Поэтому я был весьма удивлен, когда на следующее утро он вручил мне чек на большую сумму

– Я даю тебе эти деньги, – сказал он, – не как отец, я как ученик Лахири Махасая. Поезжай же в эту далекую страну Запада, распространяй там не связанное с религией учение

Крия-йоги

.

Я был бесконечно тронут самоотверженностью, с которой отец смог быстро справиться со своими личными желаниями. В эту ночь он осознал истину, что никакое заурядное желание не было мотивом моей поездки.

– Может, мы уже не встретимся в этой жизни, – с грустью сказал отец, которому в то время было шестьдесят семь лет.

Какая-то интуитивная уверенность заставила меня ответить:

– Несомненно, Господь еще сведет нас вместе.

Собираясь покинуть учителя и родину ради незнакомых берегов Америки, я испытывал немалую тревогу, ибо приходилось много слышать о материалистической атмосфере Запада, весьма отличной от духовной почвы Индии, многие века проникнутой аурой святых.

«Восточный учитель, который решается на атмосферу Запада, – думал я, – должен быть смелее, чем решившийся на испытание лютых гималайских холодов!»

Однажды рано утром я начал молиться с твердым решением не останавливаться, пока не услышу голос Божий, даже если умру. Я жаждал Его благословения и уверенности, что не потеряюсь в тумане современного утилитаризма. Сердце мое готово было на поездку в Америку, но прежде еще раз решило получить божественное соизволение.

Я молился, молился, заглушая вздохи. Ответа не было. Моя безмолвная просьба возрастала в мучительном крещендо, пока к полудню не достигла зенита, – голова больше не могла выдержать бремени мук. Если б я со все возрастающей глубиной внутренней страсти воззвал еще хоть раз, мне кажется, голова моя разлетелась бы вдребезги.

В этот момент из вестибюля, примыкающего к комнате на Гурпар Роуд, в которой я сидел, донесся стук. Отворилась дверь, и я увидел молодого человека в странном одеянии отреченного. Он вошел, закрыв за собой дверь, и, отказавшись от моего приглашения сесть, показал жестом, что желает беседовать со мной стоя.

«Должно быть, это Бабаджи!» – подумал я, изумленный, ибо у этого человека были черты молодого Лахири Махасая. Он ответил на мою мысль.

– Да, я – Бабаджи, – мелодично сказал он на хинди. – Отец наш Небесный услышал твои молитвы. Он велел мне сказать тебе: последуй веленью гуру и поезжай в Америку. Не бойся, ты будешь под защитой.

После волнующей паузы Бабаджи снова обратился ко мне:

– Ты тот, кого я избрал для распространения провозвестия