В пропастях массива Арба

Победно завершив исследование грота Сигалер, провансальские спелеологи, полюбившие Пиренеи, спросили меня, не знаю ли я другого объекта, массива, где они могли бы продолжить свою деятельность и удовлетворить страстный интерес к подземному царству.

Я заранее предвидел и предвосхитил их желание и на следующее лето, то есть в 1956 году, привел их в массив Арба — мой подземный рай, в те сказочные места, страну необузданных вод, где я исследовал множество полостей: от Пудак-Гран, моей первой пропасти, до зловещей Хенн-Морт.

В 1947 году мы разбили палаточный лагерь на глубине двухсот пятидесяти метров в одном из залов Хенн-Морт под оглушительный шум водопада, низвергающегося в маленькое, вечно волнующееся подземное озеро. В этом лагере мы жили в окружении тумана и ледяной водяной пыли, в насыщенной водой, совершенно нереальной атмосфере, как будто вне времени и пространства.

Однажды незабвенный аббат Катала (преждевременно скончавшийся в 1948 году, сразу же после сделанного им изумительного открытия следов доисторического человека в Алдене) пытался читать свой требник, укрывшись капюшоном. Когда я проходил мимо, он схватил меня за руку.

— Знаете, откуда берется этот дьявольский каскад? — прокричал он.

— Не имею ни малейшего представления! — прокричал я в ответ.

— Так вот, это как раз и есть прекрасная задача и повод для недурной подземной экспедиции.

Мы, правда, знали, где воды каскадов Хенн-Морт выходят на поверхность — опыт с окрашиванием воды показал это место (Буковый источник в долине Планк), — но мы совершенно не знали, откуда эти воды берутся. Многие из нас обращали свои взоры к Озерному каскаду.

Жан Денон из Парижского альпийского спелеоклуба, совершавший уже восхождения в Альпах и в Гималаях, заинтересовался возможностью подняться в карстовую шахту, залитую падающей водой. Но мы не могли одновременно гнаться за двумя зайцами: исследовать Хенн-Морт в глубину и пытаться, почти наверняка неудачно, подняться в вертикальный колодец, низвергавший на нас массу воды.

Через три года, в 1950 году, я вновь пришел в массив Арба, чтобы попытаться выяснить, какие же все-таки источники питают каскады Хенн-Морт. Поскольку я не мог собрать для этого отряд и организовать спуск в пропасть до отметки двухсот пятидесяти метров, мне пришлось довольствоваться осмотром поверхности в Кум-Уэр, где, как я знал, были выходы пропастей.

Эти исследования я проводил вместе с моими детьми, Раулем и Мод, и действительно, нам удалось обнаружить несколько глубоких карстовых шахт, но мы не могли в них спуститься, так как у нас была только одна веревка да двадцатипятиметровая электроновая лестница.

Как-то под вечер мы разделились, чтобы прочесывать лес порознь и таким образом увеличить вероятность нахождения новых колодцев. Вдруг я услышал доносившийся издали голос Рауля, настойчиво зовущий нас. Я передал сигнал Мод, которая патрулировала еще дальше, в глубине пихтового леса. Идя на голос сына, мы нашли его на очень неровном каменистом участке среди зарослей малины и черники, где он обнаружил нечто весьма интересное.

Это был свод пещеры, из которого тянуло холодным воздухом. В грот вел хаотичный и длинный коридор, в который можно было спуститься, помогая себе руками. Коридор приводил к весьма эффектной развилке, где стояли большие сталагмиты и очень живописные ледяные колонны. Но естественный ледник на этом не оканчивался, он шел вниз несколькими расположенными один над другим колодцами, и мы смогли спуститься в них, упираясь в стены расставленными руками и ногами. Затем нас остановил тридцатиметровый обрыв, причем снизу доносился шум текущей воды. Мы сбросили лестницу, Рауль начал спускаться по ней, а я и Мод его страховали. Лестница оказалась слишком короткой, и сыну удалось, держась на конце раскачивающейся лестницы, направить вниз свет электрического фонарика.

Это беглое исследование, проведенное в таком неудобном положении, все же позволило кое-что определить: подземный ручей вырывался из высоко расположенной диаклазы[54] и направлялся на северо-восток. Такие данные позволили мне предположить, что это один из потоков, питающих Хенн-Морт, но другие исследования и другие экспедиции отвлекли меня от этих мест, другие массивы заняли мое внимание: ледяные гроты Марборе в 1950 году, пропасть Пьер-Сен-Мартен в 1951 и 1954 годах, Сигалер в 1955 году.

Сопровождая своих экских и марсельских друзей в массив Арба в Верхней Гаронне, я рассказал им о возможной связи между пропастью, о которой я сообщил в 1950 году и Хенн-Морт. Мы направили наши усилия на решение этой проблемы, а вся кампания получила название: "Экспедиция Хенн-Морт — 1956".

Экспедиция началась с внушительного сброса парашютов с грузами, осуществленного военными летчиками с базы в По, которые оказали нам неоценимую помощь во время кампании в Пьер-Сен-Мартен. Как только кончилась разбивка лагеря в долине Кум-Уарнед на опушке леса на высоте 1400 метров, несколько отрядов сразу же начали штурмовать многочисленные пропасти и пещеры.

Самый первый спуск в пропасть, в которой мы побывали вместе с Мод и Раулем, дал превосходные результаты. Спелеологи проникли в диаклазу, которую в свое время увидел Рауль, пошли по очень неровной "водной дороге", преодолели ее на несколько сот метров, но, не располагая плавательными средствами, вынуждены были остановиться у глубокого озера.

На следующий день на смену пришел отряд из семи человек. Они захватили с собой надувную лодку, и им удалось переправиться через озеро и продвинуться несколько дальше, применяя при этом головокружительную акробатическую технику.

Среди членов провансальского отряда было двое пиренейцев, ветеранов экспедиций в Хенн-Морт: Дельтейль и я. Не меньше других мы были взволнованы и захвачены мыслью, что, может быть, вот-вот попадем в "нашу" Хенн-Морт.

Может быть, виновен был излишний энтузиазм и рвение, а может быть, с трудом карабкаясь над глубоким обрывом, я сделал неловкое движение, но под моими ногами сломался каменный выступ, и я плюхнулся в воду. Это падение было тем более неприятным по своим последствиям, что на мне не было непромокаемого комбинезона. Большая ошибка с моей стороны, так как спелеолог, попавший в воду в одной из горных полостей, где всегда царит очень низкая температура, мало на что после этого пригоден и служит только обузой своему отряду.

Дельтейль, хорошо все это понимавший, забеспокоился обо мне и предложил проводить меня на поверхность. Чтобы пересечь озеро на обратном пути и иметь возможность страховать друг друга при подъеме на лестницы, обязательно надо было идти вдвоем. Но я наотрез отказался, говоря, что мне и не такое пришлось повидать и что я не боюсь холода.

В действительности же я совершенно промок и так дрожал, что с трудом двигался и проделывал нужные маневры. Мне пришлось скрепя сердце отказаться от дальнейшего продвижения со штурмовым отрядом, который как раз подошел к краю шестидесятипятиметрового колодца. Дельтейль, Жикель, Диландро и я превратились во вспомогательный отряд для троих товарищей, спустившихся по лестницам в следующие один за другим эффектнейшие водопады.

Из всех я один не побеспокоился о том, чтобы надеть непромокаемый костюм, и мне пришлось дорого заплатить за эту небрежность: изнурительным двухчасовым стоянием на посту, зацепившись и закрепившись на узком балконе под потоком ледяного воздуха. Меня трясло как в лихорадке, и все же меня поддерживало основанное на личном опыте убеждение, что я выйду из этой передряги, не "схватив болезнь", как говорил Тартарен из Тараскона, даже без насморка или боли в горле.

Приношу извинения за краткое отступление и за то, что придаю слишком большое значение одной из самых банальных случайностей в сложных перипетиях подземных исследований, но все же скажу, что здесь в полную меру действует как настоящее благодеяние реакция организма, создающая иммунитет, тогда как при других более обыденных обстоятельствах и по меньшему поводу спелеологи подвержены насморку, как все люди.

Тони Бюрнан в своей книге "Охотники из Шамуа" писал то же самое об одном пастухе и страстном охотнике. Он однажды видел, как этот охотник, потный и задыхающийся, быстро поднялся на склон, чтобы приблизиться к сернам, лег на снег, и ему пришлось долго и терпеливо лежать, так как животные его почуяли. Когда охотник вернулся с охоты Тони Бюрнан сказал, что такая снежная ванна может дорого ему обойтись, на что охотник ответил ему: "Видите ли, мосье, пока надеешься, кровь греет!" И он безапелляционно пояснил свою концепцию, выражающую, однако, бесспорный психофизиологический феномен: "Пока я его вижу, он мне не опасен". Разве это не напоминает кошку, такое зябкое животное, которая может лежать на снегу или даже под снежным бураном, застыв в неподвижности, как факир, часами подстерегая полевую мышь или крота?

Как охотник за сернами, как кошка на своем посту, я ощущал ледяной холод, но не обращал на него внимания. Кроме того, когда после трудных и опасных маневров, проделанных нашими тремя разведчиками на лестницах, мы услышали донесшиеся к нам далеко снизу пять пронзительных свистков, мы ответили на них дикими криками восторга, несколько согревшими нас.

Свистки, которые повторились и которые мы считали с большим волнением, были условным сигналом, что штурмовой отряд попал в пропасть Хенн-Морт.

Действительно, Конрад, Ранжин и Вейдерт после ожесточенной схватки с каскадами приземлились у отметки двухсот пятидесяти метров в зале подземного лагеря 1947 года, узнали знакомую местность, нашли кое-какие вещи, оставшиеся с тех пор, в том числе знаменитую "китайскую шляпу" — щит из железного листа, защищавший нас от водопадов и камнепадов во время неповторимого спуска до самого дна пропасти.

Таким образом, в 1956 году спелеологи из Экса и Марселя завершили то, чего не смогли сделать парижане и пире-нейцы в 1947 году. Теперь мы, если можно так сказать, глубже изучили гидрологический механизм подземной системы Хенн-Морт.

Эту новую систему, состоящую из пропасти, пещеры и подземной реки, мы назвали пропастью Марселя Лубана. Этим мы отдали должную честь памяти нашего незабвенного товарища, первым спустившегося в Хенн-Морт, тяжело здесь раненного, но все же дошедшего до дна пропасти.

Нам удалось еще лучше ознакомиться с гидрологической системой "Марсель Лубан — Хенн-Морт", когда через несколько дней один из членов нашего отряда поднялся вверх по пропасти Марселя Лубана в направлении известного грота Кум-Нер и в непосредственной близости от него. В свое время этот грот был исследован Феликсом Тромбом. Оказалось, что подземный поток, тот самый, с которым мы встречались в пропастях Марселя Лубана и Хенн-Морт, пересекает фот Кум-Нер из конца в конец на протяжении семисот метров. В недрах земли нечасто удается так удачно найти и проследить циркуляцию воды.

Во время нашей кампании 1956 года в массиве Арба нам удалось провести еще несколько исследований, в подробности которых я не стану вдаваться, а кроме того, сделать интереснейшее открытие в соседней долине. Я говорю о Кум-Уарнед, занявшей нас на много лет.

Итак, в июле 1957 года мы направились в Кум-Уарнед. Сначала наши взоры были устремлены в небо, откуда сыпались парашюты с грузом, сбрасываемые нам летчиками с учебной базы воздушно-десантных частей департамента По, потом мы обратили их на подземное царство, где нам предстояло выполнить важную программу.

Опыт с окрашиванием воды, который мы успешно осуществили прошлым летом, показал, что ручей Кум-Уарнед, уходивший под землю на высоте 1300 метров над уровнем моря, вновь выходил на дневную поверхность через четыре километра у подножия массива. Значит, существовала какая-то подземная водная система, которую мы заранее окрестили системой Тромба в честь нашего коллеги и друга, спелеолога Феликса Тромба, изучавшего этот массив с 1934 года и руководившего экспедициями в Хенн-Морт 1946 и 1947 годов. Задача наша состояла теперь в том, чтобы попытаться проникнуть в эту систему подземной циркуляции, а для этого надо было разыскать шахты, расположенные над предполагаемым руслом подземного потока, и попытаться спуститься в них.

Поиски оказались очень трудными и потребовали от нас пяти летних кампаний (с 1956 по 1960 год), но они были богаты сенсационными открытиями и спортивными подвигами, исключительно сложными, мучительными и порой драматическими.

В тех местах, где до нашего прихода буквально ничего не было известно, нам удалось открыть ряд первостепенных пропастей, некоторые оказались даже более глубокими, чем Хенн-Морт, и теперь считаются самыми грандиозными в нашей стране. Чтобы читатель мог составить себе некоторое представление, перечислю их, причем учитывая только пропасти глубже двухсот метров: Дюплесси (-200), Марсель Лубан (-230), Тру-дю-Ван (Колодец Ветра) (-300), пропасть Раймонды (-492) и пропасть Пьера (-564). Две последние пропасти оказались третьей и четвертой по глубине во Франции, а Хенн-Морт значилась теперь лишь на пятом месте.[55] Но кроме глубины эти пропасти были еще интересны тем, что служили "глазками" в подземное русло ручья Кум-Уарнед, по которому нам удалось пройти и исследовать на редкость поучительную подземную систему Тромба почти из конца в конец, за исключением нескольких участков, оставшихся непройденными из-за сифонов.

Для подробного описания подземной эпопеи, растянувшейся на пять лет, потребовалась бы целая книга, нам же придется ограничиться кратким описанием на нескольких страницах.[56]

В этой кампании я сотрудничал с самыми симпатичными из когда-либо встречавшихся мне спелеологов в настоящей дружеской атмосфере. Эти "разведчики" благодаря воспитанию в рядах скаутов обладали дисциплиной и выдержкой, что, по правде сказать, не всегда бывает справедливо в отношении некоторых спелеологов, слишком независимых и несколько склонных к анархизму, а это никак не облегчает взаимоотношений и не делает легче некоторые исследования, когда необходимо проявлять полнейшее послушание и самоотверженность, порой доходящую до полного самоотречения.

Руководители экского отряда Пьер Жикель, Хеллин и Магаль, также как руководители марсельцев Конрад, Пропо, Леши и Гриозель, сумели внушить эти драгоценные качества юным, но первоклассным членам наших отрядов, в которые входили Франжин, братья Феликс, братья Пернэн, Лафон, Раву, Диландро, Ребуль, Налэн, Морель, Паран, Винсент, Каваллэн, Вейдерт, а также всем тем, кто принимал участие в пяти кампаниях в Кум-Уарнед. Нельзя не упомянуть с восхищением и благодарностью преподобного отца Фреми, капеллана группы и члена одного из отрядов, которого прозвали капелланом пропасти Раймонды, после того как он отслужил мессу в этой глубочайшей полости.

Но настоящая книга — это не дневник спелеолога и не трактат о подземных водах, поэтому мы избавим читателя от полного описания всего развития операций в Кум-Уарнед, а также от перечисления полученных результатов и ограничимся тем, что изобразим некоторые сцены и расскажем более или менее яркие случаи.

Для начала следует сказать несколько слов об этимологии и подлинной орфографии слова "уарнед" (Ouarnede), являющегося чудовищным искажением и отвратительным написанием, не имеющим смысла ни на каком языке, а также диалектного слова I overere (Кум Иуернэр значит "зимняя долина или ущелье", то есть "холодное место").

Карты тоже полны подобных ошибок. Одна из наиболее занятных и неожиданных относится к Кум-де-ла-Бак (на местном диалекте Бак значит "корова"), превратившуюся на официальной карте в результате нескольких превращений наперекор всякому здравому смыслу в Кум-д'Эвек (то есть в пропасть Епископа). Короче говоря, рассказывая обо всей этой ереси, творцами которой являются картографы, плохо знающие пиренейские диалекты и, кажется, мало заботящиеся о значении и написании, нам самим все же приходится писать "Кум-Уарнед", чтобы не вступать в противоречие с картой и быть понятыми.

В первый же день первой кампании 1956 года наши друзья из воздушно-десантных частей департамента По облагодетельствовали нас, безукоризненно сбросив груз на парашютах. Все шло как по писаному, самолет "Дакота" нас легко засек благодаря нашей сигнализации при помощи выложенных на земле полотнищ; сбросив нам три десятка парашютов с грузами, он вернулся на свою базу. Вскоре над нами пронесся маленький биплан "Стамп", развернулся на большой высоте и сбросил небольшой пакет с флажком. Пакет был недостаточно тяжелым, его отнесло ветром, и он упал очень далеко от нас. Все поиски были тщетны, пока наконец один из арбаских жандармов, специально прибывших, чтобы присутствовать при сбросе парашютов, нашел его в лесу. Мы поздравили жандарма, и затем поспешно и с большим любопытством открыли пакет. В нем оказалась дымовая шашка, инструкция по ее применению и маленькая сердечная записка, написанная рукой нашего коллеги Дельтейля, желавшего благополучного сброса парашютов!

По примеру знаменитых карабинеров из оперетты Оффенбаха, маленький самолет аэроклуба Сен-Жерон прибыл "после драки", и, когда на следующий день наш друг пришел к нам в лагерь, на этот раз с мешком на спине, мы устроили ему неплохую овацию за несколько запоздалые благие намерения! Некоторые предлагали даже поджечь дымовую шашку у него в палатке, когда он заснет. Однако его пощадили, а "горшок с дымом" сохранили для использования при сбросе грузов с парашютами в следующем году.

С первых же спусков в пропасти массива Арба провансальцы были прямо-таки поражены, обнаружив на дне естественных колодцев не только скелеты коров и овец, встречающиеся очень часто, но также скелеты медведей, черепа которых они поднимали на поверхность в качестве трофеев. Дело в том, что этот сплошь заросший лесом горный район, загроможденный хаосом камней, таящим массу укрытий и берлог, представляет собой великолепный биотоп для пиренейского медведя. Я много раз видел его следы на снегу, а в апреле 1960 года Эмиль Бюга — один из наших спелеологов — встретил медведицу с медвежонком.

Может показаться удивительным, что осторожные и ловкие животные иногда сваливаются в пропасти, но некоторые из этих колодцев с отверстиями, замаскированными густым подлеском, служат как бы естественными ловушками. Зимой и весной снег покрывает ветви деревьев и кусты, маскирует отверстия колодцев, образуя коварные снежные мостики, которые проваливаются даже под тяжестью самой мелкой дичи: каменных куниц, белок и, конечно, под очень большой тяжестью стопоходящих животных.

Другой сюрприз, другая находка поджидали нас в одной из пропастей, названной "Ледником", поскольку лед в ней сохранялся даже в самое жаркое время лета. На глубине при мерно тридцати метров в одном круглом зале мы нашли остатки примитивной деревянной лестницы и двух грубо сделанных лопат или совков, тоже деревянных, имеющих такую же форму, как лопаты, на которых пекари сажают хлеба в печь.

Эти предметы, неожиданно найденные в таком месте, имели свою историю, которую нам поведал старый пастух, сам слышавший ее от своего деда (значит, факты должны относиться примерно к 50-м годам XIX века).

В те времена два человека из Арба решили спуститься в колодец "Ледник" с помощью лестниц, сделанных, вероятно, тут же на месте, и стали добывать лед лопатами, тоже самодельными, разрабатывая таким образом этот своеобразный карьер. Лед несли в корзинах на спинах в селение (четыре часа ходьбы). Потом его грузили в тележку, запряженную мулом, и везли в Тулузу (сто километров), а там то, что еще оставалось от груза, продавали в больницу Отель-Дьё или в одно из кафе на Больших Бульварах, так как в те времена искусственного льда делать еще не умели.

Этим промыслом они занимались в течение многих лет, несмотря на то что это был тяжелый труд, весьма мучительный и сопряженный с известным риском, а доход от него, вероятно, был весьма небольшим.

В одну из первых ночей летом 1956 года, проведенных нами в палатке в Кум, нас озадачили какие-то необычные звуки: металлическое позвякивание, все время меняющее направление. Виновником странного звука могли быть многочисленные овцы, все лето пасущиеся в массиве, но звук никак не напоминал звон колокольчика, даже надтреснутого.

Объяснение мы получили только утром, когда заметили, что одна овца, проходя мимо нашей свалки, наступила на маленькую консервную банку, так и оставшуюся у нее на ноге. Подкованное таким образом животное всю ночь бродило по камням и производило необычный звук, так нас заинтриговавший. Конечно, мы тут же организовали облаву на "подкованную" овцу и освободили ее от гремящей банки.

Коровы и овцы вскоре стали несколько излишне фамильярны и производили нахальные и опустошительные набеги на наши палатки. Лучшее средство отгонять этих четвероногих, слишком пристрастившихся к сушившимся на кустах перчаткам, белью и носкам и охотно лакомившихся салфетками, туалетной бумагой и мылом, нашел Жан-Мари Ребуль. Он извлекал из своего кларнета такие душераздирающие и диссонирующие звуки, что обычно овцы и коровы сразу же удирали.

Открытие главных пропастей Кум-Уарнед — результат тщательных исследований, проделанных спелеологами. Отверстия пропастей были разбросаны на большой площади, и о них не знали даже пастухи, охотники и лесорубы.

В качестве примера можно привести случай, происшедший в 1956 году, когда Пьер Жикель, командир экских скаутов, открыл узкий лаз, оказавшийся входом в пропасть Пьера — одну из самых больших в мире, глубиной пятьсот шестьдесят четыре метра. В этом же районе и в том же году я открыл Пюи-дю-Ван (Колодец Ветра); скромный свод над ним никто раньше не замечал, но внутренние размеры скрывавшейся за ним пещеры оказались грандиозными.

На следующий год я нашел крохотное отверстие, запрятанное в зарослях папоротника в лесу, оказавшееся входом в пропасть Раймонды. Моя дочь спустилась первой в нее и расширила узенький лаз, открыв доступ в продолжение пропасти глубиной четыреста девяносто два метра.

Во время кампании 1958 года один из участников экспедиции — Феррандез, однажды, придя в лагерь, заявил, что он только что нашел между пропастью Пьера и Пюи-дю-Ван новую пропасть, вход в которую, по его мнению, был не менее эффектен, чем вход в Хенн-Морт! Это сообщение показалось нам настолько неправдоподобным, что мы сразу же пошли проверять слова нашего товарища. Но он нисколько не преувеличивал: пасть этой новой пропасти производила сильное впечатление, а при ее обследовании был обнаружен цилиндрический вертикальный почти отвесный двухсотметровый колодец. Это новое открытие, сделанное ровно в ста пятидесяти метрах от Пюи-дю-Ван, который был нам известен уже в течение двух лет, может дать представление о фантастическом хаосе, царящем в вечном полумраке пихтового леса.

Счастливый первооткрыватель этой новой большой пропасти не смог (как это обычно делается) присвоить ей свое имя. Его звали Раймонд, и могла возникнуть путаница с пропастью Раймонды. Скауты из Экса относятся к группе Плесси-де-Гренадан, и Феррандез решил назвать "свою" пропасть пропастью Плесси.

С самого начала отказываюсь даже в общих чертах описать многочисленные спуски, которых потребовало исследование пропастей Кум-Уарнед, занявшее у нас целых пять лет. Но позволю себе рассказать несколько типичных или чем-либо примечательных эпизодов и несколько приключений или происшествий, пережитых в глубине этих гигантских полостей.

Так, например, возвращаясь к пропасти Плесси, можно рассказать, как Феррандез нашел в ней скелет собаки, на ошейнике которой была медная табличка с тщательно выгравированной на ней надписью, содержащей имя и адрес. Из любопытства мы написали по указанному адресу и узнали, что животное пропало три года назад и что хозяин собаки подозревал и даже обвинял соседа, что тот отравил собаку. Оказалось, что овчарка, которая, по-видимому, была великой бродягой, рискнула одна отправиться в горы и случайно свалилась в пропасть.

Находка Феррандеза дала двойной и даже тройной результат: объяснила загадку исчезновения собаки, доказала невиновность предполагаемого отравителя и способствовала примирению соседей. После этого попробуйте только отрицать интерес и пользу спелеологии!

Пропасть Пьера из-за своей исключительной глубины, потребовавшая нескольких последовательных экспедиций, послужила театром многих необычных происшествий. В 1957 году над районом, где находится пропасть, прошла ужасная гроза. В то время в пропасти на глубине четырехсот метров находился штурмовой отряд, и вдруг внезапно начался высокий паводок. Трое — Пернэн, Налэн и Нунци — оказались пленниками под землей.

Тогда Дельтейль, находившийся вместе со вспомогательным отрядом в подземном лагере, отправился к ним на помощь, и ему удалось по переходам, расположенным выше переполненных поднявшейся водой подземных проходов, добраться до пленников, находившихся в крайне опасном положении, и отвести их в подземное убежище, куда не доходили даже самые высокие подземные паводки. Этот коридор назвали галереей Утопленников.

Все восемь человек теперь собрались в безопасном месте, но без малейшей возможности выбраться на поверхность земли, так как все входные колодцы были залиты грязной жижей. Члены отряда, находившиеся в лагере на поверхности, тоже не могли спуститься в эти колодцы и прийти на выручку. Надо было ждать конца паводка, который наступил лишь через сорок восемь часов.

В следующем, 1958 году отряд, в который входил я, зашел очень глубоко и далеко, и нам удалось разбить временный лагерь, из которого отправился штурмовой отряд, дошедший до глубины пятисот шестидесяти четырех метров, до того места, где поток расширяется и образует подземное озеро. Ги Морель и Максим Феликс сели в надувную лодку и проплыли сто двадцать метров до конечного сифона, и здесь им пришлось повернуть назад.

Но при выполнении этого маневра лодка наткнулась на каменный выступ, разорвалась и потекла. Такие случаи — обычное явление под землей, и спелеологам часто приходится переживать подобные крушения. Но на этот раз положение осложнялось тем, что Максим Феликс не умел плавать, и Ги Морелю пришлось действовать очень энергично, чтобы помочь товарищу выбраться из воды. Им это удалось. К несчастью, не так получилось с одним из членов Парижского спелеоклуба, утонувшим при подобных обстоятельствах в подземной реке в Сардинии.

В пропасти Раймонды произошло несколько достойных упоминания или просто занятных случаев.

В августе 1957 года спелеологи из Экса и Марселя организовали без моего ведома церемонию, на которую я был приглашен только в последнюю минуту. В присутствии двадцати шести спелеологов, то есть полного состава экспедиции 1957 года, отец Фреми отслужил мессу. А после этого меня ждал сюрприз.

Мои юные друзья сговорились отпраздновать мое шестидесятилетие и в какой-то мере мой подземный юбилей. Была составлена целая программа, в которую входило назначение меня начальником отряда, награждение медалью и вручение почетной шахтерской лампы. Я ответил со своей стороны "мрачной" речью, произнесенной "пещерным" голосом! Под конец появился еще огромный торт со вставленными в него зажженными символическими свечами, которые я, согласно обычаю, должен был задуть, пока шампанское лилось в кружки. Настоящий кутеж… Но главное — проявление искреннего чувства товарищества и горячей дружбы, очень тронувшее меня.

На следующий год в той же пропасти Раймонды на более диком фоне, чем зал Мессы, и при совершенно других обстоятельствах разыгралась совсем иная сцена.

Мы находились на глубине двухсот метров у начала колодца, в который низвергался поток с тридцатипятиметровой высоты. Чтобы помериться силами с этой поистине достойной Данте пропастью диаметром в двадцать — тридцать метров, нам пришлось доставить к ее краю лебедку в разобранном виде и двухсотметровый трос. Входившие в штурмовой отряд Каваллин, Жикель, Гриозель и Пропо доверились этой технике и приземлились, правда не без происшествий и трудностей, у подножия вертикального обрыва, где обнаружили озеро. Затем поэтапно они спустились до самого дна пропасти Раймонды, где их, как и обычно, остановил непроходимый сифон.

Когда они начали подниматься, мы с ужасом заметили, что стальной трос расщепился, перекрутился и вышел из строя. Мы тотчас же сообщили товарищам по телефону, что прекращаем их подъем и что им придется подождать, пока мы найдем другой трос. Мы поднялись на поверхность, спустились в долину, одолжили машину, чтобы съездить в Тулузу и купить там новый трос (а оба конца — двести километров).

Все это потребовало времени, и лишь через сорок часов заточения в глубине пропасти наши товарищи из штурмового отряда, находившиеся все время во власти воды, водяной пыли и холода, вернулись на дневную поверхность. Они продрогли и до предела устали, но не потеряли бодрости духа.

Спелеологии свойственны самые неожиданные ситуации и контрасты.

В то время как в пропасти Раймонды люди "подыхали" от холода и сидели на голодном пайке, члены другого от ряда по-своему праздновали победу в пропасти Пьера. Празднование носило чисто гастрономический характер, и меню подземного пиршества было обильным, но весьма однообразным, хотя и не лишенным оригинальности. Штурмовой отряд устроил пирушку, используя банки со свиным паштетом, из которого приготовили сандвичи, положив его на ломти анисового пряника, и запивали все это шампанским.

Заметим, однако, что шампанское не относится к обычным напиткам спелеологов! На этот раз бутылки специально хранились четыре года, чтобы выпить их по случаю окончания исследований пропасти Пьера — одной из самых глубоких на земле.[57]

Исследованиям положил предел конечный сифон пропасти Пьера, и нам не удалось проникнуть в соседний грот Гуэй-ди-Эр, где подземный ручей системы Тромба выходит на дневную поверхность у подножия горы.

Грот Гуэй-ди-Эр (Око Ада) известен очень давно. Мартель снял его план еще в 1909 году. Кроме того, он не особенно велик, поскольку в ста пятидесяти метрах от входа уже упираешься в сифон, который я дважды пытался пройти. В 1930 году я нырнул в него просто в купальных трусах и без дыхательного аппарата и потерпел неудачу. В 1948 году, снабженный автономным скафандром системы Ле Прийер, к сожалению неисправным, я оказался не более счастливым.

Но после того как наш опыт с окрашиванием воды в Кум-Уарнед показал существование системы Тромба и ее прямую связь с гротом Гуэй-ди-Эр, интерес к преодолению сифона повысился, как никогда. Здесь заслуга принадлежит доктору Иву Дюфуру из Парижского спелеоклуба, который преодолел сифон в 1956 году, пользуясь скафандром системы Кусто-Ганьян, и констатировал, что за сифоном идет, по-видимому, очень длинная галерея. Вернувшись в Гуэй в 1957 году, он вновь прошел сифон, но, к несчастью, погиб в нем.

На следующий год трое наших товарищей-провансальцев решили вновь попытаться пройти зловещий сифон.

Первым нырнул Ги Морель. Он исчез под погруженным в воду сводом, и через полторы минуты три рывка веревки, за которую мы его держали, подстраховывая, сообщили нам, что он благополучно прошел сифон. Затем нырнул Ив Гриозель. Прошло две минуты — никакого рывка веревки, никакого сигнала не последовало. На третьей минуте последний аквалангист Жак Паран нырнул на поиски необъяснимо молчащего Гриозеля. Через нормальный промежуток времени, то есть через минуту сорок секунд, мы почувствовали три долгожданных рывка. Паран добрался благополучно. А Гриозель?

Зазвонил телефон, который захватил Морель, таща за собой телефонный шнур, и начался оживленный разговор.

— Что с Ивом? — спросили мы.

— А что с ним должно быть? Ив с нами, — удивился Морель.

— Но мы не получили от него условного сигнала — трех рывков веревки!

На несколько секунд телефон замолк, потом послышался голос Гриозеля.

— Простите меня, — сказал он, — Все прошло очень хорошо, но я был так счастлив успехом и тем, что прошел первый в жизни сифон, что позабыл о сигнале!

Так объяснилось наполнившее нас ужасом мертвое молчание.

Наши трое аквалангистов освободились от тяжелого и неудобного оборудования — масок, баллонов со сжатым воздухом и ластов — и отправились на короткую разведку вверх по подземному ручью. Так они прошли километр четыреста метров то вплавь, то бредя по воде. К сожалению, их остановил новый сифон с глубоко погруженным в воду сводом, в который они не смогли нырнуть, оставив все приспособления у первого сифона.

Неисследованный участок между конечным сифоном пропасти Пьера и гротом, в котором находится источник Гуэй-ди-Эр, теперь сузился до нескольких сот метров, но, чтобы попытаться покорить его, придется организовать новую экспедицию.

Оставалась еще одна не исследованная до конца пропасть в Кум-Уарнеде — Пюи-дю-Ван, которую я открыл в 1956 году и в которой штурмовой отряд остановился в 1958 году на глубине двухсот метров перед колодцем, так и оставшимся неисследованным из-за отсутствия надлежащего оборудования.

Для продолжения исследований в 1959 году новый штурмовой отряд был отправлен в Пюи-дю-Ван. Через двадцать часов отряд вышел на поверхность с совершенно неожиданным сообщением.

Все четыре члена отряда (Ив Феликс, Жорж Брандт, Марк Пуликен и Раймонда Кастере) долго блуждали по очень хаотичному залу на глубине двухсот метров, но, несмотря ни на какие усилия и попытки ориентироваться, колодца, о котором сообщали их предшественники в 1958 году, им обнаружить не удалось. Чтобы найти ответ на эту загадку, весной 1960 года был организован специальный поход налегке в Пюи-дю-Ван. В это время года снежный покров был еще довольно значителен, и активное таяние снегов никак не облегчало работы в пропасти, где вода текла со всех сторон.

Отверстие внутреннего колодца, которое, по правде сказать, действительно, трудно найти, было на этот раз обнаружено, но, к большому разочарованию, колодец оказался неинтересным: на глубине двадцати метров он заканчивался тупиком. Отряд уже собирался подняться и не солоно хлебавши вернуться в наземный лагерь, когда чье-то внимание привлек мощный ручей, которого летом не было, но который был полноводен весной и исчезал в узком, малозаметном ходе. Два человека (Каваллин и Раву) проникли в этот лаз и нашли весьма интересное "продолжение" — ряд расположенных друг над другом очень сильно орошаемых колодцев, в которые им удалось спуститься. Однако из-за отсутствия лестниц им пришлось остановиться у семидесятиметрового отвесного обрыва, по которому вода низвергалась грозным водопадом. Дно этого колодца должно было находиться на одном уровне с нижними этажами пропасти Пьера и где-то очень от него недалеко.

Эту весьма вероятную связь между Пюи-дю-Ван и пропастью Пьера надо было попытаться найти летом 1960 года. Юношам, настойчиво исследовавшим недра Кум-Уарнеда в течение пяти лет, такой успех, конечно, дал бы большое удовлетворение. Кроме того, эта связь положила бы конец трудоемкому и мучительному гидрогеологическому исследованию, которое мы взяли на себя и неуклонно продолжали в течение пяти кампаний в массиве Арба — одном из самых богатых пещерами в нашей стране.

Так, 26 июля 1960 года на поляне в Кум-Уарнед собралось восемнадцать спелеологов, а военные летчики из По вновь облагодетельствовали нас, сбросив все наше снаряжение на парашютах. Разбирая снаряжение (в общей сложности четыре тонны груза), мы с удивлением обнаружили какие-то плоские весьма тяжелые коробки, содержавшие, как мы сначала подумали, карбид кальция для питания наших ацетиленовых ламп. Но количество и вес этих коробок заставили нас предположить, что их содержимое не предназначено для освещения.

Вскрыв коробки, мы с недоумением увидели, что они наполнены мелкими камнями! Это был просто балласт, который летчики положили между нашим багажом для равновесия. В некоторых местах приземления парашютов коробки открылись и содержимое их высыпалось. Вскоре камешки скатятся под уклон, их унесут воды ручьев. А какой-нибудь попавший в эти края геолог найдет эти кусочки гранита, кварца и гнейса в известняковом массиве Арба, и находка покажется ему необъяснимой. Прежде чем он напишет заметку об этой аномалии, мне бы хотелось, чтобы он прочел эти строки, объясняющие, как обломки скал из аллювиальных наносов Гав-дю-По очутились (по воздуху!) на высоте 1300 метров на склоне сложенных из известняка гор Верхней Гаронны.

Летняя кампания 1960 года должна была быть полностью посвящена исследованию пропасти Пюи-дю-Ван, которую я открыл в 1956 году и исследовал всего на несколько метров. Поскольку в 1959 году в этой пропасти уже была достигнута глубина двести метров и было весьма вероятно, что она окажется значительно глубже, я решил вновь в нее спуститься.

Свое решение я принял не без внутренней борьбы, некоторых опасений и угрызений совести. Дело в том, что я сам себе поставил предел, решив, что с шестидесяти лет откажусь от спуска в пропасти, во всяком случае в большие пропасти. Я далеко перешагнул этот предел, и сам нарушил собственное решение, спустившись на глубину нескольких сот метров в пропасть Раймонды и в пропасть Пьера в 1958 и 1959 годах.

В 1960 году я уже на три года превосходил назначенный возраст и вновь нарушал свой обет, решив спуститься в Пюи-дю-Ван в возрасте шестидесяти трех лет…

В течение многих дней пропасть оборудовали, то есть все спускавшиеся в нее крепили лестницы и веревки в расположенных один над другим колодцах, очень характерных для Пюи-дю-Ван — пропасти, идущей почти вертикально до глубины ста пятидесяти метров. В эту пропасть, не похожую ни на одну другую из тех сотен пропастей, которые я повидал на своем веку, мы спустились вместе с Ивом Феликсом.

Начиная с входного отверстия, приходится протискиваться через извилистый лаз, потом скользить по бесконечному ряду диаклаз и спускаться по таким узким колодцам, что все время ощущаешь давление на спину и грудь. Для преодоления некоторых переходов приходится прибегать к гимнастическим упражнениям и труднейшим фокусам, чтобы добраться до небольших расширений, где вдвоем невозможно уместиться. Ждешь, пока компаньон уцепится и распластается на лестнице, и лишь после этого можно последовать за ним в вертикальный колодец (прямо какая-то акушерская спелеология!). И такое длится до глубины более ста метров. Не ощущается ни малейшего головокружения: настолько колодцы узки, сплющены и в них невозможно упасть, даже если пожелаешь — зацепишься и застрянешь между стенами. Но человек, склонный к клаустрофобии,[58] пережил бы здесь настоящий кошмар при мысли, что ему никогда не удастся выбраться из каменных объятий этой могилы, спрятанной в недрах горы.

Действительно, невольно задаешь себе вопрос: можно ли спасти заболевшего или раненого товарища в таком непрерывном ряду вертикальных ловушек и щелей? Этот вопрос задавали себе все участники экспедиции в Пюи-дю-Ван, иногда его обсуждали сообща; ответ был единодушным — тяжелораненого вынести на поверхность невозможно. Есть такие полости, в которых "ни в коем случае нельзя допустить, чтобы случилось несчастье".

По склонам, через трещины, извиваясь, как черви, продвигаясь ползком в любых положениях, так что иногда приходилось снимать каску и держать ее перед собой, мы добрались наконец до последнего наклонного лаза, к которому была прикреплена лестница.

— Внимание! — сказал мой спутник. — Мы теперь находимся на глубине ста двадцати метров, и с узкими проходами покончено. Сейчас мы попадем в большой зал и повиснем на его потолке.

Действительно, едва я освободился от объятий последней узкой щели, как очутился на лестнице, раскачивающейся над бездной, напомнившей мне переживание, уже ранее испытанное в пропасти Пьер-Сен-Мартен, когда, спустившись на глубину двухсот пятидесяти метров, внезапно оказывался висящим над гигантским залом Лепине. Но здесь ощущение еще более острое, так как до этого долго ведешь борьбу с бесчеловечно узкими лазейками, и лишь затем попадаешь в абсолютный мрак громадного зала.

Только внизу под собой угадываешь в глубине какие-то нагромождения камней, на которые вскоре приземляешься. Ив присоединяется ко мне, и под его руководством (он знает пропасть еще по прошлому году) я пробираюсь по очень наклонному залу, который мы обходим кругом.

— В длину триста пятьдесят метров с перепадом высот в сто метров, — уточняет Ив, — и сейчас мы находимся примерно в центре зала.

Высота свода колеблется от двадцати до пятидесяти метров, и при нашем скромном освещении мы его почти не различаем. Что касается ширины зала, то она нигде не превышает тридцати метров, и не знаешь, чем его считать — очень вытянутым залом или колоссальной подземной галереей.

Пересекая крутые склоны и хаотические нагромождения камней, мы доходим до верхнего конца зала, где свод резко понижается.

— За этим низким лазом пещера продолжается и вновь обретает значительные размеры, — сообщает Ив.

Я беру это сообщение на заметку и, удовлетворившись полученным описанием, решаю вернуться к подножию нашей веревочной лестницы, чтобы осмотреть другую половину зала.

Это и в самом деле очень большая пещера, которую мы пересекаем по невероятному хаосу камней. Поражаешься, когда осознаешь, что наш длительный и очень трудный спуск в исключительно узкий и извилистый колодец привел нас в циклопический подземный мир. Так это крохотное отверстие не зря проделано в величественном нефе,[59] оно лишь "глазок", столь же узкий и извилистый, сколь и благословенный, открывающий доступ в нижний этаж, необычайные пропорции которого привели меня в замешательство. Если бы только камни могли говорить…

По залу Ветра вьется и прыгает ручеек. Дойдя до нижнего конца зала, он меняет русло, растекается на множество рукавов, образуя одинаковые совершенно горизонтальные глинистые пляжи. Здесь был разбит подземный лагерь: три палатки с надувными матрасами и пуховыми спальными мешками, в которых умещалось девять человек.

Несмотря на мрачное, несколько дьявольское окружение лагеря, несмотря на низкие температуры и сырость, царящую в пропасти, его очень ценили различные сменявшие друг друга отряды, которые могли в нем отдохнуть, возвращаясь с очередного "штурма" пропасти. Один из нас, Жан-Мари Нико, прожил в лагере шесть дней и шесть ночей подряд, так что можно сказать, что он провел в нем двенадцать ночей.

Ручей полностью исчезает в самом низком месте зала через очень маленький ход, тот самый, который был обнаружен и пройден в апреле 1960 года во время нашего краткого весеннего похода.

Я подхожу вместе с Ивом, чтобы взглянуть на это отверстие, через которое струя воздуха, идущая вниз, жадно втягивает дым от сигареты моего спутника. Именно через это окно теперь и пробрались наши отряды, чтобы спуститься в многочисленные пятнадцати- или двадцатиметровые колодцы. Отряд I, который возглавлял Пьер Жиккель, пришел сюда 29 июля, но решил остановиться у большого колодца, чтобы произвести зондаж, прежде чем бросить лестницы и спустить людей. Отвесный зонд показал глубину девяносто четыре метра.

В момент, когда Жикель вытаскивал зонд, послышалось какое-то странное рычание, вслед за которым сразу же из колодца появилась пена. Из-за страшной грозы в Кум-Уарнед начался подъем подземных вод, сметавших все на своем пути. Жиккель, Лафон, Пуликен и Каррер едва успели спастись на выступах и стали ждать дальнейшего развития событий.

Поскольку они собирались только на короткую вылазку, у них с собой не было продуктов и лишь очень ограниченное освещение.

В большом зале Ветра вспомогательный отряд тоже был застигнут врасплох внезапностью и яростью подземного паводка: узкий проход оказался затопленным, закрытым и совершенно непроходимым. Только через тринадцать часов стало возможным по нему пробраться. Понижение уровня воды позволило вспомогательному отряду рискнуть спуститься в следующие колодцы до двадцатиметрового каскада, у подножия которого находились четверо отрезанных спелеологов. Теперь им можно было помочь выбраться под струями стекающих вод отступающего паводка.

Штурмовой отряд II тоже не избежал незавидного плена, во время которого четырем членам отряда пришлось делить между собой скудные запасы шоколада и несколько кусков сахару.

Новый отряд в свою очередь достиг края колодца с каскадом, падающим на глубину девяноста четырех метров. В него спустились Максим Феликс и Жан-Мари Ребуль. Двадцать четыре часа от наших двух разведчиков не было никаких вестей, но наконец с помощью Ива Феликса и Жоржа Брандта они вернулись из глубины пропасти. Их разведка дала самые обнадеживающие результаты, так как они неуклонно двигались вперед в смысле направления и глубины в сторону нижней части системы соседней пропасти Пьера.

Третий штурмовой отряд — Жан Паран, Пьер Лафон, Марк Пуликен и неутомимый Жан-Мари Ребуль — вновь направился в глубины Пюи-дю-Ван и поднялся на поверхность через сорок восемь часов с полной победой. Этим четверым удалось добраться до нижних этажей пропасти Пьера, совершив очень трудный, но очень эффектный переход. Оказалось, что пропасть Пюи-дю-Ван и пропасть Пьера образуют одну грандиозную пропасть глубиной шестьсот пятьдесят семь метров. За исключением некоторых очень небольших участков, система Тромба теперь была почти полностью известна и пройдена. И после того как удалось найти соединение пропастей, Пюи-дю-Ван оказалась одной из самых глубоких пропастей в мире (точнее говоря, четвертой).[60]

Остается еще пройти лабиринт из гигантских галерей, оставшихся необследованными из-за недостатка времени и крайней усталости членов отряда. Эти галереи могут сообщаться с пропастью Раймонды, расположенной очень близко. Это предположение послужит поводом для кампании 1961 года, которая, надеемся, будет успешной и даст новые интересные сведения.

XXXV

"Темные истории"

Само неприветливое название — спелеология — способствует тому, что обычно ее считают суровой наукой. Признавая, что этот род деятельности человека поднимает жгучие проблемы и открывает неожиданные перспективы, требуя в то же время отваги, силы и хладнокровия, все же надо сказать, что со спелеологами под землей случаются подчас весьма веселые истории, трагикомические приключения, бывают смешные ситуации, оживляющие чаще, чем полагают, монотонность и тяжесть суровых и опасных изысканий.

В давно разошедшейся книге под названием "Histoires au-dessous de tout" я собрал массу историй, которые должны были показать, что подземные исследователи не являются ни мизантропами, ни неврастениками; наоборот, это очень уравновешенные люди, не боящиеся козней и коварства подземного мира и не отступающие перед ними. Будучи проповедниками и последователями принципа: "В здоровом теле — здоровый дух", они при случае не отказываются от юмора в темных безднах и доносят смех — отличительное свойство человека — до самых недр земли.

Чтобы подкрепить это утверждение свидетельствами, тем более что они вполне уместны в моих воспоминаниях, я позволю себе рассказать несколько незначительных, но забавных приключений, случившихся со мной под землей.

В 1920 году, вскоре же после окончания Первой мировой войны, только что демобилизовавшись, я возобновил свою подземную деятельность, прерванную войной на четыре года. Однажды под вечер я оказался в Тарасконе. К ночи я дошел до скал Судур и около полуночи расположился на ночлег под навесом пещеры Прадиер, находящейся над большой горной осыпью.

Добравшись до пещеры, я стал свидетелем всегда яркого и поразительного зрелища — ночной грозы в горах. Раскаты грома эхом отдавались в глубине пещеры, и казалось, все дьяволы преисподней собрались здесь под гулкими сводами.

К двум часам ночи гроза прекратилась, и природа успокоилась. Я собрался уже спать, как вдруг услышал шаги на осыпи и шум посыпавшихся камней. Удивленный и встревоженный, я заметил, что шаги приближаются и поднимаются к пещере. Человек или животное? Пока я искал ответа на этот вопрос, шум все приближался, и вдруг неожиданно в торжественной тишине ночи послышалось звонкое чиханье, несколько сдержанное, окончательно поразившее меня, так как я понял, что приближается человек. Тут я вспомнил, что несколько часов назад в Тарасконе я делал кое-какие покупки в бакалейной лавочке-буфете и, разговаривая с бакалейщиком, задал ему два-три вопроса, чтобы уточнить дорогу, сказав, что намерен переночевать в пещере Прадиер. В лавочке находилось несколько человек, на вид — настоящие бандиты, закусывавшие в уголке. Намерения человека, поднимающегося к пещере в два часа ночи, по-моему, не вызывали сомнений; конечно, кто-то из вчерашней компании собирается застать меня врасплох в моем подземном убежище и ограбить. В ту же минуту, когда грабитель замер, напуганный собственным несвоевременным чихом, я услышал шаги еще нескольких человек, поднимавшихся по осыпи. Значит, сделана засада, причем в таком месте, где у меня не остается шансов на спасение.

Пробираясь на ощупь в полной темноте между камнями, рискуя сломать шею, я добрался до глубины пещеры и затаился. Когда немного рассвело, я отважился выйти.

Через минуту я уже был в центре первого зала, немного успокоился и стал внимательно прислушиваться к малейшему шуму, присматриваясь к любой подозрительной тени. Вдруг из-за камней показалось одновременно несколько неясных фигур, во всю прыть бросившихся удирать, так что эхо раздалось под гулкими сводами.

К счастью, это было последнее волнение за всю беспокойную ночь, так как я понял, что просто четыре овцы нашли убежище в пещере. Именно их приближение, их подъем по щебню напугали меня. Что касается чиха, нагнавшего на меня столько страха, то в эту ночь я убедился на собственной шкуре, что овцы кашляют и чихают совсем как люди!

Описанная мной тревожная ночь относится к 1920 году. А через десять лет я пережил другое ночное приключение, на этот раз не в пещере, а в жалкой пастушьей хижине, затерянной на высоте двух тысяч метров в массиве Мон-Моди. Сюда я пришел один, чтобы попытаться разгадать гидрогеологическую загадку Тру-дю-Торо — ключевую проблему, связанную с истоком Гаронны. После скитаний по горам с наступлением ночи я расположился на ночлег в бедной избушке поблизости от Тру-дю-Торо.

Скорчившись на затхлой подстилке из хвои, я пытался во сне забыть неудобства, выпавшие на мою долю. Предвиделась очень неприятная ночь, так как на дворе было весьма холодно. Все же убаюканный вечным монотонным завыванием водопада Тру-дю-Торо, я погрузился в сон, как вдруг посреди ночи внезапно пробудился. Кто-то изо всей силы дергал никуда не годную расшатанную и плохо пригнанную дверь моего убежища, которую я запер при помощи ледоруба. Приход ночного посетителя в одну из очень малочисленных хижин в массиве Маладета — уже само по себе достаточно удивительное событие. По силе рывков я решил, что это должен быть арагонский пастух, а может быть, заблудившийся путник. Потревоженный среди сна, я поднялся на своем ложе и громко спросил: "Кто там?" Мой вопрос, повторенный по-испански, остался без ответа.

Дверь перестала сотрясаться, все вновь погрузилось в тишину. Недоумевая, я уже начал спрашивать себя, не приснилось ли мне все это, когда дверь вновь начала сотрясаться, на этот раз дольше и еще более свирепо.

Настойчивость и упрямое молчание того, кто пытался ко мне вторгнуться, — вещи малоуспокоительные, и я решил в свою очередь действовать внезапно и бесшумно. Одним прыжком я вскакиваю на ноги, хватаю ледоруб, вторым прыжком распахиваю дверь, но там никого нет. Цепи гор купаются в сиянии полной луны, воздух морозен, все неподвижно, горы погружены в глубочайший покой. Поблизости нет ни дерева, ни камня, за которые мог бы спрятаться человек. Инстинктивно я обхожу вокруг хижины, держа ледоруб наготове, — там тоже никого нет, все совершенно пустынно. Взволнованный, я вновь ложусь, не переставая спрашивать себя: кто же все-таки дважды дергал мою дверь и сразу куда-то исчезал? Я начинаю думать, что это был медведь — животное, еще встречающееся в Центральных Пиренеях.

Короче говоря, я предавался своим эмоциям и самым разнообразным домыслам, но любопытство мое оставалось неудовлетворенным, пока однажды один профессор геологии, которому я рассказал свое неприятное приключение, не дал мне вполне естественного объяснения, которое, конечно, никогда не пришло бы мне в голову: массив Маладета довольно часто подвергается подземным толчкам, и, безусловно, именно два таких толчка сотрясали мою дверь. Я сам не почувствовал этого небольшого землетрясения, но обычно так и бывает, когда человек лежит на самой земле.[61]

В гроте Сигалер, о котором рассказано выше и в котором я когда-то бродил с моим братом Марсиалем, мы однажды были буквально пригвождены к месту целой серией потрескиваний, создававших впечатление, что свод вот-вот обрушится. Треск возобновлялся трижды, в то время как мы, прижавшись в страхе к колонне, не отрываясь смотрели на потолок, ожидая, что он сейчас разверзнется и раздавит нас. Потрескивание прекратилось, мы немного пришли в себя и решили продолжать исследование.

Через час, когда мы с трудом пробирались по подземному потоку, ужасный треск возобновился с такой силой, что, исчерпав все предположения, мы подумали о землетрясении. В тот же вечер инженеры Пиренейского электрического союза, строительная площадка которых находилась в том же массиве, объяснили нам явление, произведшее на нас такое сильное впечатление. Мы слышали звуки взрыва мин в одном из разрабатывавшихся туннелей. Время взрывов совпадало со временем, когда мы слышали треск. Оказалось, что звук способен проходить многие километры через скалу.

В верхних этажах подземной реки Лабуиш, которые я исследовал вместе с моим преданным спутником Жозефом Дельтейлем, мне тоже пришлось испытать сильное волнение, когда однажды до нас донеслись столь страшные, сколь и загадочные звуки. В то время как мы с большим трудом пытались пробраться ползком в узкий и извилистый лаз, покрытый липкой глиной, до наших ушей донесся неясный рев, быстро нараставший и потом так же быстро утихший. Никогда в жизни я не встречался с подобным явлением.

Мы были в нескольких километрах от входа в пещеру, и я терялся в догадках о происхождении странных звуков, которые не мог объяснить никакими естественными причинами. Однако на мой немой вопрос на лице у Дельтейля появилось двусмысленное, я бы сказал, насмешливое выражение, и мне показалось, что он знает об этом явлении больше, чем я.

— Ну, вы мне объясните наконец, в чем дело? — начал я, сильно заинтересованный.

— Да ведь сейчас шестнадцать часов тридцать минут.

— Шестнадцать тридцать? Ну и что?

— Значит, мы слышали поезд! Только что прошел поезд в шестнадцать тридцать.

Дельтейль, частый посетитель грота Лабуиш, был знаком с загадочным феноменом и знал, что железная дорога из Фуа в Сен-Жерон проходит над самой пещерой и что через известняковые скалы очень четко слышится шум проходящих тяжелых поездов.

Внезапное упоминание о поезде, который мчится среди освещенного солнцем пейзажа, заставило меня представить себе пассажиров, мирно сидящих в вагонах, покачивающихся из стороны в сторону, каждый из них погружен в свои мысли. Из всех пассажиров, от первого до последнего, рассеянного или озабоченного, внимательно смотрящего в окно или погруженного в чтение, могли хоть один вообразить, что у него под ногами, под ошеломляющей толщей скал два человеческих существа, затерянные в многокилометровом лабиринте, в это время за разговором ножами соскабливают с себя мокрую глину?!

Исследование пропасти Мартеля, открытой мной в 1933 году и в течение десяти лет считавшейся самой глубокой во Франции, досталось мне ценой больших усилий. Плохо снаряженный, работая с помощью жены и еще двух отважных, но неопытных товарищей, я пережил в этой пропасти беспокойные часы.

Во время моего первого спуска в эту пропасть я остановился на глубине шестидесяти метров там, где подземный каскад исчезает под нагромождением колоссальных камней, почти полностью закрывающих весь наклонный туннель. Обследовав это препятствие, я убедился, что оно находится в состоянии неустойчивого равновесия и малейший толчок может вызвать камнепад. Через несколько дней я отважился влезть на эту гигантскую ловушку, считая, что основные мои козыри — ловкость и малый вес.

Добравшись до вершины, я спустился по другую сторону, очень довольный, что прошел без всяких затруднений и что наклонный коридор идет дальше. Чары были разрушены, и с тех пор я много раз с женой и помощниками проделывал свои опасные упражнения. Но однажды произошла катастрофа. Каменный барьер, который я с самого начала счел очень опасным, но к которому мы постепенно привыкли, рухнул с ужасающим грохотом. Глыбы в три-четыре кубических метра летели кувырком и разлетались в стороны в русле потока, у которого мы все стояли. Чудом никого не задело, и во всей этой передряге погибла лишь часть оборудования, которое у нас буквально вырвало из рук.

В 1934 году в громадном гроте Шикер, расположенном в Атласских горах, я открыл подземную реку, протекающую по нижнему этажу, и уже собирался сесть в крохотную надувную лодку, когда услышал необычайный шум. Сильные взрывы заставили меня поспешно вернуться к веревочной лестнице, у верха которой на узком выступе должны были находиться носильщики и переводчик Ликси.

Подойдя к низу колодца, я с изумлением увидел, что пропасть надо мной освещена ровным светом и что взрывы и раскаты несутся сверху! Шум смешивался с каким-то ревом и выкриками, еще больше удивившими меня. Я цепляюсь за лестницу и начинаю подниматься. Но тотчас же до меня доносится голос Ликси, перекрывающий весь этот гам: "Не поднимайтесь, лестница горит!"

Я сваливаюсь вниз, ошеломленный и взбешенный, так как не могу понять, что же все-таки происходит. Я стою, прижавшись к каменной стене, ожидая, когда упадет лестница, которая, конечно, должна оборваться. Наконец взрывы становятся реже, слабее, и испуганный голос кричит: "Если можете, поднимайтесь!"

Я карабкаюсь по лестнице, но, прежде чем добраться до верха, попадаю в облако удушливого дыма и на ощупь заканчиваю подъем. Мой отряд в полном составе, но в каком виде! Сквозь густой дым я вижу почерневшие лица, задыхающихся людей, все кричат, кашляют, плачут одновременно.

Весь этот шабаш объяснялся просто, но как я мог об этом догадаться? Готовясь к длительному подземному походу, я решил взять запас карбидов для перезарядки наших ацетиленовых ламп. Совершенно разумная, даже просто необходимая предосторожность. Но вместо того чтобы использовать металлический бидон, человек, на обязанности которого лежало обеспечение этого запаса, предпочел бидону, показавшемуся ему слишком громоздким, большой капюшон собственного бурнуса. Пока я занимался разведкой в нижнем этаже, он, передвигаясь на четвереньках по узкому выступу, где все меня ждали, выронил все содержимое своего капюшона в водный бассейн у основания массивного сталагмита, к которому была прикреплена моя веревочная лестница.

Желая исправить свою неловкость, несчастный приблизил зажженную лампу к поверхности воды, в которой бурно кипели карбиды, и в результате произошел первый сильный взрыв, сопровождающийся пламенем, за которым последовали дальнейшие взрывы. Пока импровизированный ацетиленовый генератор не был полностью истощен, он все время давал пламя, взрывы и густой дым, а испуганные свидетели сбились в кучу и, не имея возможности потушить пламя, старались подбодрить себя криками. Лестница скрылась, оказавшись в центре пылающего костра, но, к счастью, она основательно намокла, пока ее прикрепляли к основанию сталагмита, и это спасло ее от обрыва. Носильщик, сильно обожженный, лежал в углу в полной прострации. У него были ожоги на руках, на лбу и на щеках, исчезла его короткая вьющаяся борода. Глаза чудом уцелели.

Когда волнение улеглось и каждый вновь занял свое место, я опять спустился, чтобы закончить прерванную разведку. Возвращение было мучительным. Все мы отравились ацетиленовым газом и чувствовали себя плохо, кружилась голова, началась рвота.

Другая сцена, достойная театра ужасов, разыгралась во время нашего беспокойного и тяжелого подъема из пропасти Хейль в Стране Басков. В 1934 году двум бельгийским спелеологам. Максу Козинсу и Ван дёр Эльсту, удалось спуститься в эту громадную пропасть (в то время она считалась второй во Франции). На следующий год эти двое молодых ученых пригласили меня повторить спуск вместе с ними в надежде, что в глубине удастся найти какие-нибудь еще неизвестные продолжения пропасти. В последний момент что-то помешало Козинсу принять участие в экспедиции, и мы с Ван дёр Эльстом спустились в пропасть вдвоем по новому для меня способу.

Отказавшись от электроновых и веревочных лестниц, эти два спелеолога-летчика исследовали пропасти с помощью простой крохотной металлической лебедки собственного изготовления. Так, опутав себя парашютными ремнями, поддерживаемые стальной проволокой с пятимиллиметровым сечением, мы спускаемся в эту пропасть, начинающуюся абсолютно отвесным обрывом, сразу на глубину ста сорока пяти метров (на четыре метра больше, чем высота шпиля собора Парижской Богоматери).

Несмотря на пренеприятное кручение тонкой проволоки над бездной, спуск прошел вполне благополучно. Мы побродили по нижним этажам пропасти и около девяти часов вечера вернулись к подножию большого обрыва и связались по телефону (соединенному посредством тонкого стального кабеля) с отрядом на поверхности, но телефон оказался неисправен, и разговаривать было очень трудно. Наконец голоса друзей дошли до нас. Нам сказали, что наверху черная ночь и идет сильнейший дождь. Не повреждено ли что-нибудь? Нашим двоим помощникам показалось, что приспособление действует не очень хорошо. Мой спутник напяливает на себя ремни, чтобы начать подъем, который обещает быть очень беспокойным, так как мы заметили какое-то позвякивание. Он сказал по телефону, что готов, и дал сигнал к началу подъема. К нашей большой радости, рывок прошел очень плавно, и подъем шел, по-видимому, вполне гладко. Но так продолжалось недолго. На высоте десяти метров произошла первая внезапная остановка, рывок — и длительный перерыв в подъеме. А сколько таких остановок с ужасающими паузами произошло во время этого подъема, который невозможно забыть?

Я испытывал сильнейшее беспокойство за товарища, раскачивающегося над пустотой все выше и выше, там, где обрыв проволоки был бы уже роковым. Ни на минуту он не терял спокойствия, ни разу не окликнул наших помощников, которые там, наверху, находились в страшном напряжении, боясь, что им не удастся нас вытащить из пропасти.

Естественно, что кроме волнений за товарища я испытывал также страх за себя. Прежде всего ремни, которые мне спустили на конце троса, удалось надеть и приладить лишь после бесконечных попыток, так как во время спуска они очень неудачно зацепились за выступ. Затем последовало почти точное повторение первого подъема: то остановка, то толчок, отвратительная вибрация и подергивание, так что каждый раз очень живо себе представляешь обрыв и падение в бездну… Лебедка, казалось, совсем вышла из строя. Кроме того, в темноте я плохо прикрепил ремни, которые причиняли мне боль, и я чувствовал, как под тяжестью всей этой сбруи и различных приспособлений я постепенно съезжаю набок.

Позднее, когда я спросил своего друга о его переживаниях во время этого рискованного предприятия, он признался, что все время спрашивал себя, начиная с какой высоты можно быть уверенным, что в случае падения умрешь на месте…

Подземный паводок — кошмар спелеологии, грозная опасность, одна из самых коварных и страшных, которая может встретиться под землей, где всяческих козней и так достаточно. Кто хоть однажды слышал глухой рев подземного паводка или видел внезапный подъем воды, никогда не забудет этого зрелища, которое будет продолжать тревожить порой его сон и заставлять разыгрываться воображение во время одинокого плавания в лодке под сводами, полными угрозы.

Однажды я плыл по подземной реке Лабуиш (Арьеж), исследованной мной на протяжении многих километров. Я уже возвращался и беспрестанно греб, скорчившись в маленькой надувной лодке. Вдруг однообразие плавания было прервано отдаленным и неясным гулом, в котором я узнал шум падающей воды. Это меня очень удивило, так как на Лабуиш всего два водопада, которые уже давно остались позади. Кроме того, шум нового загадочного водопада слышался впереди.