Надеясь успокоить подозрение его обеспокоенной политикой ума, я взволнованно объяснил свое затруднительное положение, и он гостеприимно отвел меня к себе домой

– Ранбаджпур отсюда далеко, – заметил он, – у перекрестка тебе надо было повернуть налево, а не направо.

«Мой прежний советчик, – подумал я с досадой, – явно был грозой для путешественников». Вкусно поужинав неочищенным рисом, чечевицей дал и кари из картофеля с бананами, я удалился в маленькую хижину, расположенную рядом со двором. Вдали пели крестьяне под шумный аккомпанемент барабанов

Мриданга

[

] и цимбал. Сон был неважный, и я глубоко молился, чтобы быть направленным к уединенному йогу Раму Гопалу.

С первым светом утренней зари, проникшим в щели моей темной комнаты, я отправился в Ранбаджпур, устало тащась через кучи сухой глины, мимо срезанных серпом колючих растений. Встречающиеся периодически крестьяне неизменно говорили, что цель "всего в какой-нибудь

Кроша

"[

]. Через шесть часов солнце победоносно проследовало от горизонта до зенита, но я начал чувствовать, что вечно буду в одной кроша от Ранбаджпура.

После обеда миром моим все еще было бесконечное рисовое поле. Нещадный, смертельно изнуряющий жар лился с небес. Когда ко мне неспешным шагом приблизился какой-то человек, я едва осмелился произнести обычный вопрос, чтобы не вызвать монотонного: «Как раз кроша».

Незнакомец остановился рядом со мной. Он был худощав, невысокого роста и ничто в нем не производило особого впечатления, за исключением пары темных глаз необычайной проницательности.

– Я собирался покинуть Ранбаджпур, но твои намерения были добрыми, и я подождал тебя. – Он погрозил пальцем перед моим изумленным лицом. – Разве ты недостаточно умен, чтобы не понять, что, незваный, ты мог свалиться мне как снег на голову? Этот профессор Бехари не имел права давать моего адреса.

Считая излишним называть себя в присутствии этого учителя, несколько уязвленный таким приемом, я стоял, не говоря ни слова. Внезапно он сделал следующее замечание:

– Скажи-ка, где, по-твоему, Бог?

– Ну, Он во мне и повсюду! – ответил я, сбитый с толку, что, несомненно, было видно по лицу.

– Все проникает, а? – удовлетворенно рассмеялся святой. – Тогда почему же, молодой человек, ты не склонился вчера перед Бесконечным в каменном символе в Таракешварском храме?[

] Твоя гордыня была наказана неверным советом прохожего, не обремененного пониманием четкой грани между левым и правым, что обернулось определенными неудобствами.