Надписи и другие нелитературные источники

В эпоху, когда художественной литературы еще не существовало и когда письменность использовалась главным образом в практических (административных и экономических) целях, огромные царские

и частные надписи, доступные публике и сообщающие о важных современных событиях, неизбежно оказывали огромное влияние на людей. Цари и представители господствующего класса отлично понимали эту власть письменного слова, и составление подобных надписей никогда не происходило случайно, оно всегда было продуманным и стилистически выдержанным, полностью соответствовало долгой изустной традиции. Множество настенных или наскальных надписей не имеет, к тому же, иной цели, кроме увековечивания текстов, до этого написанных на папирусе, пергаменте или коже. Некоторые из наиболее важных надписей, таких, как надпись Дария I в Бехистуне явно создавались не для того, чтобы их читали, так как они были помещены в труднодоступных местах. Единственной целью подобных надписей было произведение впечатления на подданных, в то время как содержание текста публиковалось другими средствами (в крайнем случае, при помощи арамейского перевода на менее долговечных материалах).

♦ Древнеперсидские надписи

В ахеменидскую эпоху надписи, вырезанные на декоративном фризе, специально созданном для этой цели, были привилегией великих царей. В большинстве своем эти царские надписи расположены в центре империи, т.е. в Персии (Персеполис, Накш‑ и Рустам, Пасаргады), в Эламе (Сузы) и в Мидии (Бе‑ хистун, Экбатаны/Хамадан). Больше половины известных надписей датируется временем царствования Дария I (522–486 гг. до н.э.) или его сына Ксеркса I (486–465 гг.), и они, по большей части трехъязычные (на древнеперсидском, новоэламит‑ ском, нововавилонском). Всякий раз три версии тек‑

ста появляются именно в этом точном порядке, который выглядит явно иерархическим: древнеперсидская версия, написанная на родном языке великих ахеменидских царей, является более важной, чем эламитская, языка, использовавшегося в качестве древнего культурного языка, который несколько тысячелетий доминировал в регионе, который Кир подчинил первым. В свою очередь, эламитский язык был, очевидно, важнее, чем вавилонский язык, который не использовался в ахеменидскую эпоху вне Вавилонии. Другая особенность видна в надписях, найденных в Египте, они содержат четвертую версию, написанную египетскими иероглифами. Начиная с Артаксеркса I (465–424 гг. до н.э.), количество трехъязычных надписей резко сокращается и, в основном, высекаются надписи только на древнеперсидском языке (часто связанные со строительной деятельностью). Кроме того, в надписях этого времени в изобилии присутствуют грамматические ошибки (в особенности в надписях Артаксеркса III [359–338 гг. до н.э.]), по которым виден переход к стадии использования среднеперсидского языка.

Наиболее длинная и наиболее важная надпись в историко‑политическом плане – это надпись Дария I на скале Бехистун/Бисотун (сопровождаемая рельефом), в которой великий царь говорит о себе и о своей империи и приводит рассказ о событиях, предшествующих его восшествию на престол, в особенности о мятежах, которые последовали за захватом власти. Среди других важных надписей эпохи Дария I можно упомянуть следующие: две трехъязычные надписи на могиле Дария в Накш‑и Рустаме, в которых говорится о качествах идеального правителя; две трехъязычные «Грамоты об основании» в связи со строительством дворца в Сузах; трехъязычная надпись на статуе Дария, найденной

в Сузах, но, согласно тексту, происходящей из Египта; три надписи, связанные с рытьем Суэцкого канала. Историк Геродот упоминает также и другие надписи, но его указания несколько ненадежны. Прежде всего необходимо упомянуть тот факт, что в эпоху Ксеркса I некоторые надписи почти дословно повторяют надписи его отца. Среди важных надписей отметим в особенности двухъязычную «Грамоту об основании», связанную со строительством гарема в Персеполисе, и трехъязычную в том же городе, направленную против поклонников дэвов, ложных божеств. Неполная трехъязычная надпись Артаксеркса II (404–359 гг. до н.э.) в Сузах интересна тем, что в ней впервые упоминаются боги Митра и Анахита наряду с верховным богом Ахурамаздой.

♦ Арамейско‑иранские и парфянские надписи

Когда после падения ахеменидской империи, арамейские писцы были понемногу заменены местными писцами, эти последние не владели больше в совершенстве арамейским языком, несмотря на их образование. Они начали писать на собственном языке, записывая его арамейскими символами. Для такого рода текстов, когда очень трудно определить язык, которым они записаны – плохой арамейский или иранский, записанный арамейскими символами, специалисты изобрели название «арамейско‑ иранский». Надписи такого типа не очень многочисленны: речь идет о короткой поврежденной надписи находящейся на могиле Дария I в Накш и Рустаме, датированной, возможно, селевкидской эпохой; двуязычной надгробной надписи (на парфянском и греческом языке) девушки в Армази (Мцхета) в Иберии, на Кавказе, датированная II в. н.э.; и шести надпи‑

сях, возможно, на среднеперсидском языке, императора Маурьев Ашоки (ок. 270–232 до н.э.), обнаруженных в Афганистане и в Пакистане.

Парфянские надписи аршакидской эпохи коротки и немногочисленны. В них арамейский и греческий языки использовались довольно часто. Наиболее известна двуязычная надпись на греческом и парфянском языках середины II в. н.э. на бедрах статуэтки Геракла, выполненной в Селевкии, на Тигре. В ней сообщается о реинтеграции Мезенского региона в состав парфянской империи Вологезом IV (147/8–191 /2). В Нисе, древней парфянской столице (у нынешнего Ашхабада, на южной границе Туркменистана), русские археологи нашли более 2000 глиняных табличек, датированных I в. до н.э. Они являются документами учета поставок вина местными виноградарями к царскому дворцу, и они содержат сведения о распределении продовольствия между служащими двора. Они представляют собой важный источник по истории парфянской ономастики. В Авромане в Курдистане нашли три пергамента с договорами о продаже части виноградника, два на греческом языке (88 и 22/21 до н.э.) и еще один, поврежденный, парфянский (53 г. до н.э.). Другие документы, надписи, глиняные таблички и деловые письма найдены в Дура‑Эвропос, но они датируются уже сасанидской эпохой, как и большинство иных важных подробных документов.

♦ Надписи, глиняные черепки и папирусы на среднеперсидском языке

Первая из сасанидских надписей – это короткая трехъязычная надпись на среднеперсидском, парфянском и греческом языках царя царей Ардашира I

(224–239/40 н.э.). Она вырезана на животе лошади на барельефе на скале Накш‑и Рустам. Среди крупных сасанидских надписей некоторые датируются второй половиной III в.: большая трехъязычная надпись Шапура I на башне Зороастра в Накш‑и Рустаме, надписи на среднеперсидском маздеистского верховного жреца Картира и двуязычная надпись царя царей Нарсеса в Пайкули.

В своей большой надписи в Накш‑и Рустам царь царей Шапур говорит о себе и своей империи, хвастается своими тремя победоносными кампаниями против римлян и приводит список алтарей огней, которые он основал для членов царской семьи, и пишет о жертвах, которые он приказал принести в честь высокопоставленных лиц своего двора, а также высокопоставленных лиц двора своего отца Ардашира и деда Папака. Как и Ахемениды до них, о которых у них сохранилось только неясное воспоминание, первые два Сасанида приобрели привычку делать трехъязычные надписи на среднеперсидском языке, на своем родном, парфянском, языке их аршакидских предшественников, и на греческом языке, языке – посреднике той эпохи. Эти последние версии сохранились хуже всего, и, хотя они грамматически правильные, в них содержится множество ошибок на уровне интерпретации и перевода. Надпись Нарсеса, поврежденная, рассказывает о событиях сасанидской истории, начиная со смерти Бахрама II в 293 г., и воздвигнута в том месте, где Нарсес взошел на саса‑ нидский трон. Принимая во внимание, что надпись касается внутренней политики, царь царей отказался от греческой версии. Четыре частные надписи (только на среднеперсидском языке) выполнены рукой верховного жреца Картира, наиболее ярого противника Мани и его сторонников. Оба начали свою деятельность при Ардашире I, но Мани умер в тюрь‑

ме при Бахраме II или III (276 или 277 гг.), в то время как Картир (о котором у нас нет сообщений, исходящих из других источников) жил, очевидно, долго и был осыпан почестями во времена Нарсеса. Другие интересные надписи сасанидской эпохи включают две параллельные надписи Шапура в Хаджиабаде и Танг‑и Борак, где царь царей хвалится своими качествами стрелка из лука. В личной надписи писца Афсы из Эдессы приводится несколько разъяснений хронологии первых Сасанидов, а в надписи распорядителя Абнона в Барм‑и Дилак упоминается поход римлян против персидской империи в 244 г. Среднеперсидский язык продолжает использоваться в надписях до XI в. в среде маздеистов Индии или Мазан‑ дарана. Надписи на глиняных черепках сасанидской эпохи относительно немногочисленны, и по большей части их находят в Иране (Рей, Шираз), а также на территории нынешних Узбекистана или Туркменистана. Как и в случае Аршакидской эпохи, речь идет главным образом о квитанциях. Напротив, несколько сотен папирусов с записями на среднеперсидском языке было найдено в Египте и датируются коротким периодом сасанидской оккупации между 619 и 629 гг. В них фиксируются военные заказы для персидских гарнизонов, списки припасов для солдат, деловая корреспонденция и – реже – частные письма.

ПАРФЯНСКАЯ И ПЕРСИДСКАЯ МАНИХЕЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА НА СРЕДНЕПЕРСИДСКОМ ЯЗЫКЕ

Ни одно произведение парфянской аршакидской эпохи не сохранилось в оригинальном виде. Однако о них можно получить косвенное впечатление

при помощи их среднеперсидской, персидской или грузинской редакции, во втором или даже в третьем переводе. Оригинальные труды достаточного объема, напротив, датируются сасанидской эпохой. И с‑ нова основная причина потери объема труда лежит в устном характере передачи как светской, так и религиозной литературы. Без сомнения, именно в ар‑ шакидскую эпоху некоторые эпические циклы, происходящие из восточного Ирана, такие, как цикл о Кейанидах или героический эпос о Рустаме, были распространены и на западе иранской территории. Они сохранялись там в течение веков, до тех пор, пока не вошли в состав «Хвадай‑Намак», «Книги владык» в позднесасанидскую эпоху. Фрагмент кейанид‑ ского цикла существует в книге «Память о Зарере», одном из редких трудов парфянской или среднеперсидской религиозной литературы, дошедшем до нашего времени, даже при том, что религиозные моменты там почти отсутствуют, поскольку речь в нем идет о героических боях, которые вели иранцы под предводительством их царя Виштаспы против гуннов царя Арджаспа. Эти последние пытались вынудить первых отойти от их зороастрийской религии. Версия, которая дошла до нас, является редакцией на среднеперсидском языке поздней постсасанидс‑ кой эпохи. Неоспоримо то, что это парфянское произведение, содержащее большое число парфянских выражений и слов. Общий тон рассказа – героический, и целые пассажи из него были использованы почти дословно в «Шахнаме». Роман о Вис и Рамин, рассказывающий о любви Рамина к Вис, супруге его брата, царя Мобада, также парфянского происхождения, но он сохранился только в персидской версии XI в. и грузинской версии XII в. среднеперсидской редакции, также утерянной. Поучительная литература представлена «Вавилонским древом»,

произведением, сохранившимся только в среднеперсидской редакции, речь в нем идет о соперничестве между пальмой и козой, в котором победила коза и который является аллегорией, доказывающей превосходство пастушеской жизни над оседлым сельским хозяйством.

Эти три текста прочно вошли в зороастрийскую традицию, но большая часть парфянской литературы является манихейской. Об этой свидетельствует литература периода с III по X в. (ее апогей приходится на период между IV и VI в.), даже при том, что до наших дней сохранилось весьма мало текстов, таких, как циклы гимнов «Наша удача» и «Богатство света». Оба текста получили свои названия по первым словам первого стиха и приписываются Мар Аммо, ираноговорящему ученику Мани. Наиболее поздние тексты не отличаются особыми литературными достоинствами, но совершенно ясно, что они были составлены согдийцем, для которого парфянский стал «мертвым» литургическим языком. Даже если Мани и был парфянского происхождения, он писал на арамейском языке; лишь одно из его произведений было написано на иранском языке (им самим или переводчиком). Речь идет о «Книге Шапура» на среднеперсидском языке, при помощи которой Мани обратился напрямую к новому царю царей Шапуру I на его собственном языке, для того чтобы убедить его обратиться в свою веру. Стиль труда (от которого остались только фрагменты) порой немного неуклюж, что могло бы считаться показателем того, что литература на среднеперсидском языке в III в. была еще слабо развита. Другие книги Мани (Евангелие, «Сокровище», «Тайны», «Легенды», «Изображение», «Гиганты», «Письма», а также «Псалмы» и «Молитвы») были написаны на арамейском диалекте, но пророк сам поощрял все‑

гда перевод трудов на местные наречия. За исключением текстов, вышедших из‑под пера самого Мани, существуют и другие документы на среднеперсидском, парфянском и согдийском языках, в которых приводятся агиографические рассказы с деталями из жизни и истории его церкви, о его миссионерской деятельности и т.д. Последний датированный текст в прозе на среднеперсидском языке был написан во второй четверти IX в. Большинство парфянских и среднеперсидских текстов было изложено в стихах и иногда было предназначены для того, чтобы их пели с музыкальным сопровождением. Среди важнейших гимнов на среднеперсидском языке стоит процитировать «Гимн живой души» и «Гимн светящейся души». Литературные достоинства всех этих манихейских трудов на парфянском, среднеперсидском (и согдийском) невелики, но, бесспорно, они являются шагом, свидетельствующим о переходе от устного художественного творчества к письменной литературе.

МАЗДЕИСТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА СРЕДНЕПЕРСИДСКОГО ПЕРИОДА

Среднеперсидская литература, отличная от манихейских религиозных текстов, немного лучше сохранилась, ‑чем парфянская литература, но она также носит почти исключительно религиозный (маздеи‑ стский) характер, если не принимать во внимание «Хвадай‑Намак» и несколько других, уже упомянутых трудов литературы придворного характера. К ним еще следует добавить легендарную историю «Книга подвигов Ардашира, сына Папака». Перевод и среднеперсидский комментарий «Авесты» также занимают важное место в маздеистской литературе. В пос‑ лесасанидскую эпоху, в период, когда знание авестийского языка уменьшалось, стали очень популярными большие компиляции на религиозные темы. «Денкарт», огромная поздняя компиляция IX в. в девяти книгах, – самый объемный труд этого рода: речь идет о чем‑то вроде энциклопедии маздеистских знаний. Только этот труд является практически четвертью всей сохранившейся среднеперсидской литературы. В книге VII этого произведения содержится наиболее полная легенда о жизни Зороастра, а в книге VIII – краткий пересказ оригинального текста «Авесты». Другая компиляция той же эпохи и того же типа – «Бундахишн», в которой говорится о маздеистской космологии и истории мира. Она сохранилась в краткой «индийской» версии, которая меньше иранской длинной версии. Текст, озаглавленный «Решение, порождающее сомнение», занимает отдельное место и содержит написанную в возвышенном, но вполне понятном стиле апологию маздеистской религии и полемику против других религий, в особенности ислама, иудаизма, христианства и манихейства. Последний труд этого типа – «Избранное из Задспрама» (названный по имени автора, Зад‑ спрама, сына Гушн‑Джама), нечто вроде антологии текстов о создании мира, человека, жизни Зороастра и окончательном переустройстве мира.

Религиозная литература включает как эсхатологические рукописи, (такие, как «Книга Арда Вираз», популярный рассказ в простом стиле о праведном человеке Виразе и его путешествии в загробный мир, и т.д.), так и апокалиптические (такие, как «Толкование Вахман Яшт», пророчество о стране иранцев до конца времен, или еще «Книга Джамаспа», другое пророчество, вставленное позднее в качестве шестнадцатой главы в книгу «Воспоминания Джа‑

Варианты среднеперсидского алфавита

маспа»), нормативные тексты (такие, как «Позволенное и не позволенное» или «Причины для священного поста» и т.д.) и дидактические («Рассуждения о духе разума», «Религиозные рассуждения» и три «Письма Манушчира»). Маздеистские священники

писали особенно много произведений в стиле поучительной литературы («Совет») (например, «Книга советов Зороастра» или «Сборник умений древних учителей» и т.д.), иногда под видом загадок (как в случае «Книги Джошта и Фриан» – о маздеисте, который решает все загадки, которые были ему загаданы колдуном Акстом). В сасанидскую эпоху были очень распространены юридические книги, но до наших дней дошел только один‑единственный труд, а именно «Книга тысяч суждений». В ней не приведено нормативных актов, но рассмотрено множество реальных или гипотетических юридических случаев в области брачного права, наследственного права, права собственности, торгового права и т.д. Осталось очень мало трудов на среднеперсидском языке нерелигиозного содержания; среди них стоит упомянуть: «Города Ирана», каталог главных городов с упоминанем их основателей; «Чудеса и необычайные явления Систана»; «Пояснение по игре в шахматы» и «Хосров, сын Кавада, и паж». В этом последнем произведении дано живое изображение роскоши сасанидского двора эпохи царя царей Хосрова I под видом вопросов, задаваемых царем своему пажу по поводу любых видов блюд из мяса и домашней птицы, сластей, десертов и плодов, вин, музыкальных инструментов, духов, цветов, женщин и повозок. Два политических договора дошли до наших дней только в арабском переводе («Завещание Ардашира») или персидском («Письмо Тансара»).

О том, что среднеперсидская литература была намного более богатой, можно легко догадаться по многочисленным арабским переводам и персидской адаптации литературных произведений на среднеперсидском языке. Причины огромных потерь в этой области весьма разнообразны: религиозное усердие маздеистских священников и уничтожение

некоторых, не соответствующих канонам трудов, завоевание Ирана мусульманами (даже при том, что множество трудов на среднеперсидском языке было составлено не ранее IX или X веков) и вторжение монголов, а также переход к арабской письменности и постепенное забвение литературы, предшествующей классической персидской художественной литературе. Можно привести также еще множество столь же убедительных причин.

НАУКИ

За исключением медицины и астрономии/астрологии, науки в доисламском Иране были еще очень неразвитыми по сравнению со следующей эпохой и даже по сравнению с уровнем знаний, достигнутым в соседних странах. Это коснулось даже филологических дисциплин: в отличие от Индии, например, не имелось никаких грамматических традиций, и даже если персы писали тексты в стихах, явно видно, что при этом не существовало никакого строгого размера. Некоторый успех был достигнут только в лексикографии за счет составления глоссариев и списков слов, моно‑ или двуязычных, согласно месопотамской традиции. Среди неполных текстов, найденных в Турфане, в Центральной Азии, существуют десятки примеров списков такого рода, предназначенных для того, чтобы помогать согдийским или тюркским переводчикам переводить манихейс‑ кие тексты. Слова в них классифицируются по алфавиту или по тематике. В этих списках слова на среднеиранском западном языке (парфянский или среднеперсидский) переводятся на согдийский или с согдийского на тюркский язык и содержат, помимо всего прочего, имена манихейских божеств, названия народов и социальных групп, профессий, созвездий, членов или частей тела.

При этом перечислении научных дисциплин не стоит забывать иранскую метафизику. Несмотря на то, что, за исключением поздних энциклопедических трудов, таких, как «Бундахишн», до нас не дошло ни одного философского труда на персидском языке, стоит упомянуть о возможном влиянии метафизической персидской мысли на философов досок‑ ратовского периода (Анаксимандра, Эмпедокла и т.д.) и наоборот – о влиянии Аристотеля и других греческих философов на маздеистских эрудитов (при помощи сирийских переводов). И наконец, стоит вспомнить о том, что Хосров I принял с распростертыми объятиями на несколько месяцев в 532 г. семерых поздних неоплатоников после закрытия их школы в Афинах в 529 г. Кроме того, именно по настоянию Хосрова I христианин по имени Павел Персидский составил краткий конспект мыслей Аристотеля на сирийском языке.

♦ Медицина

Персидская мифология приписывает появление медицины в Иране Джамшиду, одному из первых героев‑царей. Ясно, что она была тесно связана с магами и религиозной деятельностью. Действительно, маздеисты различают (с некоторыми вариациями) три категории врачей, согласно тому, как они лечат больных: при помощи святого слова и колдовства (авест. мантра), растений (авест. урувара) или ножа (авест. кэрэта). Само собой разумеется, что первый способ (в случае необходимости сопровождаемый жертвенными возлияниями или употреблением амулетов) считался в глазах священников наиболее эффективным и первые два типа лечения на‑

ходились, в основном, в их ведении; третий метод, хирургический, был более светским и был предназначен для класса ремесленников. В «Денкарт» врачи даже подразделяются на пять классов, в соответствии с их моральными качествами.

В этом контексте неудивительно, что анатомические и физиологические знания были достаточно ограниченными. В случае болезни обследование производилось, в основном, на базе внешних симптомов. Человеческое тело считалось микрокосмосом по образу материального мира. Греческое учение о четырех жидкостях (кровь, флегма, красная желчь и черная желчь) было приспособлено к маз‑ деистской догматике, и жидкости были ассоциированы с «четырьмя классами людей, такими, как священники, которые учат, воины, которые поражают врагов, крестьяне, которые питают, и ремесленники, которые оказывают услуги». В поздних среднеперсидских текстах описывается семь слоев тела «(«изнутри наружу: костный мозг, кости, тело, нервы, вены, кожа, волосы») а также различные органы (желудок, печень, селезенка, сердце, легкие, желчный пузырь, кишечник, мочевой пузырь и мозг). Болезни часто связывались с понятием греха и подразделялись на лихорадку, болезни кишечника и кожи, психические и инфекционные заболевания, сбой менструального цикла и т.д. Возлияние священного напитка хаома считалось особенно эффективным «лечением» в случае болезни органов, кровоподтеков, проблем с пищеварительным трактом, мочевыми путями. Предполагалось, что он стимулирует репродуктивные возможности.

В среднеперсидских текстах имеется два наименования для врача: «мастер здоровья», похоже, был более уважаем, чем «целитель (тела)». Согласно «Ви‑ девдад», можно предположить даже, что существо‑

вало нечто вроде выпускного экзамена, в ходе которого кандидат на звание врача должен был прооперировать трех маздеистов, не причиняя им физического вреда! В том же тексте уточняется, что врач имел право на гонорар (единицу крупного рогатого скота, ослицу или корову, кобылу или верблюдицу), который зависел не от его мастерства, но от финансового и семейного положения его пациента. Важно отметить, что лечение священников было бесплатным, так как они были одного общественного класса с лекарями.

Большая часть врачей при дворе ахеменидских и сасанидских царей были иностранного происхождения. По всей видимости, Ахемениды очень доверяли своим египетским врачам (таким, как Уджахор‑ реснет во времена Камбиза и Дария), «которые были лучшими в искусстве медицины», согласно заявлениям Геродота. На них также работали некоторые греческие врачи, добровольно или по принуждению. Наиболее знаменитыми греческими врачами были, без сомнения, Демокед Кротонский (личный врач Дария I и его супруги Атоссы) и Ктесий Книдский (один из врачей при дворе Артаксеркса II и автор труда, озаглавленного «Персика»). Сасаниды же чаще предпочитали призывать сирийских врачей христианской веры, таких, как Стефан из Эдессы или Гавриил из Шиггара, соответственно, личные врачи Кавада I и Хосрова II. Наиболее известный из врачей сасанидской эпохи был, без сомнения, Бур‑ зой, врач при дворе Хосрова I. Однако его репутация менее связана с его медицинскими талантами, он более известен своим переводом (с санскрита на среднеперсидский) замечательного сборника сказок и басен «Панчатантра». Этот прямой перевод был потерян, но персидский перевод, базирующийся на арабской версии перевода Бурзоя, сохранился в

форме «Калила и Димна» (имена двух шакалов в одной из басен). Кроме того, именно во время Хосрова I были построены первые больницы в Вех‑Анти‑ ок‑Шапур (Гундешапур, Джундишапур) вХузистане. В отличие от замечательной персидской медицинской школы в Эдессе, основанной в IV в. и верной греческим традициям Гиппократа и Галлена, школа в Вех‑Антиок‑Шапур была более космополитичной, как и сам город. Часы ее славы приходятся на поздне‑ сасанидский период (там даже состоялся «конгресс» врачей, под руководством Эран‑друстбед, главы гильдии врачей всей империи во время Хосрова I) и в первые два века ислама.

♦ Астрология и астрономия

В доисламском Иране астрологию и астрономию не всегда можно четко разделить между собой, так как небесные тела ощущались как живые божества, и не удивительно, что персы пытались объяснять влияние звезд на людей.

Даже если не существует прямых свидетельств о каких‑либо знаниях математической астрономии в Иране в ахеменидский период, нет никаких сомне ний в том, что через персов распространялись зна ния вавилонян в Индию в V–IV вв. до н.э. Начиная с парфянской эпохи, мы получаем, образно говоря, формальные доказательства этого, поскольку тексты на буддийском санскрите, найденные в Центральной Азии и восточном Иране (некоторые из них, начи ная со II в. до н.э., были переведены на китайский язык), содержат индийскую адаптацию вавилонских астрономических теорий. В начале сасанидской эпо хи первые цари царей поощряли переводы трудов с греческого (и санскрита). Таким образом, астроло гические труды Доротея из Сидона, Веттия Вален са, Тевкроса Вавилонца и других, а также Птолемея (на персидский был переведен его математический и астрологический труд «Алмагеста»), были переве дены на среднеперсидский язык. Все эти переводы в настоящее время утеряны, но существуют арабс кие вторичные переводы, которые ясно показывают, что знания в сасанидскую эпоху в этой области были весьма синкретичными и объединяли знания греков и индусов. Персидские астрологи разработали также свои собственные приемы в исторической астроло гии, состоявшие в том, чтобы определять судьбу на родов и династий на основании союзов планет.

Другие арабские тексты являются прямыми переводами среднеперсидских трудов (также утраченных), как, например, произведение сасанидского астролога «Handarzgar Zadanfarrox». И напротив, существует известная доля вероятности того, что индийские теории дошли до Сирии именно благодаря Сасанидам. Популярная энциклопедия «Бунда‑ хишн» – «Творение» (IX в.) содержит несколько астрономических и астрологических пассажей (касающихся небесной механики). Ссылки в работах ученого аль‑Бируни (973 г. – после 1050 г.) доказывают, что существовали «таблицы царей», разработанные придворными астрологами. Они использовались для расчетов положения солнца, луны и планет, а также определяли время затмений, и в то же время на их основе составлялись гороскопы для сасанидских царей (в связи с этим в более позднем тексте упоминаются также индийские и птолемеевские эфемериды). Благодаря сообщениям арабских авторов (и в особенности аль‑Бируни) мы знаем о существовании по крайней мере трех гороскопов подобного рода, составленных при Ездегерде II (ок. 450 г.) и Ездегерде III (в 630 г. или 640 г.) а также при Хос‑ рове I (556 г.).

У астролога можно было проконсультироваться по любому поводу. Известно, что Хосров II устроил ужасную резню 360 астрологов и прорицателей, которых он созвал во дворец для того, чтобы проконсультироваться у них по поводу благоприятного дня для начала строительства плотины на Тигре, – предприятие провалилось. Помимо астрологов, сасанид‑ ские цари, похоже, использовали также и других специалистов по гаданию, например, толкователей снов или толкователей примет. Согласно все той же логике, в апокалиптической маздеистской литературе (за общеизвестным исключением «Воспоминаний Джамаспа») отводится много места для интерпретации «знаков свыше», «явлений» и чудес.

По мнению персов сасанидской эпохи, ход событий определяют двенадцать знаков зодиака и семь планет. В то время как первые являются отражением доброты Ормузда, последние – зловредные и приносят несправедливость в мир. Для примера можно привести две выдержки из популярного романа «Книга подвигов Ардашира, сына Папака» (III, 4–6, IV 5–7), которые свидетельствуют о влиянии небесных тел на жизни людей с точки зрения персов. В них говорится о бегстве будущего сасанидского царя царей Ардашира вместе с сожительницей его парфянского сюзерена Артабана IV (Ардавана), и о том, как тот воспринимает события: