Глава 39. Знаешь ли ты время рождения серн?

Знаешь ли ты время рождения серн?

О рожающих ланях печешься ли ты?

Считаешь ли месяцы, что они тяжелы,

и знаешь ли срок, когда им родить, –

когда они, приседая, мечут детей,

освобождаются от своих мук?

В силу приходят чада их,

расходятся и не вернутся к ним.

Кто дал зебре волю ее

и узы дикого осла расторг, –

которому назначил я жилищем степь,

и домом – пустые солончаки?

Он смеется над шумом городским,

крик погонщика ему незнаком;

в горах он отыскивает себе корм

и всякую зелень рад найти.

Захочет ли буйвол тебе служить,

станет ли ночевать в стойле твоем?

На веревке ли потащишь его к борозде,

чтобы он с тобой боронил склон?

Понадеешься ли на его мощь

и доверишь ли ему работу твою?

Полагаешь ли, что вернет он твое зерно

и сложит его на гумно тебе?

Весело страус бьет крылом,

хоть не может, как аист иль ястреб, взмыть.

Он оставляет на земле яйца свои,

кладет их согреваться в песке,

забыв, что раздавить их может нога

и растоптать – зверь полей.

Жесток он к птенцам, будто к чужим,

не боится, что они пропадут, –

ибо не дал мудрости ему Бог

и рассудка ему не уделил.

Но когда он поднимется и побежит,

конь и всадник смешны ему!

Ты ли даровал силу коню,

и гривою шею ему облек,

и научил прыгать, как саранчу?

Грозно храпение его ноздрей!

Веселясь, взрывает он копытом прах,

в битву бежит, являя мощь;

он не робеет, ему страх смешон,

не побежит он от меча!

Над ним звенит колчан,

сверкают копье и дрот.

С ярым храпом он глотает прах,

не сдержать его при звуке трубы!

При трубном гуле он ржет: «Го-го!» –

издалека чует он бой,

клики вождей и бранный вопль!

По твоей ли мысли ястреб парит,

в южном ветре ширит крыла?

По твоему ли слову взлетает орел,

на высотах вьет свое гнездо?

Обитание его – на скале,

на крутизнах и срывах – ночной приют;

оттоле он высматривает себе снедь,

и в даль вперяются его глаза.

Птенцы его пьют кровь,

и где мертвечина, там он».