной работы. И учителя, и студенты беспрепятственно пользовались личной «Серебряной библиотекой» главы государства, расположенной в его замке. Стоит ли удивляться, что очень скоро кенигсбергский университет стали неофициально называть Альбертиной…
При Альбрехте в Кенигсберг был приглашен проповедник, доктор теологии Андреас Осиандр. Досужие языки поговаривали, что теолог был связан с дьяволом. Иначе чем объяснить, что, будучи сказочно богат, он не оставил после себя ни гроша? Кто-то пустил слух, что в могиле рядом с алтарем одной из церквей Альтштата тело богослова лежит лицом вниз… Прихожане боялись заходить в кирху – и Альбрехт отдал приказ вскрыть гроб. Утверждают, что он оказался пустым, и это окончательно подкосило герцога. Альбрехт умер в 1566 году – в один день со своей женой Анной Марией. Их похоронили все в том же Кафедральном соборе, в котором когда-то был крещен маленький Иммануил Кант…
Ну а что же наш Орден, главой которого продолжал считаться правитель Прусского герцогства? К этому времени порядки в нем существенно изменились. Теперь братья-монахи (а позже появились и сестры-монахини) существовали автономно от рыцарей. Последние более не обязаны были проживать в монастырях. Кроме того, Орден стал трехконфессиональным – лютеранам и кальвинистам были даны равные с католиками права.
Конец XVI века открыл новую австрийскую страницу в истории тевтонцев. В 1589 году сороковой гроссмейстер Генрих фон Бобенхаузен передал право управления делами Ордена своему заместителю эрцгерцогу Австрии Максимилиану. А вместе с этим – 63 тысячи флоринов, сто пятьдесят лошадей, сотню пеших солдат и по нескольку рыцарей от каждой области. Жалкие остатки былого могущества! Еще более бедственным стало положение Ордена после наполеоновских войн. Единственными его владениями остались те, что размещались на территории Австрии, – одиннадцать командорств да женский монастырь. К этому времени помимо гроссмейстера в Ордене состояло всего четыре рыцаря. Требовалась срочная реанимация, в противном случае Орден вообще грозил исчезнуть с лица земли… И вот декретом от 8 марта 1834 года австрийский император объявил Орден «автономным религиозным и военным институтом» под его личным королевским покровительством. Чтобы вступить в него, необходимо было доказать свое рыцарское происхождение на шестнадцать поколений вглубь! Орден лично распоряжался своими владениями и финансами. Это же право распространялось и на рыцарей – но вот получить подарок стоимостью более чем триста флоринов можно было лишь с разрешения гроссмейстера. Ну как тут не вспомнить обет бедности, который давали когда-то палестинские «медбратья», – тем более что главной миссией Ордена вновь становились забота о больных и эвакуация раненых. К середине XIX века он окончательно превратился в религиозно-лечебную организацию. Плащи и доспехи воспринимались теперь не иначе как дань исторической памяти… Исключение составлял, пожалуй, «Железный крест» – орден, учрежденный в Пруссии в 1813 году. Он и по сей день украшает военную технику бундесвера. Как две капли воды похожий на черные кресты первых тевтонских рыцарей, крест словно вобрал в себя всю их историю. Парадокс – но именно протестантская Пруссия и разрушила древний христианский Орден…

…В веке XX у него появятся совсем другие наследники. В 1908-м Германия разродится таинственной масонской организацией под названием «Германенорден». Новые тевтонцы, в отличие от своих средневековых тезок, будут исповедовать неоязычество и воинствующее антихристианство. Именно в этом новом германском ордене, Великим магистром которого стал в 1932 году Адольф Гитлер, будут разработаны основы национал-социализма, принесшего Европе столько горя и слез…
В числе оккупированных стран окажется и Австрия. И, оттенив пасторальные тирольские пейзажи черными крестами, «рыцари» Третьего Рейха станут жестоко преследовать священников Ордена настоящего – как и тех пруссаков, предки которых когда-то были тевтонскими братьями… «Стоит ли приводить исторические примеры, если они не могут быть примерами для подражания? Между тем, таким примером для подражания, символом вечного смысла является для нас сегодня создание Немецкого ордена и орденского государства в Пруссии. В истории ничто не повторяется, и подражать истории невозможно. Но то, что вот-вот обретет форму в наше время, глубоко сродни тому Немецкому ордену по сути своей и назначению. Солдат и чиновник нынче снова одно. Снова из единения людей рождаются государство и народ. Снова миром правят идеи Ордена: германскому государству необходимо – путем строжайшего отбора и глубочайшего сплочения – создать правящий класс, чтобы, надежно скрепленный кровью и общим делом, он поднялся рядом с вождем и народом до уровня служилой и военной аристократии, пополняясь грядущими поколениями, и был в будущем гарантией жизни и величия народа. Таково политическое требование нашего времени, и ему отвечает лишь один исторический символ – Немецкий орден: офицерский корпус, служащий прусскому государству, руководящий политический класс, общность людей, объединенных одной идеей. С тех пор, как перестало существовать прусское государство, ни одному поколению не был он так близок, как нашему. Наше время, более других, нуждается в осмыслении этого исторического феномена. Вот почему так нужна эта история – история государства, созданного Орденом, и его Великих магистров», – гласит предисловие к монографии о Тевтонском ордене, изданной в годы нацистского режима. Чем завершился новый «Дранг нах остен» – думаю, никому напоминать не надо.
В наши дни символ Тевтонского ордена – латинский крест в черной эмали на черно-белой ленточке. Его штаб-квартира находится в Вене. Вместо рыцарей в железной броне в Ордене состоят сестры милосердия. На их попечении – больница в Каринтии и частный санаторий в Кельне. «…Мы также желаем, чтобы строго соблюдалось следующее правило: везде, где есть госпиталь, брат, которому Мастер или заместитель Мастера доверил заботу о больных, должен заботиться об их душах равно как о телах и стараться служить им смиренно и преданно…» Та к записали в своем уставе германские паломники, соорудившие на берегу южного моря полевой лазарет из обломков кораблей. Что ж – древний устав продолжает работать.

Под музыку мечей и кастаньет
(Ордена испании)

Разумеется, и другие страны Европы были охвачены тотальным вирусом рыцарства. Одним из таких мест была Испания. Очень скоро Пиренейский полуостров перестал быть для тамплиеров и госпитальеров только потенциальным источником доходов и новых солдат. Еще в 1143 году граф барселонский уговорил храмовников принять участие в Реконкисте – а к середине столетия к ним присоединились и госпитальеры. Пример оказался настолько заразительным, что в Испании тут же возникло несколько собственных военно-монашеских Орденов. Их названия звучат как музыка кастаньет – Калатрава, Сантьяго-де-Компостела, Монтегаудио, Алькантара, Санта-Мария-де-Эспанья… Их уставы и структура были созданы по примеру «старших братьев» – но задачи во многом определялись настроениями испанских королей, традиционно покровительствовавших орденам. Как правило, такое покровительство распространялось сразу на несколько военно-монашеских организаций – возможно, именно поэтому ни один испанский Орден не стал чересчур могущественным. Правители искали в них поддержки не только в борьбе с «неверными», но и со своими христианскими монаршими соперниками – но, быстро распространившись по всей территории полуострова, Ордена в этих конфликтах, как правило, соблюдали нейтралитет. Им так и не удалось перешагнуть границы Пиренеев. Время от времени выдвигались предложения о возможных действиях испанских рыцарей в Северной Африке, Святой Земле и даже Прибалтике, но этим планам так и не суждено было осуществиться.
Несколько лет назад, путешествуя по Испании, я оказалась в этих местах. Река Тахо напомнила мне роскошную декорацию из средневекового фэнтези. Впрочем, ее и разглядеть-то непросто – каменные скалы отвесно обрываются вниз, образуя глубокое узкое ущелье, из которого поднимается туман. А может, он опускается с неба, осеняя эти затерянные места какой-то особой благодатью… Судя по всему, похожие чувства испытали в 1156 году некие рыцари из Саламанки. Они искали место для строительства крепости, которая защищала бы их от мавров, – и встретили отшельника по имени Амандо. Бывший крестоносец графа Генриха Бургундского, удалившись от мира, построил в этих местах скит. Он предложил рыцарям возвести укрепление именно на этом месте. Командовал ими дон Суэро Фернандес Барьентос вместе со своим братом Гомесом. Их авторитет был столь велик, что очень скоро под началом братьев собралось много замечательных своею храбростью кабальеро. Они-то и вошли в гарнизон новой крепости. По совету того же отшельника, которому, видимо, не давали спать спокойно его прошлые подвиги, они приняли решение учредить военный Орден по образу и подобию госпитальеров и тамплиеров.
Цистерцианский монах Ордоньо разработал устав. Целью нового братства значилась защита христианской веры – и вскоре к воинам присоединились служители церкви. Рыцари постились четырежды в неделю, спали одетыми, хранили молчание в храме и в трапезной. Их одежда состояла из костюма белой шерсти, шерстяной накидки с небольшим капюшоном и плаща черного цвета с багряно-красным крестом. В перерывах между сражениями рыцари проводили время в молитвах.
Через десять лет дон Суэро погиб в сражении с маврами. Именно к этому времени относится первое официальное упоминание об Ордене, носившем тогда имя Сан-Хулиана де Перейро. Его упоминает король Леона и Галисии Фернандо II, передавший братству кое-какие земли. А 29 декабря 1177 года Орден был утвержден папой Александром III. Дону Гомесу Фернандесу Барриентосу было пожаловано звание приора, а чуть позже – магистра.
Его преемником стал некий Бенедикт Суарец, при котором Ордену было передано несколько небольших укреплений на юге леонского королевства. Рыцари исправно несли службу на границах с владениями мавров. Тогда-то они и стали называться Орденом Алькантары – по имени города на берегу Тахо. Подле Алькантары ее пересекает старинный мост, cantara. Шесть его каменных арок построены еще во времена римского императора Трояна. Посреди моста – шестидесятиметровая триумфальная арка, на берегу – небольшой храм.
Алькантара долгое время была «яблоком раздора» между христианами и маврами. Впервые отбитая в 1167 году у «неверных» королем Фернандо II, она вскоре вновь покорилась неукротимому Юсуфу, третьему из династии Альмохадов. В 1213-м крепость была окончательно освобождена от мусульман уже сыном Фернандо II, Афонсо Леонским. Он передал город под защиту рыцарей Калатравы, но те сочли, что Алькантара слишком удалена от их кастильских владений. Испросив разрешения короля, они передали ее рыцарям Сан-Хулиана де Перейро. Магистр Калатравы Мартин Фернандес де Квинтана заключил со своим коллегой из ордена Сан-Хулиана Нуньо Фернандесом пакт о передаче последним Алькантары и всех владений Ордена Калатравы в Леоне. Второй штаб-квартирой Ордена стало командорство Магазелла.
Так, отказавшись защищать Алькантару, рыцари Калатравы невольно вдохнули в Орден, рожденный над водами Тахо, новую жизнь. Надо сказать, что и сами они появились на свет благодаря подобному отказу. Когда в 1150 году король Альфонсо освободил Калатраву и отдал приказ переделать главную мечеть в церковь, охрану города он решил поручить тамплиерам. Однако после смерти монарха мусульмане настолько распоясались, что доблестные храмовники спешно передали Калатраву королю Кастилии Санчо III – что называется, от греха подальше. Ситуация складывалась не из приятных – рухни Калатрава, и арабская угроза Толедо станет вполне реальной. Совет дворян, который собрал король Санчо, проходил в гробовом молчании. Как гром среди ясного неба, прозвучала на нем пламенная речь монаха из Бургоса, по имени Диего Веласкес (не путать с автором знаменитой «Венеры с зеркалом»). Он попросил короля Кастилии поручить ему защиту города от мусульман – и хотя это казалась сумасшествием, получил «добро».
Парадокс, но годы спустя, после того, как тамплиеры почиют в бозе, папа передаст все их кастильское имущество именно Калатраве. Но то будут уже годы орденского могущества. А пока… Пока рыцари быстро заставили арабов считаться с ними. Их душою по-прежнему был Диего Веласкес. Он так и стал магистром – официально учредить эту должность рыцари решили лишь после его смерти. Первым магистром Калатравы стал некий дон Гарсия. Это же имя носил и последний магистр ордена, прекратившего свое существование в XV веке. Кстати, Калатравы тоже было две. Первую сравнял с землей отважный арабский командир Альманзор, пылающий ненавистью к рыцарям. Вторая появилась у подножия гор Сьерра-Морена – в городе Сальватиерра рыцари основали новый монастырь, который назвали Калатрава в память о славной крепости в Гвадиане…
Но вернемся в Алькантару, куда съезжаются молодые люди со всей Испании – несмотря на то, что требования к тем, кто желал вступить в Орден, были куда жестче, чем в том же братстве Калатравы. Кандидат обязан был не просто иметь два поколения благородных предков – все четыре семьи его бабушек-дедушек должны были владеть крупными поместьями. Вот каким увидел современник по имени Педро Баррантес Мальдонадо Орден: «Большая часть людей Алькантары – рыцари, гидальго и оруженосцы, мало простых людей. Многие дворяне из древних и славных родов, чем они очень хвалятся. Рыцари весьма изысканы в общении и учтивы».
Столь благородные рыцари просто обязаны были демонстрировать миру чудеса храбрости. Вот как запечатлели это хроники: «Когда магистр Ордена находился в Эсихе с тридцатью рыцарями, к нему явился мавр, заявивший, что хочет перейти в христианство и предлагает захватить замок Пруна. Магистр долго не колебался и принял предложение. Новый христианин показал место, где рыцари смогли проникнуть в город. Они стремительно ворвались в крепость и перебили всех защитников, а после смогли удержать замок до подхода войск короля».
Увы, несмотря на отвагу рыцарей на поле брани, отношения внутри самого Ордена не всегда отличались благородством. Его казна и владения росли и – и вместе с ними росли амбиции рыцарской верхушки. Борьба за пост магистра Ордена нередко оканчивалась вооруженным противостоянием – прямое нарушение устава, требовавшего обнажать оружие исключительно против мавров. Разумеется, нечто подобное имело место и в других испанских военных Орденах, но в братстве Алькантары это достигло апогея…
В 1318 году несколько кабальеро и клириков были вынуждены даже обратиться с жалобами на своего магистра Руиса Васкеса к магистру Ордена Калатравы Гарсиа Лопесу де Падилье. Тот, обладая правом инспекции, прибыл в Алькантару с двумя аббатами-цистерцианцами. Магистр Васкес наотрез отказался принять «ревизора». Он просто запер ворота замка – и в кровопролитном сражении пало много славных рыцарей с обеих сторон… Едва утих шум битвы, стороны апеллировали к капитулу Ордена цистерцианцев. В результате непокорный магистр был низложен, а на его место избрали Суэро Переса де Мальдонадо. Руис Васкес не подчинился этому решению, и смута в Ордене продолжилась. В борьбу вступили сразу три кандидата. Гонсало Нуньеса поддерживал король Кастилии и Леона Афонсо VII, Суэро Переса де Мальдонадо – цистерцианцы, великого командора Лопеса – сами рыцари Алькантары. Правда, дон Мальдонадо вскоре при таинственных обстоятельствах умер – преемником стал его брат Руис Перес. Цистерцианцы буквально уговорили его добиваться магистерства. На войне все средства хороши – и вскоре рыцари Сантьяго во главе с Пересом уже стояли под стенами Алькантары. Лишь вмешательство самого короля умерило пыл воинственного кандидата. Руис признал выводы «независимой комиссии» магистра Калатравы, которая рекомендовала его отставку.
Вскоре магистром был избран королевский кандидат Гонсало Нуньес.
Прекрасный стратег и отважный воин, он, как свидетельствует краткая запись в хрониках, «повел себя недостойно с любовницей короля». Что скрывается за этими словами – наверное, не узнает уже никто. Доподлинно известно одно – разгневанный Афонсо, желая наказать магистра, приказал ему прибыть в Мадрид. Вместо этого магистр начал спешно укреплять замки Ордена. К его несчастью, когда магистр был объявлен изменником, рыцари отвернулись от него. Нуньес был обезглавлен, тело его сожжено, а прах развеян по ветру…
В середине XIV века на трон Кастилии и Леона сел Педро Жестокий. Это прозвище король получил не зря – всех, кого он подозревал в измене, тут же казнили. Особенно сильно он ненавидел своих братьев – Фадрике и Энрике. Первого он пригласил к себе в Севилью, где приказал убить прямо перед воротами дворца… Но наибольший гнев внушало кастильцам его обращение с собственной женой. Обвенчавшись с французской принцессой Бланкой Бурбонской, он уже через два дня вернулся к своей любовнице Марии де Падилья. Бланка была брошена в темницу в Толедо. Условия ее заключения были столь ужасны, что взбунтовавшиеся горожане освободили королеву. Педро хотел предать Толедо огню и мечу – но взять город ему не удалось. Тогда коварный монарх попросил у Бланки прощения. Едва королева вернулась в Севилью, ее заключили в крепость, где она и была убита по королевскому приказу в 1361 году…
Этот приказ стал последней каплей. Народ поднял восстание, которое возглавил Энрике Трастамара – оставшийся в живых брат Педро. Кровавая распря охватила половину Европы. Король, нуждаясь в поддержке духовно-рыцарских Орденов, сменил нескольких магистров Алькантары – пока Орден не возглавил Мартин Лопес де Кордоба, королевский казначей. Однако когда Энрике вторгся в Кастилию, местная знать, включая членов Орденов, разделилась на два полярных лагеря. 3 апреля 1367 года они сошлись не на жизнь, а на смерть в битве при реке Нахере (Najera). С одной стороны – войска Педро и Черного Принца, сына короля Англии Эдуарда III, рыцаря, взявшего в плен при Пуатье самого короля Франции. С другой – воины Энрике Кастильского, укрепленные французскими наемниками. Братья Ордена Алькантары стояли друг против друга с обеих сторон…
Французские войска первыми пошли в атаку, чтобы прорвать английский строй. Но англичанам удалось обхватить их фланг. Одновременно нападению подвергся и фланг кастильского обоза. Окруженные рыцари отчаянно сражались, но противник превосходил их числом… Король Энрике оказался в самой гуще сражения. Но его штандарт упал, франко-кастильские ряды смешались и стали отступать. Их единственной надеждой оставался мост через Нахеру. Кто бежал к нему, кто прыгал в реку, которая скоро стала красной от крови… Английские лучники осыпали беглецов дождем стрел. Только ночь спасла кастильскую армию от полного уничтожения – но семь тысяч пехотинцев и шестьсот конных рыцарей полегли на поле брани… Среди них было немало и братьев Алькантары.
Разбитый, Трастамара бежал в Арагон. Но очень скоро, получив денежную помощь от короля Франции, закупил оружие, нанял солдат, выкупил многих французов и кастильцев, взятых в плен у Нахеры. К весне 1368 года Леон, Мадрид и вся северная Кастилия были в руках Энрике. Видя, что этого натиска не остановить, Дон Педро, презрев все божеские законы, вступил в союз с мавританским королем Гранады. Мавры ревущей черной лавиной обрушились на Кордову. Горожане сопротивлялись, но в нескольких местах рухнули стены. Мавры уже собирались ворваться в город, когда женщины, обезумев от страха, побежали по улицам, со слезами моля мужчин спасти их детей от зверств неверных…
Вопль отчаяния придал воинам новые силы. Черные знамена мусульман были сброшены со стен – и город остался спасенным. Напуганные яростью сопротивления мавры несколько дней спустя ушли, и Педро остался в одиночестве. Вскоре он будет низложен – а его брата коронуют, как Энрике II.
Теперь у кастильцев остался один лютый враг – мавры. В 1394 году магистр Алькантары Яньес де Барбудо возглавил крестовый поход в Гранаду. Но королевство Насридов было отлично защищено от вторжений. Его окружали высокие горы, в которых порой было не найти даже ручейка. Коварные мавры, которые чувствовали себя здесь как дома, ловко отрезали войска наступающего противника от источников снабжения. Войска магистра были окружены и уничтожены – поистине невосполнимый удар для ордена!.. Гранада падет лишь столетие спустя, и к ее освобождению приложат руку рыцари Алькантары и Калатравы…
Но героизм на поле боя не был препятствием для интриг внутри самих Орденов. С 1355 по 1371-й в них сменилось больше пятнадцати магистров, многие из которых были коварно убиты. Распри продолжались и в следующем веке. В 1472 году магистр Ордена Алькантары Гомес де Касерес неосторожно оскорбил некоего Альфонсо де Монроя за свадебным столом. То т в ярости ударил обидчика, за что был немедленно арестован. Каким-то образом брат Альфонсо сумел бежать в Алькантару. Гомес последовал за ним. Полторы тысячи всадников и две с половиной тысячи пехотинцев не спасли магистра – он попал в засаду и был убит. Де Монрой заступил на его место, но некоторые братья не захотели с этим смириться. Племянник покойного де Касереса Франсиско де Солис хитростью заманил новоиспеченного магистра в свое приорство, арестовал и провозгласил магистром себя. Самопровозглашенный магистр руководил недолго – год спустя герцогиня Пласенсийская добилась папского разрешения на то, чтобы Орден возглавил ее сын Хуан де Зуньига. Вскоре из заточения бежал Альфонсо де Монрой, и «магистрская чехарда» началась по новой. В итоге верх одержал Зуньига, которого поддерживали король Фердинанд и королева Изабелла. А в 1494 году он отказался от своего звания в пользу короны – и Его Величество Фердинанд получил папскую буллу, даровавшую ему магистерство Ордена Алькантары. Хозяйство ему досталось вполне приличное – 38 командорств с годовым доходом почти в 50 тысяч дукатов. Отныне полный контроль над Орденом был обеспечен. И полвека спустя Карл V уже официально подчинил управление испанскими Орденами монаршему дому.
К началу XVII столетия в ордене Алькантары состояло 127 рыцарей. Вместе с братьями из других Орденов они образовали особый орденский полк, который входил в состав испанской армии до начала XX века.
В 1931 году рыцари Алькантары были окончательно распущены – однако сей факт не был признан каноническим правом. И усилиями дона Хуана, графа Барселонского, отца короля Хуана Карлоса I, Орден был возрожден в 1978 году.
…В то время как вся Кастилия ликовала по поводу воцарения короля Энрике, другая монаршая особа, Пьер Лузиньян, принц де Пуатье Антиохийский основал свой собственный Орден. Правда, произошло это еще в 1347 году, в бытность его графом Триполийским. Но он продолжал оставаться магистром, и сев на трон Кипрского королевства. Увы, архивы Ордена давно обратились в пыль – единственный его след мы обнаруживаем в дневнике пилигрима XIV века, скрупулезно запротоколировавшего свод обетов и требований, которые предъявлялись к желающим стать рыцарем… Этот след приводит нас к рыцарским надгробиям, коих немало сохранилось по всей Европе. Симон де Сарребрюк и Антуан Тонис, Никола да Эст и Фридрих фон Гогенберг – все они покоятся с миром в землях Нидерландов, Швейцарии и Германии. На потемневших от времени могильных плитах едва виднеется полустертый меч…

… Та к из грабителя больших дорог
Меч создал рыцаря
И оковал железом
Его лицо и плоть его; а дух
Провел сквозь пламя посвященья,
Запечатляя в зрящем сердце меч,
Пылающий в деснице Серафима:
Символ земной любви,
Карающей и мстящей,
Мир рассекающий на «да» и «нет»,
На зло и на добро…

Отрывистые, как удары рыцарского меча, строки Максимилиана Волошина вполне могли бы стать эпиграфом к жизни Пьера I, столь же отважного, энергичного и дерзкого, как и его русский тезка, несколько веков спустя прорубивший «окно в Европу». Им восхищались Фруассар и Машо, Петрарка и Чосер. Пьер был вторым из четверых сыновей Гуго IV, правителя Кипра, носившего также титул короля Иерусалима. Небольшой остров в Средиземном море был буквально пропитан духом Святой Земли. Само островное королевство создано во время Третьего Крестового похода – и с той поры служило пристанищем для тех, кто бежал от карающей десницы «неверных». Приток франкоязычных беженцев особенно усилился после падения Акры. Идея борьбы с сарацинами витала в воздухе – и мальчик не мог ею не заболеть. Стихотворная хроника Машо «La prise d'Alexandrie» утверждает, что вскоре после смерти старшего брата Ги Пьер, сделавшись наследником кипрского трона, имел видение. Сам Иисус Христос явился ему – и потребовал возвратить Святую Землю под власть христиан. Вскоре семнадцатилетний принц принял обеты крестоносца и основал Орден – «для привлечения рыцарей доброго нрава к обретению Земли Обетованной, а также бывалых солдат, нуждающихся в спасении своей души»… Романтичный юноша назвал его Орденом Меча.
О, этот обоюдоострый меч – вечный символ божественной мудрости и правды! Он облечен магической властью повергать в прах силы тьмы. С его помощью архангел Михаил поверг Люцифера – а за много веков до этого Персей спас прекрасную Андромеду. Библейские херувимы с огненными мечами охраняют врата рая, рукоятку меча познания сжимает в руках Вишну – «Подобно тому, как меч рассекает узлы, так и разум достигает самых укромных уголков буддийской мысли…» Закаляя это грозное оружие, смертные использовали тайные знания – и мечи приобретали сверхъестественную силу. О них слагались саги и легенды – так появился Экскалибур короля Артура. Положив на меч руку, произносили клятвы. Нарушивший их находил смерть – так, отделяя душу от тела, меч разъединял небо и землю. Но рукоять, пересекаясь с лезвием, образовывает крест, вот почему меч – еще и символ союза. Вот почему им жаловали, принимая в рыцарское братство…
Но весь этот культурный пласт вряд ли был осилен принцем Пьером, когда он с пылающим взором рассказывал о своих замыслах дворянам-пилигримам, делавшим на Кипре передышку по дороге в Святую Землю. Многие, заразившись его энтузиазмом, вступали в новый Орден. Прием проходил тайно – «дамокловым мечом» висел над принцем запрет отца даже думать о походе на мусульман.
Но, как известно, тайное всегда становится явным. И когда первая попытка Пьера достичь Европы для провозглашения нового крестового похода потерпела фиаско, отец попросту посадил его под замок. На какое-то время Орден прекратил существование – но, едва укрепившись на троне после смерти родителя, неутомимый Пьер занялся его возрождением. Он пригласил к себе пикардийского рыцаря Филиппа де Мезье (поговаривали, что в свое время именно он и подкинул молодому человеку идею Ордена) – и сделал его своим канцлером. Приближен ко двору был и кармелит Пьер Томас, папский легат на Востоке – с его проповедями крестовых походов могли сравниться разве что пламенные речи самого кипрского короля.

Пьер «сотоварищи» назначили дату нового Крестового похода. Первый день марта 1364 года должен был навсегда войти в скрижали истории. А за два года до этого друзья отправились по королевским дворам Европы – в «рекламный» тур в поддержку столь богоугодного начинания. Авиньон рукоплескал рыцарям меча! Новый папа Урбана V официально провозгласил Крестовый поход, а французский монарх Иоанн Добрый милостиво согласился его возглавить. Было получено также одобрение польского короля Казимира Великого, его племянника Лайоша Великого из Венгрии, австрийского герцога Рудольфа IV. Последней на пути кипрского короля была Венеция. Придворные летописцы свидетельствуют, что он остановился у влиятельного аристократа Федерико Корнато в роскошном византийском дворце на Гранд канале – причем радушный хозяин не только стал рыцарем Ордена Меча, но и пожертвовал на поход 60 тысяч дукатов.
Но большинство членов «большой семерки» средневековья остались глухи к призывам Пьера. Те м не менее, экспедиция началась – правда, чуть позже, чем было намечено, – в 1365-м. Девятого октября под ударами рыцарских мечей пала Александрия – но, увы, новых крестоносцев интересовали лишь грабежи. Пьер вынужден был отступить.
О захвате богатейшего города Африки говорила вся Европа – но к дальнейшим экспедициям принца Лузиньяна так никто и не присоединился. Пьер был горько разочарован тем, что идея всей его жизни канула в Лету. Даже несколько успешных набегов на побережье Сирии не принесли ему утешения – и в 1367 году Филипп де Мезье приступил к написанию статута нового Ордена под названием Рыцарей Страстей Иисуса Христа. А два года спустя Пьер I был убит. Ни его юный сын, ни последующие короли Кипра не выказывали более интереса к идее Крестовых походов. А Орден Меча жил – до тех пор, пока в 1489 году Венецианская Республика не принудила королеву Катерину Корнато (ее предок когда-то принимал у себя короля Пьера), вдову последнего кипрского короля, отказаться от короны в пользу дожей. Вместе с кипрской монархией прекратил свое существование Орден.
…Его знаки известны лишь по описаниям и надгробиям. Одно мы знаем точно – рыцари Меча носили на груди золотую цепь, звенья которой были выгнуты в виде буквы «S». Это означало «silence» – «молчание»…
…Так постепенно в тишину небытия канул феномен военно-монашеских Орденов. Рожденные на волне Крестовых походов, они стали своего рода локомотивом, вытянувшим на себе неповоротливый состав Средневековья.
Не будь этой движущей силы – не было бы ни Ренессанса, с его культом человеколюбия, ни Просвещения, с его тягой к свободной мысли. Разумеется, братья-рыцари были частью режима – и, в этом смысле, не избежали его ошибок. В сущности, они были обречены на вымирание вместе с ним – подобно тому, как в свое время планету покинули динозавры. Могучий ледник Великой французской революции окончательно смел их с лица земли, напрочь отринув тот факт, что первые аккорды антиклерикальных гимнов будущего сыграли именно обуянные гордыней «Христовы братья». Они сделали это, сами того не ведая, – как, сами того не ведая, заложили основы единой и неделимой Европы. Недаром Ordre по-французски – и «орден», и «порядок». Рыцари-монахи упорядочивали жизнь христианского мира, заставляя его двигаться в ритме копыт своих боевых коней. Это бытие было разумным – настолько, насколько позволяло сознание жителей Средневековья, привыкших смотреть на мир сквозь призму рыцарства.
Крупнейший «рыцаревед» всех времен и народов Йохан Хёйзинга пишет об этом: «Все те категории, которые мы обычно применяем для понимания истории, тогда совершенно отсутствовали, и все же люди того времени, как и мы, ощущали необходимость обнаружить в ней некий порядок. Им требовалось придать форму своему политическому мышлению, и вот тут-то и явилась идея рыцарства. Стоило это придумать, и история превратилась для них во внушительное зрелище чести и добродетели, в благородную игру с назидательными и героическими правилами».
На этом, собственно, и «аминь» – пусть монахи в доспехах покоятся с миром под каменными плитами древних монастырей. А «призрак рыцарства» еще долго будет бродить по Европе, воплотившись в новой для себя ипостаси светских Орденов.

«Никто не тронет меня безнаказанно»
(Светские ордена европы)

…Недавно, бродя по старым улочкам Стокгольма, мы наткнулись на витрину, которая буквально приковала к себе мою пятилетнюю Сашку. За стеклом красовался огромный деревянный замок с затейливыми башенками и подъемными мостами. Его населяли храбрые рыцари и прекрасные принцессы, крылатые феи и белоснежные единороги. Они застыли в причудливых позах, словно исполняя немую сцену из какого-то увлекательного спектакля – подобного тому, что подарило нам позднее Средневековье. В качестве подмостков выступала тогда вся Европа. А действующими лицами и исполнителями были рыцари «новой волны», похожие на своих праотцев из монашеских Орденов, как яркая буффонада на суровую реальность жизни. Еще незабвенный Святой Бернар, идейный отец тамплиеров, с едкой иронией писал о мирском рыцарстве:
«Вы рядите своих лошадей в шелка и окутываете свои кольчуги каким-то тряпьем. Вы разрисовываете свои копья, щиты и седла, инкрустируете свои удила и стремена золотом, серебром и драгоценными камнями. Вы пышно наряжаетесь для смерти и мчитесь к своей погибели бесстыдно и с дерзкой заносчивостью. Эти лохмотья – доспехи ли это рыцаря или женские наряды? Или вы думаете, что оружие ваших врагов остановится пред златом, пощадит драгоценные камни, не разорвет шелк? К тому же нам часто доказывали, что в битве необходимы три условия: чтобы рыцарь был проворным в самозащите, быстрым в седле, стремительным в атаке. Но вы, напротив, причесываетесь, как женщины, что мешает видеть; вы опутываете свои ноги длинными и широкими рубахами и прячете свои изящные и нежные руки в просторные и расширяющиеся рукава. И вырядившись таким образом, вы сражаетесь за самые пустые вещи, такие как безрассудный гнев, жажда славы или вожделение к мирским благам…»
Нечто подобное пишет Хёйзинга: «Каким бы ни было рыцарство во времена Крестовых походов, сегодня все уже согласны с тем, что в XIV или в XV веке оно представляло собой не более чем весьма наигранную попытку оживить то, что давно уже умерло, некий вид вполне сознательного и не слишком искреннего возрождения идей, утративших всякую реальную ценность»…
Впрочем, несмотря на свою театральность, рожденные при монарших дворах светские рыцарские союзы были вполне способны потягаться с самими своими создателями. В их руках были замки и крепости, богатство и власть. Первенцем исследователи считают Братское рыцарское общество во имя Святого Георгия. Его основал в 1320-х годах Карл I Роберт Анжуйский, король Венгрии. Братство по всем признакам напоминало светский Орден – но такого названия не носило. Понятие la orden ввел Альфонс XI, породивший кастильский Орден Ленты. В это время рыцарские придворные корпорации растут по всему континенту как грибы. Иметь собственный Орден стало считаться хорошим тоном в королевских домах Европы. Самые могущественные государи вставали во главе рыцарских корпораций, щедро одаривая их не только привилегиями, но и знаками отличия. Именно поэтому ученые считают светские Ордена высшей формой ливрейной организации (от латинского liberare – раздавать).
Основным знаком отличия был цвет – выбранный господином, он повторялся в костюмах его свиты. Плащи и повязки, вымпелы и штандарты – все должно быть выполнено в единой гамме, указывающей на принадлежность данного союза. Те же цвета использовались при украшении помещений во время торжеств – так что рыцарские сборища до боли напоминали современные вечеринки со строго прописанным дресс-кодом.
Но амбициозным главам Орденов казалось недостаточным пометить своих доблестных рыцарей цветом. Над их убранством явно трудились лучшие костюмеры Средневековья. Они покрывали одежду кавалеров многократно повторяющимися знаками, создавали вычурные подвески и цепи, звенья которых воспроизводили девиз господина. Таков был знак Ордена Плодов Дрока, основанного Святым Людовиком по случаю его бракосочетания с Маргаритой Прованской – прямо после венчания состоялся обряд посвящения первых рыцарей. Пьер Льюи пишет, что рыцарская цепь являла собой «ветви или плоды дрока, раскрашенные эмалью согласно натуральному цвету, переплетенные с золотыми цветами лилии, которые были заключены в ромб так, что рисунок был ажурным…» На цепи висел крест, похожий на лилию, с девизом «Exaltas humiles» («Ты возносишь смиренных»). Этот благородный цветок считался эмблемой французских королей с 496 года, когда, согласно легенде, король франков Хлодвиг получил ее в дар от ангела.
Словно в пику утонченным французам, их вечные соперники-британцы выбрали для своих геральдических экзерсисов непритязательный сорняк, каких полным-полно растет по всему побережью. Впрочем, много лет назад именно чертополох – любимое лакомство грустного ослика Иа – сослужил им добрую службу. Как-то раз к шотландскому берегу подошла ладья датов – могучих и жестоких викингов, много лет грабивших мирные кельтские поселения. Деревенские жители, отправив гонца к местному воеводе, укрылись в лесу. На закате кельтская дружина вошла в обезлюдевшую деревеньку. Вдалеке на берегу пылали костры – там расположились на ночлег морские разбойники. Утомленные долгим переходом воины тоже уснули, уверенные, что враг нападет только утром…
Но коварство датов не знало предела. Они только прикинулись, что спят, и под покровом ночи подкрались к домам. Чтобы шаги их были беззвучны, они шли босиком. И вдруг один воин вскрикнул от боли – в пятку вонзились острые колючки – в темноте притаился кустик чертополоха. Услышав дикий вопль, кельты тут же проснулись – и прогнали врага. Благодарные сельчане зажарили в честь своих избавителей целого быка – а в Шотландии с той поры чертополох считается талисманом, приносящим удачу. Видимо, за это волшебное свойство древний король Ахий выбрал спасительный сорняк в качестве символа своего рыцарского Ордена. Дело было в еще 809 году – именно поэтому в его официальном названии значатся два слова – «наидревнейший и наиблагороднейший». Орден Чертополоха и по сей день является высшим Орденом Шотландии – а на гербе Великобритании с 1702 года красуется изображение этого скромного растения. Несмотря на то что девиз «Nemo me impune lacessit «(«Никто не тронет меня безнаказанно») знает каждый британец – он начертан на ребре монеты в один фунт стерлингов, – это необычайно закрытый Орден. Лишь семнадцать человек, один из которых – Ее Величество Королева Елизавета II – надевают по особо торжественным случаям золотую цепь с вплетенными в нее листьями чертополоха.
Другой Орден, учрежденный в 1362 году Амадеем VII, графом Савойским, так и назывался – Орден Цепи. И, право, было за что! Его рыцарей украшала затейливейшая шейная цепь, состоящая из «савойских узлов», перемежающихся розами, с таинственной надписью «F. E. R. T.». Дешифровщики «от истории» много лет бьются над смыслом этих четырех букв. Самая распространенная версия – «Fortitudo Eius Rhodum Tulit» («Его мужество спасает Родос») – в память о победе при Родосе Амадея VI, отца основателя Ордена. Есть и другие варианты – «Foedere Et Religione Tenemur» («Приверженный закону и религии») или «Fortitudo Eius Republicam Tenet» («Его сила защищает государство»). Но оригинальнее всех оказался Папа Пий IX. Возмущенный «несправедливым растаскиванием» имущества церкви, он много раз направлял протесты итальянским монархам – и, в конце концов, трактовал девиз Ордена Цепи как «Frappez, Entrez, Rompez Tout!» («Ударил, вошел, все сломал!»)

Кстати, звенья самой цепи переплетаются весьма своеобразно. Роза – неувядающий символ девства Марии; ну а «савойский узел» иначе называют «узлом любви». Именно такое плетение, созданное из собственных волос, дарили возлюбленным местные дамы. Получил подарок и герцог, недолго думая превративший скромный знак любви в символ собственного могущества. Та к и появился золотой знак Ордена – три причудливо сплетенных «савойских узла», которые крепились к цепи.

Не менее оригинальную подвеску выбрал для своих рыцарей Людовик Орлеанский, брат Карла VI. В их перевязи прятался золоченый дикобраз, призванный обращать свои иглы против Бургундии. Геральдический девиз «Cominus et eminus» («Близко и издалека») напоминал о странной способности, которую приписывали животному – не только пронзать врагов острыми иглами, но и метать их на расстоянии, подобно стрелам. Разумеется, союз «ершистых» рыцарей носил название Ордена Дикобраза.
Еще один «зоологический» Орден – Слона – являет собой белую эмалевую фигурку с синей попоной, на которую водружены боевая башня и мавр с копьем. Сверху – крест из пяти бриллиантов, снизу – инициалы правящего монарха. Возникший еще во времена Крестовых походов под впечатлением о встрече с ушастым исполином, он до сих пор считается высшим из датских рыцарских Орденов. А сам слон – средоточие благородства, мудрости и силы – признан официальной эмблемой Дании. «Magnanimi Pretium» – «Награда великодушного» – может быть вручена лишь датчанам, оказавшим особые услуги королевской семье, а также главам иностранных держав. Со времен Второй мировой войны только четыре лица, не входивших в эту категорию, стали обладателями усыпанного алмазами альбиноса: сэр Уинстон Черчилль, фельдмаршал виконт Монтгомери Аламейнский, генералы Дуайт Эйзенхауэр и Шарль де Голль.

Впрочем, слон – он и в Дании слон, пусть даже и королевский. Судя по дошедшим до нас сведениям, создатели средневековых Орденов отличались куда более изощренной фантазией. Среди них – герцог Жан де Бурбон, основавший 1 января 1415 года в Париже Братство Железных Оков. Восемь знатных рыцарей и восемь оруженосцев поклялись каждое воскресенье носить орденский знак – позолоченные железные оковы на левой ноге. Даже подсвечник перед иконой Божьей Матери был сделан в виде цепей узника. Денно и нощно должна была гореть свеча в часовне – до тех пор, пока не найдутся шестнадцать человек, которые примут вызов членов братства биться «не на жизнь, а на смерть».
Обет этот представляется весьма странным; впрочем, ему далеко до того, который принимали благородные кавалеры и дамы из Ордена Воздыхателей и Воздыхательниц, созданного в начале XIV века в Пуату. Летом им предписывалось жечь камины и сидеть подле них, кутаясь в меховые одежды, а зимою не носить ничего, кроме обычного платья: ни шляп, ни перчаток, ни муфт, ни платков. В морозы они устилали землю зеленой листвой и оплетали дымоходы ветвями. Укрываться по ночам дозволено было лишь тонкой тканью. Впрочем, у членов этой диковинной секты были иные способы согреться – если один из них приходил в гости к другому, устав требовал от хозяина незамедлительно предоставить в распоряжение гостя дом и жену – а самому отправляться к нему с ответным визитом. Нарушивший законы гостеприимства рыцарь покрывал себя величайшим позором. Несмотря на столь горячие нравы, многие, как свидетельствует шевалье де ла Ту р Ландри, умирали от простуд: «Немало подозреваю, что сии Воздыхатели и Воздыхательницы, умиравшие подобным образом и в подобных любовных забавах, были мучениками любви»…
Совсем иное отношение к противоположному полу демонстрировали члены Рыцарского братства Белой дамы на зеленом поле, которое учредил Маршал Бусико, сын бургундского герцога Иоанна Бесстрашного. Один из самых известных рыцарей своего времени, он участвовал в нескольких Крестовых походах (на его счету – взятие Адрианополя и Бейрута) и, будучи пленен при Азенкуре, умер в Лондоне. До сих пор тайна, почему этот бравый вояка решил, временно переквалифицировавшись в Дон Кихота, основать Орден для защиты незамужних дам и девиц. От каких именно «ветряных мельниц» их следовало защищать, история умалчивает, но куртуазные забавы, канцоны во славу Прекрасной Дамы, подвиги во имя благородной любви стали для рыцарей бело-зеленого братства едва ли не делом жизни.
Образцы высокой нравственности являли миру и рыцари Ордена Страстей Господних, созданного, подобно великим Орденам прошлого, для борьбы с иноверцами. Из их четырех обетов два – бедности и послушания – нам хорошо знакомы. Что же касаемо целомудрия, упоминание о нем вряд ли нашло бы массовый отклик в сердцах граждан позднего Средневековья. Его деликатно заменили на требование супружеской верности, что вполне сочеталось с четвертым обетом, прежде нам незнакомым, – summa perfectio, личное совершенствование.
Для достижения идеала любые средства были хороши: так первым в Орден был принят поляк, который в течение девяти лет ел и пил только стоя. О создателе Ордена Филиппе де Мезьере говорят всякое. Кто-то считает его чернокнижником и магом – а кто-то идеалистом и почти революционером. Впрочем, как обладатель второй древнейшей профессии (хроникер XIV века вполне сродни современному репортеру) он, судя по всему, был личностью разносторонней. Во всяком случае, в свой Орден Филипп намеревался, как это случалось во времена Крестовых походов, принимать и «тех, кто молится», и «тех, кто сражается», и «тех, кто пашет». Брошенное им зерно прорастет несколько веков спустя, когда под покровительством Наполеона Бонапарта появится единственная в своем роде награда для всех сословий – «Орден Почетного Легиона». А пока воины, священники, крестьяне и ремесленники «едины и нерушимы» вставали против турок…
…Но, пожалуй, никто не питал ненависти к османам так сильно, как Миколош Обилич, сербский рыцарь.
С идеей убить султана Мурада он отходил ко сну вечером и поднимался утром. Как-то раз, собрав вокруг себя двенадцать рыцарей, он создал Орден и нарек его именем Дракона Святого Георгия. Праведным гневом пылали новоиспеченные братья. Им суждено было пронзить извивающееся чудовище. А чтобы защититься от его ядовитых укусов, придумали щит – солнце с двенадцатью лучами, да начертали на шлемах силуэт дракона…
Предания о Миколоше Обиличе много веков переходили из уст в уста. И сейчас каждый серб поведает вам, что творилось при слиянии Лабы с Ситницей, в дни, когда здесь кипели жаркие баталии… Вот памятник султану Мураду – маленькая мечеть, в которой, по преданию, хранится его сердце. Неподалеку – три камня, лежащие на расстоянии 25 метров друг от друга. Здесь рухнул как подкошенный верный Миколошев конь, и рыцарь, опершись на копье, как на шест, ушел от преследователей тремя гигантскими прыжками… Маленький пригорок усеян надгробиями: это могилы турок, павших от руки героя… Но главный подвиг Миколоша был впереди. 15 июня 1389 года, в день, когда разразилось сражение на Косовом поле, проник он в расположение османов, прикинувшись дезертиром. И, пробравшись в палатку султана, вонзил ему в сердце карающий кинжал… Свершилось – Святой Георгий поразил дракона! Увы, отведенная ему роль оказалась ролью террориста-смертника – Миколош был схвачен и казнен сыном Мурада Баязидом I.
Вместе с ним мученическую смерть приняли остальные рыцари. Только один из двенадцати выжил – Штефан Лазаревик, наследник сербского принца Лазаря, который пал на Косовом поле. И, разумеется, когда венгерский правитель Сигизмунд (по совместительству – глава Священной Римской империи) в 1408 году воссоздал Орден Дракона, Штефан примкнул к нему одним из первых… До самой кончины носил он на шее знак – дракон, свернувшийся в кольцо, открыл пасть и развернул крыльями. Его хвост обвит вокруг шеи, а между ними – алый крест на серебряном поле… Штефана и похоронили в подвеске – чтобы предстал перед Господом в полном рыцарском обличье.
Между прочим, «дракон» по-румынски «Дракул». И прозвище, которое носил кровожадный трансильванский граф Влад III Цепеш, перешло к нему от отца, вступившего в элитарный Орден. Влад II относился к рыцарским обязанностям столь серьезно, что отдал приказание отчеканить силуэт дракона даже на монетах. Нанесение на них изображения считалось делом сакральным, и при дворе поговаривали о том, что рыцари тайно поклоняются дракону-дьяволу… Удивительным образом эти слухи долетели до наших дней – Орденом Дракона назвали свою организацию молдавские сатанисты, творившие черные дела в Приднестровье…
…Если Филипп де Мезьере и Миколош Обилич полагали, что все беды – от турок, то французский король Иоанн II Добрый «врагом номер один» считал англичан. Его «Орден Рыцарей Богоматери благородного Дома» (из-за вышитой на плаще черной восьмиконечной звезды его еще называли Орденом Звезды) был учрежден для того, чтобы всеми силами бороться с недругами из Туманного Альбиона. Даже в том случае, если противник окажется в десять раз сильнее, рыцари не имели права удаляться от поля боя более чем на четыре арпана (мера площади примерно в полгектара). Если же враг продолжал преследование, у кавалеров ордена Звезды было два выхода – умереть или сдаться в плен. Доблестные рыцари остались верны своей клятве. Около сотни из них сложили головы в битве при Пуатье, отказавшись спасаться бегством под смертельным огнем английских лучников. До конца остался в строю и сам Иоанн II, несколько лет спустя умерший в английском плену…

Но какими бы причудливыми ни были обеты, одно правило оставалось незыблемым: рыцарь имеет право состоять лишь в одном Ордене. Французский монарх Людовик XI был даже вынужден обвинить герцога Карла Смелого в государственной измене за то, что тот согласился быть почётным членом английского Ордена Подвязки. Но одному герою стать кавалером сразу трех Орденов все-таки удалось. Правда, произошло это по воле Александра Дюма – а звали этого рыцаря граф де ла Фер. В одной из частей знаменитой трилогии он повергает в изумление самого кардинала Мазарини тем, что появляется перед ним, будучи «одет в черное платье, скромно вышитое серебром. Он носил знаки Подвязки, Золотого Руна и Святого Духа – трех высших Орденов; соединенные вместе, они бывали только у королей или у артистов на сцене…»
Любите ли вы благородного Атоса так, как люблю его я? Если да, то уверена, что вы согласитесь – его награды заслуживают отдельного рассказа.

«Позор тому, кто дурно об этом подумает»
(Орден Подвязки)

…Английская армия отступала, и позора было не избежать. Каждый шаг по направлению к Фландрии отзывался в сердце короля Эдуарда щемящей болью. Но остановиться, чтобы дать французам решительный бой, слишком рискованно – настолько неравны силы. Решение сражаться пришло неожиданно – когда несколькими милями севернее Соммы, подле деревни Креси-ан-Понтьё, перед ним неожиданно распахнулось широкое поле. Над дорогой, которой пройдут французы, высился плавный склон. Справа – речушка Me, слева – густая зеленая рощица. Армию выстроили тремя «войсками». Центром будет командовать он сам, Эдуард III. На флангах размещались лучники, смыкаясь посредине буквой V. Ее острие было направлено в сторону врага. Весь день напролет пехотинцы копали перед своими позициями неглубокие ямы – ловушки для рыцарских коней. И тут – какая удача – грянул ливень! Размокшая земля станет их союзником, превратив закованных в кольчуги французских рыцарей в неповоротливую груду железа.
Французы показались к вечеру. Увидев перед собой стройные ряды противника, Филипп VI отдал приказ сплотиться и двинуть вперед арбалетчиков. Не дожидаясь, пока они откроют огонь, Эдуард поднял вверх копье, к острию которого была привязана голубая ленточка, оторванная от его походного костюма. В атаку! Генуэзцы открыли стрельбу – но тут же отступили под градом метровых английских стрел. Тогда прямо по их головам вперед пошли тяжелые рыцари. Копыта скользили в жидкой каше, и тот, кто упал с коня, так и оставался лежать на земле… А сверху сыпались и сыпались стрелы – по меньшей мере, пятнадцать французских атак захлебнулось в адском огне. Пятьсот тысяч стрел выпустили в тот вечер доблестные лучники, оставив на поле горы трупов. Полторы тысячи рыцарей, двадцать тысяч пехотинцев – против двухсот убитых англичан… Но потери будут подсчитаны позже. Победой английской армии над почти троекратно превосходящими силами противника будет восхищаться вся Европа. А военные историки будущего назовут ее началом конца эпохи рыцарства – ведь, начиная с битвы при Креси, на передний план выйдет легковооруженная пехота.
Те м не менее, именно это сражение, по одной из версий, дало начало, пожалуй, самому известному рыцарскому Ордену Англии. Если посмотреть на гербовый щит страны, можно легко обнаружить, что он опоясан голубым ремешком с пряжкой – именно такой поднял король Эдуард на острие копья. На ремешке надпись: «Honi soit qui mal y pense» – «Позор тому, кто дурно об этом подумает». Справедливости ради, этот девиз плохо сочетается с историей, якобы имевшей место на поле Креси. Куда более подходящей можно считать иную версию – словно специально созданную для любителей куртуазной рыцарской культуры…

…Эдуард III еще только готовил поход на Францию. По всем лучшим дворам Европы объявил он о созыве рыцарского турнира. Грезивший подвигами отважных рыцарей короля Артура и желая превратить предстоящий турнир в демонстрацию собственной военной мощи, Его Величество даже приказал сделать пристройку к Виндзорскому замку. В ней должен был разместиться легендарный Круглый стол – точь-в-точь такой, за каким собирались его кумиры. Увы, к столь замечательному проекту пришлось вернуться уже после войны. В 1348-м пристройка к замку, наконец, была сооружена. И грянул бал, которому навсегда будет суждено войти в историю Британии. Эдуард кружился в танце с Джоан Кент, графиней Солсбери – и вдруг к его ногам упала подвязка. Небесно-голубая, расшитая шелком и усыпанная драгоценными камнями, она беззащитно лежала на роскошном паркете. Графиня закрыла лицо руками, по залу пробежали смешки – но король, галантно подняв подвязку, повязал её на рукав. «Honi soit qui mal y pense» – «Позор тому, кто дурно об этом подумает»… Говорят, именно в это мгновение королевскую голову посетила идея создать Орден Подвязки и сделать произнесенные на балу слова его девизом.
Чуть позже, в соборе Святого Георгия, покровителя воинства, Эдуард собрал своих самых преданных людей. К сожалению, записи, которые пролили бы свет на то, как именно проходило посвящение, погибли в огне. Единственное, что сохранилось, – счёт за оплату двадцати четырёх рыцарских мантий, украшенных голубыми ленточками. Они были заказаны самим королём и доставлены во дворец в сентябре 1351 года. Но, судя по всему, именно тогда были выработаны принципы, которые станут общими для всех светских Орденов Европы – сюзерен своей властью принимает в Орден новых членов и может сделать это в качестве награды; число рыцарей должно быть ограничено; все члены, кроме главы Ордена, равны. Каждый из них должен был носить знак принадлежности к Ордену и особую орденскую одежду, а также иметь собственный замок. Что до последнего пункта – лишь девять первых кавалеров Подвязки (включая самого Эдуарда) могли похвастаться принадлежностью к высшему свету. Прочие пятнадцать были славны единственно своей храбростью, проявленной при Креси…
В русских документах об английских «рыцерях» упоминается со времен Ивана Грозного. Его послу Осипу Непее даже посчастливилось поприсутствовать в качестве почетного гостя на орденском празднике 23 апреля 1557 года – когда прямо на торжественном богослужении проводилось посвящение в рыцари. А вот Петр I отклонил честь стать кавалером знаменитого Ордена, предпочтя учредить по его образу и подобию национальный русский Орден Андрея Первозванного. Зато рыцарями Подвязки стали Александр I, Николай I и Александр II. Принадлежавшая Александру I звезда русского Андреевского ордена охвачена изображением подвязки.
Кстати, именно она и по сей день служит знаком принадлежности к Ордену. Мужчины носят ее на левой ноге ниже колена, а женщины, дабы избежать конфуза графини Солсбери, – на левой руке выше локтя.

«Я обладаю и иного не желаю»
(Орден Золотого Руна)

…Для бога и людей презренны
Идущие, поправ закон,
Путем обмана и измены —
К отважных лику не причтен
Руно колхидское Язон,
Похитивший изменой лишь.
Покражу все ж не утаишь…

Строки поэта Алена Шартье выучил наизусть при дворе герцога Бургундии уже, наверное, каждый. Но почему Филипп выбрал в качестве символа своего Ордена именно овечье руно? Не оттого ли, что торговля шерстью во Фландрии принесла ему неплохие барыши? Поговаривали, правда, будто бы один из предков Филиппа пытался когда-то повторить путь знаменитого аргонавта. Попав в плен в Колхиде, он все-таки ухитрился бежать и вслед за Язоном дошел до конца. Но ведь Язон, похитивший шкуру барана, – отнюдь не пример добродетели и вряд ли может служить примером для благородных рыцарей…
Филипп лишь слушал да посмеивался. Рыцарский орден был его давней мечтой. «Великий герцог Запада», как он любил, чтобы его называли, вообще любил все красивое. Для него творили свои шедевры Ханс Мемлинг и Ян ван Эйк, в придворных мастерских создавались великолепные гобелены и предметы роскоши. В Брюсселе хранилась его «Бургундская библиотека» – редкая по тем временам коллекция манускриптов с великолепными иллюстрациями. Осталось одно – отправиться в новый Крестовый поход на золотой восток… Чуть позже он даст обет отвоевать Константинополь, недавно рухнувший под натиском турок. На грандиозные торжества будет выписан слон, несший на спине изображение Святой Церкви в траурном убранстве. А пока он, уподобив себя Язону, путешествующему на Восток за Золотым Руном, займется воплощением своего юношеского желания – стать рыцарем собственного Ордена. Основанный в честь его свадьбы с возлюбленной Изабеллой Португальской, он, несомненно, поможет процветанию его владений, раскинувшихся от Фландрии до Швейцарии.
Это будет его Орден. Он сам придумал его знак – Золотое Руно, подвешенное к цепи, в которой кремни с языками красного пламени перемежались с огнивами, геральдическим символом Бургундии. На них изобразили битву Язона с драконом, охранявшим священную шкуру. Кстати, первый из оруженосцев носил имя Огниво. Прочие имели столь же звучные имена: Настойчивость, Смиренная Просьба, Сладостная Мысль… Рыцарские ритуалы были торжественны и строги – они были обязаны ходить к мессе, располагаться во время ассамблей в креслах каноников, поминать усопших кавалеров по церковному чину. На изогнутой орденской ленте красовалась латинская надпись: «Награда не уступает подвигу». Второй девиз гласил: «Сначала удар, потом вспыхнет пламя». Третий девиз вышивался на орденской алой мантии: «Я обладаю и иного не желаю».
Что до стихов… Весьма скоро, в пику недвусмысленным строкам Шартье, придворный хроникер Мишо Тайеван напишет:

Не для того, чтоб прочим быть под стать,
Не для игры отнюдь или забавы,
Но чтобы Господу хвалу воздать
И чая верным – почести и славы…

А чтобы окончательно стихли досужие разговоры, канцлер Ордена Жан Жермен, епископ Шалонский, займется поисками «идейного обоснования» названия нового Ордена. Оно будет найдено очень быстро – шерсть, которую расстелил Гедеон и на которую выпала небесная роса. Та к украденное древнегреческим героем руно превратится в символ тайны непорочного зачатия Девы Марии, а сам Орден получит второе имя – «Знак Гедеона».
Гийом Филастр, следующий канцлер, продолжит изыскания своего предшественника. Он обнаружит в Священном Писании еще четыре руна! «Лучшие люди» – Иаков, Иов, царь Давид, царь Моавитянский упоминались в связи с «овечьей» тематикой. Пестрые овцы Иакова сами собой превратились в воплощение высшей справедливости, которой и был призван служить Орден. Филастр не раз повторит Карлу Смелому: «Ваш отец учредил сей Орден отнюдь не напрасно, как говорят некоторые».
Чтобы доказать это, Карл всерьез задумался об объединении европейского рыцарства. Кто знает – быть может, создание единой Европы произошло бы на несколько веков раньше, воплотись его идеи в жизнь. Увы, дело ограничилось тем, что Карл обменялся с английским королем Эдуардом IV Йорком знаками Орденов Золотого руна и Подвязки. А с его смертью, в связи с отсутствием мужского наследника, гроссмейстерство и вовсе перешло к австрийскому эрцгерцогу (позже – императору) Максимилиану Габсбургу, сочетавшемуся законным браком с дочерью Карла Смелого – Марией. Их сын Филипп женился на Хуане Безумной, наследнице Кастилии и Арагона – и управление Орденом перешло к испанской ветви Габсбургского Дома.
Однако, в 1712 году разразилась война за Испанское наследство. Австрийский Габсбург Карл VI, захватив Мадрид, вывез оттуда архивы Ордена Золотого Руна. Зачем они понадобились воинственному Карлу, остается загадкой – вероятнее всего, для него Орден стал своего рода символом обладания Нидерландами. Казначейство было перенесено в Вену, где и остается по сей день. Поныне существуют и два Ордена Золотого Руна – возглавляемые австрийским и испанским монархами, они не устают оспаривать законность друг друга… Что ж – у сильных мира сего свои привычки. А нам остается лишь радоваться, что эта борьба носит куда более мирный характер, нежели битва Язона с драконом, уже много столетий кипящая на славном Ордене…

«Орден Мыльни»