Глава 5: Изучать общество

Совершенно ясно, что для того, чтобы что-то изучать, надо это сначала увидеть.

Тем не менее в этой ясности скрывается важная проблема: необходимо сначала

"разглядеть" общество, чтобы получить возможность изучать его.

Как получить представление об обществе? Выйти днем на улицу, посмотреть на

оживленную толпу и воскликнуть: "Вот - общество!"? Или собрать статистические

данные о количестве совершенных преступлений и о росте благосостояния и

построить теорию взаимосвязи этих двух статистических переменных? А может, пойти

в библиотеку, набрать массу только что вышедших из печати романов о кризисе

брака, прочесть их и написать доклад о том, как сегодня воспринимается столь

важный общественный институт? На это можно ответить и "да", и "нет", поскольку

"общество" присутствует и на улице, и в статистических таблицах, и в

писательском воображении. Но чтобы эти "данные" стали социологией, их необходимо

поместит!, в социологические референтные рамки. Ведь "общество" существует

повсюду, где есть люди, его можно увидеть везде, где люди действуют. Однако

недостаточно всего лишь непредвзято наблюдать происходящее и затем описывать его

другим, - это еще не будет социологией. Социология - нечто большее, это то, что

должно быть руководством для изучения общества. Сколько бы мы ни изучали

статистические таблицы, сколько бы ни наблюдали совершаемые действия - этого

будет недостаточно, чтобы увидеть общество в социологическом смысле. Сегодня,

когда слово "общество" вошло в сознание всех, довольно трудно представить себе,

что некоторое время назад не существовало этого понятия в его нынешнем значении.

Можно сказать, что современная общественная наука возникла именно тогда, когда

понятие "общество" начало приобретать свое нынешнее содержание - "сумма людей и

их социальных связей". Как это ни парадоксально, именно изменения, происходившие

в феодальном обществе, сделали возможным "открытие" общества или, выражаясь

точнее, сделали возможным создание понятия "общество". Пока жизнь текла в

привычном русле и люди жили в рамках привычных отношений, дававших достоверные

(с точки зрения того времени) объяснения происходившего, не было нужды

сомневаться в содержании понятий, с помощью которых люди понимают мир, и

анализировать их. Однако накапливалось все больше "фактов", не вписывавшихся в

тогдашние модели объяснения мира, что побуждало искать новые понятия и создавать

новые теории.

Первое, что бросается в глаза и что несло угрозу.институтам феодального

общества, - расширение торговли и рост национальных государств. Современные

общественные науки анализируют процесс их возникновения при помощи категорий

экономических и политических отношений. Но в течение XVIII века предпринимались

попытки охватить каким-то единым понятием различные общественные институты и их

взаимоотношения. Появилось понимание того, что в экономических и политических

отношениях присутствуют также мораль, обычаи и традиции, побуждающие людей жить

и действовать определенным образом. Такое представление о неком социальном, что

руководит людьми, впоследствии разрабатывалось французскими социологами и

развилось в единое учение, прежде всего благодаря Эмилю Дюркгейму.

Причина, по которой новые отношения дали толчок возникновению новой общественной

науки, кроется в трех способах отношений, с помощью которых люди могут овладеть

тем, что их окружает. Одни хотели бы объяснить процесс развития, происходивший у

них на глазах. Другие - понять его значение для людей. Наконец, третьи хотели бы

изменить новые общественные отношения в еще более радикальном направлении. Были,

разумеется, и такие, кто имел и два, и даже все три мотива для своих занятий. В

конце концов благодаря этим трем "причинам" возникли различающиеся направления в

науке об обществе, разрабатывавшие свои, отличающиеся от других направлений,

понятия и теории. Почему эти различающиеся между собой подходы были характерны

для тех или иных конкретных личностей - здесь не рассматривается. Это скорее

научно-психологический или биографический вопрос. Зато интересно, как эти

подходы институционализировались в методах и правилах, т.е. процесс

институционализации самой социологии был для нее гораздо важнее прочих процессов

институционализации, которые сама социология изучает. Изучать общество с точки

зрения социологии - значит изучать его с помощью институционализированпых

правил, управляющих предметом. Эти правила тоже являются социально созданными,

они поддерживаются людьми. Однако как политик, власть предержащий, так и лидер

социологической мысли одинаково мало желают осознать происхождение своей власти.

И точно так же, как политик может спрятаться за положительно окрашенным понятием

"демократия", исследователь может укрыться за не менее положительно окрашенным

понятием "наука". Это не означает, что политики или ученые вводят в заблуждение

всех прочих граждан, но следует помнить, что как понятие "демократия", так и

понятие "наука" созданы социально.

Но социология, как и наука вообще, является не только общественным институтом.

Это еще и человеческая любознательность перед лицом неведомого. Если первая

точка зрения на науку лучше всего моделируется картиной парка, в котором люди

могут гулять по существующим там аллеям и тропинкам (символизирующим

установленные правила), то второй больше соответствует море, ограниченное лишь

горизонтом. Первая картина символизирует взаимосвязь правил, вторая же -

стремление расширить горизонты, нанести на карту доселе неизвестное и

поразмыслить о бытии. Точно так же, как и всему в обществе, социологии присуща

двойственность конформизма и обновления, воспроизведения уже известного и

открытие непознанного. Полностью свободная или полностью зарегулированная

социология одинаково немыслима, так же как полностью свободный или абсолютно

несвободный человек. Ни полностью свободный от каких-либо связей, ни скованный

таковыми - ни один человек не живет вне социальных структур. Нет человека, не

имеющего никакой альтернативы. Таким образом, изучение общества - не изучение

изолированных индивидов или "пленников системы". Это изучение отдельного

индивида в системе или, выражаясь другими словами, "лодки на аллеях парка".

Именно этот парадокс "свободных индивидов в тюрьме общества" стал источником и

широты социологии, и невероятного разнообразия того, что изучается, как

изучается и, не в последнюю очередь, для чет изучается этой наукой. Американский

историк науки Томас Кун предположил, что история любой науки (Кун изучает

историю естественных наук, но многие используют его теории и по отношению к

общественным наукам) начинается с борьбы большого количества теорий между собой;

впоследствии побеждает одна особая точка зрения (парадигма), и на какое-то время

наука становится своего рода "normal science", т.е. в этой науке более не

дискутируются основополагающие онтологические и эпистемологические вопросы. Со

временем, однако, накапливается все большее количество фактов, не укладывающихся

в объяснения, предлагаемые существующими теориями, и мало-помалу это доводит

науку до кризисного состояния. В момент кризиса новые теории и воззрения

вступают в борьбу со старыми; если новые теории могут лучше объяснить

накопившиеся эмпирические факты, одна из этих теорий побеждает, и наука вновь

возвращается в "нормальное" состояние. Любая наука проходит, таким образом,

через периоды "уверенности", когда каждый исследователь знает, что и зачем он

будет изучать, чтобы способствовать развитию науки, и периоды кризисов и

революций, когда возвращаются сомнения. Если воспользоваться теорией Куна

применительно к социологии, то легко заметить, что это наука

"многопарадигматическая". Поэтому образы, использованные в первой главе, могут

символизировать различные парадигмы внутри социологии, и многие социологи

пытаются подобрать определения для разных подходов в рамках одного предмета.

Иногда это называют "объективистской" и "субъективистской" социологией; иногда

подыскивают другие названия, вроде "парадигмы социальных фактов" и "парадигмы

социальных определений" или "общественной перспективы" и "индивидуальной

перспективы". Расхожими определениями (еще до Куна) были "позитивистская" и,

соответственно, "непозитивистская" социология. При этом неизбежно создается

впечатление, что между различными подходами к изучению общества лежит глубокая и

непреодолимая пропасть.

Тем не менее преувеличивать размеры этой пропасти не следует. Она заметна, когда

социология изучается "сверху", с обзорной научно-теоретической позиции.

Социологи, исследующие как "общество", так и "людей", редко становятся чистыми

"парадигматиками", они скорее "прагматики". Различия же, которые тем не менее

существуют, должны, видимо, рассматриваться как различия в способах связи

ученого со средой исследования. Именно эти различия могут впоследствии

институционализироваться в различных направлениях и парадигмах.

Уже упоминавшийся ранее немецкий социолог Юрген Хабермас пытался

систематизировать эти различия по способу связи (=способу включить себя в

отношения) с тем, что изучается, выделяя при этом различные познавательные

интересы, которые может иметь наука. Первый, технически-манипуляционный

познавательный интерес воспринимает свой объект познания как нечто, лежащее вне

самого исследователя, нечто, управляемое "объективными законами" и не зависящее

поэтому ни от исследователя, ни от конкретных объектов исследования. Целью

исследования при этом является открытие этих законов, с тем чтобы благодаря

полученным знаниям можно было бы управлять действительностью, - примерно так же,

как законы естественных наук применяются в промышленности. Социологом тогда

называется человек, стремящийся открыть законы, управляющие общественной жизнью

людей, для того чтобы уметь управлять (манипулировать) обществом.

Другой интерес, герменевтический (разъясняющий, понимающий), исходит из того,

что между естественными и культурологическими науками имеется качественное

различие. "Мы объясняем природу, но мы понимаем духовную жизнь", - писал

немецкий историк и философ Дильтей в ходе уже упоминавшейся битвы идей в

Германии XIX века. Целью культурологической (общественной) науки является не

только открытие объективных законов, позволяющих манипулировать обществом, но и

построение теорий, дающих возможность лучше понять других людей, другие

общества, другие исторические эпохи. Такое углубленное понимание не нуждается в

особой легитимизации, ведь все люди стремятся как можно лучше понять

существующие взаимосвязи.

Наконец, третий, критически-эмансипаторский познавательный интерес исходит из

предпосылки, что цель науки - освобождение людей и от скаредности природы, и от

угнетающих структур общества. Поскольку природа (по всей вероятности)

управляется все-таки объективными законами, к ней больше применим технический

познавательный интерес, а "освобождающая" общественная наука в данном случае не

применяется. При критически-эмансипаторском подходе рассматриваются в

большинстве случаев структуры настолько "застывшие", что люди даже не

воспринимают их как созданные и, следовательно, поддающиеся изменениям.

Полученные знания впоследствии должны распространиться среди людей, угнетаемых

этими общественными структурами, и люди обретают возможность освободить самих

себя.

Эти три "интереса познания" довольно близки к трем социологическим традициям,

выделяемым в этой книге. Но основываются они на способах связи с исследуемым

объектом или, выражаясь точнее, на мотивах ученого, исследующего общество.

Объяснить общество, попять общество и изменить общество - вот три направления

современной социологии, и одновременно это три способа взаимодействия с

объектом, которые отдельный исследователь общественной жизни может взять на

вооружение. Эти три направления часто кажутся полностью взаимоисключающими,

поскольку считается, что основываются они на совершенно разных фундаментальных

положениях о том, что такое общество, как оно должно изучаться и почему его

следует изучать. Можно попытаться взять все три подхода, сравнить их недостатки

и достоинства и сделать теоретический синтез, как уже поступали многие

исследователи-практики. Я полагаю, что было бы упрощением выделять эти

направления исключительно на научно-теоретическом уровне. Скорее нужно иметь в

виду, что каждое направление в своей исходной точке упрощает (абстрагирует)

нечто, имеющее принципиальное значение для другого направления. Эти исходные

точки, как уже говорилось, находятся на разных уровнях абстракции, но

впоследствии каждое из направлений должно вернуться к тому, что было

первоначально исключено. Объясняющая социология, таким образом, должна уметь

объяснить, почему люди с готовностью движутся именно "по аллеям парка", а

понимающая социология соответственно должна суметь понять, каким образом такое

количество отдельных людей с самыми разными жизненными понятиями могут создать

стабильную социальную структуру. Социология, исповедующая "изменение" общества,

столкнувшись с инерционным противодействием своим попыткам, должна поставить

вопрос, отчего общественные отношения так трудно изменить и тем, кто ничего о

них не знает, и тем, кто прекрасно их осознает. В качестве отправного пункта

может появиться модель общества без людей (первая картинка - парк рано утром)

при первом подходе; люди вне общества - при втором; и люди в "застывшем"

угнетающем их обществе - при третьем. Эти иллюстрации - вспомогательные

конструкции, которые могут использоваться в познавательных целях различными

направлениями. Общество представляют как нечто, о чем в то же время известно,

что оно является и чем-то другим. Подобные картинки и метафоры применяются

давно, чтобы разъяснить свою позицию и разрабатываемые наукой представления,

подобно тому как в течение долгого времени атом представлялся в виде модели

Солнечной системы. Однако, несмотря на все различия и споры, имеется нечто,

объединяющее всех, кто изучает общество, объединяя тем самым и объекты изучения:

нее живут (или жили) в обществе. Сама возможность изучать общество существует

исключительно благодаря этому обстоятельству. Простая мысль: необходимо быть

частью общества, чтобы иметь доступ к его возможностям, - может быть углублена в

гораздо более фундаментальном смысле: если бы не имел место факт существования

общества, было бы невозможно иметь какое-либо представление о нем. Как члены

общества, мы все в какой-то мере знаем, как общество функционирует, мы обладаем

практическим "know-how", касающимся законов общества и наших возможных (и

невозможных) способов выжить. Нет нужды даже до конца осознавать эти правила,

примерно так же, как не нужно знать грамматические правила, чтобы говорить на

своем языке. Человек и так хорошо говорит на нем, или, если перевернуть этот

образ, язык говорит с нашей помощью. Социология занимается законами общества с

целью изучения и размышления. Жить в обществе - необходимое, но недостаточное

условие для того, чтобы иметь возможность изучать его. К этому нужно добавить

мотив - стремление изучать его, и этот мотив мы можем подразделить на желание

объяснить, понять или изменить общество. Выбранный мотив свидетельствует также о

том, какой способ связи с обществом я привношу, что связывает меня с ним.

Разнообразные научно-теоретические модели - это не только абстрактные мысленные

картины, в которых я каким-либо образом представляю общество. Они являются также

символами отношений, в высшей степени конкретных, постоянно действующими

способами связи с коллективной жизнью, в которой я существую наравне с другими.

Поэтому можно, не осознавая того, искать себя в определенных моделях и

интересоваться различными традициями по сугубо личным причинам. Традиции

социологии в своей основе не что иное, как институционализация подобных способов

связи, какими бы "объективными правилами" они ни казались. Вследствие этого

изучение общества означает, но сути, выявление человеческого в социальном

институте науки.